Прочитал два первых слова "«Людская мысль», и сразу читать расхотелось. Но заставил себя, надеясь прочесть что-нибудь толковое, но так ничего и не встретил, что могло зацепить мысль, я уж не говорю о чувстве. Но это наверное потому, что у меня сильная аллергия на пропаганду. А ведь ТЕМА то значимая и бесконечно глубокая. Тут колоссальный простор фантазии… А получилась — трескотня, как будто срисовано с экрана ТВ…
Да, Николай, «разглагольствования» в данном контексте — скорее негативное. а «рефлексирование» — скорее позитивное. Но при условие, если оно не убивает (не отвлекает) от описанного Вами состояния. Я полагаю, высшим пилотажем (мастерством) писателя — рефлексировать, пребывая в ЭТОМ состоянии. У Вас это получается…
Полагаю так же, что только в этом случае можно преодолеть (победить) страх перед настоящим. Лично я называю такой интеллектуальный процесс — растворение настоящего во всех временах. То есть — жить здесь и сейчас но одновременно во всех временах.
Не знаю кому как. а мне очень знакомо описываемое автором состояние духа. Я в нем жил, и жил довольно долго: в детстве (где день прожитой жизни равен году жизни взрослой), отрочестве и юности. А разглагольствования действительно, дело пустое и ничего не стоящее. В этом состоянии нужно жить здесь и сейчас, а всякая, даже спонтанно возникающая мысль, даже если она и достойна внимания — сигнал о том, что это состояние тобою покинуто, а то и вовсе предано тобой.
Но можно ли рефлексию о том состоянии использовать на пользу себе и людям? На этот вопрос у меня пока ответ утвердительный.
Привет, Маркус! Так уж выходит, что мне на вашу «реальность» по отношению к 23 февраля приходится отвечать своей реальностью. Я не знаю где Вы служили, но я отбывал срочную (2 года) в очень серьезном подразделении в учебке, в котором ни только не возникало мыслей о женщинах, так даже вообще никаких мыслей не возникало. Подъём! И через 40 сек, мы были в строю. Отбой! — и через 30 сек. раздетыми лежали в кроватях. А между этими двумя командами — всё бегом, бегом, бегом, в том числе на еду. кружку компота допивали на ходу, чтобы успеть передать её на выходе в хлеборезку. Для меня до сих пор самое сильное блаженство в моей жизни, когда после сдачи экзаменов я пришел в казарму и бросился в одежде на заправленную постель и никто мне ничего не сказал на это. Я поймал себя на том, что если б мне приказали убить отца или мать, сделал это не раздумывая. А потом и вовсе понял, что именно с такой установкой я смогу убить врага прежде, чем он убьет моих родителей… Слава Богу. мне не пришлось никого убивать… Но это значит ли, что служба оказалось для меня бесполезной? Да ни в коем разе!!! Армия во мне воспитала такую невероятную силу на разрыв, что я даже помыслить не могу, где бы я еще стал таким стойким. Не будь у меня за спиной СА, да я бы уже наверное тысячу раз бы сдох, и двести тысяч раз наложил бы на себя руки от такой вроде бы сугубо мирной жизни на гражданке. Нет, а для меня армия святое и я ей буду, как говорится, по гроб обязан…
Я уже давно ответил на вопрос Виктора: ПОЧЕМУ? Мы, глубинный народ (этот термин только недавно был введем в обиход Сурковым) преодолели четыре ига: 1. татаро-монгольское; 2. Европейское, когда бояре одели парики, но продолжали ходить в лаптях, а вся культура от Пушкина до Бунина была европейской, а по отношению к глубинному народу — оккупационной культурой; 3. большевистское иго, это самое кровожадное из всех предыдущих иг; 4. И самое кратковременное либеральное иго 90-х… И вот представляете себе — остались живы. И силушку свою не растеряли. Тут у меня кардинальное расхождение с Виктором: он — прямой потомок властителей европейского (оккупационного) ига, а я — прямой потомок глубинного народа, коим остаюсь и поныне. Так вот ПОБЕДУ в ВОВ Виктору я никогда не отдам. Поскольку это победа глубинного народа. То есть — победа моего отца, а значит и моя победа. Более того, на наших глазах произошло чрезвычайно важное событие. Глубинный народ может быть впервые за тысячу последних лет само организовался и вышел на шествие БЕССМЕРТНОГО ПОЛКА. Сам вышел, без какого-либо принуждения начальства! Я непосредственно участвовал в этом шествии. и фотографировал родные по духу лица. 23 февраля. как и 9 мая, а я бы еще добавил сюда и 8 марта, старый и новый года — это праздники глубинного народа. И никому мы их не отдадим и не позволим осквернять их. То есть как бы Виктору подспудно не мечталось: но возврата к европейскому игу больше никогда не будет…
Маркус, плохо же Вы однако обо мне думаете. Всё прекрасное, что сделало человечество до нас — я взял с собой. Оно нынешним обормотам и нафик не нужно. Так что я, Афродита и всё прекрасное в мире — живем втроем. А что еще нужно, чтобы, как говорилось в культовом фильме — ДОСТОЙНО встретить старость…
Маркус, извините за невежество или невнимательность, но кто Вы про профессии? Стихотворение Ваше мне понравилось. Но на призыв его я не откликнусь. Уж лучше я попрощаюсь с миром, в котором (цитирую Вас) «в нашем мире жестоком она не нужна-здесь детей создают без любви и в пробирках» То есть — уйдя во внутреннюю эмиграцию, Что, собственно. я и сделал давно. Но с богиней, равно как и с Богом, прощаться не буду…
Короче, Афродита для меня и поныне живее всех живых, вот она — сидит рядом, нет, уже встала и пошла деловито к моей огородной рассаде, и принялась заботливо поливать её. Так что мир, который рожает детей в пробирках, где-то — там, а мы с Афродитой — здесь. И нам вдвоем — очень даже не плохо живется…
Поправлю (дополню), Елена, ибо предмет этот знаю досконально. Даруют ни только силы и знания: то и другое можно почерпнуть где-угодно. Главное — даруют НАПРАВЛЕНИЕ пути в никуда и в никуде. А его кроме как в истоках взять больше нигде невозможно…
Тут я с Вами не соглашусь, точнее — соглашусь, но добавлю, так сказать. «перчика». Страсти (я имею ввиду всепоглощающую страсть) хочется всегда, даже в 90 лет. И нужно устраивать себе такие островки страсти. Но это нужно УМЕТЬ. Это такое же мастерство семейной жизни, как, скажем, для Вас писательство. Так вот, хочу сказать, что самая сильная страсть проявляется между ДЕЛОМ. Вдохновенное (совместное) дело перерастает во вдохновенную страсть, а та в свою очередь вновь перерастает в другое вдохновенное дело. Вот это, наверное, и есть незабываемые минуты семейного счастья. когда едины и душа и тело и, главное — совместно ДЕЛО…
И Вам спасибо, что верно поняли мой посыл. Любовь, особенно в супружестве, даже по великой (без преувеличения) любви — это одно нескончаемое до смертного одра испытание. Даже в такой любви нужно делать совместное ДЕЛО (семейное прежде всего). А (цитирую Вас) «разрыв аорты» отвлекает от такого Дела, порою даже на порядок сильнее, чем кажущиеся непреодолимыми внешние обстоятельства
Намек понял. Чтобы не смущать приличное общество, наказываю сам себя: отправляюсь «на скамейку штрафников» То есть — рот на замок: впредь на неопределенное время — никаких обсуждений никаких авторов…
Ну, понятно, этот рассказ рассчитан на слезливых женщин. Типа поплакали и успокоились… А у меня мужской подход. Мне лично захотелось, будь я на место брата ЛГ, опустил бы кувалду не на голову бедного теленка, а на безбашенную голову ЛГ. А Стасу дружеский совет: никогда не слушать идиотов, советующих написать от своего имени что-то антигеройное. Это очень сложная тема и коварная. А превратив своего ЛГ в убийцу, сам становишься убийцей, и уже никогда тебе совесть не даст покоя. А то, что описано именно убийство, это я, как бывший охотник знаю доподлинно. Об убийствах стоит писать. только, когда ты находишь (по крайней мере только для себя) нравственный выход (не объяснение, а именно нравственный выход) из убийства.
А то, что было написано: ну так, это ПРИЗНАНИЕ В УБИЙСТВЕ. Преступник, признавшийся в преступлении — остается преступником. Оно может быть оправдано только раскаянием. А тут нет раскаяния: тут, наоборот — смакование «человечности» бедного теленка. При том смакование «человека» (беру это слово в кавычки), заведомо знающего, что теленок будет убит, и убит коварно, как бы исподтишка.
Я полагаю. что для Стаса была разводка. Послушался не того, кого следовало бы послушать. А надо было всего лишь прислушаться к собственному внутреннему голосу… Да и нас, критиков, поставил в очень неловкое положение…
ОЧЕНЬ и ОЧЕНЬ осторожно нужно обходиться с рассказами на тему убийств. особенно братьев наших меньших, и уж тем более тех, кого приучили, и кто доверился нам.
Я бы вообще снял этот рассказ с обсуждения, поскольку обсуждение убийства есть невольная причастность к убийству.
Я говорю сейчас о простом: не было ли в тебе… не тебя?
У меня было, в отрочестве, и не единожды. Когда мы, бедовые пацаны, уходили «открывать „новые земли“ в чуть ли не семидесятиградусный зной босиком с непокрытыми стриженными наголо головами. От перегрева мозги заходили за мозги: кто-то из нас начинал беспричинно смеяться. кто-то неудержимо болтать. а я молчал: чувствовал, что я сейчас — ТАМ. И ТАМ, совсем не так, как ЗДЕСЬ. Вот эта память вхождения ТУДА и осталась во мне на всю мою жизнь… И по сути определила мою судьбу.
Ну так и нужно было написать в анонсе, что рассказ нацелен на читательских спрос, чтобы читать и не заморачиваться ничем. Ну в таком случае и обсуждать никому нечего. Тут критерий один — читают читатели или не читают. А читателю нафик не нужны наши «критические» разглагольствования. У него свои критерии: интересно ли ему читать. или не интересно. А чтобы душевно поддержать автора, достаточно сказать: Вас рассказ непременно будет интересен читателю потому-то и потом-то, или не интересен и тоже с объяснением почему. Более того, и я бы в качестве читателя (не критика и тем более не писателя) что-нибудь толкового (полезного) для автора сказал. Ведь я же порою от нечего делать с удовольствием читаю и саму Донцову… :)
Я полагаю, высшим пилотажем (мастерством) писателя — рефлексировать, пребывая в ЭТОМ состоянии. У Вас это получается…
Полагаю так же, что только в этом случае можно преодолеть (победить) страх перед настоящим. Лично я называю такой интеллектуальный процесс — растворение настоящего во всех временах. То есть — жить здесь и сейчас но одновременно во всех временах.
Но можно ли рефлексию о том состоянии использовать на пользу себе и людям? На этот вопрос у меня пока ответ утвердительный.
открыт для яств и красоты
и сыт когда дарю я даме
цветы
а родинки на щечке блинной
и будет ныне ночь любви
длинной
икринки красные как бусы
да здравствует союз любви
и вкуса
Старший лейтенант запаса Костин
Всё прекрасное, что сделало человечество до нас — я взял с собой. Оно нынешним обормотам и нафик не нужно.
Так что я, Афродита и всё прекрасное в мире — живем втроем.
А что еще нужно, чтобы, как говорилось в культовом фильме — ДОСТОЙНО встретить старость…
Короче, Афродита для меня и поныне живее всех живых, вот она — сидит рядом, нет, уже встала и пошла деловито к моей огородной рассаде, и принялась заботливо поливать её. Так что мир, который рожает детей в пробирках, где-то — там, а мы с Афродитой — здесь. И нам вдвоем — очень даже не плохо живется…
А то, что было написано: ну так, это ПРИЗНАНИЕ В УБИЙСТВЕ. Преступник, признавшийся в преступлении — остается преступником. Оно может быть оправдано только раскаянием. А тут нет раскаяния: тут, наоборот — смакование «человечности» бедного теленка. При том смакование «человека» (беру это слово в кавычки),
заведомо знающего, что теленок будет убит, и убит коварно, как бы исподтишка.
Я полагаю. что для Стаса была разводка. Послушался не того, кого следовало бы послушать. А надо было всего лишь прислушаться к собственному внутреннему голосу… Да и нас, критиков, поставил в очень неловкое положение…
ОЧЕНЬ и ОЧЕНЬ осторожно нужно обходиться с рассказами на тему убийств. особенно братьев наших меньших, и уж тем более тех, кого приучили, и кто доверился нам.
Я бы вообще снял этот рассказ с обсуждения, поскольку обсуждение убийства есть невольная причастность к убийству.
У меня было, в отрочестве, и не единожды. Когда мы, бедовые пацаны, уходили «открывать „новые земли“ в чуть ли не семидесятиградусный зной босиком с непокрытыми стриженными наголо головами. От перегрева мозги заходили за мозги: кто-то из нас начинал беспричинно смеяться. кто-то неудержимо болтать. а я молчал: чувствовал, что я сейчас — ТАМ. И ТАМ, совсем не так, как ЗДЕСЬ. Вот эта память вхождения ТУДА и осталась во мне на всю мою жизнь… И по сути определила мою судьбу.