Прочитал обсуждения, и увидел, что у комментаторов отсутствует критерий-понимание самой сути критики. Постараюсь обратиться к фундаментальным основам самой природы словесного творчества. Истинный (не графоман) художник Слова никогда не пишет сам: за него, точнее через него пишет Бог (Вселенная, Природа). И такой процесс творения называется вдохновенным. То есть Бог диктует поэту, а поэт, вслушиваясь в голос Бога, записывает. Но вот тут-то и закавыка – поэту неведом язык Бога. Он сказанное Богом переводит на свой родной (в данном случае русский) язык. И вот тут при переводе Божественного Языка на язык родной у поэта и возникают нестыковки. Он что-то неотчетливо расслышал, или допустил досадную ошибку при переводе. Это нормальный творческий процесс.
И тогда на помощь Поэту приходит Критик. Он, если, понятное дело, настоящий, то одинаково, как Поэт, владеет врожденным чувством эмпатии, и способен услышать этот же самый голос Бога. И указать Поэту (автору), что ты вот там-то не совсем верно расслышал Бога и потому допустил ошибку при переводе. Без этого врожденного чувства эмпатии критика вообще в принципе быть не может. Но тогда может ли быть критиком другой поэт? Конечно же может, поскольку, если он истинный поэт, и ему доступно вдохновение, то он способен процесс вдохновенного творчества разглядеть и в другом поэте, и подсказать, что у того вышло не так. Без чувства эмпатии в принципе не может быть ни критика, ни самой критики.
Следующий, тоже принципиальный момент: другой поэт может увидеть в обсуждаемом произведении некую техническую ошибку, ну скажем, сбой в ритме, или не совсем удачный (избитый) образ. Но это уже НЕ ЕСТЬ КРИТИКА. Это – есть РЕДАКТОРСТВО. И другой поэт (писатель) выступает уже в качестве РЕДАКТОРА. И вот тут возникает очень щекотливый момент: редакторство в отличие от критики всегда конкретно. К примеру, автор приносит рукопись в издательство, и когда эта рукопись принимается к публикации, редактор начинает работать с автором, чтобы рукопись максимально соответствовало изданию. То есть, редакторство всегда является прикладным. Словоблудливым редакторство не может быть в принципе. И вот тут нравственный вопрос: а зачем нужны редакторские замечания обсуждаемому автору, если его рукопись не принята к публикации? В нашем конкретном случае (в Клубе) если кто-то вольно или невольно взял на себя роль редактора, то полагаю, нужно это дело доводить до конца, и работать уже с самим автором, чтобы довести его произведение до редакторского относительного совершенства. Можно это делать и в рамках обсуждения. То есть открыто. Но тогда редактор несет за произведение такую же ответственность, как и сам автор. А остальные критики оценивают работу редактора и выносят вердикт: а что он из себя как редактор представляет.
То же самое можно сказать и корректорской работе. А так походя бросать, что работа нуждается в редакторской и корректорской правке, полагаю, ни только не продуктивна, но и вредна. Если автор по ряду причин не заметил у себя, скажем, один редакторский или корректорский огрех, на который ему указал «критик», то как же он может заметить и другие свои огрехи? Редактор (истинный редактор), как и корректор, если он взял на себя эту роль, должен указать на все огрехи, какие, понятное дело, увидел сам… И с позволения автора и вместе с ним работать над их устранением.
Елена довольно подробно и обстоятельно ответила на вопрос: КАКОЙ ДОЛЖНА БЫТЬ КРИТИКА в Клубе. И высказала в этом отношении свое пожелание к критикам и тем, кого критикуют.
Но я не нашел в её пожелании главный, по крайней мере для себя, вопрос: А ЗАЧЕМ ВООБЩЕ НАМ НУЖНА КРИТИКА? Ответ вроде бы очевидный – чтобы учиться лучше писать. Но тогда следующий вопрос: а зачем вообще лучше писать? Ответ тоже напрашивается сам собой: чтобы стать в конце концов Мастером Слова. Но и тут закономерен вопрос: А зачем становиться Мастером Слова?
И тут я вижу три разнокачественных (принципиально отличающихся друг от друга) ответа. Первый (самый распространенный) – чтобы продавать свои произведения, и жить за счет гонораров. Но тут критика должна вестись именно в этом русле: использую выражение Виктора Улина «стелиться под читательский спрос». В этом нет ничего зазорного. Но ежели автор нацелен на это, то и критика должна вестись исключительно с этой позиции.
Второй ответ – хочу стать Мастером Слово, чтобы, быть максимально раскованным и получать от процесса написания максимальное удовлетворение. Это любительский подход. И в нем так же нет ничего зазорного. Ведь поют же люди без всякого музыкального образования застольные песни. И счастливы от этого, и нафик им нужно знать, как называются строфы и размеры. Поэтому и критика тут соотвествующаая.
И наконец, третий ответ: (по мне самый главный и профессиональный) я хочу стать мастером Слова, чтобы полноценно (по мере своих сил и способностей, понятное дело) участвовать во всеобщем литературном процессе. А для этого готов запрячься в него, и как бурлаки на Волге, тянуть баржу литературной традиции. И тут уже – критика совершенного иного рода.
Сам не знаю, но почему-то тут, в Клубе, как огня, боятся выбрать для себя третий вид словесного мастерства. Ну, типа – пусть другие (более талантливые) тянут эту лямку, а я, менее даровитый – обойдусь… Но тогда – у него автоматически остается выбор: между любительством и писательским спросом.
Поэтому полагаю, что автору, выставляющему свои произведение на суд критики, (не зависимо от того, начинающий ли он, или имеет огромный опыт) нужно объявлять: на какой из трех вышеперечисленных видов критики он рассчитывает. Так, полагаю, будет максимальная польза и для автора, и для критиков.
Как может быть банальной, а тем более обидной непоколебимая истина? Впрочем, у словоблудов (я имею ввиду постмодернистов-пересмешников), размывающих смыслы, зубовный скрежет вызывают люди, оперирующие непоколебимыми истинами. К примеру, Чехов нашел в письме маленькой девочки, гениальную, на его взгляд фразу: МОРЕ БЫЛО БОЛЬШОЕ… Непоколебимая истина.
Если это интересно ни только Вам, с удовольствием отвечу, что я придумал «нового». В принципе — ничего особенного. Фото-графика — это в сути своей графика, то есть искусство рисунка, а точнее сказать — линии. Даже в цветном фото — за редким исключением доминирует линия. Но вот если пучок света пропустить через линзу, то свет рассеивается, как в радуге. То есть линза (призма, да и любое прозрачное объемное образование) априори превращает графику в живопись. Ну а дальше — дело техники и смекалки. создание всевозможных внешних фильтров, кстати интимный гель создает прекрасную иллюзию окна, в которое стучится дождь. Эта одна сторона. Другая — съемка всевозможных отражений. в лужах, озере, реке. Тут уже ни только образуется живопись, но и сам рисунок изгибается и принимает всевозможные сюрреалистические формы. Я сначала снимал отражения в воде, а потом перешел на сьемку отражений в зеркальной пластичной пленке. И наконец — стал обклеивать эту пленку всевозможными финтифлюшками. Понятное дело, что с одного кадра снять произведение в принципе невозможно. Я обычно делал до 50 кадров с разных ракурсов и под разным освещением, а потом из частей этих «заготовок» собирал целую вещь. Именно тогда мне и понадобились мои навыки ГАРМОНИЗАЦИИ ХАОСА. Ну, вот где-то так. Ничего особенного — чистое изобретательское творчество. Но это чисто техническая сторона. А про неуемную фантазию, которую возбуждает такая техника — промолчу. Работы сами всё скажут про себя. Но главное можно комбинировать все что угодно. Лично мне было интересно посмотреть, что получится из того, если «в гости» Гогену или Шагалу придет Босх… И все это не нарисовать кистью, как рисует традиционный живописец. а именно снять, то есть документировать фотоаппаратом. (Фотографию ведь еще называют документом.) А на моих работах, даже самых на вид фантастических — каждый пиксель снят фотоаппаратом.
Ольга, но Ваше мнение наверняка на чем-то основывается. И я вовсе не собираюсь его оспаривать. Но чес слово, интересно было бы узнать, кто по Вашему мнению является подражателем, а кто нет? И хотя бы пару конкретных примеров.
Ольга, но это опять же смотря кого ставить рядом с Маяковским… Взять к примеру Вознесенского «Уберите Ленина с денег...» Вполне достойный и я бы даже сказал очень талантливый продолжатель Маяковского… А Роберт Рождественский? Так он тоже лестничкой писал…
Ольга ( а заодно и Виктор) это же почему у Маяковского нет последователей? (несколько возмущенно) Да вся соцреалистическая литература является в глубинной сути своей последователем агиток Маяковского. Маяковский ведь ни только рубленные строчки, у него есть вполне силлабо-тонические стихи: "«Кроха сын к отцу пришел, и спросила кроха.» Маяковский зародил очень вредную на мой взгляд традицию — наступание «на горло собственной песни.» Не соглашусь я и с тем. что нет последователей у его дореволюционной поэзии, которую он сам же и обрубил грубо и бесцеремонно. Ведь тот же имажинизм Есенина — считайте если не родной, то двоюродный брат футуризма. «Кобыльи корабли» Есенина едва ли ни калька ранних стихов Маяковского. К примеру хотя бы эти две строчки:«Не просунет когтей лазурь Из пургового кашля-смрада… „
Елена, я никому никогда не приписываю своих мыслей: я только уточнил: правильно ли я понял мысль Ольги. И правильно сделал, что уточнил, оказалось, что я и на этот раз её понял неправильно. Во вторых, нет ничего зазорного в том, чтобы соотносить своё творчество с творчеством кого-либо из классиков. Благодаря такому соотношению и развивается преемственность творческой традиции, в том числе и словесной. Ведь даже тот же Маяковский соотносил себя с Пушкиным, и считал, что последний устарел, и потому его нужно «сбросить с корабля современности». А ведь тот кружок футуристов, в котором состоял тогда Маяковский, ничем принципиальным не отличается от нашего Клуба. Это сейчас, когда прошло сто лет с того времени, и Маяковский забронзовел, мы на него смотрим как на бронзу… Но ведь никто не знает, как будут потомки смотреть и на наш Клуб.
Ольга, спасибо за то, что Вы на этот раз вполне доходчиво выразили свою мысль, и правильно ли я Вас понял, что Вы свое творчество соотносите с творчеством Маяковского? Но если это и так, то это тоже ИГРА. Но опять же не в обиду Вам говорю, поскольку и ИГРА в литературу может давать реальные гениальные плоды. И я ни в коей мере не отрицаю, что и Ваше творчество в будущем может занять место рядом с Маяковским. Ныне вообще что-либо отрицать, или наоборот что-либо утверждать — не благодарное занятие. И я пишу только о том. как оно мне лично видится со стороны.
Может для кого Маяковский и труден до понимания, но я его понял, принял и проникнулся им уже с первого его стихотворения. А его известная строчка «Я люблю смотреть, как умирают дети» долго была эпиграфом к моему творчеству. Выражение, которое следует понимать ровным счетом наоборот…
Да, Виктор, дело даже не в том, что это «чистые окна РОСТА». Творчество — оно от Бога (Вселенной. Природы), и оно само прорастает из человека. Этим и ценно. А если человек начинает его корректировать? Пусть даже он и семи пядей во лбу и гений, каковых нет больше на свете — все одно это чистое самозванство. А если уж совсем быть точным — мошенничество. Правда, Маяковского одолела таки совесть за предательство себя и поэзии. и он — застрелился
Виктор, а я вот могу сказать про Маяковского определенно: дореволюционное его творчество обожал, и обожаю до сих пор: а постреволюционное на дух не переношу. Почему? А это он и сам признался, потому что он после революции «наступал на горло собственной песне». А с сапогом на горле, тем более с само-сапогом творчества не может быть по определению
Вот Вы вроде бы мне по духу возразили, а по букве, ну, вот хоть убей меня, я не понял, что Вы хотели сказать. Но это еще раз подчеркивает, что Вы ИГРАЕТЕ. Вы сами для самой себя знаете, что именно мне возразили, а вот сказать это, что бы еще и я понял это — не можете, да и не собираетесь этому научиться. Вам достаточно, что Вы уже сами про себя всё знаете. Постарайтесь пожалуйста сформулировать четко: какое отношение к моему комментарию имеет Маяковский?.. И что может исходить из того, что Вы научились понимать его только к 30 годам? И причем здесь вообще то. что он — глыба?
С удовольствием прочитал обмен мнениями Ольги Якубовской с Виктором Улиным. Постараюсь объяснить, почему я безоговорочно принимаю сторону Виктора. Но начну от противного: а именно, почему ни под каким соусом не принимаю творческую позицию Ольги. Судя по стихотворению, на которое я уже отозвался рецензией, и особенно по её комментариям, творчество Ольги можно даже ставить как образец так называемой мною ИГРЫ в литературу. ИГРА в литературу — это не плохо и не хорошо, это такая данность. Но у неё есть особенность: она неотделима от автора. При восприятии таких произведений необходимо непосредственное присутствие автора. Автор входит в роль (чтобы была наглядно, буду утрировать) ГЕНИЯ. И он действительно в этот момент может быть гением, ну как бывают обычные люди гениями под гипнозом, а тут — самогипноз. И вот когда это, скажу так, обаяние гениальности распространяется на непосредственного слушателя его стихов, то вкупе: само стихотворение и обаяние гениальности автора — производит эффект ну, можно даже сказать, эстетическое ошеломление. Но минус (существенный минус) ИГРЫ в литературу в том, что когда стихотворение предлагается стороннему читателю — чары спадают, и стихотворение, без подпитки авторской гениальности — блекнет. и чаще всего выглядит неумелым, а то и вовсе претензионным. То есть такой вид творчества — сугубо субъективный. Тогда как Виктор ратует за ОБЪЕКТИВНУЮ литературу, когда текст (хоть прозы, хоть стихов) говорит сам за себя и ни в коей мере не нуждался в костылях авторского обаяния. И профессионализм Творца по мне заключается именно в способности автора уметь посмотреть на свою сотворенную вещь сторонним глазом. То есть — избегать всеми правдами и неправдами субъективщины… Но опять же повторяю: это два разнокачественных подхода к словесному творчеству, и оба по моему мнению вполне имеют право быть.
Виктор, а вот смотри. Я эти стихи написал почти пол века назад, когда меня в буквальном смысле воротило от сложившейся к тому времени культуры, в том числе и стихосложения, а уж тем более от соцреалистических смыслов и тем. А не писать, как ты сам понимаешь — не мог. Это стихи не рифмованные (верлибр), но если это не стихи, то тогда что? Привожу для краткости две строфы из стихотворения «апофеоз любви»
А голые женщины взяли скрипки и повели животами по струнам и выросла музыка и бесстыдно легла со мной рядом раскинув ноги я уничтожил свою сексуальность.
А скрипки звали расставив ноги стояли женщины как жандармы соски как дула их револьверов зрачки выцеливали мужчинам я уничтожил свою сексуальность.
Станислав, ну, тогда Вам нужно сойти с ума (в самом лучшем смысле этого слова), и без оглядки вообще на что либо, перевести стихотворение на ритм. Тут (в таком жанре) необходим безупречный слух ритма. Сбиваться нельзя — вся магия вмиг исчезнет… В этом смысле стихотворение можно выправить за полчаса: нужно только ОЧЕНЬ сильно сосредоточиться… Это необычный жанр: тут за техникой стихотворения не спрячешься. Тут или пан, или пропал. Удачи! Не сомневаюсь, что у Вас получится.
И тогда на помощь Поэту приходит Критик. Он, если, понятное дело, настоящий, то одинаково, как Поэт, владеет врожденным чувством эмпатии, и способен услышать этот же самый голос Бога. И указать Поэту (автору), что ты вот там-то не совсем верно расслышал Бога и потому допустил ошибку при переводе. Без этого врожденного чувства эмпатии критика вообще в принципе быть не может. Но тогда может ли быть критиком другой поэт? Конечно же может, поскольку, если он истинный поэт, и ему доступно вдохновение, то он способен процесс вдохновенного творчества разглядеть и в другом поэте, и подсказать, что у того вышло не так. Без чувства эмпатии в принципе не может быть ни критика, ни самой критики.
Следующий, тоже принципиальный момент: другой поэт может увидеть в обсуждаемом произведении некую техническую ошибку, ну скажем, сбой в ритме, или не совсем удачный (избитый) образ. Но это уже НЕ ЕСТЬ КРИТИКА. Это – есть РЕДАКТОРСТВО. И другой поэт (писатель) выступает уже в качестве РЕДАКТОРА. И вот тут возникает очень щекотливый момент: редакторство в отличие от критики всегда конкретно. К примеру, автор приносит рукопись в издательство, и когда эта рукопись принимается к публикации, редактор начинает работать с автором, чтобы рукопись максимально соответствовало изданию. То есть, редакторство всегда является прикладным. Словоблудливым редакторство не может быть в принципе. И вот тут нравственный вопрос: а зачем нужны редакторские замечания обсуждаемому автору, если его рукопись не принята к публикации? В нашем конкретном случае (в Клубе) если кто-то вольно или невольно взял на себя роль редактора, то полагаю, нужно это дело доводить до конца, и работать уже с самим автором, чтобы довести его произведение до редакторского относительного совершенства. Можно это делать и в рамках обсуждения. То есть открыто. Но тогда редактор несет за произведение такую же ответственность, как и сам автор. А остальные критики оценивают работу редактора и выносят вердикт: а что он из себя как редактор представляет.
То же самое можно сказать и корректорской работе. А так походя бросать, что работа нуждается в редакторской и корректорской правке, полагаю, ни только не продуктивна, но и вредна. Если автор по ряду причин не заметил у себя, скажем, один редакторский или корректорский огрех, на который ему указал «критик», то как же он может заметить и другие свои огрехи? Редактор (истинный редактор), как и корректор, если он взял на себя эту роль, должен указать на все огрехи, какие, понятное дело, увидел сам… И с позволения автора и вместе с ним работать над их устранением.
Но я не нашел в её пожелании главный, по крайней мере для себя, вопрос:
А ЗАЧЕМ ВООБЩЕ НАМ НУЖНА КРИТИКА? Ответ вроде бы очевидный – чтобы учиться лучше писать. Но тогда следующий вопрос: а зачем вообще лучше писать? Ответ тоже напрашивается сам собой: чтобы стать в конце концов Мастером Слова. Но и тут закономерен вопрос: А зачем становиться Мастером Слова?
И тут я вижу три разнокачественных (принципиально отличающихся друг от друга) ответа. Первый (самый распространенный) – чтобы продавать свои произведения, и жить за счет гонораров. Но тут критика должна вестись именно в этом русле: использую выражение Виктора Улина «стелиться под читательский спрос». В этом нет ничего зазорного. Но ежели автор нацелен на это, то и критика должна вестись исключительно с этой позиции.
Второй ответ – хочу стать Мастером Слово, чтобы, быть максимально раскованным и получать от процесса написания максимальное удовлетворение. Это любительский подход. И в нем так же нет ничего зазорного. Ведь поют же люди без всякого музыкального образования застольные песни. И счастливы от этого, и нафик им нужно знать, как называются строфы и размеры. Поэтому и критика тут соотвествующаая.
И наконец, третий ответ: (по мне самый главный и профессиональный) я хочу стать мастером Слова, чтобы полноценно (по мере своих сил и способностей, понятное дело) участвовать во всеобщем литературном процессе. А для этого готов запрячься в него, и как бурлаки на Волге, тянуть баржу литературной традиции. И тут уже – критика совершенного иного рода.
Сам не знаю, но почему-то тут, в Клубе, как огня, боятся выбрать для себя третий вид словесного мастерства. Ну, типа – пусть другие (более талантливые) тянут эту лямку, а я, менее даровитый – обойдусь… Но тогда – у него автоматически остается выбор: между любительством и писательским спросом.
Поэтому полагаю, что автору, выставляющему свои произведение на суд критики, (не зависимо от того, начинающий ли он, или имеет огромный опыт) нужно объявлять: на какой из трех вышеперечисленных видов критики он рассчитывает. Так, полагаю, будет максимальная польза и для автора, и для критиков.
Может для кого Маяковский и труден до понимания, но я его понял, принял и проникнулся им уже с первого его стихотворения. А его известная строчка «Я люблю смотреть, как умирают дети» долго была эпиграфом к моему творчеству. Выражение, которое следует понимать ровным счетом наоборот…
Постарайтесь пожалуйста сформулировать четко: какое отношение к моему комментарию имеет Маяковский?.. И что может исходить из того, что Вы научились понимать его только к 30 годам? И причем здесь вообще то. что он — глыба?
Привожу для краткости две строфы из стихотворения «апофеоз любви»
А голые женщины взяли скрипки
и повели животами по струнам
и выросла музыка и бесстыдно
легла со мной рядом раскинув ноги
я уничтожил свою сексуальность.
А скрипки звали расставив ноги
стояли женщины как жандармы
соски как дула их револьверов
зрачки выцеливали мужчинам
я уничтожил свою сексуальность.