Наталья, спасибо за комментарий. Но признаюсь, эту миниатюру я задумывал и писал, как поздравление женщин с Днем Женщины (8-е марта). В метафизическом (философском) плане для меня (а с возрастом эта понимание окрепло и обросло множеством конкретных деталей) – женщина — наивысшее существо во вселенской иерархии, уступающее по своей значимости может быть только Богу. Но безусловно — выше даже архангелов. Тут я невольно оспариваю библейский тезис о том, что женщина сотворена из ребра Адама. Тогда как по мне, ровным счетом наоборот, ни только Адам, но и весь вселенский мир, который сотворил Бог — сотворены из Женщины, из её метафизической Пустоты.
Даже если обратиться к так называемой фалократической культуре, навязанной мужчинами, то даже в этой культуре в «фалократической» пустоте женщины уже пребывают в зачаточном состоянии новые жизни и без какого-либо вмешательства мужчин. Так какое Начало первичнее: Женское или Мужское?
Так что, позвольте еще раз поздравить с Женским Днем всех женщин планеты, в том числе женщин нашего Клуба, ну и, конечно, ту, единственную для меня Женщину.
Интересно было бы, если бы администрация МСП как-нибудь коснулась этой темы- литагентов, договоров и тех подводных камней, которые встречаются на пути в этой окололитературной деятельности.)
Прекрасная идея! Полностью её поддерживаю. Но осуждение будет не полным без учета самого главного субъекта – читателя. Каков он, современный читатель, и как он относится к писательскому труду? Недавно мне попалось на глаза обсуждение живописной картины, напрямую связанную с писательством (ни только режиссеры фильмов отзывается на эту тему, но и живописцы). После этой статьи завязалась дискуссия (550 комментариев) Но читаются они как увлекательный роман. Тем более что участники обсуждения, судя по мастерству владения Словом – люди высокообразованные. Полагаю, что и нашей писательской братии будет интересно, как относятся к нам люди со стороны, читай, потенциальные читатели.
Здравствуйте, Галина! Лично я сразу понял, что Вы написали стихотворение об инвалидах. Ну. это потому что я Вас знаю давно. Но Ваше стихотворение настолько хорошо, что его можно распространить и на всех обездоленных, и на поэтах тоже, если они действительно ощущают себя обездоленными. Смысл хорошего стихотворения всегда больше того, который в него первоначально закладывает автор. Тем более, что оно нацелено на преодоление БОЛИ, а точнее превращение её в творчество. Лично я всегда уважал и уважаю тех людей, кто имеет в себе силы ЖИТЬ — НЕ БЛАГОДАРЯ, а — ВОПРЕКИ…
Но из сказанного Вами, Надежда, получается, что качественная рецензия — за денюшку, а «просто так» гарантировано только «что-нибудь». Печально.
А вот это уже наезд. По полагаю, что это недоразумение в буквальном смысле. Поскольку У Надежды – явный и я бы сказал, оригинальный жанр. Каждая её «рецензия» не есть рецензия в буквальном смысле. А – своего рода ЭССЕ, притом эссе мастерское и я бы сказал безупречное. Она берет за основу стихотворение, и пишет, какие конкретные мысли и ассоциации — это стихотворение у неё вызывает. То есть поступает точно так же как поэты пишут свои стихи: свободно, раскованно, ни на кого и ни на что не оглядываясь. Я бы рискнул назвать эти рецензии – авторскими стихотворениями в прозе. Безусловно, такое видение может расходиться с ожиданием поэта, на стихи которого пишется такое эссе.
И тогда нужно определиться: а нужны ли нам в Клубе такие «рецензии»? Или еще шире — имеет ли право рецензент высказывать свои личные соображения на то или иное рецензируемое произведение? Не лучше ли заказывать платные рецензии, как например, практикуется в Клубе платное опубликование в коллективных сборниках?
И наконец, последнее, по поводу «печали» Натальи Симановой. Надежда пишет вовсе не «что-нибудь», а — блестяще искрометно, как дай Бог всем нам писать. У неё великолепное чутье СЛОВА. И она им пользуется, как подобает настоящему Поэту.
В прекрасном самодостаточном эссе Надежда Бугаева затронула чрезвычайно важную для сегодняшнего времени тему «МЫ» — о поэтах-интеллигентах. Но мне кажется, что однобокое прямолинейное противопоставление «МЫ» и «ОНИ» сводит рассуждение на нет, поскольку из такого противопоставления нет выхода. Чтобы углубить эту проблему до трагичности, приведу взгляд интеллигентного Поэта на других таких же интеллигентных поэтов. Стихотворение Рубцова длинное, но оно стоит того, чтобы привести его целиком. И тогда окажется, что стихотворение Галины «МЫ» — луч света в поэтическом царстве, потому как она сама призналась, писала об инвалидах, а не о поэтах.
Глебу Горбовскому
Трущобный двор. Фигура на углу. Мерещится, что это Достоевский. И жёлтый свет в окне без занавески Горит, но не рассеивает мглу. Гранитным громом грянуло с небес! В трущобный двор ворвался ветер резкий, И видел я, как вздрогнул Достоевский, Как тяжело ссутулился, исчез… Не может быть, чтоб это был не он! Как без него представить эти тени, И жёлтый свет, и грязные ступени, И гром, и стены с четырёх сторон! Я продолжаю верить в этот бред, Когда в своё притонное жилище По коридору в страшной темнотище, Отдав поклон, ведёт меня поэт… Куда меня, беднягу, занесло! Таких картин вы сроду не видали, Такие сны над вами не витали, И да минует вас такое зло! …Поэт, как волк, напьётся натощак. И неподвижно, словно на портрете. Всё тяжелей сидит на табурете, И всё молчит, не двигаясь никак. А перед ним, кому-то подражая И суетясь, как все, по городам, Сидит и курит женщина чужая… – Ах, почему вы курите, мадам!— Он говорит, что всё уходит прочь, И всякий путь оплакивает ветер, Что странный бред, похожий на медведя, Его опять преследовал всю ночь, Он говорит, что мы одних кровей, И на меня указывает пальцем, А мне неловко выглядеть страдальцем, И я смеюсь, чтоб выглядеть живей. И думал я: «Какой же ты поэт, Когда среди бессмысленного пира Слышна всё реже гаснущая лира, И странный шум ей слышится в ответ?..» Но все они опутаны всерьёз Какой-то общей нервною системой: Случайный крик, раздавшись над богемой, Доводит всех до крика и до слёз! И всё торчит: В дверях торчит сосед, Торчат за ним разбуженные тетки. Торчат слова, Торчит бутылка водки, Торчит в окне бессмысленный рассвет! Опять стекло оконное в дожде. Опять туманом тянет и ознобом… Когда толпа потянется за гробом, Ведь кто-то скажет: «Он сгорел… в труде».
Елена, а вот как Вы по стихотворению определили, какая была критика — конструктивная или токсичная? Автор поставила критику в укор, что он чрезмерное внимание уделил «огрехам» стихосложения, то есть технике. А у технического совершенства предела нет. Так может быть критик побуждает автора к совершенству, которое теоретически недостижимо. Но стремиться к этому, да и критически побуждать к этому — разве грех? К тому же критик не обмолвился по поводу содержания, кроме «слезливой чепухи». Но может быть это и в самом деле «чепуха» и тем более «слезливая», что хуже вдвойне.
Лично я так и не понял, ЗАЧЕМ именно это стихотворение вынесено на обсуждения? Это что затравка, чтобы поговорить углубленно о культуре критики и критика?
Вопросы автору: а критик имеет право на самовыражение? И в том сетевом ресурсе, где критик высказал свое личное мнение, есть ли правила критики, каковые четко прописаны в нашем Клубе? Если автор считает, что она права, почему отказывает критику тоже быть правым? Тем более. что критик — «давний почитатель» — пора бы к нему привыкнуть и относиться с соответствующим образом. Короче, не понял. о чем стихотворение…
Ну и потом, вопрос вопросов; а есть ли объективный критерий, определяющий в чьем глазу «криво» — в глазу критика, или в глазу авторском? Вот если бы у читателя была возможность прочесть и стихотворение автора, и критику на него. А так на суд представлена лишь одна сторона… Получается, что автор пытается вовлечь читателя в самосуд…
Этот писатель точно не я. Во-первых, у моей бабушки не было замка, и жила она квартире одной из четырех моих тетушек. Во-вторых, в округе отродясь не было елей и лип. Хотя читать любил, едва освоил букварь. А вот в окно почти никогда не смотрел, поскольку оно выходило во двор и в нем ничего видно не было. Но ОЧЕНЬ любил смотреть на живые звезды, особенно безлунной ночью, когда они казались мохнатыми, как фаланги, которые летними ночами сползались на свет уличных фонарей…
Жаль, что у меня нет утвердительного ответа на заявленный вопрос, а шалить неудержимо хочется. Может быть пора уже и наступить на горло собственной песни…
Кстати, работа со словарями, особенно толковыми и энциклопедиями — это мое едва ли ни самое любимое увлечение, которое сопровождало меня всю мою сознательную жизнь. )) Для меня это — таинство, сродни магии.
Этот писатель — я, Георгий Костин. У меня врожденная неграмотность. Несмотря на то, что закончил филфак университета. Если бы ни ВОРД, я бы и сейчас сделал даже в этом сообщении кучу грамматических ошибок. И у меня есть реальный шрам на лбу от пендинки (пендиночной оспы). Ну а то, что еще не классик, так и классики при жизни таковыми еще не были.
И дополнительный ответ на пол-очка. Есть множество текстов, где я описывал себя ребенком и свою малую родину.
П.С. Полагаю, что мой ответ полностью укладывается в пожелание «Мы не ищем стандартных вопросов, мы хотим мыслить, творить, сиять, нам не нужна беззвёздная мука. Готовы пошалить?"» — Отвечаю: конечно готов.
Ну, раз притчей не особенно густо, хотя вроде бы должно наоборот, я выложу еще одну притчу, на этот раз — из сферы парадоксов.
Первый в жизни ответ на трудный вопрос
Мальчик подошел к отцу и спросил: — Папа, а почему ты — папа, а мама – мама, а я — мальчик, а дерево во дворе – дерево? Отец не нашел, что ответить. Ласково потрепал шершавой ладонью сыну волосы на голове, и признался: — Не знаю, сына. Наверное, потому, что так заведено. Мальчика не удовлетворил такой ответ, а, чтобы задать уточняющий вопрос: «кем заведено?» — он еще не дорос. Потому задумался сам. Может быть первый раз в своей жизни задумался. И его тут же осенило. Глаза его воодушевленно загорелись, и он едва ли ни вдохновенно выкрикнул: — Вот, ты, папа, не знаешь, а я уже – знаю: ты –папа, ПОТОМУ ЧТО папа; мама – ПОТОМУ ЧТО мама, я – мальчик, ПОТОМУ ЧТО мальчик, а дерево – ПОТОМУ ЧТО дерево. Отец улыбнулся, ласково прижал голову сына к своему теплому животу и сказал: -А что? Очень даже может быть. Спасибо, сына, что просветил. Теперь буду знать, что я – папа, ПОТОМУ ЧТО папа.
ЧЕТЫРЕ ПРИТЧИ С участием моего родного прадеда Финоши
1 «Деда, а что такое душа? — Спросила у Финоши любознательная внучка. — Наш учитель говорит: души нет, потому что её нельзя описать математически.» «Почему же нельзя? Можно. — Ответил Финоша. — Проще простого математически описать душу.» «Как, деда?! — Заинтересованно воскликнула внучка, сладостно предвкушая, как она завтра блистательно предоставит на уроке математики доказательство существования души. — Расскажи.» «Вот в математике есть универсальная формула: А минус Б равно С. Если переведем её на уровень арифметики, получим: от пяти яблок отнимаем три яблока, в сухом остатке — два яблока. А переведем её же на уровень жизни… Тут, конечно, сложнее. Придется воспользоваться подопытными собаками Павлова. Но ты не волнуйся, мы их мучить не будем. Разве что ради эксперимента — ненадолго безболезненно умертвим, но после эксперимента сразу же оживим обратно… Так вот, на место А ставим живую собаку, на место Б — эту же собаку, но мертвую. Произведем простейшее математическое действие — вычитание. И тогда на месте С окажется душа, или, если тебе будет угодно — чистая (бестелесная) жизнь собаки. Между живым телом собаки и её предполагаемым трупом — есть же разница? Есть. Вот эта разница и есть искомая душа…» «Боюсь за такое доказательство учитель меня обзовет мракобеской и влепит в классный журнал жирный кол». — Подумав немного, сказала внучка. «Влепит. — Согласился Финоша. — Но ты ведь у меня о душе спросила. Я тебе и ответил, как сам понимаю, что есть душа в математическом описании…»
2
«Пойдите-ка вы все прочь!» — Гневно вскрикнула лиса, поправляя наманикюренными коготками потекшую под заплаканными глазами черную тушь. Она пристально следила за лесной модой, и была хороша собой. Но ей не везло с кавалерами: то медведь ей выпадал, то волк, то, как сейчас — сразу оба, да еще кабана клыкастого для компании прихватили с собой. А тот отродясь не чистил зубов, и от него пахло псиной, словно не в лесу жил, а в презренной, сколоченной рачительным хозяином, конуре, да еще поди и на цепи тоже… «Как вы все мне надоели! Хуже горькой редьки…» — В сердцах добавила она, поглядывая краешком правого глаза в большое, прислоненное к стволу дуба, зеркало. «Нет, что ни говори, а я и в гневе лучше всех на свете…» — Удовлетворенно подумала она, но тут же вспомнив, что ей давно пора замуж, что она до опасной черты засиделась в девках, снова взгрустнула: «Что толку от неописуемой красоты, если нет в лесу никого, кто был бы под стать мне…»»
Но тут раздался стук то ли в дверь, то ли в дуб: перед лисой и её гостями-ухажерами предстал запыхавшийся Финоша. Он держал за талию большого покачивающегося рыжего лиса. Тот был в стельку пьян, вращал мутными глазами и что-то нечленораздельное мычал, словно был не лисом, а годовалым телком. Однако внешне выглядел изысканно: гусар-гусаром — шерстинка к шерстинке, торчащие ушки подстрижены, коготки подпилены и даже отшлифованы на оселке, на котором точилась между делом и его вострая сабля. Ну, а то, что пьян? — Так что с того: гусар должен быть храбрым и пьяным, точнее — то храбрым, то пьяным… «Вот нашел в соседнем лесу.» — Пояснил всем свое неожиданное появление Финоша. — Пьет третьи сутки. Соловьи в округе, надышавшись его перегаром, охрипли от заядлого пения, зайцы пятки себя отбили от нескончаемых танцев. Всех под дулом дуэлянтского пистолета заставил веселиться до упаду, а сам — с камнем тоски на шее бросился в кручину. Если бы я не успел, то утоп поди… Спаси его, Патрикеевна. — Обратился он уже непосредственно к лисе. — Пропадет ведь добрый молодец. По тебе сохнет. Сам как на духу признался мне, что и на мизиночный коготок не достоин тебя и красоты твоей. Пожалей ты его. Он ведь лесной гусар, а гусары в зеркала не смотрят. Посмотрел бы — увидел, что и сам собой хорош, и тебе под стать. Одним словом, возьми его в мужья, лисонька…» Лиса внимательно посмотрела на пьяного лиса, вспомнила, что именно в таком образе ей и явился суженый в недавнем сне. Потом искоса, но так же пристально поглядела на волка и медведя. А на кабана даже смотреть не стала: презрительно фыркнула… И согласилась.
Лис от негаданно обрушившегося на него счастья перестал пить. И даже в зеркало смотреть приучился: правда, видел в нем не себя, а свою любимую женушку. Вскоре лиса родила от него двойню: лисеночку и лисенка, и назвали их в честь моего прадеда, соответственно — афиногенкой и афиногенком…
3
«Поди туда, не зная куда и принеси то, не зная что.» — Приказал русский царь Финоше. «Хорошо.» — Ответил Финоша. Пошел и нашел там то, не зная что. «Ну, что, принес?» — Спросил его царь, когда он вернулся. «Принес.» — Скромно ответил Финоша. «Так скорее давай мне его. — Обрадовался царь. — Хочу, наконец, узреть воочию то, не зная что.» «Так оно — вот: перед вами. Я его положил на пол. И подвинул к вам…» — Ответил, кротко потупив взор, Финоша. — Но коли вы не видите того, что перед вами, как же сможете видеть то, что на окраинах Отечества?» — Почувствовав растерянное смятение в царской душе, нарочито недоуменным голосом добавил Финоша. «Так значит, то, не зная чего — уже лежит между нами?» — Воскликнул царь и с царским любопытством вгляделся в кондового русского мужичка: тот явно был не промах и себе на уме. «Да. — Кротким голосом ответил Финоша. — Чтобы найти то, не зная что, вовсе не обязательно ходить туда, не зная куда. Оно (это то, не зная что) — всегда перед нами. Нужно только смочь его разглядеть.» Царь нашел ответ Финоши смышленым и мудрым. Подумав самую малость, тут же предложил ему стать при дворе главным советником по замысловатым вопросам. Но Финоша отказался. Вернулся жить в свое глухое село в дальней Самарской губернии.
4
Финоша любил подшучивать над барракудой. «Ну, вот чего тебе в жизни не хватает?» — Порою укоризненно говорил ей он. — Зачем вырастила такие большие зубы? Ты ведь не волк же, в конце концов, который съел бабушку Красной шапочки… У сома зубов больше, однако они у него, хоть и острые, но мелкие, тонкие и приглаженные, как шерстинки. Не пасть, а — рыбья норковая шубка… А у тебя зубы — редкие, длинные, торчат в стороны: только и пугать ими малых детей. Ну, давай я тебе их хотя бы зубной щеточкой почищу. Не приученная, поди, родителями к утренней гигиене? Да и где у вас, у рыб, родители то? Как можно у вас узнать: где родной отец, а где родная мать… Сиротинушка ты моя лупоглазая…»
Другими словами, приручил-таки Финоша к себе дикую зубастую барракуду. Можно даже сказать — удочерил её. Стала она захаживать к нему в гости. Пить чаи, играть с внуками, изображая из себя страшное чудовище. Разинет, бывало, зубастую пасть, выпучит из орбит глаза, а дети — смехом заливаются. Хохочут, катаясь по полу, держась руками за животики. Совсем им не страшно: поскольку ежели у пугателя зубы до ужаса остры и огромны, но — доброе сердце, он ничего кроме смеха до колик у детей вызвать не может… А глядючи на детей, и сама барракуда вскорости выучилась смеяться. Ну, скажем, не смеяться (она как всякая рыбы — безголосая), а вот одаривать всех улыбками во всю широту своего доброго сердца стала определенно… А, выучившись улыбаться, и вовсе превратилась в русскую щуку, исполняющую любые желания… А тогда уже и сами дети уговорили её уйти в сказку. Чтобы она и сама жила вечно, и тысяча тысяч поколений русских детей сердечно радовались ей…
Полагаю, прежде чем говорить об интеллигентности, нужно дать формулировку этому понятию. Для меня интеллигентность – это личная ответственность за судьбу Отечества и все человечество в целом. Степень интеллигентности личности – прямо пропорциональна степени её ответственности. А я бы добавил еще – прямо пропорциональна и степени культуры русской словесности. А поскольку вся русская классическая литература зиждется на этой ответственности, то можно сказать, что и степень таланта русского писателя — так же ей прямо пропорциональна. Писатель может прямо не писать об интеллигентности (читай, ответственности), как это бывает чаще всего, но она (её наличие или отсутствие) проявляется между строк, витает в ауре художественного текста.
Это для меня самая больная тема. Но я так же давно нашел решение. Нынешняя система со всеми нынешними гениями и пошляками — не жизнеспособна. Бороться с пошлостью, находясь в русле этой системы =- бессмысленно. При любом раскладе, даже при тактической победе над пошлостью — конец один — полный и безоговорочный крах системы, который уровняет и пошляков и гением: все сойдут в единую братскую могилу. Поэтому ныне нужно бороться не с пошлостью в литературе. а создавать (СОЗИДАТЬ) модель абсолютно нового мироустройства, в котором априори не будет пошлости. и Толстой снова займет подобающее ему место в культуре, ибо его творчество бессмертно. То есть — бороться нужно с пошлостью не напрямую — лоб в лоб, а — за будущее. Пошляки его создать не смогут по определению. а мы, скажем так, не равнодушные к судьбе Отечества писатели — сделать это можем. И ДОЛЖНЫ это сделать.
Не обидно, что никто не видит Ваш нимб? И почему выключаете? Чтобы можно было хулиганить?
Совсем не обидно. Поскольку мой нимб от Бога и я ношу его исключительно как форменную фуражку, которой меня наделил Бог. А выключаю, чтобы не перегорел, ибо берегу его как зеницу ока. А хулиганить — не хулиганю. Как стал служить Богу, так перестал хулиганить. Впрочем, Он иногда Сам побуждает меня к хулиганству, Но это должно быть изысканным хулиганством. чтобы ни один бес (комар) носа не подточил
Здрасте, да он уже засветился у меня четверть века назад. Но у него есть современная особенность: его можно выключать, чтобы не раздосадовать попусту. Ну типа, не всем дано нимбы зреть. Но я на словах никогда и не скрывал, что являюсь нимбоносителем.
Хорошо, я в любом случае пишу вступительную вещь, Посылаю на утверждение Асатуровой. Если она позволит, выставлю в общедоступном формате. Если забракует, то вышлю одной Вам.
Господи, Ольга, да медитация — это и есть созерцание. Просто для меня созерцание не самоцель, а средство (промежуточный этап) для совершенствования… Кстати сказать, я уже наверное половину века чуть ли ни ежедневно практикую это…
Но признаюсь, эту миниатюру я задумывал и писал, как поздравление женщин с Днем Женщины (8-е марта). В метафизическом (философском) плане для меня (а с возрастом эта понимание окрепло и обросло множеством конкретных деталей) – женщина — наивысшее существо во вселенской иерархии, уступающее по своей значимости может быть только Богу. Но безусловно — выше даже архангелов. Тут я невольно оспариваю библейский тезис о том, что женщина сотворена из ребра Адама. Тогда как по мне, ровным счетом наоборот, ни только Адам, но и весь вселенский мир, который сотворил Бог — сотворены из Женщины, из её метафизической Пустоты.
Даже если обратиться к так называемой фалократической культуре, навязанной мужчинами, то даже в этой культуре в «фалократической» пустоте женщины уже пребывают в зачаточном состоянии новые жизни и без какого-либо вмешательства мужчин. Так какое Начало первичнее: Женское или Мужское?
Так что, позвольте еще раз поздравить с Женским Днем всех женщин планеты, в том числе женщин нашего Клуба, ну и, конечно, ту, единственную для меня Женщину.
Прекрасная идея! Полностью её поддерживаю. Но осуждение будет не полным без учета самого главного субъекта – читателя. Каков он, современный читатель, и как он относится к писательскому труду? Недавно мне попалось на глаза обсуждение живописной картины, напрямую связанную с писательством (ни только режиссеры фильмов отзывается на эту тему, но и живописцы). После этой статьи завязалась дискуссия (550 комментариев) Но читаются они как увлекательный роман. Тем более что участники обсуждения, судя по мастерству владения Словом – люди высокообразованные. Полагаю, что и нашей писательской братии будет интересно, как относятся к нам люди со стороны, читай, потенциальные читатели.
dzen.ru/a/ZItYTpsTgm4oOHWZ
Печально.
А вот это уже наезд. По полагаю, что это недоразумение в буквальном смысле. Поскольку У Надежды – явный и я бы сказал, оригинальный жанр. Каждая её «рецензия» не есть рецензия в буквальном смысле. А – своего рода ЭССЕ, притом эссе мастерское и я бы сказал безупречное. Она берет за основу стихотворение, и пишет, какие конкретные мысли и ассоциации — это стихотворение у неё вызывает. То есть поступает точно так же как поэты пишут свои стихи: свободно, раскованно, ни на кого и ни на что не оглядываясь. Я бы рискнул назвать эти рецензии – авторскими стихотворениями в прозе. Безусловно, такое видение может расходиться с ожиданием поэта, на стихи которого пишется такое эссе.
И тогда нужно определиться: а нужны ли нам в Клубе такие «рецензии»? Или еще шире — имеет ли право рецензент высказывать свои личные соображения на то или иное рецензируемое произведение? Не лучше ли заказывать платные рецензии, как например, практикуется в Клубе платное опубликование в коллективных сборниках?
И наконец, последнее, по поводу «печали» Натальи Симановой. Надежда пишет вовсе не «что-нибудь», а — блестяще искрометно, как дай Бог всем нам писать. У неё великолепное чутье СЛОВА. И она им пользуется, как подобает настоящему Поэту.
Глебу Горбовскому
Трущобный двор. Фигура на углу.
Мерещится, что это Достоевский.
И жёлтый свет в окне без занавески
Горит, но не рассеивает мглу.
Гранитным громом грянуло с небес!
В трущобный двор ворвался ветер резкий,
И видел я, как вздрогнул Достоевский,
Как тяжело ссутулился, исчез…
Не может быть, чтоб это был не он!
Как без него представить эти тени,
И жёлтый свет, и грязные ступени,
И гром, и стены с четырёх сторон!
Я продолжаю верить в этот бред,
Когда в своё притонное жилище
По коридору в страшной темнотище,
Отдав поклон, ведёт меня поэт…
Куда меня, беднягу, занесло!
Таких картин вы сроду не видали,
Такие сны над вами не витали,
И да минует вас такое зло!
…Поэт, как волк, напьётся натощак.
И неподвижно, словно на портрете.
Всё тяжелей сидит на табурете,
И всё молчит, не двигаясь никак.
А перед ним, кому-то подражая
И суетясь, как все, по городам,
Сидит и курит женщина чужая…
– Ах, почему вы курите, мадам!—
Он говорит, что всё уходит прочь,
И всякий путь оплакивает ветер,
Что странный бред, похожий на медведя,
Его опять преследовал всю ночь,
Он говорит, что мы одних кровей,
И на меня указывает пальцем,
А мне неловко выглядеть страдальцем,
И я смеюсь, чтоб выглядеть живей.
И думал я: «Какой же ты поэт,
Когда среди бессмысленного пира
Слышна всё реже гаснущая лира,
И странный шум ей слышится в ответ?..»
Но все они опутаны всерьёз
Какой-то общей нервною системой:
Случайный крик, раздавшись над богемой,
Доводит всех до крика и до слёз!
И всё торчит:
В дверях торчит сосед,
Торчат за ним разбуженные тетки.
Торчат слова,
Торчит бутылка водки,
Торчит в окне бессмысленный рассвет!
Опять стекло оконное в дожде.
Опять туманом тянет и ознобом…
Когда толпа потянется за гробом,
Ведь кто-то скажет: «Он сгорел… в труде».
Лично я так и не понял, ЗАЧЕМ именно это стихотворение вынесено на обсуждения? Это что затравка, чтобы поговорить углубленно о культуре критики и критика?
Да за то ли дрался?
Чтобы получить удовольствие от критики. Не одному же автору получать удовольствие от своего написания.
Ну и потом, вопрос вопросов; а есть ли объективный критерий, определяющий в чьем глазу «криво» — в глазу критика, или в глазу авторском? Вот если бы у читателя была возможность прочесть и стихотворение автора, и критику на него. А так на суд представлена лишь одна сторона… Получается, что автор пытается вовлечь читателя в самосуд…
Жаль, что у меня нет утвердительного ответа на заявленный вопрос, а шалить неудержимо хочется. Может быть пора уже и наступить на горло собственной песни…
И дополнительный ответ на пол-очка. Есть множество текстов, где я описывал себя ребенком и свою малую родину.
П.С. Полагаю, что мой ответ полностью укладывается в пожелание «Мы не ищем стандартных вопросов, мы хотим мыслить, творить, сиять, нам не нужна беззвёздная мука. Готовы пошалить?"» — Отвечаю: конечно готов.
Первый в жизни ответ на трудный вопрос
Мальчик подошел к отцу и спросил:
— Папа, а почему ты — папа, а мама – мама, а я — мальчик, а дерево во дворе – дерево?
Отец не нашел, что ответить. Ласково потрепал шершавой ладонью сыну волосы на голове, и признался:
— Не знаю, сына. Наверное, потому, что так заведено.
Мальчика не удовлетворил такой ответ, а, чтобы задать уточняющий вопрос: «кем заведено?» — он еще не дорос. Потому задумался сам. Может быть первый раз в своей жизни задумался. И его тут же осенило. Глаза его воодушевленно загорелись, и он едва ли ни вдохновенно выкрикнул:
— Вот, ты, папа, не знаешь, а я уже – знаю: ты –папа, ПОТОМУ ЧТО папа; мама – ПОТОМУ ЧТО мама, я – мальчик, ПОТОМУ ЧТО мальчик, а дерево – ПОТОМУ ЧТО дерево.
Отец улыбнулся, ласково прижал голову сына к своему теплому животу и сказал:
-А что? Очень даже может быть. Спасибо, сына, что просветил. Теперь буду знать, что я – папа, ПОТОМУ ЧТО папа.
С участием моего родного прадеда Финоши
1
«Деда, а что такое душа? — Спросила у Финоши любознательная внучка. — Наш учитель говорит: души нет, потому что её нельзя описать математически.» «Почему же нельзя? Можно. — Ответил Финоша. — Проще простого математически описать душу.» «Как, деда?! — Заинтересованно воскликнула внучка, сладостно предвкушая, как она завтра блистательно предоставит на уроке математики доказательство существования души. — Расскажи.» «Вот в математике есть универсальная формула: А минус Б равно С. Если переведем её на уровень арифметики, получим: от пяти яблок отнимаем три яблока, в сухом остатке — два яблока. А переведем её же на уровень жизни… Тут, конечно, сложнее. Придется воспользоваться подопытными собаками Павлова. Но ты не волнуйся, мы их мучить не будем. Разве что ради эксперимента — ненадолго безболезненно умертвим, но после эксперимента сразу же оживим обратно… Так вот, на место А ставим живую собаку, на место Б — эту же собаку, но мертвую. Произведем простейшее математическое действие — вычитание. И тогда на месте С окажется душа, или, если тебе будет угодно — чистая (бестелесная) жизнь собаки. Между живым телом собаки и её предполагаемым трупом — есть же разница? Есть. Вот эта разница и есть искомая душа…» «Боюсь за такое доказательство учитель меня обзовет мракобеской и влепит в классный журнал жирный кол». — Подумав немного, сказала внучка. «Влепит. — Согласился Финоша. — Но ты ведь у меня о душе спросила. Я тебе и ответил, как сам понимаю, что есть душа в математическом описании…»
2
«Пойдите-ка вы все прочь!» — Гневно вскрикнула лиса, поправляя наманикюренными коготками потекшую под заплаканными глазами черную тушь. Она пристально следила за лесной модой, и была хороша собой. Но ей не везло с кавалерами: то медведь ей выпадал, то волк, то, как сейчас — сразу оба, да еще кабана клыкастого для компании прихватили с собой. А тот отродясь не чистил зубов, и от него пахло псиной, словно не в лесу жил, а в презренной, сколоченной рачительным хозяином, конуре, да еще поди и на цепи тоже… «Как вы все мне надоели! Хуже горькой редьки…» — В сердцах добавила она, поглядывая краешком правого глаза в большое, прислоненное к стволу дуба, зеркало. «Нет, что ни говори, а я и в гневе лучше всех на свете…» — Удовлетворенно подумала она, но тут же вспомнив, что ей давно пора замуж, что она до опасной черты засиделась в девках, снова взгрустнула: «Что толку от неописуемой красоты, если нет в лесу никого, кто был бы под стать мне…»»
Но тут раздался стук то ли в дверь, то ли в дуб: перед лисой и её гостями-ухажерами предстал запыхавшийся Финоша. Он держал за талию большого покачивающегося рыжего лиса. Тот был в стельку пьян, вращал мутными глазами и что-то нечленораздельное мычал, словно был не лисом, а годовалым телком. Однако внешне выглядел изысканно: гусар-гусаром — шерстинка к шерстинке, торчащие ушки подстрижены, коготки подпилены и даже отшлифованы на оселке, на котором точилась между делом и его вострая сабля. Ну, а то, что пьян? — Так что с того: гусар должен быть храбрым и пьяным, точнее — то храбрым, то пьяным… «Вот нашел в соседнем лесу.» — Пояснил всем свое неожиданное появление Финоша. — Пьет третьи сутки. Соловьи в округе, надышавшись его перегаром, охрипли от заядлого пения, зайцы пятки себя отбили от нескончаемых танцев. Всех под дулом дуэлянтского пистолета заставил веселиться до упаду, а сам — с камнем тоски на шее бросился в кручину. Если бы я не успел, то утоп поди… Спаси его, Патрикеевна. — Обратился он уже непосредственно к лисе. — Пропадет ведь добрый молодец. По тебе сохнет. Сам как на духу признался мне, что и на мизиночный коготок не достоин тебя и красоты твоей. Пожалей ты его. Он ведь лесной гусар, а гусары в зеркала не смотрят. Посмотрел бы — увидел, что и сам собой хорош, и тебе под стать. Одним словом, возьми его в мужья, лисонька…» Лиса внимательно посмотрела на пьяного лиса, вспомнила, что именно в таком образе ей и явился суженый в недавнем сне. Потом искоса, но так же пристально поглядела на волка и медведя. А на кабана даже смотреть не стала: презрительно фыркнула… И согласилась.
Лис от негаданно обрушившегося на него счастья перестал пить. И даже в зеркало смотреть приучился: правда, видел в нем не себя, а свою любимую женушку. Вскоре лиса родила от него двойню: лисеночку и лисенка, и назвали их в честь моего прадеда, соответственно — афиногенкой и афиногенком…
3
«Поди туда, не зная куда и принеси то, не зная что.» — Приказал русский царь Финоше. «Хорошо.» — Ответил Финоша. Пошел и нашел там то, не зная что. «Ну, что, принес?» — Спросил его царь, когда он вернулся. «Принес.» — Скромно ответил Финоша. «Так скорее давай мне его. — Обрадовался царь. — Хочу, наконец, узреть воочию то, не зная что.» «Так оно — вот: перед вами. Я его положил на пол. И подвинул к вам…» — Ответил, кротко потупив взор, Финоша. — Но коли вы не видите того, что перед вами, как же сможете видеть то, что на окраинах Отечества?» — Почувствовав растерянное смятение в царской душе, нарочито недоуменным голосом добавил Финоша. «Так значит, то, не зная чего — уже лежит между нами?» — Воскликнул царь и с царским любопытством вгляделся в кондового русского мужичка: тот явно был не промах и себе на уме. «Да. — Кротким голосом ответил Финоша. — Чтобы найти то, не зная что, вовсе не обязательно ходить туда, не зная куда. Оно (это то, не зная что) — всегда перед нами. Нужно только смочь его разглядеть.» Царь нашел ответ Финоши смышленым и мудрым. Подумав самую малость, тут же предложил ему стать при дворе главным советником по замысловатым вопросам. Но Финоша отказался. Вернулся жить в свое глухое село в дальней Самарской губернии.
4
Финоша любил подшучивать над барракудой. «Ну, вот чего тебе в жизни не хватает?» — Порою укоризненно говорил ей он. — Зачем вырастила такие большие зубы? Ты ведь не волк же, в конце концов, который съел бабушку Красной шапочки… У сома зубов больше, однако они у него, хоть и острые, но мелкие, тонкие и приглаженные, как шерстинки. Не пасть, а — рыбья норковая шубка… А у тебя зубы — редкие, длинные, торчат в стороны: только и пугать ими малых детей. Ну, давай я тебе их хотя бы зубной щеточкой почищу. Не приученная, поди, родителями к утренней гигиене? Да и где у вас, у рыб, родители то? Как можно у вас узнать: где родной отец, а где родная мать… Сиротинушка ты моя лупоглазая…»
Другими словами, приручил-таки Финоша к себе дикую зубастую барракуду. Можно даже сказать — удочерил её. Стала она захаживать к нему в гости. Пить чаи, играть с внуками, изображая из себя страшное чудовище. Разинет, бывало, зубастую пасть, выпучит из орбит глаза, а дети — смехом заливаются. Хохочут, катаясь по полу, держась руками за животики. Совсем им не страшно: поскольку ежели у пугателя зубы до ужаса остры и огромны, но — доброе сердце, он ничего кроме смеха до колик у детей вызвать не может… А глядючи на детей, и сама барракуда вскорости выучилась смеяться. Ну, скажем, не смеяться (она как всякая рыбы — безголосая), а вот одаривать всех улыбками во всю широту своего доброго сердца стала определенно… А, выучившись улыбаться, и вовсе превратилась в русскую щуку, исполняющую любые желания… А тогда уже и сами дети уговорили её уйти в сказку. Чтобы она и сама жила вечно, и тысяча тысяч поколений русских детей сердечно радовались ей…
Совсем не обидно. Поскольку мой нимб от Бога и я ношу его исключительно как форменную фуражку, которой меня наделил Бог. А выключаю, чтобы не перегорел, ибо берегу его как зеницу ока. А хулиганить — не хулиганю. Как стал служить Богу, так перестал хулиганить. Впрочем, Он иногда Сам побуждает меня к хулиганству, Но это должно быть изысканным хулиганством. чтобы ни один бес (комар) носа не подточил
Здрасте, да он уже засветился у меня четверть века назад. Но у него есть современная особенность: его можно выключать, чтобы не раздосадовать попусту. Ну типа, не всем дано нимбы зреть. Но я на словах никогда и не скрывал, что являюсь нимбоносителем.