Про использование ненорматива и жаргона в литературе мне известно. У меня есть на этот счёт своё мнение. Мой анализ работ Вы не читали, так как я прислала только краткие выводы.
Мат — это прежде всего образность, построенная на наименованиях гениталий, полового акта различных видов и отсылках к половой распущенности. Безусловно, это должно выступать средством художественной речевой детализации персонажей, образы которых необходимо раскрыть именно через наименования гениталий, полового акта и отсылки к половой распущенности. Эта тематика остроактуальна, и классическая литература 21 века обязана её раскрыть, чтобы школьникам и студентам будущего было что изучать о нашем веке. Инвектива и её место в бытовой речи — тема настоящего и будущего. Половой акт как способ создать образную картину мира.
"Так что в случае с нашими конкурсантами — чьему мнению отдать предпочтение, вашему или очень известному издательству, купившему по собственной инициативе один из раскритикованных вами текстов?"
Ого, какой сложный вопрос. Надо подумать. Подумала: у кого больше денег, тот и прав. Так что очень известное издательство может заказывать триумф. Чтобы догадаться, что оно победило, читать мой анализ нужды нет.
Кстати, это тоже болевой вопрос: выбор «очень известных издательств» — адекватное светило элитарности и высокого качества или нет? Видимо, что напечатали — это и блеск. А что не напечатали — то и ширпотреб. Самиздат — априори ширпотреб. Так что единственный способ доказать себе и миру, что ты не барахло (по выражению Людмилы Прокофьевны Калугиной), это выполнить требования издательства и быть напечатанным. А как же тот факт, что издательства — особенно наиболее крупные — обслуживают массовый сегмент литературы? Могут попадаться и качественные вещицы, конечно. Но большая часть — массовая, а не классика. Массовая литература — это вариант «попсы». Киркоров, Дима Билан, Катя Лель (вспомнила, сколько могла) — получали большое финансирование «очень крупных продюсеров». Так чьему мнению отдать предпочтение — тех критиканов-тараканов, кто не считает песни Кати Лель произведением искусства, или очень известному продюсеру, оплатившему по собственной инициативе её проект?.. (Ответ см. выше.) Но я и не собиралась бороться с «очень известным издательством». У них в руках власть, бизнес, большие деньги и планы. У меня — только интеллект, знания, нравственный долг. Сразу вырисовываются образы победившего и проигравшего. Зачем унижаться? Перед кем и ради чего? Ради русской речи, ради истины или красоты?
Да я понимаю, Елена, без обид, но слово не воробей.) Можно и не переходить на личности, но всякая личность кем-то является. И не всякий литературовед является выпускником Литературного института имени Горького, я так считаю. Не литературным институтом единым богаты. Как говорится, есть жизнь и за МКАДом.
Всякий литературный текст — это совокупность лексики, тем, проблем, мотивов, образов, аллюзий, авторских оценок и пафоса, дающая в итоге идейное содержание. Даже гениальные работы поддаются анализу. Анализ — это просто более пристальный взгляд. Что ж, теперь не глядеть на работы поэтов слишком пристально, чтобы не замущать?) Пусть не смущаются, а отвечают так, как ответил Пушкин критикам в журнале Атеней. Пусть, в общем, размажут критиков. (Любя, конечно, но — размажут. Как Пушкин мазал.) Так делали великие. Почему бы нам не делать так же? Не переломимся.)
Между прочим, по итогам прочтения 3-х конкурсных работ, которые оргкомитет мне любезно предоставил, у меня родилось 70 страниц аналитических наблюдений и замечаний. Многое я анализировала совершенно нейтрально, с некоторыми явлениями не согласна — в частности, со сниженной лексикой, с арго, употребление которого в литературе автор должен уметь защитить, как докладчик на защите своей диссертации. Его рецензент спрашивает: с какой целью вы пускаете в русскую литературу жаргон криминального и полукриминального мира? И надо уметь ответить, а не прятать глазки, как Гюльчатай, и настаивать на приватности. Литература — не приватное явление, а нацеленное на общественность. И отклик на неё должен быть общественным. Это симметрично. Иначе речь идёт уже не о литературе, а о личном творчестве: все в юности должны заниматься музыкой, фехтованием и поэзией, но не у каждого поэзия — достояние литературного процесса.)) Таково моё личное мнение.
Спасибо за отклик, Елена. С Днём знаний!) Я считаю, что стремление к «элитарности» — это духовный вектор. Как в словарях и энциклопедиях есть помета: «сниженная» или «возвышенная» лексика. То же самое с самоопределением. А что именно и как именно «возвышает» нас и нашу работу — это уже индивидуально. Но для меня это означает направление полёта (или «ползка», если лететь нет ни сил, ни таланта).
Про свою литературу — для меня это, как и для многих авторов, тонкий вопрос. Вы пишете, что давали читать свою работу другим авторам. Завидую Вам. Я не чувствую у себя нравственного права претендовать на драгоценные минуты чьего-то времени и просить прочитать мои стихи или прозу. Друзей, которые бы сами захотели читать мои работы, у меня нет. Коллег, которые бы этого хотели, тоже нет (так как я не числюсь в университете). За всю жизнь у меня не было ни одной рецензии на мои стихи, а пишу я лет с 6. Это какая-то невидимость, но я живу с ней давно. Однажды, ещё в ВУЗе, давала листок своих стихов одной преподавательнице, но она промолчала. Много лет писала в стол, пыталась даже перестать писать, но не смогла. После выхода моего романа со стихами на него написала рецензию одна коллега, филолог-франковед, которуя я чудом встретила на сайте любителей женского романа. Это единственная моя рецензия. А потом на том же сайте я встретила ещё одну коллегу, профессора Благовещенского университета, и она создала со мной интервью о моём романе. Я пыталась «подсунуть» свою работу моим бывшим педагогам, кому-то из родных, одной коллеге, но… довольно безрезультатно. Конечно, это унизительно. Чувствуешь себя Акакием Акакиевичем, мнущимся и лепечущим под дверью кабинета значительного лица. Есть чувство, что даже на секунду времени окружающих людей у тебя и твоего искусства нет права, что ты тень. Никто, как называет себя индеец в Мертвеце Джима Джармуша. А как быть? Перестать существовать, мыслить, чувствовать, писать не можешь. Иногда и рад бы, а не можешь, коптишь воздух. Вообще свою филолого-аналитическую и литературную работу много лет проделываю в одиночестве и считаю это, как лермонтовский Печорин, своим фатумом. В Интернете, кстати, блогеры предлагали рецензию, стоимость 6000 руб. Но за «6 кусков» авторы ждут похвалы, а не критики. Как говорится, новая дисциплина — литературная похвала. Но если даже филологи не имеют нравственного или профессионального права анализировать чужую литературу, не являясь выпускниками Литературного института имени Горького, то что говорить о простых ребятах-блогерах, честно делающих деньги? Это — жанр «народной литературной критики», и он противостоит научному подходу. Но народу не нужен научный подход. Народ вообще научные подходы считает враждебными лично себе, народу. Это культурный код. Но на сегодняшний день верю, что силы своего ума, таланта и знаний нужно посвящать тому, что ты избрал полем своих интересов. Это — садик Чехова, который необходимо разбить на пустыре. Над нашим садиком могут смеяться, могут улюлюкать, могут презирать, могут даже топтать, но мы не должны сдаваться и переставать существовать. Пусть это звучит высокопарно, но я считаю это нравственным долгом. Иисусу тоже пришлось нести свой крест в одиночестве. И что? Донёс же. (Хотя даже Ему немного помогли.) Иногда в полушутку говорю: главное, чтобы после смерти наши бумаги и старенький комп не выкинули вместе с прочим хламом на свалку, а то труд всей жизни коту под хвост.
Спасибо за отклик, Елена. Да, я имела в виду именно область литературоведения. Имели ли право критики судить Пушкина и Лермонтова (самый типичный пример поэтов) при жизни? Было ли у критиков подходящее образование? Возможно, стоило дождаться финала жизненного пути и тогда уже оценивать?.. Дело в том, что оценка текущего литературного процесса — особая область литературоведения. Но она существует, и в ней нет ничего негативного или постыдного. По творчеству Бориса Гребенщикова, например, даже диссертации пишут, а он наш современник. Исследование новейшей литературы (и поэзии) не табуировано и ведётся прямо сейчас.
Другой вопрос — кому разрешено исследовать современную поэзию, а кому запрещено. Из комментария Елены следует, что в моём праве на такое исследование она сомневается (цитата), так как я не являюсь выпускницей Литературного института имени Горького, а училась в ЮФУ на факультете лингвистики и словесности и являюсь филологом и учителем. Более того, я не являюсь и сотрудником университета, а это значит, что моя компетентность не доказана. Априори её нет. Да, свободный исследователь сегодня, видимо, действительно никто. За него некому поручиться. Лишний человек, получается. И общество не нуждается в моих исследованиях, так как поэты и читатели просто обмениваются эмоциями, и университет в моей работе не заинтересован, так как я не числюсь сотрудником. Анализировать-то никто не запрещает. Вот только анализировать куда — в стол? В просторы равнодушного Интернета. Высказался — на здоровье. Промолчал — ещё лучше.
Да, Елена, вы сумели попасть в точку. Для окружающих людей я как филолог — человек без авторитета, без доказанной компетентности. Картонный исследователь, которому правов таких не давали. Фигурка из сферы услуг (преподавание же сейчас стало сферой услуг). Какой-то «человек без адреса». В Интернете как невидимка, в реальной жизни как отшельник — сидишь себе за компьютером, и никто тебя не знает. Правильнее и благороднее, наверно, как уважаемый Данила Михайлович, анализировать материал для диссертации. Тебя только спросят: ты зачем, собака, тут вынюхиваешь, оцениваешь, кто тебе право дал? А ты такой: а я для научного исследования, в кандидаты нацелился! И всё, вопросов нет. Но хотя бы прояснилась точка зрения уважаемого оргкомитета нашего Союза на мою аналитическую деятельность, и на том спасибо. Тьма заблуждений должна освещаться лучом света.
Как «кинжал», ей-богу! «Никто привычною заботливой рукой Его не чистит, не ласкает...»
Запоминающийся последний образ: «фанерная гитарка». И нить у судьбы — «тонюсенькая». А у новых, современных, сочно-сладких и лопающихся своим соком и новизной, должно быть, такие инструменты, что ими убить можно. И совсем другая судьба. А наша нам тем дороже, чем более хрупкой и «уходящей» она становится. А потом и они станут «тонюсенькими», всему своё время. Круговорот гитар в природе.
Между прочим, это может быть гимном любому поколению (только образы, конечно, здесь недвусмысленно указывают на поколение определённое). Но непреходящая актуальность чувствуется, конечно. Чем старше мы становимся, тем призрачнее становится наша «гитара». И хотя мы до последнего может издать из неё звуки, внятные «нашим», после нас она замолчит навсегда, и это обидно. Да, лермонтовскую гитару подхватили, можно так сказать. Но лишь потому, что сочли его гением, а его «гитару» — достойной того, чтобы подхватывать. А про себя никогда не знаешь. И тем сильнее любишь то, что любится, зная, что ты, не исключено, «последний из Могикан».
Хельга, Вы попали в точку. Речь идёт о крайне щекотливом вопросе — оценивании современной поэзии. Не классики (которую уже оценили другие, приняв удар на себя), а современности. Это отдельный сектор литературоведения. И в нём такой такой принцип: художественное содержание заключается не столько в тексте, сколько в намерениях автора. Почему автор транслирует именно этот культурный код? Сознательно или бессознательно? Автор наивен или опытен? С какой социальной группой себя ассоциирует? Все эти вопросы уже имеют ответы, когда речь идёт о старой литературе. Потому что старые литературоведы заботливо на них ответили. Пушкина критиковали в журнале Атеней, а он отвечал. Благодаря этому был диалог, из которого нам многое яснее. И сейчас нам в литературе нужен такой Атеней и такой диалог. Насчёт ‘элитарности» думаю так: подобное тянется к подобному. Наивным поэтам некомфортно рядом с профессиональными, а компетентным неловко рядом с дилетантами. Все постепенно находят свою нишу, свою группу. Для наивного осознать, как много он не знал, — удар. Для профессионала, если бы он знал, как равнодушны к нему наивные и как мало прислушиваются, тоже был бы удар. Как говорит замечательный современный ученый-исследователь наива Данила Давыдов, примитива сейчас сколько угодно. Поэтому перед исследователем современной поэзии стоит не задача, а сверхзадача.
1. Один мой ученик на уроке сказал, что книги устарели и теперь фильмы — это современый вариант книг. Видимо, как прежде свитки и книги заменили глиняные дощечки, так теперь фильмы заменили книги.) Но, на мой взгляд, они апеллируют к разным органам чувств. И к разным «интеллектам». Есть же вербальный интеллект и визуальный.
2. Фильм надо выбирать по картине мира, по жанру, по эстетическим предпочтениям, по философии. И по актёру.
3. «Литературные кинокартины» порой разочаровывают. Но для меня важнее всего, что посмотреть фильм после книги — это как будто найти единомышленников и обсудить с ними книгу. Ведь создатели фильма тоже её читали! А это важнее всего.
4. Я считаю, что способность к поэзии — это врождённый дар, который требует развития. Например, быть баклажаном — это дар, с рожденья доступный лишь баклажанам. И кабачок натренировать на баклажана нельзя. Но баклажан может захиреть, такое бывает.
5. Моцарт, начинающий давать концерты в зрелом возрасте, сталкивается, возможно, с ещё большим давлением, чем юный Моцарт. Как побороть непонимание окружающих и не побояться заявить о себе? Сложный вопрос. А чем Моцарт занимался до этого?.. Но, например, Даниэль Дефо написал «Робинзона Крузо» после 50 лет. Аккумулировал знания о жизни. И Шопенгауэр писал «допоздна». И Толстой. Но относится ли их пример к поэзии? Мудрость и поэзия иногда сходятся, иногда нет. Всё-таки именно поэзия — это гений, генетическая способность, дар. Возможно, если человек стал поэтом ближе к старости или зрелости, а стал настоящим поэтом, талантливым или гениальным, то это значит, что его гений или дар до этого «спал». Аномальное развитие, в общем.
Преинтересное интервью! С Игорем Исаевым общалась 2 раза: на встрече Союза в Москве и на онлайн-конференции, где весь первый час нас было только трое — Игорь Исаев, я и Елена Асатурова (а с собакой Игоря, впрочем, четверо). У Игоря яркие стихи, нескучные и запоминающиеся страстью и разумным содержанием. А где можно прочесть «Мы – уходящая натура? На сайте есть сборники наших поэтов? Вижу в шапке только конкурсы.
«Профессий не бывает в мире лучше, Чем те, что кормят соловья с руки.»
Воистину достойный ответ Маяковскому!)
«Стрелок ход в часах остановить. И плести неспешной жизни нить. И вязать носки на старых спицах...»
Конфликт активной и пассивной жизненных позиций. Но разве самоустранение из «пекла» — это выход?.. Пока мы будем «вязать носки на старых спицах» в гармонии с небесами, другие построят свои республики и тирании на земле, а мы и не заметим… Потом довяжем носок, выглянем, а там — батюшки…
Вобще у поэтессы чувствуется явный конфликт земного и небесного, и она (как и Лермонтов) явно выбирает землю, хотя и бабочкой тянется к небесам: «Я по земле ступаю год за годом...» Земная мудрость — суемудрие — норовит пронзить небеса, но небеса не даются: «пришпиленная на булавку с википедическою справкой».
Но интерес итог, вывод, позиция автора. Говорят, что пока поэт ещё жив, итога пока нет. Да, безусловно. Но в написанных стихах позиция есть: «сосуд с сомненьями и строчкой, что получается едва.» Этот конфликт, указанный выше, — вот он. Поэт выбирает земное, так как не уверен, что полноценно принадлежит небесному. У ангелов и серафимов нет сомнений, а у земного человече они есть. И оттуда — «сосуд с сомненьями и строчкой». Нашу землю, обетованную нами же, говорит поэт, не нужно самолюбиво обменивать на небеса. О небесах стоит мечтать, и только, и тогда нас поднимет сама мечта. Как говорится, не нужно пришпиливать бабочку, без шпильки она взлетит выше.
Очень интересен последний проект: «Обратная связь». От разговорно-фамильярного «обсуждалка» предлагаю отказаться: это сразу низводило бы суть рубрики к «площадному» обсуждению, сниженному, в котором допустима грубоватость. Такой народный суффикс несёт негативный оттенок, как в сниженных словах типа «обзывалка», «писалка», «говорилка».
И очень полезен и духовно ценен проект « Тематические тренинги для поэтов «Пишу как Пушкин»». Одиночество творческой личности в Сети — актуальная современная проблема. Молчание читателей, отсутствие обратной связи, равнодушие к творчеству нередко оскорбительнее «хэйта». Обречённый на одиночество поэт и писатель, подобно горьковскому Ларре, как будто перестают существовать, превращается в тень. Благодаря такой литературной гостиной превращение в тень можно существенно замедлить или даже предотвратить!
Мой анализ работ Вы не читали, так как я прислала только краткие выводы.
Мат — это прежде всего образность, построенная на наименованиях гениталий, полового акта различных видов и отсылках к половой распущенности. Безусловно, это должно выступать средством художественной речевой детализации персонажей, образы которых необходимо раскрыть именно через наименования гениталий, полового акта и отсылки к половой распущенности. Эта тематика остроактуальна, и классическая литература 21 века обязана её раскрыть, чтобы школьникам и студентам будущего было что изучать о нашем веке. Инвектива и её место в бытовой речи — тема настоящего и будущего. Половой акт как способ создать образную картину мира.
"Так что в случае с нашими конкурсантами — чьему мнению отдать предпочтение, вашему или очень известному издательству, купившему по собственной инициативе один из раскритикованных вами текстов?"
Ого, какой сложный вопрос. Надо подумать.
Подумала: у кого больше денег, тот и прав. Так что очень известное издательство может заказывать триумф. Чтобы догадаться, что оно победило, читать мой анализ нужды нет.
Кстати, это тоже болевой вопрос: выбор «очень известных издательств» — адекватное светило элитарности и высокого качества или нет? Видимо, что напечатали — это и блеск. А что не напечатали — то и ширпотреб. Самиздат — априори ширпотреб.
Так что единственный способ доказать себе и миру, что ты не барахло (по выражению Людмилы Прокофьевны Калугиной), это выполнить требования издательства и быть напечатанным.
А как же тот факт, что издательства — особенно наиболее крупные — обслуживают массовый сегмент литературы? Могут попадаться и качественные вещицы, конечно. Но большая часть — массовая, а не классика. Массовая литература — это вариант «попсы». Киркоров, Дима Билан, Катя Лель (вспомнила, сколько могла) — получали большое финансирование «очень крупных продюсеров». Так чьему мнению отдать предпочтение — тех критиканов-тараканов, кто не считает песни Кати Лель произведением искусства, или очень известному продюсеру, оплатившему по собственной инициативе её проект?.. (Ответ см. выше.)
Но я и не собиралась бороться с «очень известным издательством». У них в руках власть, бизнес, большие деньги и планы. У меня — только интеллект, знания, нравственный долг. Сразу вырисовываются образы победившего и проигравшего. Зачем унижаться? Перед кем и ради чего? Ради русской речи, ради истины или красоты?
Думаю, бессовестно везёт.)))
Спасибо, совершенно взаимно. :*
Всякий литературный текст — это совокупность лексики, тем, проблем, мотивов, образов, аллюзий, авторских оценок и пафоса, дающая в итоге идейное содержание. Даже гениальные работы поддаются анализу. Анализ — это просто более пристальный взгляд. Что ж, теперь не глядеть на работы поэтов слишком пристально, чтобы не замущать?) Пусть не смущаются, а отвечают так, как ответил Пушкин критикам в журнале Атеней. Пусть, в общем, размажут критиков. (Любя, конечно, но — размажут. Как Пушкин мазал.) Так делали великие. Почему бы нам не делать так же? Не переломимся.)
Между прочим, по итогам прочтения 3-х конкурсных работ, которые оргкомитет мне любезно предоставил, у меня родилось 70 страниц аналитических наблюдений и замечаний. Многое я анализировала совершенно нейтрально, с некоторыми явлениями не согласна — в частности, со сниженной лексикой, с арго, употребление которого в литературе автор должен уметь защитить, как докладчик на защите своей диссертации. Его рецензент спрашивает: с какой целью вы пускаете в русскую литературу жаргон криминального и полукриминального мира? И надо уметь ответить, а не прятать глазки, как Гюльчатай, и настаивать на приватности. Литература — не приватное явление, а нацеленное на общественность. И отклик на неё должен быть общественным. Это симметрично. Иначе речь идёт уже не о литературе, а о личном творчестве: все в юности должны заниматься музыкой, фехтованием и поэзией, но не у каждого поэзия — достояние литературного процесса.)) Таково моё личное мнение.
Я считаю, что стремление к «элитарности» — это духовный вектор. Как в словарях и энциклопедиях есть помета: «сниженная» или «возвышенная» лексика. То же самое с самоопределением. А что именно и как именно «возвышает» нас и нашу работу — это уже индивидуально. Но для меня это означает направление полёта (или «ползка», если лететь нет ни сил, ни таланта).
Про свою литературу — для меня это, как и для многих авторов, тонкий вопрос. Вы пишете, что давали читать свою работу другим авторам. Завидую Вам. Я не чувствую у себя нравственного права претендовать на драгоценные минуты чьего-то времени и просить прочитать мои стихи или прозу. Друзей, которые бы сами захотели читать мои работы, у меня нет. Коллег, которые бы этого хотели, тоже нет (так как я не числюсь в университете). За всю жизнь у меня не было ни одной рецензии на мои стихи, а пишу я лет с 6. Это какая-то невидимость, но я живу с ней давно. Однажды, ещё в ВУЗе, давала листок своих стихов одной преподавательнице, но она промолчала. Много лет писала в стол, пыталась даже перестать писать, но не смогла. После выхода моего романа со стихами на него написала рецензию одна коллега, филолог-франковед, которуя я чудом встретила на сайте любителей женского романа. Это единственная моя рецензия. А потом на том же сайте я встретила ещё одну коллегу, профессора Благовещенского университета, и она создала со мной интервью о моём романе. Я пыталась «подсунуть» свою работу моим бывшим педагогам, кому-то из родных, одной коллеге, но… довольно безрезультатно. Конечно, это унизительно. Чувствуешь себя Акакием Акакиевичем, мнущимся и лепечущим под дверью кабинета значительного лица. Есть чувство, что даже на секунду времени окружающих людей у тебя и твоего искусства нет права, что ты тень. Никто, как называет себя индеец в Мертвеце Джима Джармуша. А как быть? Перестать существовать, мыслить, чувствовать, писать не можешь. Иногда и рад бы, а не можешь, коптишь воздух. Вообще свою филолого-аналитическую и литературную работу много лет проделываю в одиночестве и считаю это, как лермонтовский Печорин, своим фатумом.
В Интернете, кстати, блогеры предлагали рецензию, стоимость 6000 руб.
Но за «6 кусков» авторы ждут похвалы, а не критики. Как говорится, новая дисциплина — литературная похвала.
Но если даже филологи не имеют нравственного или профессионального права анализировать чужую литературу, не являясь выпускниками Литературного института имени Горького, то что говорить о простых ребятах-блогерах, честно делающих деньги? Это — жанр «народной литературной критики», и он противостоит научному подходу. Но народу не нужен научный подход. Народ вообще научные подходы считает враждебными лично себе, народу. Это культурный код.
Но на сегодняшний день верю, что силы своего ума, таланта и знаний нужно посвящать тому, что ты избрал полем своих интересов. Это — садик Чехова, который необходимо разбить на пустыре. Над нашим садиком могут смеяться, могут улюлюкать, могут презирать, могут даже топтать, но мы не должны сдаваться и переставать существовать. Пусть это звучит высокопарно, но я считаю это нравственным долгом. Иисусу тоже пришлось нести свой крест в одиночестве. И что? Донёс же. (Хотя даже Ему немного помогли.) Иногда в полушутку говорю: главное, чтобы после смерти наши бумаги и старенький комп не выкинули вместе с прочим хламом на свалку, а то труд всей жизни коту под хвост.
Да, я имела в виду именно область литературоведения.
Имели ли право критики судить Пушкина и Лермонтова (самый типичный пример поэтов) при жизни? Было ли у критиков подходящее образование? Возможно, стоило дождаться финала жизненного пути и тогда уже оценивать?..
Дело в том, что оценка текущего литературного процесса — особая область литературоведения. Но она существует, и в ней нет ничего негативного или постыдного. По творчеству Бориса Гребенщикова, например, даже диссертации пишут, а он наш современник. Исследование новейшей литературы (и поэзии) не табуировано и ведётся прямо сейчас.
Другой вопрос — кому разрешено исследовать современную поэзию, а кому запрещено. Из комментария Елены следует, что в моём праве на такое исследование она сомневается (цитата), так как я не являюсь выпускницей Литературного института имени Горького, а училась в ЮФУ на факультете лингвистики и словесности и являюсь филологом и учителем. Более того, я не являюсь и сотрудником университета, а это значит, что моя компетентность не доказана. Априори её нет. Да, свободный исследователь сегодня, видимо, действительно никто. За него некому поручиться. Лишний человек, получается. И общество не нуждается в моих исследованиях, так как поэты и читатели просто обмениваются эмоциями, и университет в моей работе не заинтересован, так как я не числюсь сотрудником. Анализировать-то никто не запрещает. Вот только анализировать куда — в стол? В просторы равнодушного Интернета. Высказался — на здоровье. Промолчал — ещё лучше.
Да, Елена, вы сумели попасть в точку. Для окружающих людей я как филолог — человек без авторитета, без доказанной компетентности. Картонный исследователь, которому правов таких не давали. Фигурка из сферы услуг (преподавание же сейчас стало сферой услуг). Какой-то «человек без адреса». В Интернете как невидимка, в реальной жизни как отшельник — сидишь себе за компьютером, и никто тебя не знает.
Правильнее и благороднее, наверно, как уважаемый Данила Михайлович, анализировать материал для диссертации. Тебя только спросят: ты зачем, собака, тут вынюхиваешь, оцениваешь, кто тебе право дал? А ты такой: а я для научного исследования, в кандидаты нацелился! И всё, вопросов нет.
Но хотя бы прояснилась точка зрения уважаемого оргкомитета нашего Союза на мою аналитическую деятельность, и на том спасибо. Тьма заблуждений должна освещаться лучом света.
Игорь, я опубликовала Ваше стихотворение у себя на канале, надеюсь, Вы не против.) Автора указала, разумеется. Пусть люди читают, им будет приятно.
Висит тихонечко в углу.»
Как «кинжал», ей-богу!
«Никто привычною заботливой рукой
Его не чистит, не ласкает...»
Запоминающийся последний образ: «фанерная гитарка». И нить у судьбы — «тонюсенькая». А у новых, современных, сочно-сладких и лопающихся своим соком и новизной, должно быть, такие инструменты, что ими убить можно. И совсем другая судьба. А наша нам тем дороже, чем более хрупкой и «уходящей» она становится. А потом и они станут «тонюсенькими», всему своё время. Круговорот гитар в природе.
Между прочим, это может быть гимном любому поколению (только образы, конечно, здесь недвусмысленно указывают на поколение определённое). Но непреходящая актуальность чувствуется, конечно. Чем старше мы становимся, тем призрачнее становится наша «гитара». И хотя мы до последнего может издать из неё звуки, внятные «нашим», после нас она замолчит навсегда, и это обидно. Да, лермонтовскую гитару подхватили, можно так сказать. Но лишь потому, что сочли его гением, а его «гитару» — достойной того, чтобы подхватывать. А про себя никогда не знаешь. И тем сильнее любишь то, что любится, зная, что ты, не исключено, «последний из Могикан».
Насчёт ‘элитарности» думаю так: подобное тянется к подобному. Наивным поэтам некомфортно рядом с профессиональными, а компетентным неловко рядом с дилетантами. Все постепенно находят свою нишу, свою группу. Для наивного осознать, как много он не знал, — удар. Для профессионала, если бы он знал, как равнодушны к нему наивные и как мало прислушиваются, тоже был бы удар. Как говорит замечательный современный ученый-исследователь наива Данила Давыдов, примитива сейчас сколько угодно. Поэтому перед исследователем современной поэзии стоит не задача, а сверхзадача.
2. Фильм надо выбирать по картине мира, по жанру, по эстетическим предпочтениям, по философии. И по актёру.
3. «Литературные кинокартины» порой разочаровывают. Но для меня важнее всего, что посмотреть фильм после книги — это как будто найти единомышленников и обсудить с ними книгу. Ведь создатели фильма тоже её читали! А это важнее всего.
4. Я считаю, что способность к поэзии — это врождённый дар, который требует развития. Например, быть баклажаном — это дар, с рожденья доступный лишь баклажанам. И кабачок натренировать на баклажана нельзя. Но баклажан может захиреть, такое бывает.
5. Моцарт, начинающий давать концерты в зрелом возрасте, сталкивается, возможно, с ещё большим давлением, чем юный Моцарт. Как побороть непонимание окружающих и не побояться заявить о себе?
Сложный вопрос. А чем Моцарт занимался до этого?..
Но, например, Даниэль Дефо написал «Робинзона Крузо» после 50 лет. Аккумулировал знания о жизни.
И Шопенгауэр писал «допоздна». И Толстой. Но относится ли их пример к поэзии? Мудрость и поэзия иногда сходятся, иногда нет.
Всё-таки именно поэзия — это гений, генетическая способность, дар. Возможно, если человек стал поэтом ближе к старости или зрелости, а стал настоящим поэтом, талантливым или гениальным, то это значит, что его гений или дар до этого «спал». Аномальное развитие, в общем.
А где можно прочесть «Мы – уходящая натура?
На сайте есть сборники наших поэтов? Вижу в шапке только конкурсы.
Чем те, что кормят соловья с руки.»
Воистину достойный ответ Маяковскому!)
«Стрелок ход в часах остановить.
И плести неспешной жизни нить.
И вязать носки на старых спицах...»
Конфликт активной и пассивной жизненных позиций. Но разве самоустранение из «пекла» — это выход?.. Пока мы будем «вязать носки на старых спицах» в гармонии с небесами, другие построят свои республики и тирании на земле, а мы и не заметим… Потом довяжем носок, выглянем, а там — батюшки…
Вобще у поэтессы чувствуется явный конфликт земного и небесного, и она (как и Лермонтов) явно выбирает землю, хотя и бабочкой тянется к небесам:
«Я по земле ступаю год за годом...»
Земная мудрость — суемудрие — норовит пронзить небеса, но небеса не даются:
«пришпиленная на булавку
с википедическою справкой».
Но интерес итог, вывод, позиция автора. Говорят, что пока поэт ещё жив, итога пока нет. Да, безусловно. Но в написанных стихах позиция есть:
«сосуд с сомненьями и строчкой,
что получается едва.»
Этот конфликт, указанный выше, — вот он. Поэт выбирает земное, так как не уверен, что полноценно принадлежит небесному. У ангелов и серафимов нет сомнений, а у земного человече они есть. И оттуда — «сосуд с сомненьями и строчкой». Нашу землю, обетованную нами же, говорит поэт, не нужно самолюбиво обменивать на небеса. О небесах стоит мечтать, и только, и тогда нас поднимет сама мечта. Как говорится, не нужно пришпиливать бабочку, без шпильки она взлетит выше.
Птички надрываются,
А я темечко чешу:
Сонет не сочиняется!
Куре квохтнуть так легко!..
Квохчут истерически…
А поэтам тяжело,
Труд их — пиитический!
Очень интересен последний проект: «Обратная связь». От разговорно-фамильярного «обсуждалка» предлагаю отказаться: это сразу низводило бы суть рубрики к «площадному» обсуждению, сниженному, в котором допустима грубоватость. Такой народный суффикс несёт негативный оттенок, как в сниженных словах типа «обзывалка», «писалка», «говорилка».
И очень полезен и духовно ценен проект « Тематические тренинги для поэтов «Пишу как Пушкин»».
Одиночество творческой личности в Сети — актуальная современная проблема. Молчание читателей, отсутствие обратной связи, равнодушие к творчеству нередко оскорбительнее «хэйта». Обречённый на одиночество поэт и писатель, подобно горьковскому Ларре, как будто перестают существовать, превращается в тень. Благодаря такой литературной гостиной превращение в тень можно существенно замедлить или даже предотвратить!