Писатель пишет для себя или для людей?
Писатель, ориентирующийся на отклик читателя,— несамодостаточный?
~~
Мнения разделились. Глава Русского литературного центра Никита Митрохин сказал следующее: «У писателя должна быть самодостаточность. Делать что-то нужно не для того, чтобы похвалили, а потому что нравится. А почему нравится — это не нужно анализировать. В какой-то момент я сбросил с себя все «нельзя» и стал писать о том, что мне интересно. И для тех, кому это может быть интересно. Спустя годы, в беседе с Константином Кедровым, узнал, что по такому принципу действовали все поэты-шестидесятники. Делай что должен и будь что будет — давняя мудрость.»
~~
Иначе считает Дмитрий Шеваров, писатель, член Совета экспертов премии «Лицей»: «Если поэту не нужен ближний, то тем более ему не нужен дальний. А кто дальний? Дальний — это читатель. <…> А прочитают ли когда-нибудь его стихи условные тетя Маня или дядя Гриша — об этом и в мыслях нет.
И всё это наводит на горькие размышления о русской словесности вообще».
~~
Шеваров, в отличие от Митрохина, полагает, что пишущий должен ориентироваться на своего реципиента — читателя, чтобы не погрязнуть в «самодостаточности», как в четырех стенах, во «тьме», где нет места диалогу с тётей Маней и дядей Гришей: «Выйти же из своих четырех стен, чтобы обнять, утешить, выслушать ближнего – нет, не хотят, не умеют.»
~~
Близкого мнения придерживается и поэт, Член союза писателей Рунета Алексей Скволыгин: «Я ищу выступления, потому что настоящий поэт — тот, кто не просто пишет в стол или для издателя и издания книг, а тот, кто читает свои произведения.»
~~
С одной стороны, писатель или поэт — деятель искусства, а искусство подразумевает напряжённую внутреннюю деятельность, неподдельное сопереживание миру и созидание личного высказывания о мире через художественные образы. Чем искреннее и напряжённее эта работа, тем тоньше и пронзительнее произведение искусства.
~~
Высокий результат невозможен и без таланта, данного от природы. Это значит, что не выйдет взять любого кудрявого паренька и при должном усердии воспитать из него Пушкина, даже если скармливать ему по 10 книжек в день и приставить к нему не одну Арину Родионовну, а три. От осинки не родятся апельсинки. Нельзя натренировать баклажан быть апельсинкой, так сказать, и усердие баклажана тут ни при чём.
~~
То есть искусство рождается из напряжённого эмоционального и интеллектуального взаимодействия с жизнью, миром, людьми, собой, а через инструмент таланта — гения — этот диалог качественно перерождается в литературу, музыку, живопись… И не только: работа талантливых и выдающихся конструкторов, математиков, экономистов, медиков, садоводов и проч. — такое же искусство, если в их труде соединились природный талант и напряженный поиск истины.
~~
Значит, Эйнштейн не «стал Эйнштейном» — он родился им, природа создала его «машиной для физики», вложила в черепную коробку малютки Эйнштейна мозг, безупречно подходящий для физики, а в грудную клетку — сердце, жаждущее скрипичной музыки и исследований. Родись Эйнштейн в доисторические времена, до изобретения физики, он изобрел бы её, так как иначе не смог бы приложить себя. Но на самом деле, именно он не мог родиться раньше: это был бы уже не он, так как истинный Эйнштейн должен был наследовать всем предыдущим поколениям физиков. Как и Григорий Перельман.
Очевидно, что работа Эйнштейна — это искусство. Его формулы и выводы — это поэзия в физике. Быть Эйнштейном — это постоянно иметь бурлящие идеи в голове, ряды цифр и вычислений, непрекращающееся внутреннее стремление постигать законы бытия и вычислять параметры этих законов. Есть красота в осознании физических законов вселенной. Вот почему быть Эйнштейном — значит быть «машиной для физики». Звучит слишком по-роботному, так что скажем иначе: сосудом для физики. Физика переполняет сосуд и должна изливаться. Нельзя перестать быть собой, прекратить процесс внутреннего познания и созидания. Мотор перестает работать, лишь когда иссякает топливо жизни.
~~
Так вот, вернемся к исходному вопросу: и для кого вычислял и созидал Эйнштейн? Для себя или для людей? Что первично?
~~
Кажется, что в первую очередь для себя: это проявление его духовной жизни, а, согласно Сократу, разум человека — это и есть душа. Постижение Бога, истины и жизни есть развитие души. Следовательно, Эйнштейн прежде всего выполнял свою личную задачу на Земле, реализовывал самого себя таким, каким его создал Творец. Например, если посадить семя кабачка в почву, оно должно реализовать себя: стать полноразмерным кабачком. Иначе семени незачем существовать.
~~
Вы знаете, мой пример забавен, но я люблю забавные примеры и потому продолжу с кабачком. Но разве кабачки существуют и развиваются сами для себя? Как «вещь в себе» и «сама для себя»?
~~
Зачем же тогда тысячи огородников раздают своим знакомым спелые кабачки? Зачем делятся с людьми? Разве истинная цель кабачка — не принести пользу человеку? Если бросить налившийся кабачок на грядке и не отдать его никому, разве это не оставит чувство бесплодности, бессмысленности созревания этого кабачка? Зачем тучному кабачку самодостаточность? Разве самодостаточный кабачок не зреет впустую?
И разве не так же с людьми-созидателями?
Разве истинная цель физических вычислений Эйнштейна не в том, чтобы обогатить ими человечество? Разве цель Шекспиров, Пушкиных, Гумилевых не в том, чтобы их кто-то прочёл? Разве созданное поэтом и никем, кроме него, не прочитанное стихотворение не подобно тучному кабачку, оставленному на грядке?
~~
Но то стихи. Они рвутся из души, как плач, и ничего с ними не поделаешь. Стихи — побочный продукт тайной жизни души. Как яблоня даёт яблочки, так и поэт даёт стишки, и ничего с этим не поделаешь. Их можно не собирать, тогда они будут просто валиться в траву. Можно собирать в сборники, в пакеты, дарить людям, просить взять бесплатно, потому что иначе пропадут… А можно опустить руки, но яблонька от того не перестанет давать плоды. Известный факт: от пренебрежения яблоки кислеют, мельчают. Яблоне нужен уход, иначе она как будто разочаровывается в собственном существовании и не видит смысла давать тучный сладкий плод.
~~
Яблоня не самодостаточна. А человек?
~~
Представим, что Эйнштейн писал формулы (почти как стихи, но — формулы) для себя. Не на заказ, не для других, не ожидая чужой похвалы или признания. Писал формулы, потому что писалось. Открывал законы всякие физические, теории формулировал… Но с людьми не делился. В стол складывал. Зачем, спрашивается? Кажется, что физический закон не имеет смысла, будучи положенным в стол. Там он вроде и есть, а вроде его и нет.
Допустим, Эйнштейн одумался и решил поделиться с миром. То есть перестал быть самодостаточным физиком. Физику-то он изучил благодаря открытым трудам сотен поколений предыдущих физиков, а значит, должен положить что-то туда, откуда брал. Чтобы не быть вором, так сказать. И вот наш Эйнштейн берёт свои бумаги и идёт их издавать. Рукописи свои подсовывает, говорит: я физик, я наисследовал, прошу принять в разработку сии теории.
А его рукописи не читают. Как так? А у нас уже есть физики, говорят ему, настоящие физики, вон они работают. А вы эпигон, графоман, бумажкомаратель. Чем вы докажете, что вы физик, а не Вася Пупкин, возомнивший себя физиком?
Ну, вы прочитайте мои рукописи, сами всё увидите, — отвечает Эйнштейн. А ему в ответ: да тут миллион страниц! Нет времени читать. Если читать всё, что приносят такие, как вы, то жизни не хватит. Вот вы докажите сначала, что вы физик, а тогда мы прочитаем.
И всё, наш Эйнштейн понуро ушёл, а мир никогда не узнал о теории относительности. Почему так произошло?
Наш гипотетический Эйнштейн какое-то время существовал самодостаточно. Он не был частью мира науки, пока автономно сочинял у себя в кабинете. И когда он решил вернуться к людям, причём не абы каким людям, а к коллегам, они его уже не приняли: его не знали, а коллегиальность держится на том, что все друг друга знают.
Тот же Пушкин с отрочества крутился около литературы. Легче ворваться в искусство с чем-то, что не требует глубокого и долгого вчитывания. Со скульптурой, например, или с песней. А вот с рукописями такое врывание уже не работает. Вообразите, что Пушкина никто не знал, а потом он захотел «ворваться» с «Борисом Годуновым». Огромный текст! Его никто не стал бы читать. Но разве можно Пушкину написать по ролям целую историческую драму только для себя, потому что пишется? Чтобы Варлаама не исполнял Шаляпин? Писалось, вот и написал. А прочитают или нет, исполнят или нет — это уже не важно…
~~
Почему же смог ворваться Перельман со своим доказательством гипотезы Пуанкаре?
~~
Напомню, он сообщил мировому математическому сообществу, что есть результаты, издал статьи, была собрана научная коллегия, перед толпой коллег Перельман всё расписал мелом на пятиметровой доске, потом 2 года коллеги изучали написанное и по итогам присудили Перельману миллион, от которого тот отказался.
~~
Почему Перельманом не пренебрегли, почему согласились выслушать его и потратили на него своё драгоценное время?
~~
А Перельман всю жизнь «крутился около науки». Он работал в университете и не имел перерывов на «самодостаточность». Он исследовал математику не для себя — а для людей, и потому ему пришлось всю жизнь крутиться в этом треклятом университете, систему которого он презирал, чтобы плоды его трудов сообщество ученых согласилось принять. Ему пришлось ездить в Америку и читать лекции. Как только его труды приняли, нужда крутиться отпала: Перельман плюнул коллегам-коррупционерам в лицо, а от миллиона отказался.
~~
Поведи он себя самодостаточно раньше, его никто не принял бы всерьез. Диалог с Васей Пупкиным повторился бы: здравствуйте, я доказал гипотезу и хочу поделиться с мировым научным сообществом моими выводами. А вы вообще кто? Вы физик или математик, чтобы на вас тратить время? Докажите сначала, что вы не эпигон и не баклажан, и тогда ваши рукописи — возможно — посмотрят. — У меня не рукописи, у меня пятиметровая доска…
~~
Не наступи Перельман на собственное горло и не крутись в своём университете, чтобы сформировать репутацию, его доказательствами даже не подтёрлись бы: их бы проигнорировали. И коллеги не поехали бы его слушать, и 2 года никто не вчитывался бы в формулы. Даже если бы формулы были все те же! После первого года остановились бы: господа, а вам не кажется, этот фраерок не физик, а брехло? Не станемте тратить время на очередного. Расходимся!
~~
То же самое и с литературой. Если поэт/писатель самодостаточен и не крутится с отрочества около литературы, а пишет в стол, его впоследствии не пустят на порог. Мальчиков и девочек с улицы априори считают эпигонами и баклажанами, и мировое сообщество не уделит драгоценных секунд своего времени новому имени.
~~
Самодостаточные деятели искусства вызывают скепсис. У них нет репутации среди коллег, нет тех, кто введёт их в общество и представит, а без этого любой Эйнштейн и Перельман будет априори низведен до качества городского сумасшедшего, тычущего в людей своими рукописями.
~~
Но это ничего. Раз Гумилёв с Брюсовым без конца издавали, издавали свои стихи, значит, быть «несамодостаточными» нормально. Если Пушкин и Дельвиг посылали свои труды издателям и отказывались писать «для себя», то, значит, самодостаточность — это нередко разновидность ханжества.
~~
Красивая картинка: вот писатель пишет лично для себя, в ус не дует, изливает из себя великолепие, и только он собрался закинуть стишата в стол, как подскочил издатель, стишата перехватил, издал, все читают и слёзы счастья вытирают.
~~
А наш писатель такой: ой, ну, сам не ожидал. Пишу-то я для себя, так, безделицы порой черкну пером из вдохновенья… А тут меня хватают, чествуют, властителем дум кличут, издают… Не знаю сам, зачем им это вздумалось. Наверно, усмотрели красу души в моих стишатах безыскусных. Я, право, чести рад, но разве нет кругом поэтов более достойных? Оставьте, право, вещью буду я в самой себе, моим стишатам честным лавры к лику не пристали… Чело стишат моих к земле не склонено, а к небесам они стремятся, прочь от славы…
~~
Согласитесь, гораздо трогательнее такие скромные речи звучат, если поэта уже издали и почествовали вволю? Из уст «поэта в себе», пишущего и самого себя читающего, это прозвучит смехотворно. Такой наив уже не может быть искренен.
~~
А как считаете вы? С чьей точкой зрения вы согласны?
Что хотели бы дополнить? Если пишете, то к каким писателям относите себя?
proza.ru/2024/01/30/1402
proza.ru/2019/03/17/478
продвижение. Поэт-одиночка, поскольку он не нуждается в оборудовании и почти совсем не нуждается в финансировании, кроме разве что сборников, если хочет их много и непременно в печати, или сайта, например, красивого и функционального, — теоретически вполне реален. Тем более что многие пишущие нынче ещё и в критике, как выяснилось, не нуждаются, да и в читателе как-то не особо заинтересованы. Вопрос — зачем быть одному, если можно быть с кем-то?.. На него каждый, наверное, по-своему ответит. Кто-то ждёт, пока его кто-то когда-то и где-то сам заметит, из «великих» и авторитетных, считает даже размещение стихов на сайте формой саморекламы, какого-то унижения себя и ему это претит. Кто-то и вправду интровертен по жизни и ему достаточно своей семьи (друзей) для самореализации. Кто-то отчаянно неуверен в своих текстах или же с отчаяньем уверен в том, что они плохие. Это, кстати, и мой пример — я далеко не сразу стала выставлять свои творческие опусы во всемирной паутине, а тем более публиковать, у меня был довольно долгий период поэтического самообучения (который и поныне продолжается, но первое время было совсем все слабо и убого, и «не так», как хотелось — виделось). Не сразу случился переход от стихов для себя — к стихам для кого-то кроме… Вообще же любыми своими идеями приятнее делиться. И лично мне радостнее делиться не с теми, кого я внутренне презираю, ради достижения каких-то своих целей, пусть даже и высоких (пример гениального Перельмана, который приведен в статье, хотя, мне кажется, он просто в какой-то момент захотел «покоя и воли»), а с близкими по духу людьми. Да, и я далеко не гений современности, и единомышленников у меня — закономерно — не так уж много. Но счастье в том, что они есть. И я их ищу и нахожу, и они меня каким-то странным иногда образом находят. Если мне кто-то интересен, я, пожалуй, не буду ждать протянутой руки, а протяну ее сама. Жду такой же открытости и от других близких-далеких. Вопрос безвестности как ключевую проблему бытия, прямо скажем, не рассматриваю, потому что есть и другие опоры в жизни (на настоящий момент это так). Вообще мне нравится образ человека, «широко известного в узких кругах»:). По сути, образ профессионала. Теория малых дел в помощь опять же. В моем случае это, правда, скорее практика многих дел))). Но да, если хочешь больше внимания к своему творчеству, то конкурсы в помощь: пробуй, участвуй, публикуйся. Это во всех смыслах полезно — даже просто читать тексты конкурсантов и анализировать их. А, главное, пиши. Идеальный текст — это текст, который не был написан, как известно. Так что посильно борюсь ещё и с перфекционизмом, в перерывах между «мечтательством».
…
Любопытно, что и в киношно-литературной рубрике, на примере бытописательного фильма «Патерсон» и как раз таки поэта-одиночки обсуждаются нынче похожие вопросы. А раз они обсуждаются, значит это кому-нибудь нужно.
Поделюсь ссылкой — не сочтите за рекламу. Заглядывайте!))):
pisateli-za-dobro.com/articles/2176-paterson-meditativnyi-film-o-gorode-cheloveke-poete.html
Проясню на пальцах, на самом бытовом уровне. Талант – это Божий Дар. То есть он – от Бога. Но и гениальность – тоже Божий Дар, но выражающий некую чрезвычайно значимую для человечества идею. И – тоже от Бога. То есть и гениальность, и гениальная идея – оба от Бога. Человек, в нашем случае писатель – ни к своему таланту, ни тем более к своей гениальности личностного отношения не имеет. Талант и гениальность в его душе подобны фруктовому дереву, которое само завязывает плоды и вызревает их. А человек (писатель) лишь ведет себя по отношению к своему таланту (гениальности) как садовник, предоставляя дереву максимально благоприятные для плодоношения условия. В этом смысле он качественно ничем не отличается от обычного огородника (дачника). Так что в здоровой гениальности абсолютно нет никакой гордыни. А наоборот гордыня там, где горе-писатель держит в руках плод с дерева своего таланта и считает, что это именно он сам выносил и родил этот плод. Вот это и есть гордыня. Но после такого отношения к таланту уже само дерево у него зачахнет и больше не будет плодоносить.
А теперь о мыслях, которые превращают талантливое произведение в гениальное. Вот сейчас именно такое время для таковых мыслей. Ныне мы переживаем переходное время одной глобальной эпохи в другую. Мы или самоуничтожимся в ядерном катаклизме, или перейдем к новому, небывалому еще в человеческой истории качеству жизни, как социальной, так и личностной, индивидуальной. Я полагаю, что главным образом — в личностной жизни. То есть, мы на пороге личностного видоизменения, какого еще не знала человеческая история. А кто, если не Поэт (в самом широком смысле этого слова) сможет первым разглядеть контуры новой личности? Никто. Так далеко смотреть вперед могут только Поэты. Но для этого нужно всего ничего – ЗАХОТЕТЬ эти контуры разглядеть (увидеть). А это уже и есть вход в гениальность. Но и тут не нужно городить огород, потому как все гениальные мысли от Бога. Нужно только сердцам слушать Бога и следовать его рекомендациям. Но для этого сердце должно быть чистым от негатива, и всяческих соблазнов. Но это уже путь любого обычного праведника. То есть, в нынешнее время быть гением (стремиться к гениальности, а именно к проникновению в суть насущных проблем и искать способы их разрешения) – такое же обычное дело, как и всякое другое. Однако первоначально нужно-таки выполнить Божью Воля, дать в себе плоду гениальности созреть, а для этого нужно время, и неизвестно еще какое, а уж только потом думать о читателе, или по крайней мере о тех, с кем можно поделиться гениальными мыслями.
.
Согласна и с тем, что, дабы писать всерьез (как и заниматься всерьез любым другим созидательным делом), нужно время, много времени и сил, и умение не размениваться на мелочи. Нет искусства без жертвы. Хотя все жертвуют разным и по-разному.
…
В гениальности нет гордыни, как и в осознании своего таланта, дара, тем не менее, многие сверходаренные поэты и писатели были и эгоцентричны, и «несъедобны». Просто в качестве небольшого шутливого примера — оценки классиками друг друга. Сплошная любовь, уважение и всепрощение наоборот. О конструктивной подбадривающей критике слышали не все из великих, это однозначно))): librebook.me/news/show_zloslovie_velikih_pisatelei_v_adres_sobratev_po_peru
…
Так, да, согласна, не всегда это зависит от среды, но все же шансов у человека вне определенного контекста (семьи, окружения...) на духовный аристократизм куда как меньше. Причем именно по части «не зачахнуть».
И ещё мне что-то в эту тему вспомнилась Лена Бармина из фильма «У озера» — недавно в беседе о Шукшине этот фильм всплывал. Как раз Лена — вполне себе такой аристократ, по духу. И довольно показательно, что сегодня, судя по рецензиям пользователей сети, этот образ совсем уж мало кому понятен. «Ведь она же простой библиотекарь, откуда столько спеси?» — в таком примерно духе героиню «оценивают» сетевые знатоки и кинолюбители :). А ведь для Герасимова она была истинной героиней. И какая разница, кем она в своей ранней молодости работала? Это тоже было частью ее личного человеческого выбора. Но… «этикетка» не та. Да и ценности нынче формируются и традиционными СМИ, и интернетом другие. Но это уже уход в другую, пусть и отчасти смежную тему, так что на этом прерву свой фонтан красноречия, по совету Козьмы Пруткова, носителя народной мудрости:).
Просто вопрос универсальный, подходит ко всем (кроме миллиардеров, видимо).
Лучше сказать мало, но хорошо? Ну, сказать много и хорошо — тоже вариант.)
…
Согласна, просто не всегда бывает настроение на «многобукв».
За ссылку спасибо, ещё посмотреть же надо в идеале, чтобы комментировать, а мы сейчас смотрим «Любовь, смерть и роботы».))
Я уверен, что писатели ВСЕГДА пишут для себя, но подавляющее большинство из них рассчитывает на обратную связь. За ответом на заданный вопрос кроется мотивация писателя.
1. Одни пишут ради самовыражения. Они это делают для себя и надеются, что это будет интересно кому-то ещё.
2. Другие пишут ради заработка и ориентируются на заказ (включая ГОСЗАКАЗы), на рыночную конъюктуру. Получается, что пишут для других, но с целью личного заработка. Госзаказ особенно был распространён в СССР, но есть и сегодня.
Разумеется, идеальный вариант, когда пишешь для себя и это оказывается востребовано многими. Это называется, «попасть в струю». Бывает и так, что когда-то написанная и заброшенная «на полку» произведение «выстреливает» через десятки лет.
Я уверен, что ПИСАТЬ НАДО ДЛЯ СЕБЯ, но желательно, где-то и в чём-то отражать актуальные проблемы своего времени. В этом заключается проявление гражданских качеств автора. Человек должен писать, если у него в этом есть потребность, но при этом должна быть мера: чувство такта и чувство реальности. И иногда надо писать даже в том случае, если рискует при этом остаться одиноким (без читателей) и непонятым. Не надо в себе держать слово, ему нужна отдушина. Автору, желательно, априори, оценить, насколько его ценностные установки соотносятся с общественными, государственными и разумеется, правовыми. И публиковаться ему лучше в собственной социокультурной среде, а не там, где он себя ощущает «чужим среди своих».
Что касается: писать для других. Первая ассоциация, которая у меня возникает в связи с этим, — подстроиться под интересы других.
А эти другие — они кто? Если другие — это алкоголик Петрович, наркоман Торчков, циники, невежи и невежды, то стоит ли переживать, что они не заметят твои усилия? Нет. И что сам автор хочет сказать другим? Открыть волшебную формулу-мораль-афоризм? Заставить их пережить потрясение, чтобы началось их духовное возрождение? Это было бы замечательно, но в наше время подобное крайне большая редкость.
Должен ли он писать «гарцевать на пере в угоду зрителям-публике»? Эти «другие» в своих запросах далеко не соответствуют высокому качеству произведений да и их литературная грамотность оставляет желать лучшего.
Когда говорят, " что надо писать для других", надо посмотреть, что такое сегодня популярная литература. Популярная де факто. Может, надо писать в духе её, чтобы тебя читали, а не проходили мимо? Некоторые так и делают, а я — нет.
Простой пример. Я пою и выступаю с концертами. Но на концертах я всегда пою то, что мне нравится. Песни, которые мне не нравятся — я не пою, хотя на них может быть запрос. Я никогда не пишу песни под зрительскую аудиторию, но из своего репертуара могу выбрать те, которые могут ей ПОТЕНЦИАЛЬНО подойти. А вот чужой репертуар у меня не поётся никак.
Да, помимо массовой, есть и элитарная субкультура. Но там тоже не всё гладко. У её представителей хватает своих заскоков, нонкомформистских а то и извращённых потребностей. Кроме того, факт, что читательская аудитория далеко не всегда бывает благодарна автору, поскольку имеет тенденцию его поучать: каким должен быть конец, сценарий и уровень его мастерства. Можно писать для других, но не факт, что это оценят и примут.
Поэтому, мне ближе первая позиция. Но я против крайности и монополии самодостатности.
Есть идеальная позиция: Когда ты пишешь для себя, но это востребовано другими. К этому надо стремиться, но если невозможно, то следует вернуться к первой позиции. Меньшее зло для автора быть без читателей, чем быть литературной проституткой.
Резюмирую:
1. Писать надо для себя, для самовыражения, но с чувством меры и такта (чтобы не быть графоманом)
2. Желательно, обращаться к актуальным, нравственным и социально-значимым проблемам. Это позволит построить мостик к читателю. Но сам автор должен это делать искренне (они его должны как-то волновать).
3. Самолюбование в писательской среде приводит к ханжеству, эгоцентризму и т.п. И оно точно, никому не бывает интересным, если ты не чей-то кумир. Мостик к читателю должен быть, а вот подстраиваться по него в ущерб себе — не надо.
Но видятся некоторые исключения или особенности, обусловленные рядом обстоятельств: жанром, возрастом потенциальной читательской аудитории и т.д.
Например, литература для самых маленьких. Мне как-то сложно представить, что детский поэт пишет для себя: «Идет бычок, качается, Вздыхает на ходу: – Ох, доска кончается, Сейчас я упаду!». Автор изначально настроен на будущего читателя (скорее даже — слушателя) своих стихов и пишет именно для него.
Другой пример: автор, пишущий в определённом жанре по заказу издательства. Здесь уже есть поле для маневра: можно писать детектив/любовный роман/фэнтези, но вкладывать в сюжет/героев то, что интересно тебе самому. Писатели, работающие в жанре нонфикшн, априори пишут для читателей, делясь с ними своим профессиональным или жизненным опытом, специальными знаниями и т.д.
Ещё одно отличие мне видится между поэтами и прозаиками. Поэт всегда пишет для себя (не говорим о рифмоплетах, сочиняющих поздравки к праздникам или стихи на злобу дня). И от совокупности его мастерства, умения отразить философские/нравственные/гражданские и пр. аспекты зависит восприятие читательской аудитории. Прозаик же, мне кажется, всегда, даже в мемуаристике, сознательно или невольно обращается к читателю. Например, финалист «Славянского слова 2024» Наталья Матвеева говорит, что книгу «О жизни с любовью» она написала для своих детей и внуков. То есть сознательно определила круг будущих читателей. Но, благодаря поднятым в её автобиографической повести вопросам общечеловеческих ценностей, отсылкой к моментам нашей общей истории и т.д., книга явно выходит за узкие семейные границы и становится интересной широкому кругу читателей.
Ещё один аспект: необходимость для автора учитывать особенности правовой и общественной оценки произведения, установленные законом или нравственными нормами ограничения, если он пишет не в стол, а предполагает публиковаться хотя бы в сети.
Ну, с точки зрения житейской логики, все пишут для себя любимых. Никто же не заставляет это делать. Но раз пишем, значит, нравится писать. Это просто любимое дело, хобби, страсть. Как вышивание крестиком. Эти два увлечения похожи тем, что можно много натворить, только результаты девать некуда. Моя соседка любит вышивать. Она и дарила картинки, и пыталась продавать, в итоге завешала в квартире все стены. А я люблю писать. Мои стихи валяются на одном из литературных сайтах, считай, пылятся в кладовке. Потому что я там с коллегами по перу не общаюсь, и моя страница болтается где-то в конце списка, никто на неё не заходит. Я и сама там бываю редко. Соседка хоть видит свои работы, а я-то нет.
В общем, пишем для себя, но пребываем в надежде, что кому-то это станет интересно и близко. Иначе, зачем огород городить? Наверное, даже человек, который стесняется выкладывать свои тексты на всеобщее обозрение, иногда представляет, как он помер, а родные обнаружили кучу тетрадей (листков, файлов — нужное подчеркнуть) с нетленкой. И покойничек с небес наблюдает, как они рыдают от горького сожаления, что проглядели гения. И бегут во все издательства мира потрясая кипами бумаг. А издатели, только пробежав глазами по первым строчкам, тут же принимают единственно верное решение — срочно в печать! И радостно потирают ручки, подсчитывая в уме скорые барыши.
Но я сама не раз слышала от пишущих людей: «Я не поэт и не претендую!» Или в каком-нибудь поэтическом сообществе кто-нибудь «успокаивает»: «ой, все мы тут не пушкины и не лермонтовы». Возникает внутренний протест, когда они включают меня в этот список непушкиных и нелермонтовых. Я-то как раз считаю, что мои стихи относятся к настоящей поэзии и даже претендую на все вытекающие последствия — целюсь в классики, короче говоря.
Стану ли я классиком? Тут пришёл в голову анекдот. Мужчину спросили, какие у него вероятность встретить на улице динозавра. Он прикинул и ответил: «Это невероятно. Ну, пусть будет один шанс на триллион». Задали такой же вопрос женщине. Ответ: «Пятьдесят на пятьдесят! Либо встречу, либо нет». Предпочитаю думать, как эта барышня — либо стану, либо нет.
Что нужно делать, чтобы достичь признания на литературном поприще? Уже не до мировой славы, тем более, не до славы в веках, а просто: как добиться хоть какого-нибудь успеха. Мне тут объяснила одна милая девушка, что надо осознать, втемяшить себе в голову: это не я пишу! Это Бог моей рукой водит. Не в том смысле, что он выбрал меня в поэты и взялся опекать. Тут другое: я живу в огромном мире, воспринимаю информацию, перерабатываю её, поэтому не могу на сто процентов присваивать себе собственные труды, потому что сотворила их на почве, подготовленной для меня миром, сотворённым Богом. Это и предки, от которых унаследовала какие-то способности, и люди, развившие их (учителя, писатели, чьи произведения читала, критики, чьи уроки прошла и так далее, и так далее). Другими словами я пользуюсь тем, что дано мне от рождения, от социума и от мировой культуры. И выдаю это в своей интерпретации, руководствуясь собственной совестью и честью.
Причём здесь совесть и честь, кто-нибудь спросит. Ну, совесть помогает различать добро и зло. Это нужно, чтобы «нести светлое, доброе, вечное» — девиз, созданный ранее, но принятый именно мной за истину, другие писатели могут руководствоваться иными принципами. Если хотя бы одному человеку донесу это светлое, доброе, вечное, значит, я не зря сочиняю, значит живу по Божьим законам.
С совестью понятно, а честь здесь причём? Это моя личная ответственность перед Господом — нельзя писать плохо. Значит, надо учиться, совершенствоваться, думать, работать. Иначе, тот же вопрос: зачем огород городить? Чтобы, имея желание и способности, тратить время на фигню? И фраза, что я не Пушкин и не Лермонтов здесь не прокатывает. Да, я не Пушкин, и не собираюсь быть его двойником. Я — другая. У меня есть СВОЁ, о чём хочу сказать. Поэтому и принакрыло литературным творчеством, как медным тазом.
Стану я классиком или не стану — мне по большому счёту всё равно. Хотя, прикольно было бы сверху наблюдать, как праправнук никак не может заучить мой стишок, заданный в школе. А я на облачке сижу, ножками болтаю и похохатываю: «Прости, малыш! Третий муж твоей прапрабабки говорил: твоими стихами только гвозди в гроб заколачивать!» Трудное наследство я вам, потомкам, оставила!"
В общем, мне кажется, что у писателя должно быть систематизированное, осмысленное миропонимание, которое он будет воплощать в сюжетах, побуждающих читателя переживать и думать о собственной жизни. Чем шире и глубже переработает литератор собственные жизненные наблюдения, тем сильней он разовьёт свою душу. А когда душа у писателя большая, многогранная, то любой найдёт в ней что-то своё. Хоть с краешку, хоть по касательной, но найдёт он себя в произведении человека, обладающего честью и совестью.
А слава, почести, то, сё — это очень приятно, но необязательно. Наблюдать, систематизировать и радоваться, когда хоть один человек, да похвалил — тоже неслабый кайф.
Поэтому всегда говорю: пусть пишут все. Хоть для друзей, хоть для родственников, хоть для одной мамы, которая точно похвалит, — пишите все, кто хочет что-то высказать. Кто-то прочитает и начнёт Вас лучше понимать. А это очень большое достижение человека для собственной души!
Ваша «Иллюзия» поэтому стоит особняком. Напряжение подчёркивают многократные повторы «обычно, обычно, обычно»… Как будто удары по болящей струне. Проблема обывательства. Полужизни. Уютное полусчастье противопоставлено счастью не достигнутому и, возможно, недостижимому. Классный стих!
Чувствуете, как вымогаю рецензию? ))))) А за высокую оценку стихотворения — огромное спасибо.
Но я как-то с другого конца вижу суть читательской реакции. Мне кажется, что люди не бокса хотят, а хотят искренних сильных эмоций — хоть от мордобоя, хоть от дефицита нежности. Имитация хлёсткости не трогает — энергия надрыва не исходит. Это же всегда чувствуется.
«А им бы просто остановиться,
Подставить дождику лоб и щёки,
И замурлыкать мотивчик лёгкий,
Что привезли из своих провинций.»
В этом стихотворении поэт «вышел из себя» и оценивает мир. (Лермонтовский, например, в стихах никогда не выходит, всегда «внутренний».) Главный конфликт — личности и толпы. Образы лирической фигуры и толпы даны в противопоставлении. Образ толпы: провинциальная, мелочная, земная и начисто забывшая о теплоте, «мрачная», «изжёванная», подобная «лавине» и «отрыжке». Это негативный образ общества, забывшего о счастье в своём обывательстве. Проблема обывательства. Истинные и мнимые ценности. Вдобавок и проблема отрыва от малой родины.
Обывательской улице (как у Маяковского в стихах про хорошее отношение к лошадям, только — без лошади) противопоставлена лирическая героиня: ироничная, мудрая и простая (она же познала тщетность суеты), глядящая поверх вечно спешаших голов. Её противопоставленность толпе подчёркнута анафорой:
«А может мне слишком мало надо?
А может я лишена амбиций?»
Этот стишок про Москву классический по содержанию, в нём конфликт выражен через мотив земного и небесного: суетная толпа забыла о небесах и уткнулась носом в мостовую, научившаяся «просто и мудро жить» героиня подставляет лицо влаге небесной:
«А им бы просто остановиться,
Подставить дождику лоб и щёки».
Противопоставление «тёплой» провинции и «холодной» столицы. И чего у героини нет — надрыва.
Я не все Ваши стихи прочитала, но из прочитанных «Иллюзии» обратили на себя внимание рядом положительных черт: во-первых, это лирическая миниатюра; во-вторых, эмоциональное содержание собранное, напряжённое; в-третьих, в стихах «фасинаторами» становятся яркие детали лексики и синтаксиса, здесь интересно "полуживу", "полуобъятие", «полусон, полужелание», семикратный (!) повтор эпитета «обычный». Это необычно.))) В-четвёртых, хороша композиция: малая форма, как ножом, режется надвое, верхняя половинка с семью «обычными», нижняя — без единого «обычного», но с тремя «полу». Кульминация — это секс в 3-ей строфе и восклицание в 4-ой. Конец 4-ой строфы — развязка. Полусон — это «сон души» в половинном счастье. «Паническйи страх» забыть, что в мире, возможно, существует «полное» счастье — это драматический финал. Эти черты делают «Иллюзии» сильной лирикой.
Стихи про Москву я переработала. Именно это четверостишие про «мурлыкать мотивчик» меня подбешивало, потому что это довольно тупенькое предложение жителям столицы. Я и сама в своей провинции не люблю подставлять нос и щёки под осенний дождик, да ещё и мурлыкать при этом. Моё враньё, короче, притянутое за уши, чтобы более-менее выразить замысел. Не люблю, когда более-менее — перфекционизмом страдаю.
А теперь про «Иллюзии». Дело в том, что у этого стихотворения получился двоякий смысл. Я писала об одиночестве, когда женщина мечтает о тихой семейной жизни, где «всё вокруг обычное». И в качестве мужа она вписывает в эту картинку конкретного человека, в которого влюблена.
Через некоторое время мой сын рассказал, как однажды они с друзьями читали разные мои стихи, в том числе и «Иллюзии». И мнения разделились — одни интерпретировали, как мечты одиночки, другие увидели мечты замужней. И я с удивлением узнала, что некоторые воспринимают этот сюжет по-другому: женщина устала от обыденности и мечтает о чём-то, пока неосуществимом, но она этого очень хочет и боится окончательно раствориться в рутине. И мне вот страшно интересно, отчего так. Предполагаю, что восприятие зависит от семейного статуса — одинокие чувствуют изначальный замысел, а замужние видят своё. Короче, у кого что болит. ))))))))
А по поводу повторов слов — я об этом не думала, когда писала, но Вы, Надя, красивенько всё это оформили, как авторский приём, что я изумилась. Кроме часто повторяющегося заунывного прилагательного «обычный» есть ещё и не ахти рифма: обычное-привычного. И я согласна, что это работает на общее настроение.
Но есть ещё повтор: И всё забыть панически боюсь… Всё то, чего пока с тобою не было. Первое «всё» у меня означает — всё время или постоянно. Если в прозе, то было бы так: «и постоянно панически боюсь забыть всё то, чего пока с тобою не было.
Мне до сих пор кажется, что повтор местоимения уже в следующей строчке выглядит технической небрежностью. Но смирилась, потому что по-другому никак. Как ни меняла, как ни перекраивала, ни один варик не понравился — уходило что-то важное и искреннее, хоть тресни.
И вот вопрос: как вам эти два „всё“? Вы их заметили? Они Вас царапнули, как досадный авторский промах? Или норм? И главное, как восприняли? Ведь можно ещё понять, что это не „всё время“, а „всё, о чём мечтаю“. Может, от восприятия этих „всё“ и зависит читательская версия женских мечт?
Мой глупый мозг другого и не требовал!
И всё забыть панически боюсь
Всё то, чего пока с тобою не было.
Ольга, на мой взгляд, идея стихотворения (что бы там поэт ни задумывал))) всё-таки однозначна: синица в руках противопоставляется журавлю в небе. Это проблема поиска и обретения истинного счастья. Можно ли считать полужизнь, полусчастье счастьем? Если комфортно и мужчинка есть под боком какой-никакой, этого достаточно, чтобы считаться счастьем? Если не «плавятся в пасти пломбы», как у Бродского, то перед нами сервировано счастье или всё-таки — подобие счастья?
То есть в самом тексте нет указания, что героиня мечтает об этой «синице». Поэт знает о своём замысле, но в тексте я выражения этого замысла не вижу.)
"Ждала. Пекла с капустой пироги.
Обычный поцелуй с обычной сладостью."
Она его ждала. Пекла. Он пришёл, и они поцеловались, как обычно. Текст говорит, что это не мечты, а обыденность.)
Заглавие, видимо, подсказывает ответ: иллюзии — это мечтать о журавле в небе, о каком-то призрачном гигантском счастье, которое будет тучнее и мощнее того, которое мы имеем на данный момент. Но героиня стихов не отвечает однозначно, отказывается от иллюзий или нет. Так что открытый финал.
Насчёт местоимения всё: оно выглядит анафорически, два всё стоят практически симметрично в двух стихах. Мне норм. Это не повтор второго всё, так как тогда была бы запятая. Первое всё — в значении «всё время». Как будто она допускает, что с этой «синицей» ещё, возможно, познает «журавлиные страсти»…
Почему какой-никакой? Он идет усталый, значит, трудился. Она напекла пирогов, ждала, значит, есть за что. Поцелуй сладостный плюс обычный. То есть, до сих пор сладко, хоть и обычно. Смеются, разговаривают — это не в каждой паре бывает. Телик смотрят в привычном полуобъятии — плохо разве? Уже не говоря про жаркое сбивчивое дыхание после трудового дня. Это она так видит будущее с возлюбленным.
Может, для кого-то благополучная совместная жизнь — синица, но для большинства, смею надеяться, это большое счастье.
Героиня панически боится забыть эти мечты. Например, полностью разочароваться в данном претенденте и представлять себя с другим, который, не сомневаюсь, у неё появится. Она уже прикипела сердцем и надеется на счастливое продолжение.
Этот мужчина, которого она представляет с собой в тихой семейной жизни — журавль.
А это значит, что или а) переработать стих и добавить более зримую идею о мечте, или б) оставить как есть, но про «семейную жизнь-журавля» потомки не догадаются.
Это классический пример того, «что хотел сказать автор». Но никто этого обычно не знает, и все анализируют то, что он сказал.
И в Иллюзиях как бы фабула такая (и без авт. комментария я не могу увидеть текстуально другую): есть она, есть её «муж», у них обычная жизнь, уютное счастье, но обывательское, слишком стандартное (на что жирно намекают 7 «обычных»), про мечту на этом этапе ни слова, затем муж, постель, кульминация, и в развязке — грусть героини, что она мечтала о пике коммунизма, а получила социализм средних размеров и вот-вот забудет о своих былых дерзких мечтах, так как погрязнет в своём сладко-обычном быте.
Одни как можно быстрее хотят семейного счастья с конкретным возлюбленным, им мешает только нерасторопность избранника. Другие хотят чего-то необыкновенного. Но возникает вопрос: что им-то мешает? Разведись или уболтай мужа подняться вдвоём на Эверест.
Между прочим, стишок Игоря «Уходящее поколение» выложила, но на него отклика не было, просмотров минимум. Высказано мнение, что это из-за «беззубости» пафоса, если можно так сказать, и набившей оскомину темы воспоминаний о былом. Да, у него пафос мягкий, меланхолический. Тема ностальгии. Видимо, теория ненужности нежности работает.
Но я бы сказала, что это не ненужность нежности, а потребность в искренней, тонко выписанной нежности. Так, мне кажется, точнее будет. Но на предыдущее собщение отвечу завтра. А сейчас спать всё-таки. У нас третий час ночи.
Спасибо за интересный разговор, важный для меня.
Из «мягких» есть у меня одно стихотворение «Нежность». Один весьма возрастной мужчина прочитал и сказал, что пробрало до слёз — у него какая-то личная история запараллелилась. Одного человека точно торкнуло!
А я, когда писала, поняла одно: стихи о счастье писать гораздо сложней, чем про душевные терзания. Потому на двадцать итоговых строчек у меня ушло СОРОК страниц! По две исписанных страницы на одну строчечку! Это не считая того, что я в уме его крутила, слова искала, образы из подсознания выковыривала.
Счастье счастью рознь. Я этим летом была на литературном вечере, где девушка читала стихи о море, соленом ветре на лице, вкусных фруктах и не менее вкусных поцелуях и проч. в том же духе. И с точки зрения лиризма, то есть эмоционального содержания, вышло совершенно пустое стихотворение. В нём не было ни тонкости, ни уязвимости лирического начала. Одно довольство жизнью. Как будто собачка Фифи из «Записок сумасшедшего» стихи написала. И зачем, спрашивается? Чтобы мы тоже знали, как это вкусно и как она любит кашку с подливкой?
У меня возникла куча вопросов:
1. Зачем она столько их написала?
2. Сколько времени на это убито?
3. Читает ли она их сама-то?
4. А читают ли эти стихи другие люди?
В общем, я испытала потрясение. Так что иногда читатели испытывают эмоции не от самой поэзии, а от её количества у отдельного взятого рифмоплёта.
И всё, это недоказуемо. Почему сотни пейзажных работ Левитана в живописи — это хорошо, а сотни её работ в лирике — это нехорошо?
Моё мнение: дело не в качестве, а в количестве таланта. Звёздности таланта, его искромётности. И это жутко несправедливо, потому что количество таланта в организме — это дано от природы, с рождения, как ДНК. У Левитана его больше, у неё меньше. И ей можно из кожи вон лезть, но она недостаточно гениальна, и точка. И люди всегда страдали и страдают от этой несправедливости неравенства. «Ты способен на всё!» А не на всё.
PS Ещё многообразие людских характеров играет роль. Для таланта левитанского пошиба нужно какое-то особое и чистое сочетание черт, чтобы творить ярко и живо, причём каждый день и умереть от разрыва сердца в 40 лет, типа того. Это звезда. А ведь «наборов» куча. У дамы с пейзажами, возможно, аутизм в лёгкой степени, поэтому у неё нет темы человека, а один пейзаж. Гитлер тоже, кстати, лицо человека писать не мог, один пейзаж и архитектуру выписывал скрупулёзно. У дамы усидчивость, маниакальная терпеливость, аутистичная тяга к аккуратности. Или что-то ещё! Так что есть много вариантов, что бы это могло быть, если не талант.
Кроме того, данная девушка, клепающая пейзажи, обладает нехилым талантом рифмовальщика, при этом умеет подобрать нужные слова для безупречного ритма, сохраняя смысл. Как рабочий шестого разряда, который в совершенстве освоил профессиональные навыки, и благодаря своим способностям является ударником труда. Поэт-ударник! Но она, скорей всего, называет себя просто поэтом. А для меня — ударник рифмоплётского труда. Но серьёзно говорю: главное, что человек занимается любимым делом. И если это доставляет ей счастье, то она молодец.
Вообще согласна. Но если судить с точки зрения общественной нравственности, то «плохие стихи» портят читателям вкус, подобно тому как дешёвые леденцы портят зубы сосущим (и грызущим).
Непритязательная простота или требовательное совершенствование.
И как же тогда нам построить бессословное общество, спрашивается?..
Причём, на самом-то деле, этот конфликт надуманный: богоугодная простота обычно не понимает «заморочек» высокомыслящих эстетов, а интеллектуалы и сами стремятся к этой простоте. Чехов, например.
И чё плохого, если рифмоплёты начнут утраивать свои конкурсы и раздавать друг дружке медальки? Пусть и рецензии проплачивают, если денег дофига. И противостоять этому совершенно не нужно.
Просто на земле большинство людей имеют средний уровень интеллекта. Им тоже надо что-то надрывное потреблять, чтобы всплакнуть. Середняки среди поэтов находят своих почитателей. А совсем уж тупенькие читают такие же тупенькие стихи. И кому это мешает?
Как поборники грамотности зачем-то выходят из себя, обнаружив грамматические ошибки, так и поклонники высокой поэзии не переваривают плохие стихи. Я тоже раньше ерепенилась, а потом подумала и поняла, что писать людям не запретишь, так зачем переживать? Для переживаний есть собственное творчество.
Опасаться можно только неправильной государственной политики в области культуры, если на высший уровень попадут сплошь дураки и дебилы. Но такое вряд ли возможно.
А мы-то молодцы, это точно. И про самоочищение абсолютно с тобой согласна. Время отфильтрует.
…
По поводу «всех подряд» — возьмите те же союзы писателей, в которые нынче попадают не только талантливые, но и порой вовсе случайные люди. А это — как ни крути — вхождение в признанный профессиональный круг. Тут уж нельзя сказать, что просто человек сидит — стишки неважнецкие кропает на досуге, ничего и ни от кого не требует. В общем, проблема сегодня ещё и в том состоит, что никакой границы между разнородными группами и группками нет — все давно размыто. Это не какие-то особые, отъединенные от других коммерческие площадки, где «медальки раздают». И порой там, где ожидаешь встретить человека думающего и тонкого, встречаешь хама обыкновенного. К счастью, нередко бывает и наоборот, но нынче разговор — о проблемах. Так вот, ещё одна, связанная с предыдущей. Даже приходя в центральный книжный магазин, вы можете взять в хорошенькой обложке такую редкостную гадость, что потом ее только на помойку снести, даже в библиотеку сдавать стыдно. А это ведь ещё и вопрос денег, ко всему прочему. Сегодня вообще без рекомендации что-то новое — современное покупать чревато. Есть ли хорошая литература? Есть, конечно же! Я постоянно об этом говорю, даю и рекомендации страждущим. Но ее искать надо — прикладывать дополнительные усилия. А кто-то придет вот так в книжную лавочку после тяжёлого рабочего дня, ошибется пару раз на пару тысяч рублей, а потом и вовсе перестанет верить в современных авторов. Тоже такая проблемка, из сопутствующих.
…
Насчёт внушаемости я бы не стала обольщаться: и мне многое можно внушить, увы, и Вам, думаю, тоже. В плане любых наших оценок определяющим часто является общий фон. Когда он совсем уж серый, тогда будем цепляться хоть за один удачный образ, хоть за четкость ритма, хоть ещё за какие-то угаданные шестым чувством, а не реально увиденные «художественные достоинства». Не трагедия? Нет! К счастью, наша сфера деятельности вообще относительно безобидна, сравнительно с хирургической:). Но… таки печаль. Не хотелось бы такого бесконечного снижения полета. Об этом и речь.
…
«Я тоже раньше ерепенилась, а потом подумала и поняла, что писать людям не запретишь, так зачем переживать?» Совершенно не оспаривая Ваш тезис о том, что и не запретишь писать, и не нужно этого делать, отмечу, что ничто человеческое, в том числе и переживания, людям не чуждо. Кто-то переживает исключительно из-за того, что в «Пятерочке» акция не такая выгодная, как в «Дикси», а кому-то, помимо чисто бытовых встрясок, нужны ещё и определенные «околодуховные» эмоции, и испытывают их люди в том числе по поводу слов и качества текстов. Как своих, так и чужих притом. И от этого чувствуют себя более живыми и человечными. Знаете, ведь и погрустить иногда по-своему приятно. И счастье мы бы не осознавали так ярко, если бы не знали печали. И в дружбе тоже случаются обиды и примирения. Так же и критический анализ бывает порой весьма занимателен и не бесплоден. Поэтому, если Вам самой полностью хватает для переживаний пространства своих текстов, то и прекрасно. Но и переживать по поводу чужих переживаний особо, я думаю, не стоит. За теми исключениями, на самом деле редкими, когда эти эмоции настолько уж раздуты и преувеличены, что мешают самому человеку жить и взаимодействовать с окружающими, то есть обретают патологический характер. Но это уже проблемы, выходящие за рамки и сайта, и литературы. А если эмоций у человека в меру, и они разнонаправленны, то почему бы и нет? Не будь переживаний, в том числе эстетических, так и подобных бесед, может быть, не было бы на свете. И рецензий на чужие тексты. Скучно было бы жить тогда.
Я ерепенюсь.))
Я искренне волнуюсь, что грубые (которые могут залезть с ногами на бабочку поэтиного сердца, которые ложут на литавры, причём даже не любовь) могут занять место, и за их спинами изящное потеряется. Я всерьёз волнуюсь из-за этого уже давно. Как почитала Булгакова, так и пошло.)) Я боюсь, что Шариковы займут комнаты, что объявят профессоров профанами, кошек выставят вне закона и будут править. Я волнуюсь за Россию. И за мир тоже. Можно подшучивать над таким волнением: ой, да не пропадёт без тебя Россия! Можешь отпустить — небось не рухнет без тебя и проч.
Недавний пример — Пушкинский бал. Не литература, но близко. Его провели люди, далёкие от чистого вкуса, от истинного аристократизма. Можно говорить, что аристократищм теперь принадлежит всем, что это толерантность, что даже деревенская баба (термин) прекрасна. Прекрасна по-своему, безусловно. Но назвали-то бал Пушкинским, а не деревенским. Стразовой бал — тоже вариант, но назвали не так. И новые поколения учатся у этого, начинают считать это аристократизмом, подменяют в «библиотеке попятий» истинное понятие изящества и пушкинской простоты тем, которое им показало коммерческое искусство.
И в итоге будет как в фильмах про ловкое воровство бриллианта: его подменят на подставке голограммой или стекляшкой. А если выглядит так же, то зачем нам (им) настоящее?
PS А «Доктор Живаго»?! Ведь его вытеснить, вытеснить из столовой на кухню. Вот и не ерепенься… Хотя, может, и начинай он ерепениться, вм5 рано вытеснили бы? Но лучше с борьбой, чем с молчаливо попустительства.
И вообще, Надя, в прошлом веке был Булгаков, в этом веке появились Вы. Так что вырулим! Искусство не пропадёт!
переданы. И — главное — чувствуется любовь создателей спектакля к ФМ, их попытки осмыслить его тексты в новых формах и в новом времени. Очень сильное впечатление у меня осталось.
…
Союзы писателей, которые принимают (пользуют) всех подряд — ну и пусть этим карму себе портят. Иы так не делаем, поэтому молодцы. Именно поэтому к нам тянутся талантливые, и это год от года всё заметнее. Человек, которого приняли в Союз, искренне считает, что он талантище. Его заблуждение — его школа жизни. Можем мы объяснить такому, что ему гораздо полезней лобзиком выпиливать? Не можем, потому как ни за что не поверит. Ну и не будем объяснять, всё равно в книжном его книжки купят только знакомые да, может, случайные.
Бывают исключения, когда чёпопальные произведения, в которых ни ума ни фантазии, становятся популярными, но это, на мой взгляд, бывает в любой сфере жизни. Например, когда хорошая реклама создаёт временный ажиотаж вокруг какого-нибудь товара или лекарства. Ну и пусть их.
...
По поводу внушения тоже поспорю — можно у человека изменить политические взгляды, кулинарные пристрастия, отношение к близким и прочее, что воспринимается разумом. Но продукты искусства воспринимаются на уровне энергетики, это, мне кажется, не изменить. Как любовь — вот этот дебил, но меня к нему страшно тянет, а этот хороший, но не мой. Короче, на уровне — торкнуло-не торкнуло.
…
Я не против чужих переживаний по любому значимому для них поводу. Но есть простое правило — не можешь изменить, прими как данность. Сама долго и упорно этому училась. Когда просекла фишку, почувствовала, как много освободилось времени для осмысления окружающих явлений. Это гораздо интересней и продуктивней, чем переживать из-за чужих попыток стать писателем.
…
Что до простых правил, то они всем хороши, но… беда в том, что срабатывают они не у всех и не всегда. Попытка вписать кого-то в свою модель жизни, даже из самых лучших побуждений, — так себя затея. Я бы даже сказала, что это ещё более неблагодарное занятие, чем пытаться обучать не вполне обучаемых индивидов грамотности:). Но на вкус и цвет опять же… На самом деле, в плане наших занятий первичным далеко не всегда выступает рацио, а скорее то, кому и что интересно. Если Вам интереснее всего тема гармонизация жизни, то Вы и будете об этом постоянно рассуждать. Вне зависимости от того, готова к этой гармонизации та или иная аудитория или не готова. А другому человеку, например, ближе всего идея избранничества, он ее видит повсюду, он сквозь эту призму воспринимает мир, так что будет ее в каждой беседе продвигать. Таким образом, он не столько спорит с собеседником, сколько высказывается о том, что его волнует. А меня саму, например, эмоционально затрагивает вопрос свободы, поэтому я и предлагаю дать каждому свободу мыслить в собственном русле:). Разумеется, не нарушая при этом вполне разумных правил сайта, тем более что любая настоящая свобода должна быть и чем-то ограничена.
Чёт я не в курсе про Пушкинский бал (аж стесняюсь этого). Но я и не спорю, что объяснять надо. Говорю только, что не надо переживать, будто плохое победит хорошее. Мы, вроде, об одном и том же, Лен, только с разных концов будто.
—
Точно так же, как полезно прививать молодёжи вкус к слову, не менее полезно пропагандировать созерцательную позицию, которая хоть и упрощает (умудряет) существование, а путь к ней тернист и сложен. Ты же, Леночка, не станешь спорить, что вы с Надей молодёжь, а я-то вступила в возраст, когда могу не рассуждать, а «вещать», основываясь на личном жизненном опыте. Смайлик — это шучу.
Смотрела на всех и не верилось, что они уже взрослые — такие красивые, заводные. Дети, они и есть дети. И не спорьте, Лена и Надя, со мной, такой взрослой!
…
Остаюсь на связи и открытой для новых диспутов и просто диалогов! Люблю Ваше чувство юмора! Что-что, а оно точно спасет мир .
О как! Тут самое время вклиниться и мне в беседу трех очаровательных дам. Поскольку мне больше лет, чем Ольге. Но позиция Надежды мне гораздо ближе, чем позиция Ольги, которую она, согласно возрасту своему имеет право «вещать» Ну, а я, оглядываясь на свой жизненный опыт, имею право «вещать» тем более. И потому нахожу практику «созерцательности» неполноценной, а я бы даже назвал её – бегством от реальной жизни, подобным тому, как дети закрывают глаза ладошками, и считают, что ничего вокруг нет. Боле того считаю, что «созерцательность» – остановка на полпути. Я же давно пользуюсь другой практикой. И стараюсь принимать окружающий мир непосредственно, как говорится, обнаженными нервами, пусть даже он больно ранит меня, обжигает или колет. По крайней мере, при этом доподлинно знаю, что он реально именно такой, а не тот, как выглядит, когда на него смотришь отстраненно и снаружи. И вот тут, когда снимаю с мира реальную информацию, запускаю в себе процесс гармонизации воспринятого: медитирую, молюсь, лежу, скажем на аппликаторе. То есть привожу свое естество в равновесие, как при созерцательности. Но и это не всё: я делаю и следующий шаг – ищу способы, как по мере моих сил и возможностей это воспринятое мною относительное несовершенство усовершенствовать. И наконец делаю последний шаг – СОВЕРШЕНСТВУЮ его в моем случае СЛОВОМ. Если не удается усовершенствовать сам мир, то совершенствую себя. А поскольку я — органичная часть мира, то через себя совершенствую и мир.
То есть попросту говоря, я по своему возрасту уже возвращаюсь в детство. )) И мне позиции молодых гораздо ближе и по духу, и по делу.
Здрасте, да он уже засветился у меня четверть века назад. Но у него есть современная особенность: его можно выключать, чтобы не раздосадовать попусту. Ну типа, не всем дано нимбы зреть. Но я на словах никогда и не скрывал, что являюсь нимбоносителем.
Совсем не обидно. Поскольку мой нимб от Бога и я ношу его исключительно как форменную фуражку, которой меня наделил Бог. А выключаю, чтобы не перегорел, ибо берегу его как зеницу ока. А хулиганить — не хулиганю. Как стал служить Богу, так перестал хулиганить. Впрочем, Он иногда Сам побуждает меня к хулиганству, Но это должно быть изысканным хулиганством. чтобы ни один бес (комар) носа не подточил
Между прочим, у меня с третьим супругом та же история. Он мне обосновал свою трезвую жизнь так: «Когда бывшую видел, хотелось нажраться. Когда тебя вижу, хочу смеяться». И я не знала, то ли от радости, то ли сильно смешная.
Опять анекдот вспомнила:
Два парня идут, навстречу девушка. Когда прошли, один другому говорит: «Я этой девушке понравился!» — «С чего ты взял» — «Она на меня посмотрела и улыбнулась!» — «Ну и чё, я тебя первый раз увидел, ваще два часа ржал!»
Мой муж ржал лет пять. Сейчас иногда пива себе покупает. То ли печаль накрывает, то ли я похорошела.
…
А Вы точно похорошели. Вы и так-то красавицей были, а от любви расцвели ещё больше. Неслучайно же говорят, что хорошие мужья как садовники:).
Чтобы мою книжку прочитать, ему сначала пришлось бы завязать бухать.
Это однозначно так, Ольга, потому что полностью совпадает с самим понятием искусства, в котором всякий новый деятель осознаёт и переосмысливает целый мир со всем уже существующим в нём искусством заодно. Как говорится, искусство имманентно трансцендентно, как и сам человек.
Скопировала их комментарии, думаю, они тоже интересны./
Что пишут наши авторы в соцсетях:
Рита Кулакова:
Я полагаю, что писатель все-таки пишет для себя. Если он начинает писать для публики, то вдохновение быстро иссякает, т.к. появляется серьезная зависимость от чужого мнения. Пегас улетает с обещанием когда-нибудь вернуться.
Ей отвечает Галина Богдан:
Рита Кулакова, по-моему, и для себя, и для читателя. Иначе к чему издавать свои произведения? Остановился бы на дневнике. Перечитывал бы время от времени, наслаждаясь глубиной) и гармонией) своих мыслей. Книга — это общение автора и читателя. Ну как нам без общения. Я люблю свего читателя и пишу, будто бы говорю с ним, делюсь, спорю, советую, что-то доказываю, иногда провоцирую), часто спрашиваю, сомневаюсь… Вместе как-то приятнее))) Быть может, я неправильный писатель. Быть может, и не писатель вовсе. Но пишу… для себя и для читателя)))
Руслан Пивоваров:
Рита, конечно, нельзя ориентироваться на читателя, а писать по вдохновения и наитию, но публиковать – обязательно! Иначе, кто узнает: стоящее это произведение или нет? И здравая мысль о научно-литературных кругах.
Своим мнением делится Надежда Фурзенко
Интересный вопрос. Я думаю, чо желание писать возникает как потребность самовыражения, то есть, получается, что пишет для себя, утверждается в таком виде деятельности — в творчестве. Это доставляет автору удовольствие от процесса и удовлетворение от результата.
В то же время, законченное произведение нуждается в читателе. Следовательно, целью творчества всё-таки является публикация.
Значит, автор пишет и для себя, и для других,
Вызвал улыбку афоризм от Риты:
«Пегас улетает с обещанием когда-нибудь вернуться.»
Хорошо сказано.
И это тоже от Галины улыбнуло:
«Вместе как-то приятнее».
А иначе: «Печален я: со мною друга нет!»
доме Облонскихтеме Надежды Бугаёвой- и физики, и лирики.Я же со своей стороны добавлю пару копеек от итальянского писателя Умберто Эко и его книги «Таинственное пламя царицы Лоаны»:
В этом есть рациональное зерно. Если писатель находит какую-то не освоенную или плохо раскрытую тему, то он может постараться что-то с этим сделать. Ради досужего интереса.
Думаю, что писательство сродни одержимости. И этот бес будет тебя регулярно преследовать, пока какой-нибудь критик- экзорцист из тебя его не изгонит.))
«И этот бес будет тебя регулярно преследовать, пока какой-нибудь критик- экзорцист из тебя его не изгонит.»
Забавно сказано, браво.)) Критик Бурачок так всё время пытался из Лермонтова «беса изгнать».)))
А про приведенного вами Альберта Эйнштейна разное пишут.
dzen.ru/a/ZGE_D1I3ImYr6sGY
Ещё читал о том, что у Эйнштейна во время учёбы в школе по физике и математике была твёрдая… тройка.
И как-то смотрел фильм, где на одном светском рауте данный учёный предложил Алоизычу создать атомную бомбу, чтобы быстро победить своё окружение. И Адольф в своей крикливой манере, мол, Вермахт — это наше всё, отказался. Как повезло миру, что диктаторы не всегда соглашаются с учёными.;)
dzen.ru/a/Y_np2OWcWlP9cQqa
И люди высказывают, в общем-то, близкие высказанным тут суждения: "Если книги пишутся только для профессионалов, то и оценивать их могут только профессионалы. Если книги пишутся для обывателей — то и главными критиками становятся обычные читатели. Если писатель пишет для себя, потому что не может не писать, то ему вообще на любую критику наплевать."
В заявленном разговоре о Писателе (для кого он пишет: для себя или для людей?) вы упускаете самую главную, на мой взгляд, составную часть писательской (творческой) личности. А именно – СУДЬБУ. Поскольку никакой творческой личности без судьбы нет и быть не может. Но это очень сложная субстанция: к ней трудно подступиться, поскольку она всегда единична (единственна в своем роде). В отличии от таланта (гениальности), который выражается количеством и качеством сотворенных произведений, а также от читателей, которые могут определяться по количеству тиража. Лично я могу воспринимать СУДЬБУ только метафорически: как договор Писателя с Богом. Бог, по моему убеждению, сотворив Мир Природы, продолжает и поныне творить Мир Человеческий. И творит его посредством конкретных людей, которых наделяет талантом (Божьими Даром), то есть вводит их в Свою Созидательную Бригаду. И если человек согласен войти в Его Бригаду, то он полностью, без остатка отдает свою личность Богу и живет исключительно по Божьей Воле. Он становится, скажу так, светским монахом в миру. Даже если при этом он распутничает, или пьет горькую без меры, то только для того, чтобы собственными нервами соприкоснуться с такой жизнью и сотворить с неё слепок в своем искусстве и тем самым увековечить. Художнику и курирующего его Богу ничто человеческое не чуждо.
С момента негласного подписания договора с Богом человек больше не принадлежит себя, а только – Богу. Но именно с этого момента Писатель и становится профессионалом. Независимо от того, получает ли он деньги за свой писательский труд или не получает. Есть ли у него признание публики, или нет его; читают ли его произведения, или не читают. Он сознательно сделал писательство главным (основным) смыслом своей жизни. Все остальные писатели, которые пишут стихи в своё удовольствие, для кого писательство является своего рода хобби, но их смысл жизни в другом, в частности в семье – являются любителями, даже если у их произведений находятся читатели. Нет ничего плохого и зазорного быть писателем-любителем, и получать удовольствие от творческого процесса. Но их ни в коем случае нельзя сопоставлять с писателями-профессионалами. Как скажем, по время войны, нельзя равнять ополченцев с профессиональными воинами: у тех и других абсолютно разные жизненные установки и степень мастерства.
Если родился композитором и в голову приходят небесные мелодии концертов, то безнравственно их не записывать и вместо того отдавать время земным делам.
Интересно, что о большой ответственности большой литературы недавно писала и Нина Ягодинцева:
«Литература сегодня разбита, разделена на множество драгоценных, но малых в масштабе нашей большой страны дел. Но большой стране нужна большая литература. А большой литературе жизненно необходим Большой стиль. В рамках Большого стиля мы чувствуем себя не потребителями благ или обделенными страдальцами — мы осмысливаем, действуем и создаём свою жизнь с пониманием всей громадной ответственности перед Богом, Родиной и собой. А Большая литература осознает это первой.
Картинок не будет — слово должно снова стать сильнее картинки.»