Вот-вот, страдание.))) Достоевский плохого не посоветует. Доверимся знатоку.) Счастье счастью рознь. Я этим летом была на литературном вечере, где девушка читала стихи о море, соленом ветре на лице, вкусных фруктах и не менее вкусных поцелуях и проч. в том же духе. И с точки зрения лиризма, то есть эмоционального содержания, вышло совершенно пустое стихотворение. В нём не было ни тонкости, ни уязвимости лирического начала. Одно довольство жизнью. Как будто собачка Фифи из «Записок сумасшедшего» стихи написала. И зачем, спрашивается? Чтобы мы тоже знали, как это вкусно и как она любит кашку с подливкой?
Щас скажу. У Бродского часто такой пафос: улыбка наблюдателя за жизнью. Но это ироническое наблюдение за миром делает наблюдателя немного, что ли, неуязвимым. А в неуязвимости мало лиризма. Лиризм — в уязвимости, в подставленности удару (поэтому я сказала про бокс). Например, стихи про Москву: «А им бы просто остановиться, Подставить дождику лоб и щёки, И замурлыкать мотивчик лёгкий, Что привезли из своих провинций.» В этом стихотворении поэт «вышел из себя» и оценивает мир. (Лермонтовский, например, в стихах никогда не выходит, всегда «внутренний».) Главный конфликт — личности и толпы. Образы лирической фигуры и толпы даны в противопоставлении. Образ толпы: провинциальная, мелочная, земная и начисто забывшая о теплоте, «мрачная», «изжёванная», подобная «лавине» и «отрыжке». Это негативный образ общества, забывшего о счастье в своём обывательстве. Проблема обывательства. Истинные и мнимые ценности. Вдобавок и проблема отрыва от малой родины. Обывательской улице (как у Маяковского в стихах про хорошее отношение к лошадям, только — без лошади) противопоставлена лирическая героиня: ироничная, мудрая и простая (она же познала тщетность суеты), глядящая поверх вечно спешаших голов. Её противопоставленность толпе подчёркнута анафорой: «А может мне слишком мало надо? А может я лишена амбиций?» Этот стишок про Москву классический по содержанию, в нём конфликт выражен через мотив земного и небесного: суетная толпа забыла о небесах и уткнулась носом в мостовую, научившаяся «просто и мудро жить» героиня подставляет лицо влаге небесной: «А им бы просто остановиться, Подставить дождику лоб и щёки». Противопоставление «тёплой» провинции и «холодной» столицы. И чего у героини нет — надрыва.
Я не все Ваши стихи прочитала, но из прочитанных «Иллюзии» обратили на себя внимание рядом положительных черт: во-первых, это лирическая миниатюра; во-вторых, эмоциональное содержание собранное, напряжённое; в-третьих, в стихах «фасинаторами» становятся яркие детали лексики и синтаксиса, здесь интересно "полуживу", "полуобъятие", «полусон, полужелание», семикратный (!) повтор эпитета «обычный». Это необычно.))) В-четвёртых, хороша композиция: малая форма, как ножом, режется надвое, верхняя половинка с семью «обычными», нижняя — без единого «обычного», но с тремя «полу». Кульминация — это секс в 3-ей строфе и восклицание в 4-ой. Конец 4-ой строфы — развязка. Полусон — это «сон души» в половинном счастье. «Паническйи страх» забыть, что в мире, возможно, существует «полное» счастье — это драматический финал. Эти черты делают «Иллюзии» сильной лирикой.
По Вашему намёку, Ольга, прочла стихотворение «Иллюзии», оно сильное — думаю, за счёт не привычного полушутливого пафоса а-ля Бродский, а благодаря надрыву, напряжению в мироощущении лирической героини. Напряжение — вот то, что нужно сегодняшней поэзии. Люди не реагируют на мягкость. Помните, как Ольга бросила в лицо Обломову: а нежность… где её нету? Вот и сегодня люди её не воспринимают. Все хотят бокса. Многие имитируют эту хлёсткость в стихах, имитируют искренность. Елозят ручками, чтобы поднять бурю. В общем, крабовые палочки от поэзии.))) А надрыв нельзя сымитировать. Я считаю, читателю литературы интересен лирический герой с надрывом. И нашла этому подтверждение: победитель премии Лицей этого года — личность с инфарктом в 30 лет. Вот это надрыв — всем надрывам надрыв! В этом вся суть национального русского характера. Имитировать такое не стоит и пытаться.) Ваша «Иллюзия» поэтому стоит особняком. Напряжение подчёркивают многократные повторы «обычно, обычно, обычно»… Как будто удары по болящей струне. Проблема обывательства. Полужизни. Уютное полусчастье противопоставлено счастью не достигнутому и, возможно, недостижимому. Классный стих!
Сразу бросилось в глаза «Памяти Марины Цветаевой». Запоминающееся сравнение, Марине бы понравилось: Прошептали ветра: «Цве-та-ева» – Словно шелк прикоснулся к коже.
Елена, спасибо, буду рада побеседовать о стихах. Признаться, это моё любимое занятие! А твои есть на сайте? Если нет, то присылай в личку. В предвкушении-с!
Ну конечно неправильное.))) Это классический конфликт идей. Есть особый угол зрения, под которым если посмотреть, то мы совсем бесполезны. Бывает, люди смотрят под ним на нас и убеждают нас прекратить существовать. Прекратить дурью маяться, воздух коптить, бисер метать. Взяться за ум, перестать из себя корчить. Это — проблема истинных и мнимых жизненных ценностей. Есть те, для кого наши истины мнимы. И наоборот. Я думаю, это проверка. Насколько мы преданы своему делу, своим идеалам, своей звезде. Представьте, что к ранним христианам приходят и говорят: вы своему молитесь-молитесь, а толку чуть, может, вы не тому молитесь? Может, если молишься, а со стороны не видно эффекта, это был неправильный бог?..
Полагаю, мы говорим о разных вещах. Вы — об «агрессивной критике», я — о разборе метафор, тематики, проблематики, о погружении в произведение, прежде всего лирическое, конечно. Вчера, например, я оставила мини-разбор, всего несколько штрихов, под стихами Игоря Исаева. И он был не против и не возмущался, что о его метафоре порассуждали.
Поистине мне впервые угрожали статьёй за анализ литературы! Приятно ощутить себя «гонимым литературоведом». Таким макаром и распнут как-нибудь. Шучу, конечно.
В LiterMort я много анализирую, в том числе стихи с конкурсов (Лицей, журнал Аврора, классика и проч.). Кому это надо — сложный вопрос. Наверно, мне и моему мозгу, для которых жить — значит делать так. Это мой модус вивенди. Смотрите, на этом сайте необходимо спрашивать разрешения авторов, можно ли проанализировать их произведение. Это значит, что аналитик оказывается в положении просящего. Как козлик в мультике, где он научился считать и всех посчитал без разрешения. Я, если честно, не умею просить, и «промоушн» у меня хиленький получается. Как обращатьсмя к людям и просить? А вдруг кто-то камень положит в протянутую руку? Видимо, надо учиться принимать этот риск.
Богатый цитатный материал, Ольга, это всё он. Анализ — это же просто подробное чтение. Начинаешь выписывать интересные темы, проблемы, метафоры, они складываются в композицию, и композиция вступает с тобой в диалог, а ты отвечаешь. Это — филология. Не «обличение и осуждение» — вернее, не только они. Хоти и им есть место и в литературе, и в критике.
"«Вашу энергию, да в созидательное русло, когда настолько важно улучшать действительность, что времени на обличение и осуждение не остаётся.
Да, Ольга, всё филология да литература, а созидательного русла нет. Думаешь, что созидаешь, созидаешь, а со стороны видно, что не создал ничего. Зато людям смешно, а смех продлевает им жизнь.
»мы никогда не практиковали обширный анализ конкурсных работ до подведения итогов. Это нововведение, о котором я не знаю? Или это Ваша личная инициатива? Если второе, то могу только восхититься Вашей активностью."
Про нововведения вопрос не ко мне. Оценивая литературное произведение, я не могу не описать его основные характеристики формы и содержания. Да нечем тут восхищаться, для писателя и аналитика это норма жизни — писать.))
не хотите ли открыть рубрику, где будете делать подробные критические разборы произведений, самостоятельно выбранных Вами? Но, конечно, по предварительному соглашению с автором. Такие вдумчивые критики у нас на вес золота.
Спасибо, Ольга! Да, такая рубрика уже есть. В ней я разобрала 2 стихотворения Светланы Захаровой. Больше ко мне никто не обратился. Мои аналитические таланты, так сказать, не востребованы. 70 страниц анализа, который я выполнила по итогам прочтения конкурсных работ, как оказалось, нужны лишь мне самой. Но разные разборы я активно провожу на своём канале LiterMort в Вконтакте.
Но я прихожу к выводу, что анализ — это просто более внимательный, глубокий и вдумчивый способ чтения. Однако такой способ интересен прежде всего науке. Вне науки он действительно невостребован.
«Очень полезно отслеживать в своих речах такие понятия, как «претит», «отвратительно» и так далее, если они направлены в адрес чужого, пусть даже неправильного, существования, и спрашивать себя: «в каком месте моего сознания появилась это неприятие?»»
Именно этим и занимается классическая литература. Есть специально сформулированная в русском литературоведении проблема: истинных и мнимых ценностей. И Пушкин, и Некрасов, и Шукшин (и все, в общем, классики) постоянно задавали себе вопрос, что именно допустимо, а что нет — и почему; что нравственно, а что нет — и тоже почему. Ответы на эти вопросы и составляют саму плоть классической литературы — её предмет. И выздоровление всегда подразумевалось одно — выздоровление России.
Георгий уже ответил за меня. И его позиция очень близка моей. «Научиться принимать жизнь в любых её проявлениях» — и в форме лживости, грубости, безнравственности, продажности, приспособленчества?.. Ведь это всё, увы, проявления жизни. И доносы эти «Шариковы» писали ради собственной выгоды, и в лагерях давили слабых, и открыто считали честность уделом слабаков, не умеющих урывать от жизни своё. Если язвы на теле общества существуют, значит, это кому-нибудь нужно?.. Например, мне? Чтобы научиться принимать жизнь в её несправедливости, грубости, порочности, презрении к хрупкому и интеллектуальному. Видимо, да, нужно. Нужно ощущать, что элитарная культура была и будет под угрозой растоптания «Шариковыми». Но уважать их — увольте.
Уважаемый Георгий, здравствуйте! Мне внятно всё, что Вы имеете в виду. Только всерьёз.))
Кстати, метафора о «горячих пирожках» (площадной еде, общепите) очень показательна, объясняет многое. Хлеб и зрелища. А кого в Риме подкармливали «хлебными раздачами»? Нет, но это уже чересчур явно…
Матерные слова гнусны. Из исследований моей тёти, профессора медицины, знаю, что в среде «белого отребья», то есть «дна», их употребление связано с недоразвитостью лобных долей и коры головного мозга. Употреблять мат — все равно что губами трогать гениталии. Конечно, это очень приятно. Гениталии для многих — это средоточие человека, точка пересечения всех меридианов. Но — не для всех. Не для меня. Хотя осознаю, что половая жизнь очень важна и гигиена этой жизни — важная отрасль медицины… И Пушкин посвятил «Сорок дочерей» теме гениталий и важности половых отношений мужчин и женщин. Но! — красивые речи о важности этих вещей разбиваются о гнусность русского мата. И я знаю одно: матерная культура и моя враждебны друг другу кровно, идейно. Это две культуры, две России. И Вы правы, они победят нас, потому что их большинство. И это будет поражение интеллигентной России, а не только моё.
Солженицын — летописец советских лагерей. Конечно, «шарашка» у него фигурирует. Это — горькое послевкусие лагерей. У «шарашки» сниженный оттенок. И потому, что это не просто НИИ, а закрытое заведение тюремного типа (!), где работали учёные и конструкторы. Вот откуда это в памяти дедов, переживших «красный террор». А историческая память теряется, и вот уже кажется, что «шарашка» — это обычное НИИ. А НИИ-то не обычное.
Пусть единственный бой в нашей жизни будет — лингвистический. Лингвистическая дискуссия. И они очень интересны и полезны. В искусстве слова, я считаю, слова нужно миллиметровать. Спасибо за дискуссию, дорогая Елена! Слова и смыслы достойны того, чтобы за них побиться!
«Ужасный жаргон» — Вы используете эпитет ужасный, иронизируя над критическим взглядом на жаргон. Однако это экспрессивный эпитет. Я считаю, что жаргон как речевое явление не стоит характеризовать экспрессивными эпитетами, чтобы не стать пристрастным. Моё мнение как лингвиста — жаргон в литературе загрязняет чистоту речи. Если автор описывает быт рабочих на заводе, профессиональные группы, криминальные группировки, если сюжет протекает «на дне» и проч., то есть если жаргон необходим для подноценного описания определённой социальной группы, то его используют. Но жаргон не стоит приравнивать к обычной разговорной лексике. Жаргон — это не общеупотребительная лексика. Жаргонизация речи — одна из проблем, с которой столкнулась современная Россия.
Я не писала, что в рассмотренных текстах содержался мат (уточнение «с описанием гениталий» излишне, так как «мат» — это и есть номинация через образы или гениталий, или полового акта, или промискуитета). С своём сообщении я упомянула мат в ответ на его упоминание: "«Мат и матушка» — об использовании ненормативной лексики".
«Не нашла и ничего достойного “Словаря криминального и полукриминального мира: мат, сленг, жаргон” Мельника» Слово «достойного» не совсем уместно: лексика или входит в словарь, или не входит. Каждое слово имеет свою историю, свою образность, свою окраску. И свою страту бытования.
Приведу пример. “Незадачливая наследница так и будет метаться по никудышным шарашкам.” “Словарь русского арго” Елистратова определяет “шарашку” как сомнительное заведение; темную компанию. Происходит из уголовной лексики: «шарага» — воровская группа, компания, «шарашка» — комната, отдельное помещение, крик, шум, беспорядок, «шарашить» — красть, грабить; устар. диал. «шарага» — беспокойный человек, «шарань» — сброд. Шарага — воровская компания. Источник: Словарь криминального и полукриминального мира: мат, сленг, жаргон. Мельник Ярослав. 2004. Второй пример. «Лыбиться (давить лыбу) в словаре “Язык Одессы. Слова и фразы. 2013” — значит “улыбаться”.» “Сделать лыбу” у сидевших — значит “улыбнуться”.
Первое слово прозвучало не в речи персонажа в качестве средства охарактеризовать бунтаря. Это или речь автора, или внутренний монолог родителей героини. Шарага — уродливое слово, пришедшее из чётко определённой социальной страты. В литературе ему не место. Второе выражение — в речи главной героини. Откуда невинная школьница знает лексику сидевших? Ответ, я полагаю, таков: их лексика уже стала в определённых кругах привычной, и никто не замечает, что то или иное словцо или фразеологизм пришли к нам из тюрем. И мне больно, что наше общество всё больше огрубляется, что ли, перестаёт видеть грань между полууголовной лексикой и разговорной. Это деградация, и я вижу это ясно и со своей стороны борюсь, как могу.
Но главное, что профессору понравилось.
"высказывая своё мнение об этом, нам всем надо сначала снять корону или шоры."
С чего снять корону, Елена? С русской речи? А «шоры» с меня ежедневно снимает сама жизнь. Не бывает дня, чтобы, выйдя на улицу, я не слышала названия гениталий, выкрикиваемые моими соотечественниками. Может быть, снять корону и присоединиться к хору? Шучу, конечно. Но одно для меня очевидно: литературу нельзя склонять к этому уровню, нельзя тянуть её всё ближе и ближе к «нижней культуре», обосновывая это тем, что литература должна отражать саму жизнь. Жизнь тоже ведь неоднородна. Где-то шарашки, а где-то высшее образование. Разве литература должна только отражать, как зеркало? А формировать вкус? А прививать прекрасное?..
Читая и оценивая произведение, я постоянно задаю себе вопросы: как оно обогатит школьников, если через 100 лет его будут изучать в школе? Ценности какой социальной группы оно продвигает и изображает истинными? Какие нравственные идеи составляют «сердце» этого произведения? И это, по моему твёрдому убеждению, важнейшие вопросы.
«Мы здесь, кстати, (в том числе в жюри конкурса) ни с кем не боремся и не соревнуемся.» Хорошо, если так. Но диалог начался с выражения сомнений, будто филологи и учителя, не учившиеся в Москве, способны заниматься литературной критикой. Дальше моему мнению были противопоставлены два авторитета: «очень крупное издательство» и профессор. Повторюсь, Вы читали лишь мои краткие выводы. Анализ работы с «шарашкой» занял 20 страниц.
Счастье счастью рознь. Я этим летом была на литературном вечере, где девушка читала стихи о море, соленом ветре на лице, вкусных фруктах и не менее вкусных поцелуях и проч. в том же духе. И с точки зрения лиризма, то есть эмоционального содержания, вышло совершенно пустое стихотворение. В нём не было ни тонкости, ни уязвимости лирического начала. Одно довольство жизнью. Как будто собачка Фифи из «Записок сумасшедшего» стихи написала. И зачем, спрашивается? Чтобы мы тоже знали, как это вкусно и как она любит кашку с подливкой?
«А им бы просто остановиться,
Подставить дождику лоб и щёки,
И замурлыкать мотивчик лёгкий,
Что привезли из своих провинций.»
В этом стихотворении поэт «вышел из себя» и оценивает мир. (Лермонтовский, например, в стихах никогда не выходит, всегда «внутренний».) Главный конфликт — личности и толпы. Образы лирической фигуры и толпы даны в противопоставлении. Образ толпы: провинциальная, мелочная, земная и начисто забывшая о теплоте, «мрачная», «изжёванная», подобная «лавине» и «отрыжке». Это негативный образ общества, забывшего о счастье в своём обывательстве. Проблема обывательства. Истинные и мнимые ценности. Вдобавок и проблема отрыва от малой родины.
Обывательской улице (как у Маяковского в стихах про хорошее отношение к лошадям, только — без лошади) противопоставлена лирическая героиня: ироничная, мудрая и простая (она же познала тщетность суеты), глядящая поверх вечно спешаших голов. Её противопоставленность толпе подчёркнута анафорой:
«А может мне слишком мало надо?
А может я лишена амбиций?»
Этот стишок про Москву классический по содержанию, в нём конфликт выражен через мотив земного и небесного: суетная толпа забыла о небесах и уткнулась носом в мостовую, научившаяся «просто и мудро жить» героиня подставляет лицо влаге небесной:
«А им бы просто остановиться,
Подставить дождику лоб и щёки».
Противопоставление «тёплой» провинции и «холодной» столицы. И чего у героини нет — надрыва.
Я не все Ваши стихи прочитала, но из прочитанных «Иллюзии» обратили на себя внимание рядом положительных черт: во-первых, это лирическая миниатюра; во-вторых, эмоциональное содержание собранное, напряжённое; в-третьих, в стихах «фасинаторами» становятся яркие детали лексики и синтаксиса, здесь интересно "полуживу", "полуобъятие", «полусон, полужелание», семикратный (!) повтор эпитета «обычный». Это необычно.))) В-четвёртых, хороша композиция: малая форма, как ножом, режется надвое, верхняя половинка с семью «обычными», нижняя — без единого «обычного», но с тремя «полу». Кульминация — это секс в 3-ей строфе и восклицание в 4-ой. Конец 4-ой строфы — развязка. Полусон — это «сон души» в половинном счастье. «Паническйи страх» забыть, что в мире, возможно, существует «полное» счастье — это драматический финал. Эти черты делают «Иллюзии» сильной лирикой.
Ваша «Иллюзия» поэтому стоит особняком. Напряжение подчёркивают многократные повторы «обычно, обычно, обычно»… Как будто удары по болящей струне. Проблема обывательства. Полужизни. Уютное полусчастье противопоставлено счастью не достигнутому и, возможно, недостижимому. Классный стих!
Запоминающееся сравнение, Марине бы понравилось:
Прошептали ветра: «Цве-та-ева» –
Словно шелк прикоснулся к коже.
А твои есть на сайте? Если нет, то присылай в личку. В предвкушении-с!
Это вроде ограничения на приближение, которое практикуется в США.
Это классический конфликт идей.
Есть особый угол зрения, под которым если посмотреть, то мы совсем бесполезны. Бывает, люди смотрят под ним на нас и убеждают нас прекратить существовать. Прекратить дурью маяться, воздух коптить, бисер метать. Взяться за ум, перестать из себя корчить. Это — проблема истинных и мнимых жизненных ценностей. Есть те, для кого наши истины мнимы. И наоборот.
Я думаю, это проверка. Насколько мы преданы своему делу, своим идеалам, своей звезде.
Представьте, что к ранним христианам приходят и говорят: вы своему молитесь-молитесь, а толку чуть, может, вы не тому молитесь? Может, если молишься, а со стороны не видно эффекта, это был неправильный бог?..
Вчера, например, я оставила мини-разбор, всего несколько штрихов, под стихами Игоря Исаева. И он был не против и не возмущался, что о его метафоре порассуждали.
Поистине мне впервые угрожали статьёй за анализ литературы! Приятно ощутить себя «гонимым литературоведом». Таким макаром и распнут как-нибудь. Шучу, конечно.
Кому это надо — сложный вопрос. Наверно, мне и моему мозгу, для которых жить — значит делать так. Это мой модус вивенди.
Смотрите, на этом сайте необходимо спрашивать разрешения авторов, можно ли проанализировать их произведение. Это значит, что аналитик оказывается в положении просящего. Как козлик в мультике, где он научился считать и всех посчитал без разрешения.
Я, если честно, не умею просить, и «промоушн» у меня хиленький получается. Как обращатьсмя к людям и просить? А вдруг кто-то камень положит в протянутую руку? Видимо, надо учиться принимать этот риск.
"«Вашу энергию, да в созидательное русло, когда настолько важно улучшать действительность, что времени на обличение и осуждение не остаётся.
Да, Ольга, всё филология да литература, а созидательного русла нет. Думаешь, что созидаешь, созидаешь, а со стороны видно, что не создал ничего. Зато людям смешно, а смех продлевает им жизнь.
»мы никогда не практиковали обширный анализ конкурсных работ до подведения итогов. Это нововведение, о котором я не знаю? Или это Ваша личная инициатива? Если второе, то могу только восхититься Вашей активностью."
Про нововведения вопрос не ко мне. Оценивая литературное произведение, я не могу не описать его основные характеристики формы и содержания.
Да нечем тут восхищаться, для писателя и аналитика это норма жизни — писать.))
Спасибо, Ольга!
Да, такая рубрика уже есть. В ней я разобрала 2 стихотворения Светланы Захаровой.
Больше ко мне никто не обратился. Мои аналитические таланты, так сказать, не востребованы.
70 страниц анализа, который я выполнила по итогам прочтения конкурсных работ, как оказалось, нужны лишь мне самой.
Но разные разборы я активно провожу на своём канале LiterMort в Вконтакте.
Но я прихожу к выводу, что анализ — это просто более внимательный, глубокий и вдумчивый способ чтения. Однако такой способ интересен прежде всего науке. Вне науки он действительно невостребован.
Именно этим и занимается классическая литература. Есть специально сформулированная в русском литературоведении проблема: истинных и мнимых ценностей. И Пушкин, и Некрасов, и Шукшин (и все, в общем, классики) постоянно задавали себе вопрос, что именно допустимо, а что нет — и почему; что нравственно, а что нет — и тоже почему. Ответы на эти вопросы и составляют саму плоть классической литературы — её предмет. И выздоровление всегда подразумевалось одно — выздоровление России.
«Научиться принимать жизнь в любых её проявлениях» — и в форме лживости, грубости, безнравственности, продажности, приспособленчества?.. Ведь это всё, увы, проявления жизни. И доносы эти «Шариковы» писали ради собственной выгоды, и в лагерях давили слабых, и открыто считали честность уделом слабаков, не умеющих урывать от жизни своё. Если язвы на теле общества существуют, значит, это кому-нибудь нужно?.. Например, мне? Чтобы научиться принимать жизнь в её несправедливости, грубости, порочности, презрении к хрупкому и интеллектуальному. Видимо, да, нужно. Нужно ощущать, что элитарная культура была и будет под угрозой растоптания «Шариковыми». Но уважать их — увольте.
Мне внятно всё, что Вы имеете в виду.
Только всерьёз.))
Кстати, метафора о «горячих пирожках» (площадной еде, общепите) очень показательна, объясняет многое. Хлеб и зрелища. А кого в Риме подкармливали «хлебными раздачами»? Нет, но это уже чересчур явно…
Присылайте поэзию, буду рада прочесть и изучить.
Матерные слова гнусны. Из исследований моей тёти, профессора медицины, знаю, что в среде «белого отребья», то есть «дна», их употребление связано с недоразвитостью лобных долей и коры головного мозга.
Употреблять мат — все равно что губами трогать гениталии. Конечно, это очень приятно. Гениталии для многих — это средоточие человека, точка пересечения всех меридианов. Но — не для всех. Не для меня. Хотя осознаю, что половая жизнь очень важна и гигиена этой жизни — важная отрасль медицины… И Пушкин посвятил «Сорок дочерей» теме гениталий и важности половых отношений мужчин и женщин.
Но! — красивые речи о важности этих вещей разбиваются о гнусность русского мата. И я знаю одно: матерная культура и моя враждебны друг другу кровно, идейно. Это две культуры, две России. И Вы правы, они победят нас, потому что их большинство. И это будет поражение интеллигентной России, а не только моё.
У «шарашки» сниженный оттенок. И потому, что это не просто НИИ, а закрытое заведение тюремного типа (!), где работали учёные и конструкторы. Вот откуда это в памяти дедов, переживших «красный террор». А историческая память теряется, и вот уже кажется, что «шарашка» — это обычное НИИ. А НИИ-то не обычное.
Пусть единственный бой в нашей жизни будет — лингвистический. Лингвистическая дискуссия. И они очень интересны и полезны. В искусстве слова, я считаю, слова нужно миллиметровать.
Спасибо за дискуссию, дорогая Елена! Слова и смыслы достойны того, чтобы за них побиться!
Моё мнение как лингвиста — жаргон в литературе загрязняет чистоту речи. Если автор описывает быт рабочих на заводе, профессиональные группы, криминальные группировки, если сюжет протекает «на дне» и проч., то есть если жаргон необходим для подноценного описания определённой социальной группы, то его используют. Но жаргон не стоит приравнивать к обычной разговорной лексике. Жаргон — это не общеупотребительная лексика. Жаргонизация речи — одна из проблем, с которой столкнулась современная Россия.
Я не писала, что в рассмотренных текстах содержался мат (уточнение «с описанием гениталий» излишне, так как «мат» — это и есть номинация через образы или гениталий, или полового акта, или промискуитета). С своём сообщении я упомянула мат в ответ на его упоминание: "«Мат и матушка» — об использовании ненормативной лексики".
«Не нашла и ничего достойного “Словаря криминального и полукриминального мира: мат, сленг, жаргон” Мельника»
Слово «достойного» не совсем уместно: лексика или входит в словарь, или не входит. Каждое слово имеет свою историю, свою образность, свою окраску. И свою страту бытования.
Приведу пример.
“Незадачливая наследница так и будет метаться по никудышным шарашкам.”
“Словарь русского арго” Елистратова определяет “шарашку” как сомнительное заведение; темную компанию. Происходит из уголовной лексики: «шарага» — воровская группа, компания, «шарашка» — комната, отдельное помещение, крик, шум, беспорядок, «шарашить» — красть, грабить; устар. диал. «шарага» — беспокойный человек, «шарань» — сброд.
Шарага — воровская компания.
Источник: Словарь криминального и полукриминального мира: мат, сленг, жаргон. Мельник Ярослав. 2004.
Второй пример.
«Лыбиться (давить лыбу) в словаре “Язык Одессы. Слова и фразы. 2013” — значит “улыбаться”.»
“Сделать лыбу” у сидевших — значит “улыбнуться”.
Первое слово прозвучало не в речи персонажа в качестве средства охарактеризовать бунтаря. Это или речь автора, или внутренний монолог родителей героини. Шарага — уродливое слово, пришедшее из чётко определённой социальной страты. В литературе ему не место. Второе выражение — в речи главной героини. Откуда невинная школьница знает лексику сидевших? Ответ, я полагаю, таков: их лексика уже стала в определённых кругах привычной, и никто не замечает, что то или иное словцо или фразеологизм пришли к нам из тюрем.
И мне больно, что наше общество всё больше огрубляется, что ли, перестаёт видеть грань между полууголовной лексикой и разговорной. Это деградация, и я вижу это ясно и со своей стороны борюсь, как могу.
Но главное, что профессору понравилось.
"высказывая своё мнение об этом, нам всем надо сначала снять корону или шоры."
С чего снять корону, Елена? С русской речи?
А «шоры» с меня ежедневно снимает сама жизнь. Не бывает дня, чтобы, выйдя на улицу, я не слышала названия гениталий, выкрикиваемые моими соотечественниками. Может быть, снять корону и присоединиться к хору? Шучу, конечно.
Но одно для меня очевидно: литературу нельзя склонять к этому уровню, нельзя тянуть её всё ближе и ближе к «нижней культуре», обосновывая это тем, что литература должна отражать саму жизнь. Жизнь тоже ведь неоднородна. Где-то шарашки, а где-то высшее образование. Разве литература должна только отражать, как зеркало? А формировать вкус? А прививать прекрасное?..
Читая и оценивая произведение, я постоянно задаю себе вопросы: как оно обогатит школьников, если через 100 лет его будут изучать в школе? Ценности какой социальной группы оно продвигает и изображает истинными? Какие нравственные идеи составляют «сердце» этого произведения? И это, по моему твёрдому убеждению, важнейшие вопросы.
«Мы здесь, кстати, (в том числе в жюри конкурса) ни с кем не боремся и не соревнуемся.»
Хорошо, если так. Но диалог начался с выражения сомнений, будто филологи и учителя, не учившиеся в Москве, способны заниматься литературной критикой. Дальше моему мнению были противопоставлены два авторитета: «очень крупное издательство» и профессор.
Повторюсь, Вы читали лишь мои краткие выводы. Анализ работы с «шарашкой» занял 20 страниц.