Рождение одного стихотворения

Здравствуйте, дорогие друзья!

Сегодня премьера рубрики. Планируется целая серия таких статей, где мы побываем в святая святых – будем наблюдать многомерный творческий процесс создания поэтического произведения.

Первый человек, который согласился впустить нас в это священнодействие – Михаил Кульков. Читайте, удивляйтесь, высказывайтесь! А теперь слово Михаилу: 

История обнаружения некоторых странностей в повети Куприна «Гранатовый браслет» началось довольно прозаично. Размышляя над темой очередного стихотворения, в котором главной темой будет любовь, я задумался, как подойти к этой многострадальной теме по-новому, неизбито. Чтение воспоминаний Максима Горького о Куприне натолкнуло на мысль: а почему бы не попробовать рассмотреть любовную историю, исходя из символики камней. И тут, конечно же, сама собой напрашивалась драгоценность из рассказа Куприна. Чтобы освежить в памяти как выглядел браслет, достал том из собрания сочинений, отыскал нужное место и перечитал…

Казалось бы, всё. Но что-то в его описании меня насторожило. Одно дело = читать рассказ в юности, и совсем другое, когда опираешься на многосторонний опыт, полученный к зрелости. А что не так? Из-за чего возникло это внутреннее беспокойство, указывающее на неслучайность только что прочитанных фраз? Надо бы приглядеться более внимательно, и я перечитал:

«Он был золотой, низкопробный, очень толстый, но дутый и с наружной стороны весь сплошь покрытый небольшими старинными, плохо отшлифованными гранатами. Но зато посредине браслета возвышались, окружая какой-то странный маленький зеленый камешек, пять прекрасных гранатов-кабошонов, каждый величиной с горошину. Когда Вера случайным движением удачно повернула браслет перед огнем электрической лампочки, то в них, глубоко под их гладкой яйцевидной поверхностью, вдруг загорелись прелестные густо-красные живые огни».

И я, уже спешно, продолжил чтение до самого последнего слова… А ведь в конце повествования браслет надо повесить на икону Божьей Матери. И тут всплыло в памяти число. Я немедленно перелистал книгу, чтобы отрыть вторую главу:

«Кроме того, сегодня был день ее именин — 17 сентября.»

А ведь 17 сентября это день празднования иконы «Купина Неопалимая»! И что тут такого, спросите вы? Какая связь? А дело в том, что в повести не случайно ведётся разговор о художниках. Взгляните на эту икону Божьей Матери и соотнесите, как просит лирический герой повести с гранатовым браслетом:

Вот оно грубое золото по краям, четыре красных граната, обрамляющих зелёный. Почему четыре, а не пять? Так сказано перевернуть, тогда заиграют живые огни. А икона – это окно в горний мир Живых.

И всё это в форме звёзд! Причём здесь звёзды? В XVI веке, сложился символико-аллегорический образ иконы в виде восьмиугольной звезды, окружающей поясное изображение Божией Матери и Младенца-Христа.

В повествовании сказано, что гранаты не простые, а кабошоны. Куприн не просто разбирался в камнях, а по свидетельству Максима Горького, выигрывал пари по определению на глаз их принадлежности к тому или иному виду. Кабошон — это тип обработки камня. Звёздчатый эффект – это оптическое явление, некоторых драгоценных камней. «Звезда» на поверхности граната чаще всего бывает шестилучевая или четырёхлучевая. Сама звезда — один из древнейших символов вечности. В европейской традиции с XVIII столетия – символ высоких стремлений, а с конца того же столетия — эмблема счастья.

И последний камень в цепь браслета наших доказательств: Вера – женское русское личное имя старославянского происхождения. Оно является калькой с древнегреческого Πίστις (Пистис) — имени раннехристианской святой. В древнегреческой мифологии Πίστιος («Пистиос», верный) – один из эпитетов Зевса.

Может я чего-то не понимаю (возможно, дело в разнице юлианского и григорианского календарей), но именины Веры не 17-го, а 30-го сентября (Вера Римская, мученица, отроковица). Зато 17-го есть именины Николая, который её брат (и отец).

На этом можно было остановиться, но взаимосвязанных вещей в повести великое множество! К примеру, цепочка странностей, бросившаяся мне в глаза: золотой браслет, фамилия Желтков, акация (возможно, жёлтая) которую обнимает княгиня, слушая сонату №2. Перечитывая обнаружил и белую акацию, но в рассказе о браслете говорится, что в начале он был в серебре. Нашёл эпитеты жёлтого с самого начала, да и цепь у подарка Анны золотая, прикреплённая к книге.

Или взять другой пример. Сама история написания повести и временная взаимосвязь в передвижениях Куприна. Но из этого может получиться целый многостраничный трактат, поэтому я просто взял листок и разложил по пунктам:

1.В последнем письме Желтков напишет, что если она вспомнит о нём, то пусть сыграет ре-мажорную часть бетховенской «Сонаты № 2».

2.Соната для фортепиано № 2 Людвига ван Бетховена состоит из четырёх частей: 1) Allegro vivace, 2) Largo appassionato, 3) Scherzo. Allegretto, 4) Rondo. Grazioso.

3..«Largo»: L – римская 50, Арго́ (от фр. argot) — язык какой-либо социально замкнутой группы лиц, характеризующийся специфичностью используемой лексики, своеобразием её употребления, но не имеющий собственной фонетической и грамматической системы.

4.Среди любимых писателей Бетховена — древнегреческие авторы и Гомер.

5.Бетховен крайне редко использует Largo.

6.Корабль «Арго» из «Одиссеи» Гомера 50-ти вёсельное судно.

7.Соната для фортепиано № 2 ля мажор, op. 2 № 2 — сочинение Людвига ван Бетховена, написанное в 1794—1795 годах в Вене.

8.«Гранатовый браслет» — повесть написана в 1910 году

В апреле 1911 года Куприн вместе с семьёй выехал за границу, посещает ряд городов и в июле того же года возвращается в Россию через Вену. А Бетховен и Вена неразрывно связаны – вывод напрашивается сам. Тем более, что Бет-Х-овен: бета – это цифра «2», Х – римская «десять», овен — этопериод с 21 марта по 20 апреля. Про совпадение знака овна с римской «пять» я как-то раз писал в заметке: «Что в имени моём?», стоит ли повторятся…

Перечитал мною написанное, может что-то упустил? Подумал, и добавил:

Полагаю, что комментарии излишни. И это только поверхностный взгляд, не углубляясь далее…

А если всё-таки углубиться? Ведь профессия у Желткова – телеграфист, а в повести сплошь тире и точки. Может, это и не причём, но ведь и всё другое не было случайным выбором писателя. Или было? Сомнения…

Смелые допущения? И всё-таки, для очистки совести, чуть покопался в справочниках, так как бросается в глаза такие моменты, как: «г. К. – ». Точку с тире можно рассматривать как элемент азбуки Морзе – букву А, но можно и как «I.IV. – ». Но сразу же возник ещё вопрос, а какую кодировку он мог использовать, ведь были и азбука Морзе, и код Бодо́…

Осознавая своё невежество, с ужасом понял, что мне недостаёт ещё множества “мелочей”! Для понимания требуются, как минимум, знание ряда языков: идиш (арамейский), греческий, латынь, английский, немецкий, французский (старофранцузский), татарский (крымско-татарский).

Тяжело вздохнув, я отложил повесть, быстро набросал строки стихотворения, может кого-то они надоумят разобраться в этом смешении странностей:

ЗВЁЗДЧАТЫЙ КАБОШОН

Коснувшись раз, не прикоснуться вновь
К остатку от утраченного счастья.
Оно – браслет, не сжавший мне запястье,
Немая зелень смолкших соловьёв.

Лучи угасших звёзд пока скользят
По чёткам тьмы, не знающей о смерти –
Последний вздох в белеющем конверте - 
Гранатовою пядью к образам.

К чему теперь ненужные слова?
Зиме – мои объятия и плачи?
За морем слёз горюют Аппалачи –
Горе-минор «Сонаты № 2» …