Воистину воскрес! Татьяна! А я вот грешным делом, автора этой книжки и не знаю. Хотя поправить это можно легко — достаточно погуглить. Но не хочу. Пусть эта книжка в моей памяти живет как народная сказка… Так мне приятнее вспоминать и думать о ней… И Вам здоровья и творческих успехов. За интересные рисунки — спасибо. Но это не рисунки, это настоящие фотографии. Тем они и ценны для меня...)
Маргарита, конечно все индивидуально. Но есть и нечто общее. К примеру, когда ведомые взгромождаются на шею ведущего, это вовсе не означает, что они стремятся туда, куда намерен их повести ведущий. Ровным счетом наоборот, они, сидя у ведущего на шее, сами превращаются в ведущих, и принуждают вести туда, куда им заблагорассудится. То есть используют ведущего как тягловое животное исключительно в собственных интересах. Кстати, насчет раздавания советов, тоже согласен: глупое, а я бы даже добавил, вредное это дело. Тем более, что никто из тех, кому я раздавал советы — в них не нуждался, а им было важно исключительно моё заинтересованное внимание к ним. А следовательно и моя энергия. Это своего рода энергетический вампиризм…
Маргарита, а что здесь спорить. Лучше, чем говорит Виктор по этому поводу, я не скажу: И ты тоже прав, Менухим Конечно гены играют существенную, может быть даже определяющую роль в становлении личности. Но именно через переходные предметы ребенок входит во взрослый, а читай больше — в человеческий мир. Переходные предметы — вроде ворот в социум. И человек, как бы это не звучало парадоксально, на всю жизнь остается в этих воротах, носит их на себе, как улитка носит свой домик. Да, у вас с братом были одни и те же переходные предметы, но вы то входили в эти ворота качественно по разному: вы- как ВЕДУЩАЯ, а он — как ВЕДОМЫЙ. И вы на всю жизнь остались ВЕДУЩЕЙ. И тут есть как достоинства, так и недостатки. Вы же сами говорили, что вам любят взгромождаться на шею — типа вези. А мне в свое время, когда я, став уже достаточно взрослым (а я был в семье за старшего брата), решительно сбросил с шеи одного такого, мне полу-обиженно, полу-ошеломленно было заявлено: НУ ТЫ ЖЕ ТАКОЙ… То есть роль ВЕДУЩЕГО, а точнее сказать везущего на шее всех, кто смог на неё взгромоздиться — прилипла ко мне намертво. И я её по кусочку сдирал с себя, как Чехов по капле выдавливал из себя раба.
Психоанализ, как таковой, никто наукой не называет.)
Маркус, ну так и литературу (искусство) и вовсе никто наукой не считает. Ну так и религию тоже никто наукой не считает. А тем более суеверия (заговоры, шаманство) тем более никто наукой не считает. Но они же существуют наряду с наукой. Если вы сводите жизнь человеческую исключительно к науке, то лично я не хотел бы жить в таком мире. Это еще хуже ГУЛАГа и фашистских концлагерей: шаг вправо и шаг влево от научного знания — расстрел))) А людей не способных к восприячтию научных знаний (а таковых вообще огромнейшее количество) и вовсе придется расстреливать, не давая им выходить из дома.)))
Мне первая часть марафона понравилась, потому что изначально указала на так называемую «точку сборки» всякой личности, а именно на переходные предметы и переходные явления. Еще повторяю: каковые переходные предметы у человека были в детстве — таков и сам человек. Едва ли ни всё мое творчество — взрослое углубление в мои собственные переходные предметы. Не вспоминание о них, а именно — заново их переживание. И вот сейчас хочу вас познакомить со своим самым главным моим переходным предметом. Полагаю, что и у вас этот предмет был тоже самым главным. Иначе вы не стали бы художниками слова. Это отрывок из опубликованной мной на литресе книги " Дуэль Агамурада с Бердымурадом" pisateli-za-dobro.com/books/191-duel-agamurada-s-berdymuradom.html Он длинный, может даже чрезмерно длинный. Но он полагаю стоит того, чтобы его рассматривать под микроскопом. + + +
А какое впечатление произвела на меня первая прочитанная книжка! До сих пор помню: она называлась «Волшебное слово». Я проучился тогда в первом классе месяца полтора и захотел записаться в школьную библиотеку. Которая, ты знаешь, была в центральной школе, а в нашей четырехлетке её не было. Я, наверное, с неделю собирался духом, чтобы пойти туда. И таки решился: сразу после уроков, не обедая, а лишь оставив дома ранец с учебниками – пошел. И не через мост в окружную, а напрямик: через канал – в октябре его еще можно было переходить вброд. Спустился там, где мы обычно купаемся; разделся: снял легкие кожаные сандалии с цветными полосатыми носочками, рубашку, брючки. А солнце – ласковое, не жгучее, уютно парит. Купаться – одно удовольствие. Но подумал, если зайду в воду в трусах, как намеривался, то они, сколько ни выжимай их, все равно будут мокрыми. А если одеть на мокрые трусы брюки, то на брюках выступят на попе мокрые пятна. И как с такими пятнами можно войти в школьную библиотеку?.. Хорошо, что никого на канале не было. Разделся догола, и перешел, а воды – больше чем по грудь и не было…Помню также, что вода была такая шикарная: не как парное молоко, каковой она бывает тут летом, а чуть прохладная и бодрящая… И так нетерпимо захотелось покупаться в ней… Но сдержался, разве что только один разок нырнул с головой, держа одежду над головой двумя руками… И от этого единственного нырка наслаждение получил неописуемое. Вышел из воды, обстоятельно оделся в сухую, хотя и чуток помятую одежду. И полностью обсох, дойдя до школы. В ней шли уроки второй смены. В пустом коридоре – царил полумрак. Такое бывает, когда после яркого прямого солнечного света заходишь в затененное помещение. Из закрытых классов доносились приглушенные таинственные голоса. С замиранием сердца прошел по всему коридору к библиотеке, чувствуя, как подо мной прогибаются половицы. Библиотека была открытой. Зашел, остановился. Тело от страшного волнения будто бы превратилось в столб. Язык отнялся. «Что тебе мальчик?» – Спросила меня библиотекарша, которая сидела за столом и пила чай из фарфоровой пиалы. Почему-то бросился в глаза её открытый лоб, который был густо покрыт бисеринками пота… «А можно записаться к вам?» – С огромнейшим трудом выдавил из себя я. «Можно. – Ответила она и потянулась к картотеке. – А ты в каком классе учишься?» «В первом!» – Боясь обрадоваться, ответил я? «В первом? – Удивилась она. – А мы первоклассников не записываем. – Но, увидев, наверное, как я ошеломленно обмер от расстройства, что готов был даже расплакаться, улыбнулась и спросила. – А ты читать-то умеешь?» «Умею, – ответил я, – меня отец загодя научил читать, – и для пущей убедительности добавил. – Он меня по школьному букварю учил». «Ну, ежели по школьному букварю… – улыбнулась библиотекарша, – тогда ладно, сделаю для тебя исключение. Ты в четырехлетке учишься?». «Да.» – Вдруг страшно смутившись от радости, ответил я. «А твоя фамилия, случайно не Ковин?» – Углядев мое смущение, улыбнувшись, спросила она. «Ковин». – ответил я. «Вот и я вижу, что похож на отца. – Сделав в журнале запись, сказала она. – Иди выбирай себе первую книжку.» «Хочу вот эту». – Загораясь от радости, сразу же сказал я, и указал пальцем на лежащую прямо на столе тоненькую книжку, название которой меня заворожило, едва вошел в библиотеку. «А, «волшебное слово» – это очень хорошая и поучительная книжка, – одобрительно сказала библиотекарша, – читай на здоровье» Изнемогая от огромного, распирающего меня изнутри счастья, я на бесчувственных ногах вышел из школы на яркий солнечный свет, упоенно зажмурился и, не удержавшись, прижал тоненькую книжку к груди, как давеча прижимал любимого щеночка. А сделав пару шагов под ослепительно сияющем солнцем, страстно захотел немедленно открыть книжку и погрузиться в сладостное чтение. Нетерпимо захотелось тотчас оказаться дома, за своим ученическим столом в углу гостиной комнаты. Но сразу же возникло и яркое видение, как торопливо перехожу вброд канал, и, поскользнувшись, падаю вместе с книжкой в воду. Я аж весь вздрогнул от обуявшего вмиг меня ужаса. Но и протест против намерения вернуться домой окружным путем, через мост, вздыбился во мне еще раньше, чем появилось само это намерение. И тогда, едва выйдя за ворота школьного двора, я вдруг сам не зная почему – направился в школьный абрикосовый сад. Сад принял меня по-отечески доброжелательно и радушно. Почудилось, будто он давно ожидал меня и, дождавшись, обрадовался. Спотыкаясь на подламывающихся от счастья ногах, я пошел к дальней стороне сада, к виноградникам. И, наверное, впал в транс: все мне виделось несказанно ярко, отчетливо, и казалось, будто я – наяву, в бодрости и ясном сознании вошел в собственный сон. Деревья, травинки и даже высохшие белые глиняные камни под ногами казались мне живыми существами. Которые хоть и заметили мое появление в саду, но продолжали тактично жить своею самоуглубленной невероятно красивой и счастливой жизнью. Продолжая прижимать вспотевшими пальцами книжку к груди, я подошел к забору и, пройдя чуток вдоль его, увидел пень от абрикосового дерева. Пень тоже мне показался живым существом. Он, как бы увидев меня раньше, чем я его, по-детски мне непосредственно обрадовался. А когда мы с ним, наконец, встретились взглядами, беззвучно сказал мне, чтобы я сел на него и начал читать вожделенную книжку. Я доверчиво повиновался, вежливо присел на краешек его, словно был в гостях. Но сразу читать не стал: подождал, когда уймется бешено колотящееся в висках сердце. А оно само вдруг раз и как бы остановилась. В саду стало оглушающее тихо. Тишина была такая, что стала напоминать густой студень, и в ней было даже слышно, как шелестят от едва заметного ветерка, потираясь друг о дружку, жестковатые абрикосовые листья. А когда вдруг застрекотал кузнечик, а следом за ним чирикнул воробушек, то эти звуки обрушились на меня, будто из громкоговорителя. Но я не испугался от неожиданности, а, наоборот, как-то даже обрадовался и успокоился. На душе сделалось уютно и ладно. Я посмотрел на залитые сверху янтарным солнцем виноградные лозы с резными разлапистыми зелеными листьями, из которых тут и там свисали тяжелые налитые солнцем гроздья со зрелыми, чуть ли не лопающими от сока янтарными виноградинками. Счастливо улыбнулся распахнувшейся внутренней улыбкой, уложил на сдвинутые колени тонкую книжку и с упоительным трепетом открыл её. А едва по слогам прочитал завораживающее название рассказа «Волшебное слово», вмиг перестал что-либо помнить и чувствовать вокруг. Ибо тут же, как понимаю теперь, и вошел ТУДА. И сразу же почувствовал: ТАМ меня ждали. Я увидел во всех подробностях, как только что видел сад – и мальчика, героя рассказа, и его бабушку, и его сестру. А старик, который сидел на скамейке – вообще, оказался каким-то фантастическим персонажем, непостижимо добрым и мудрым. Если бы я тогда верил в Бога, то подумал, что это в образе старика – мальчику явился сам Бог. Потому как от старика исходило ТАКОЕ величественное излучение спокойствия и благодушия, какое на меня не исходило никогда и ни от кого, даже от моего родного отца. Старик был как солнце, только вместо ярких и жгучих лучей от него струилось невидимое несказанно сладкое душевное тепло. Говорят же, что Бог – это любовь. И для меня тот старик был ошеломительно огромной любовью. Но тогда для меня, семилетнего пацана, старик был волшебником. Я сразу угадал в нем ХОЗЯИНА ВОЛШЕБНОГО СЛОВА. Полагаю, что именно тогда Бог Сам явился для меня из «волшебного слова», чтобы явить мне «волшебное слово». Впрочем, когда я только учился читать, понял, что все написанные слова – волшебные. Потому как они открывают вход – в волшебный мир, то есть – ТУДА. Произнесешь вслух или про себя слово «арбуз» и войдешь, скажем в мир арбуза… Но старик оказался гораздо больше волшебником, чем я мог подумать. Он сказал мальчику и самое волшебное слово из всех волшебных слов. Это слово – «пожалуйста»! Этим словом можно открывать человеческие души. И мальчик, воспользовавшись им, как ключом, открыл-таки души сестры и бабушки…
Виктор, привет. Но вот смотри, даже это, что ты сейчас сказал — есть вера. Поскольку ты веришь, в то что говоришь. Безусловно, ты, как всякий впрочем, человек, обладаешь знаниями. Ты прочитал энциклопедию, и все прочитанное ПРИНЯЛ НА ВЕРУ. Поскольку и ничтожно малой толики его не мог апробировать (подтвердить или опровергнуть) своим непосредственным жизненным опытом. Вопрос в другом. Вопрос в том. а способен ли ты вообще воспринять мою мысль так, как я её излагаю? Не знания, а именно мысль, как инструментарий. Или же твоя вера на столько закостенела (офанатела), что кроме своих субъективных (отчасти, иллюзорных знаний) ничего воспринять не способен по определению?
Ровным счетом наоборот. Узость в буквальном смысле — у сторонников«чистого знания» Поскольку у них кроме самого знания ничего больше не существует. А у меня (да и у Вас полагаю тоже) еще есть и НОСИТЕЛЬ (субъект) знания. который может при передаче знания, мягко говоря, преломлять его. Потому что или сам его не совсем верно понял, или не смог достаточно точно его выразить. Широта мышления проявляется у того, кто учитывает субъектность носителя знания. Особенно это важно, когда речь идет о таких глобальных понятиях, как Родина, семья, личность. Да и зачем далеко ходить — История тоже. Это же ведь тоже ЗНАНИЯ. Знание ведь не ограничены только формулами.
А вообще по большому счету вся мировая литература наполнена именно носителями знаний. Сами по себе знания (особенно «чистое знание») не являются предметом литературы по определению. Точно так же как и Религии не являются предметом науки.
Так, Елена, тут имеется ввиду знание, в котором нет человека (чистое знание). Типа мухи отдельно, котлеты отдельно. Ну это как таблица умножения. Но где оно это чистое знание? Знание, даже чистое, оно — ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА, и без человека бессмысленно. А вот уже человек, даже если он семи пядей во лбу, может ошибаться. То есть принимать иллюзию за реальность. При том знание, даже абсолютное, на 99% основано на вере. Люди ни только верят в Бога, но и верят в знание. И обучение знаниям в школе основано на вере. Мы верим учителям, а те в свою очередь верят научным и всяким другим авторитетам. Если бы каждый проверял ученые истины на собственном опыте, то мы как были в каменном веке, так там и остались. Именно Вера в Бога и в Знания — двигатель прогресса. Но Вера в сути своей — есть признание иллюзии как данности, имеющей право на существование в человеческом мире наряду с апробированными знаниями. Просто мы, веря авторитетам, а те в свою очередь — своему опыту и умозаключениям — воспринимаем нашу иллюзию как реальность.
Маркус, Вы вправе, конечно же устраниться от обсуждения. Но Вы сделали неверный (ошибочный) вывод насчет моего мировосприятия. У меня как раз именно научный взгляд на обсуждаемую проблему. Поскольку я придерживаюсь может быть самого современного научного взгляда на человеческую природу, опираясь на учение Ивана Павлова. У него вообще внешний мир (внешняя среда) представлена совокупностью раздражителей, на которые всякое живое существо реагирует рефлекторно, то есть инстинктивно. В животном мире — это безусловные и условные раздражители. Вторые и есть — иллюзия (блесна) В человеческом мире прибавилась к этим двум еще и третья сигнальная система — СЛОВЕСНАЯ. Так вот человек на все эти три вида раздражителей реагирует одинаково, как на безусловные, так и условные. так и словесные. И мы с Вами беседуя — просто на просто инстинктивно (рефлекторно) реагируем на условные (словесные) раздражители, поскольку безусловных раздражителей между нами нет (мы в виртуальной реальности). А реагируем по разному потому. что у нас рефлекторные механизмы сформированы по разному. Но самое принципиальное отличие в них в разности фундаментов, а именно в разных переходных предметах и явлениях.
Кстати, метамодерн призывает людей условно разбрестись по разным квартирам и кучковаться по сходству именно рефлекторного (инстинктивного) реагирования на окружающую среду, то бишь на совокупность раздражителей. А еще точнее — искать себе подобных по принципу реагирования. А это возможно только при совпадении переходных предметов и явлений. То есть — лучше меньше круг общения, но роднее...:)
Маргарита, если я задел, а тем более грубо, чувства других людей. то сделайте мне замечание. И я немедленно извинюсь. Но это замечание не должно быть голословным, иначе это будет наговор. А укажите на те места, которыми я задел чувства. И я, обещаю, немедленно уберу их из своего сообщения.
Так, Господи, Маркус, конечно же (цитирую Вас) «полученное знание объективно помогает выживать в непростых условиях». Я же утверждаю то, что во всяком объективном знании присутствует субъективность. То есть иллюзорность. Более того есть люди, которые объективное знание способны превратить чуть ли ни в абсолютную иллюзию.
Но мой посыл в том: если хочешь максимально приблизиться к пониманию объективного знания, то обязательно сделай поправку на субъективность высказывающего (или руководствующего) это знание. А самый верный (объективно точный) индикатор субъективности высказывающего — это его переходные объекты и явления. Ну если не хочешь остаться в дураках, принимаю чужую иллюзию за «правду жизни».
Ну вот мы и пришли к единой мысли. Без (цитирую Вас) «головы, в которой хранятся субъективные впечатления о предмете» — любые носители информации — мертвы есть. Они оживают только когда ими станет пользоваться «голова, в которой хранятся субъективные впечатления о предмете. То есть степень субъективности априори присутствует в любом знании о предмете и явлении. Но, и это принципиально, степень субъективности — величина не постоянная. Она ни только у всех людей разная, она и у одного человека бывает разной, в зависимости от тысячи причин. Так вот, у переходных предметов и явлений степень субъективности — максимальна. Что их вполне правомочно считать иллюзиями.
Вот, вот, Елена. и я к этому веду. Травмы, полученные в детстве принципиально излечимы. И вовсе не нужно вытеснять их в подсознание. Вполне достаточно бывает признаться себе в их существовании. Тот же психоанализ, кстати. И потом работать над собой. Практик наработано огромное количество — специальное дыхание, мантры. молитвы, да и самоприказ в конце концов. Нужно только захотеть это сделать. Многие травмированные этого не хотят: им вполне комфортно живется с этими травмами.
Ок. Договорились. Как только Вы в очередной раз переходите на личность (вот Вы и сейчас это сделали: «не нужно вешать на меня свои проблемы.») Я отправляю Ваш пост на экспертизу в администратору. И пусть они решают: если правила нарушаете Вы, то сделают Вам замечание; если правила нарушаю я — то пусть наказывают меня баном, или вообще удалением из Клуба, как провокатора на ругань… А ругаться с Вами, повторяю, не буду никогда.
Маркус, вот Вы сказали главное — «познание опытом». То есть человек — познает предметы и явления. А вот где хранится это знание о предметах и явлениях? В самом предмете, или в голове познающего? Я лично полагаю — в голове. А сам предмет, как был представлен образом (иллюзией), таковым и остается. И мы имеем дела не с самими предметами, а с нашими знаниями о них. И вот самое первое знание о предметах и явлениях окружающего мира у ребенка формируется спонтанно, как знание о переходных предметах. И оно уже по определению иллюзорное. Ибо еще не проверено опытом. это своеобразная первоначальная матрица — модель окружающего мира. И уже как первоначальное счастье или наоборот первоначальное несчастье входит фундаментом для всех последующих опытов. А потому наше познание на основание опыта изначально иллюзорно, ибо напрямую зависит от качества переходных предметов и явлений. Каковы переходные предметы — таков и жизненный опыт.
А к психоанализу я отношусь как к некому культурному явлению. Но ни в теории, ни в практике им не руководствуюсь. Для меня авторитет — Павлов.
Маргарита, ну да, это изощренная глупость (правда, я не понимаю, как глупость может быть изощренной). Ну, да я — человек глупый. Это я уже слышал от Вас тысячу раз. И что с того? Ну, глупый — так глупый. Кстати, правилами Клуба не возбраняется и глупым людям оставлять комментарии. Кстати, а вот Вы опять (тоже, наверное, в тысячный раз) нарушаете правила Клуба — переходите на личность. Если у Вас есть сказать что-либо по существу — скажите по существу. А если сказать нечего (ума, скажем, не хватает) — пройдите мимо. На ругань то провоцировать меня зачем? У Вас все равно это не получится…
Господи, Маркус, а разве реальный мир, который вокруг нас, не иллюзия? Вот у меня перед глазами деревянный табурет: он табурет только в моем воображении. На самом деле — это набор кусков сухого дерева, на молекулярном уровне — набор молекул, на атомарном — атомов, я уж не буду углубляться в кварки. И где на уровне кварков стул? А именно в качестве стула — он иллюзия, чистейший образ, «надетый» нашим воображение на определенным образом организованный набор кварков. Кстати, у «реального» стула есть еще и слово «стул», которое указывает на «реальный» стул. Так вот наше живое естество одинаково рефлекторно реагирует как на «реальный» стул, так и на слово, указывающее на него. Помнишь, я тебе писал про блесну? Так это тоже чистейшей воды иллюзия. То есть мы реально живем в иллюзиях. И ничего, кроме иллюзий (образов) вокруг нас нет и не может быть в принципе.
Я это к тому, что дети входят в мир человеческих иллюзий благодаря именно «переходным объектам и переходным явлениям». И каковы будут эти переходные объекты, таков и будет иллюзорный мир каждого конкретного человека. Вот к примеру тебя (ничего, что перешел на ТЫ?) в детстве бил отец, а Виктора Улина третировала мать, и вы вошли во взрослый мир через эти свои переходные объекты. А потому в ваших субъективных мирах неотделимой составной частью присутствует насилие. И вы до своего последнего вдоха будете смотреть на мир через призму насилия. Но это — исключительно ваша ИЛЛЮЗИЯ. Поскольку, на пример, у меня таковой иллюзии нет, меня, к счастью никогда отец не бил, и наоборот у меня было несказанно счастливое детство. И у меня переходные объекты и явления в подавляющей массе своей счастливые. Но это тоже иллюзия, в которой я живу. Скажем у Виктора несчастливая иллюзия, а у меня счастливая… И говорить о том, у кого она «реальнее» или, наоборот иллюзорнее — бессмысленно. Точно так же нельзя говорить кто из нас счастлив или несчастлив во взрослых иллюзиях. Виктор вполне бывает счастлив в своем тотальном несчастье, и даже бравирует этим. А я, наоборот, бываю несчастлив в своем счастье. Просто для него норма — несчастье, а для меня — счастье. Но эту норму в личности закладывают именно «переходные объекты и явления».
Мне очень знакомо это состояние души. Тысячу раз переживал его. Правда, никогда не мерз, но это наверное потому, что и на паперти не задерживался, а сразу входил в Храм. Не мерз, даже когда апрель вообще прикидывался северным полюсом. А таковое бывало и ни раз. Да и настраивать оркестр на небесах мне тоже не нужно было — он как начал играть для меня в детстве, так и до сих пор играет. А дым, который нарушает безмолвие пчел, для меня всегда кизячный… Сразу увидел своего покойного отца в пасечной маске, склонившегося над ульем. Спасибо за вызванную ассоциацию. Стихотворение великолепное.
Решил и я внести в общую копилку свои пять копеек. Хотя собирался написать что-то вроде эссе на очень близкую мне тему переходных объектов и переходных явлениях.
Я бегал, как дворовый мальчик. Но вместо Жучки – пес Каштан. Язык шершавый по щекам моим елозил, а я пальчик в собачью пасть совал, смеясь. И скрежетал зубами князь тьмы оттого, что был я счастлив, что пес Каштан меня увел туда, где дух игрою цвел, и сотворил Сам Бог там ясли, как филиал былого рая. И я, с Каштаном, псом, играя, жил в Богом созданном раю. И до сих пор я благость пью из детства, что любви источник… Мой Пушкин сердцем ведал точно: коль детство Словом проросло во взрослый мир, быть вдохновенью владычицей стихии слов… Игра – как жизнью упоенье! И счастлив тот, кто от рожденья играть в яслях у Бога мог, и в пушкинском стихотворенье изысканный зреть Бога Слог.
И Вам здоровья и творческих успехов.
За интересные рисунки — спасибо. Но это не рисунки, это настоящие фотографии. Тем они и ценны для меня...)
Кстати, насчет раздавания советов, тоже согласен: глупое, а я бы даже добавил, вредное это дело. Тем более, что никто из тех, кому я раздавал советы — в них не нуждался, а им было важно исключительно моё заинтересованное внимание к ним. А следовательно и моя энергия. Это своего рода энергетический вампиризм…
Маркус, ну так и литературу (искусство) и вовсе никто наукой не считает. Ну так и религию тоже никто наукой не считает. А тем более суеверия (заговоры, шаманство) тем более никто наукой не считает. Но они же существуют наряду с наукой. Если вы сводите жизнь человеческую исключительно к науке, то лично я не хотел бы жить в таком мире. Это еще хуже ГУЛАГа и фашистских концлагерей: шаг вправо и шаг влево от научного знания — расстрел))) А людей не способных к восприячтию научных знаний (а таковых вообще огромнейшее количество) и вовсе придется расстреливать, не давая им выходить из дома.)))
+ + +
А какое впечатление произвела на меня первая прочитанная книжка! До сих пор помню: она называлась «Волшебное слово». Я проучился тогда в первом классе месяца полтора и захотел записаться в школьную библиотеку. Которая, ты знаешь, была в центральной школе, а в нашей четырехлетке её не было. Я, наверное, с неделю собирался духом, чтобы пойти туда. И таки решился: сразу после уроков, не обедая, а лишь оставив дома ранец с учебниками – пошел. И не через мост в окружную, а напрямик: через канал – в октябре его еще можно было переходить вброд. Спустился там, где мы обычно купаемся; разделся: снял легкие кожаные сандалии с цветными полосатыми носочками, рубашку, брючки. А солнце – ласковое, не жгучее, уютно парит. Купаться – одно удовольствие. Но подумал, если зайду в воду в трусах, как намеривался, то они, сколько ни выжимай их, все равно будут мокрыми. А если одеть на мокрые трусы брюки, то на брюках выступят на попе мокрые пятна. И как с такими пятнами можно войти в школьную библиотеку?.. Хорошо, что никого на канале не было. Разделся догола, и перешел, а воды – больше чем по грудь и не было…Помню также, что вода была такая шикарная: не как парное молоко, каковой она бывает тут летом, а чуть прохладная и бодрящая… И так нетерпимо захотелось покупаться в ней… Но сдержался, разве что только один разок нырнул с головой, держа одежду над головой двумя руками… И от этого единственного нырка наслаждение получил неописуемое.
Вышел из воды, обстоятельно оделся в сухую, хотя и чуток помятую одежду. И полностью обсох, дойдя до школы. В ней шли уроки второй смены. В пустом коридоре – царил полумрак. Такое бывает, когда после яркого прямого солнечного света заходишь в затененное помещение. Из закрытых классов доносились приглушенные таинственные голоса. С замиранием сердца прошел по всему коридору к библиотеке, чувствуя, как подо мной прогибаются половицы. Библиотека была открытой. Зашел, остановился. Тело от страшного волнения будто бы превратилось в столб. Язык отнялся. «Что тебе мальчик?» – Спросила меня библиотекарша, которая сидела за столом и пила чай из фарфоровой пиалы. Почему-то бросился в глаза её открытый лоб, который был густо покрыт бисеринками пота… «А можно записаться к вам?» – С огромнейшим трудом выдавил из себя я. «Можно. – Ответила она и потянулась к картотеке. – А ты в каком классе учишься?» «В первом!» – Боясь обрадоваться, ответил я? «В первом? – Удивилась она. – А мы первоклассников не записываем. – Но, увидев, наверное, как я ошеломленно обмер от расстройства, что готов был даже расплакаться, улыбнулась и спросила. – А ты читать-то умеешь?» «Умею, – ответил я, – меня отец загодя научил читать, – и для пущей убедительности добавил. – Он меня по школьному букварю учил». «Ну, ежели по школьному букварю… – улыбнулась библиотекарша, – тогда ладно, сделаю для тебя исключение. Ты в четырехлетке учишься?». «Да.» – Вдруг страшно смутившись от радости, ответил я. «А твоя фамилия, случайно не Ковин?» – Углядев мое смущение, улыбнувшись, спросила она. «Ковин». – ответил я. «Вот и я вижу, что похож на отца. – Сделав в журнале запись, сказала она. – Иди выбирай себе первую книжку.» «Хочу вот эту». – Загораясь от радости, сразу же сказал я, и указал пальцем на лежащую прямо на столе тоненькую книжку, название которой меня заворожило, едва вошел в библиотеку. «А, «волшебное слово» – это очень хорошая и поучительная книжка, – одобрительно сказала библиотекарша, – читай на здоровье»
Изнемогая от огромного, распирающего меня изнутри счастья, я на бесчувственных ногах вышел из школы на яркий солнечный свет, упоенно зажмурился и, не удержавшись, прижал тоненькую книжку к груди, как давеча прижимал любимого щеночка. А сделав пару шагов под ослепительно сияющем солнцем, страстно захотел немедленно открыть книжку и погрузиться в сладостное чтение. Нетерпимо захотелось тотчас оказаться дома, за своим ученическим столом в углу гостиной комнаты. Но сразу же возникло и яркое видение, как торопливо перехожу вброд канал, и, поскользнувшись, падаю вместе с книжкой в воду. Я аж весь вздрогнул от обуявшего вмиг меня ужаса. Но и протест против намерения вернуться домой окружным путем, через мост, вздыбился во мне еще раньше, чем появилось само это намерение. И тогда, едва выйдя за ворота школьного двора, я вдруг сам не зная почему – направился в школьный абрикосовый сад.
Сад принял меня по-отечески доброжелательно и радушно. Почудилось, будто он давно ожидал меня и, дождавшись, обрадовался. Спотыкаясь на подламывающихся от счастья ногах, я пошел к дальней стороне сада, к виноградникам. И, наверное, впал в транс: все мне виделось несказанно ярко, отчетливо, и казалось, будто я – наяву, в бодрости и ясном сознании вошел в собственный сон. Деревья, травинки и даже высохшие белые глиняные камни под ногами казались мне живыми существами. Которые хоть и заметили мое появление в саду, но продолжали тактично жить своею самоуглубленной невероятно красивой и счастливой жизнью. Продолжая прижимать вспотевшими пальцами книжку к груди, я подошел к забору и, пройдя чуток вдоль его, увидел пень от абрикосового дерева. Пень тоже мне показался живым существом. Он, как бы увидев меня раньше, чем я его, по-детски мне непосредственно обрадовался. А когда мы с ним, наконец, встретились взглядами, беззвучно сказал мне, чтобы я сел на него и начал читать вожделенную книжку. Я доверчиво повиновался, вежливо присел на краешек его, словно был в гостях. Но сразу читать не стал: подождал, когда уймется бешено колотящееся в висках сердце. А оно само вдруг раз и как бы остановилась. В саду стало оглушающее тихо. Тишина была такая, что стала напоминать густой студень, и в ней было даже слышно, как шелестят от едва заметного ветерка, потираясь друг о дружку, жестковатые абрикосовые листья. А когда вдруг застрекотал кузнечик, а следом за ним чирикнул воробушек, то эти звуки обрушились на меня, будто из громкоговорителя. Но я не испугался от неожиданности, а, наоборот, как-то даже обрадовался и успокоился. На душе сделалось уютно и ладно. Я посмотрел на залитые сверху янтарным солнцем виноградные лозы с резными разлапистыми зелеными листьями, из которых тут и там свисали тяжелые налитые солнцем гроздья со зрелыми, чуть ли не лопающими от сока янтарными виноградинками. Счастливо улыбнулся распахнувшейся внутренней улыбкой, уложил на сдвинутые колени тонкую книжку и с упоительным трепетом открыл её.
А едва по слогам прочитал завораживающее название рассказа «Волшебное слово», вмиг перестал что-либо помнить и чувствовать вокруг. Ибо тут же, как понимаю теперь, и вошел ТУДА. И сразу же почувствовал: ТАМ меня ждали. Я увидел во всех подробностях, как только что видел сад – и мальчика, героя рассказа, и его бабушку, и его сестру. А старик, который сидел на скамейке – вообще, оказался каким-то фантастическим персонажем, непостижимо добрым и мудрым. Если бы я тогда верил в Бога, то подумал, что это в образе старика – мальчику явился сам Бог. Потому как от старика исходило ТАКОЕ величественное излучение спокойствия и благодушия, какое на меня не исходило никогда и ни от кого, даже от моего родного отца. Старик был как солнце, только вместо ярких и жгучих лучей от него струилось невидимое несказанно сладкое душевное тепло. Говорят же, что Бог – это любовь. И для меня тот старик был ошеломительно огромной любовью. Но тогда для меня, семилетнего пацана, старик был волшебником. Я сразу угадал в нем ХОЗЯИНА ВОЛШЕБНОГО СЛОВА. Полагаю, что именно тогда Бог Сам явился для меня из «волшебного слова», чтобы явить мне «волшебное слово». Впрочем, когда я только учился читать, понял, что все написанные слова – волшебные. Потому как они открывают вход – в волшебный мир, то есть – ТУДА. Произнесешь вслух или про себя слово «арбуз» и войдешь, скажем в мир арбуза… Но старик оказался гораздо больше волшебником, чем я мог подумать. Он сказал мальчику и самое волшебное слово из всех волшебных слов. Это слово – «пожалуйста»! Этим словом можно открывать человеческие души. И мальчик, воспользовавшись им, как ключом, открыл-таки души сестры и бабушки…
А вообще по большому счету вся мировая литература наполнена именно носителями знаний. Сами по себе знания (особенно «чистое знание») не являются предметом литературы по определению. Точно так же как и Религии не являются предметом науки.
Кстати, метамодерн призывает людей условно разбрестись по разным квартирам и кучковаться по сходству именно рефлекторного (инстинктивного) реагирования на окружающую среду, то бишь на совокупность раздражителей. А еще точнее — искать себе подобных по принципу реагирования. А это возможно только при совпадении переходных предметов и явлений. То есть — лучше меньше круг общения, но роднее...:)
Но мой посыл в том: если хочешь максимально приблизиться к пониманию объективного знания, то обязательно сделай поправку на субъективность высказывающего (или руководствующего) это знание. А самый верный (объективно точный) индикатор субъективности высказывающего — это его переходные объекты и явления. Ну если не хочешь остаться в дураках, принимаю чужую иллюзию за «правду жизни».
Многие травмированные этого не хотят: им вполне комфортно живется с этими травмами.
А ругаться с Вами, повторяю, не буду никогда.
А к психоанализу я отношусь как к некому культурному явлению. Но ни в теории, ни в практике им не руководствуюсь. Для меня авторитет — Павлов.
Я это к тому, что дети входят в мир человеческих иллюзий благодаря именно «переходным объектам и переходным явлениям». И каковы будут эти переходные объекты, таков и будет иллюзорный мир каждого конкретного человека. Вот к примеру тебя (ничего, что перешел на ТЫ?) в детстве бил отец, а Виктора Улина третировала мать, и вы вошли во взрослый мир через эти свои переходные объекты. А потому в ваших субъективных мирах неотделимой составной частью присутствует насилие. И вы до своего последнего вдоха будете смотреть на мир через призму насилия. Но это — исключительно ваша ИЛЛЮЗИЯ. Поскольку, на пример, у меня таковой иллюзии нет, меня, к счастью никогда отец не бил, и наоборот у меня было несказанно счастливое детство. И у меня переходные объекты и явления в подавляющей массе своей счастливые. Но это тоже иллюзия, в которой я живу. Скажем у Виктора несчастливая иллюзия, а у меня счастливая… И говорить о том, у кого она «реальнее» или, наоборот иллюзорнее — бессмысленно. Точно так же нельзя говорить кто из нас счастлив или несчастлив во взрослых иллюзиях. Виктор вполне бывает счастлив в своем тотальном несчастье, и даже бравирует этим. А я, наоборот, бываю несчастлив в своем счастье. Просто для него норма — несчастье, а для меня — счастье. Но эту норму в личности закладывают именно «переходные объекты и явления».
Я бегал, как дворовый мальчик.
Но вместо Жучки – пес Каштан.
Язык шершавый по щекам
моим елозил, а я пальчик
в собачью пасть совал, смеясь.
И скрежетал зубами князь
тьмы оттого, что был я счастлив,
что пес Каштан меня увел
туда, где дух игрою цвел,
и сотворил Сам Бог там ясли,
как филиал былого рая.
И я, с Каштаном, псом, играя,
жил в Богом созданном раю.
И до сих пор я благость пью
из детства, что любви источник…
Мой Пушкин сердцем ведал точно:
коль детство Словом проросло
во взрослый мир, быть вдохновенью
владычицей стихии слов…
Игра – как жизнью упоенье!
И счастлив тот, кто от рожденья
играть в яслях у Бога мог,
и в пушкинском стихотворенье
изысканный зреть Бога Слог.