Так, Елена, я и пытаюсь донести, что (цитирую Вас) «народ безмолвствует» — это ДАННОСТЬ России. Она именно такая. а никакая другая. Если Вам, лично нравится Грузия, так, пожалуйста — еще есть такая возможность. Живите там, где нравится. Это нормальное (естественное) человеческое чувство. Но право же, не следует к верблюду относиться, как к лошади, а тем более, как к кролику. Жить в России так же, как в Грузия — это то же самое, когда дети закрывают ладонями глаза, и говорят: а меня нету. Или идти и видеть перед собой столб, но считать, что этого столба нету до тех пор, пока не расшибешь о него лоб.
Я вообще полагаю, что ныне ситуация усугубляется для того, чтобы все русские люди и те, кто считают себя русскими, увидели наконец, что из себя представляет реальная Россия. И принялись её обустраивать. Кроме, понятное дело, тех, кто иммигрировал. Но уверен, что и те, кто останется, справятся с такой работой.
Да, как же можно не отвечать, Иосиф, коли я думал об этом тысячу, нет, даже миллионы раз. Вы находитесь во внешней эмиграции минимум десять лет, а я — во внутренней эмиграции чуть ли ни всю свою сознательную жизнь, по крайней мере полвека точно. И так же как и Вы наблюдаю за родным Отечеством со стороны. А потому к Вашему видению Отечества (равно как и к видению тех (цитирую Вас «кого заставили уехать») отношусь как к инфантильно претенциозному. Поскольку наличие в России тех (опять цитирую Вас " кто хвалится ее особенной грязью, зверством, агрессией, пожиранием собственных детей") — есть ДАННОСТЬ. Такая же данность, как лютые морозы зимой, и свирепый зной летом. И если Господь велел мне жить в этой данности, то я буду в ней безропотно жить, но по мере сил и возможности облагораживая эту данность. Злиться на мороз и зной, а тем более исходить ненавистью — дело малодушных.
Елена, Вы говорите о здоровой эмиграции, и тут я с Вами полностью согласен. Я же говорю об «иноагентах», как о явлении – уродливом и позорном, тянущемся из далекого прошлого. Все знают может быть самую популярную строчку Лермонтова; «Прощай, немытая Россия.» Под этим лозунгом огромное количество зажиточных русских людей уезжали в «мытую» Европу. Но ведь было время, когда и Европа была немытой, да еще может быть грязнее, чем Русь. А вот европейцы взяли и вымыли её. Именно европейцы, а никто-то другой. Тогда как русские «европейцы» вместо того, чтобы поступать по-европейски и приняться отмывать родную Россию, уезжали из неё, туда, где чище. Вот это я и называю халявой.
Вот к таким «иноагентам», пусть даже они и называют сами себя прогрессивной общественностью, у меня не было и быть не могло никакого сочувствия. Для меня они – паразиты, не зависимо от того, уехали ли из России, или остались маяться в ней.
Вот я, например, житель «помойки» (родился в ней, живу в ней и надеюсь умереть тоже в ней), да конечно же, она местами вызывает у меня отвращение. Но я всю жизнь только и занимаюсь тем, что облагораживаю её, хотя бы в зоне моей доступности. И мне нравится это делать. Но («иностранные агенты») так же вправе покинуть помойку, и перебраться туда, где убрано. Заметьте, убрано не ими, а другими, но они предпочитают жить на халяву. Но опять же это их право, тем более, что им ТАМ удается жить так. Но КОНФЛИКТ-то в чем?
И с чем с Вами решительно согласен: пора, давно уже пора «иностранным агентам» жить собственным умом, а не надеяться на чужого дядю, чтобы он выстроил им благополучие, и принес счастье на блюдце с голубой каемочкой. Это инфантильная претензия. А надобно, как Вы верно заметили: «Давай уж сам ищи в холмах подмогу жизни и сознанью, ищи на совесть, не за страх, во тьме — с открытыми глазами.»
И от меня искреннее поздравление (вне конкурса, ибо миниатюра)
ТРЕТЬЕ ИЗМЕРЕНИЕ (из цикла «В учениках у Оракула»)
Я стоял на одном из квадратиков, похожем на те, что рисуют дети мелом на асфальте, чтобы поиграть в классики; прислушался к себе – любви в сердце не было. Собрался с духом и вроде как перепрыгнул на другой точно такой же квадратик, опять прислушался – любовь в сердце появилась, на душе потеплело, и под ногами, на асфальте, словно на снеговой проталинке, на глазах выросли и расцвели подснежники. Беспричинно улыбаясь от избытка чувств, нарвал букетик и сказал: «Я люблю тебя. Поздравляю с восьмым марта.»
Любимая женщина молча приняла букетик, ответно нежно поцеловала меня в краешек губ, и только потом сказала: «Спасибо, любимый.» А я, держа её в объятиях, отметил себе, что несмотря на то, что перенесся далеко от места, где нарвал подснежников, по-прежнему стою на квадратике любви. Значит он передвигается вместе со мной, или может расширяться до бесконечности, оставаясь при этом быть небольшим, словно начерченным на асфальте для игры в классики…
Но тут позвонили в дверь. Моя женщина, сияющая во все свое счастливое лицо, пошла встречать гостя, и вернулась в гостиную вместе с Оракулом и огромным букетов любимых хризантем. Оракул же, по-хозяйски передав мне нарядный плащ и оставшись в шикарнейшем фраке, словно пришел на званный ужин к самому королю, по обыкновению прочитал мои мысли, и мимоходом заметил: «Не парься. Квадратики любви и нелюбви располагаются на разных духовных уровнях. Ты вовсе не перепрыгнул с одного на другой, а, подпрыгнув на месте, запрыгнул на квадратик любви, который располагается выше над квадратиком нелюбви. А вот как тебе это удалось – нужно помороковать, чтобы такие прыжки ввести в ежедневную духовную практику. Потому как жить на квадратике любви лучше, чем прозябать на квадратике нелюбви.
— Полагаю, это произошло автоматически. – Пользуясь моментом, пока любимая женщина обрезает ножницами концы цветочных стеблей, чтобы поставить их в хрустальную вазу с водой, задумчиво сказал я. – Стоя на квадратике, опомнился, что сегодня — восьмое марта, захотелось подарить на праздник любимой подснежники. И поскольку очень сильно этого хотел, подснежники, похоже, и проросли асфальт…
— Я бы с резюмировал точнее. – Согласившись, поправил Оракул. – Воспоминание о любимой женщине возбудило в твоем сердце любовь, оно же взрывной волной подбросило вверх, и ты оказался на высшей духовной ступени. Но, как очередной раз убедился, мыслишь, воспринимая себя и окружающий мир – плоскостно. Пора переходить на объемное восприятие. Нелюбовь – плоска, как доска; а любовь – объёмна. У любви в отличии от доски-нелюбви есть дополнительное, а именно, третье измерение – чувство любви. Нет и принципе быть не может полноценного человека без этого третьего измерения…
— Мальчики, успеете наговориться. – Прервала наш мужской разговор моя любимая женщина. – Приглашаю за праздничный стол, и объявляю конкурс на лучший тост о женщине.
«За женщину – прародительницу человеческого третьего измерения!» — Искрой вспыхнула в моем сознании заготовка праздничного тоста.
Сразу беру быка за рога. Писательство для меня – давно является главным делом моей жизни. Я – профессиональный писатель, и потому сегодняшний праздник – мой профессиональный праздник. И как подобает профессионалу – встретил его за рабочим столом. Точнее – сначала погрузился в глубокую медитацию, при которой сознание освободилось от мыслительного сора до состояния «чистого листа», а потом, когда спонтанно стали возникать оформленные в слова образы и мысли – стал лежа, чтобы не спугнуть искусственно достигнутое вдохновение, записывать их. Ну, а потом с листка набрал текст и на клавиатуре. В подтверждение, предлагаю вашему вниманию только что сотворенный текст, пребывающий еще в состояние «горячего пирожка».
ПАРАДОКСАЛЬНАЯ ВЫДАЧА ЗАМУЖ ПРИНЦЕССЫ-НА-ГОРОШИНЕ (из цикла «В учениках у Оракула»)
По нескончаемому кукурузному полю высотой в полтора, а то и во все два человеческих роста брел слон, задевая огромными серыми боками незрелые початки и вымазываясь желтой пыльцой. Его свесившийся до земли понурый хобот покачивался в такт ритмичной ходьбы. Я, чтобы не отставать (отстану, заблужусь и в жизни не выберусь), держался за слоновый хвост, и, когда от усталости и жары проваливался в полудрему, мне казалось, что держусь за руку матери, которая ведет меня по жизни. И по-прежнему по-родительски заботясь, выводит откуда-то, куда я по своей безалаберной неосмотрительности очередной раз вляпался. На слоне, в коронообразной кибитке под защищающем от жгучих солнечных лучей пологом сидела Царевна-На-Горошине и самозабвенно сосала чупа-чупс. Глаза её от сна и зноя слипались, над аккуратно причесанной головкой ореолом роилась мошкара, и тонкими голосами пела ангельские песни.
Не знаю, сколько времени мы шли по кукурузному полю, и сколько нам еще предстояло пройти. Но это ладно: я напрочь не помнил ОТКУДА мы в него вошли, и КУДА должны из него выйти. Разве может быть нелепее ситуация, когда бредешь по жизни невесть откуда и невесть куда, да при этом цепко держа слона за хвост? И ладно если бы рядом был Оракул: он мастак выворачивать наизнанку нелепости, превращая их в лепости, а немыслимые ситуации – в логически обоснованные, словно они таковыми и должны быть по определению. Но для этого надобно обладать парадоксальным мышлением, в чем мне лично до Оракула как до луны.
-Да, будя прибедняться. – Раздался сверху голос Оракула. Я вскинул очнувшийся мигом взгляд вверх и увидел сидящего на слоновом крупе Оракула. Возможно, он сидел там давно, но я его не видел, потому что шел по полю, потупив очи долу. – Ты тут такую парадоксальную ситуацию сотворил: воссоединив кукурузное поле, слона, Царевну-На-Горошине, сосущую чупа-чупс, что впору мне у тебя учиться творить парадоксы.
— Так, сотворить-то — сотворил. И что теперь со всем этим делать? – Невольно улыбнувшись от замаскированной похвалы Учителя, спросил я, и почесал свободной рукой вспотевший затылок.
— Там, где парадоксальный вход, там и парадоксальный выход. – Загадочно ответил Оракул и стал речитативом заговариваться, словно юродивый. – Парадокс на парадоксе сидит и парадоксом погоняет. Нет худа без добра, а у добра от худа отваливается челюсть, и тогда шамкающая старуха оказывается у разбитого корыта…
— А, понял, понял! – Воскликнул я и засмеялся. – Мне нужно выдать замуж Царевну-На-Горошине. Но не обязательно везти её к жениху на слоне и тем более через кукурузное поле. Вполне можно сделать, чтобы жених сам искал невесту. Ну, к примеру, как Финист ясный Сокол, который в один миг примчится ракетой к суженой.
— Браво! – Только успел я услышать возглас Оракула. И мы тотчас вместе со слоном оказались за огромным царственным свадебным столом, за которым я мед-пиво пил, да по усам текло, а в рот не попало…
Я восхищен! Живописная манера (сама живопись) мне очень близка. Да и с Суздалем у меня связаны теплые впечатления. Здесь был слет фотохудожников. Была выставка, на которую были отобраны и мои работы.
А у меня сразу возникло впечатление, что автор, «философски шифруясь» написал портрет меня, Георгия Костина. Но я нисколько не расстроился (от того, что портрет получился негативным), а наоборот — удовлетворился: приятно, когда ты видишься таким — теми, кто ТАМ. К тому же я за свою жизнь выучился держать перед собой зеркало. И теперь получается. что автор видит самого себя. И пишет уже автопортрет. А что? Похоже. Ныне, кто ТАМ, все на одно талантливо выписанное автором лицо.
П. с. Вроде бы тоже написал замысловато и зашифровано, и весь смысл комментария вложил между строчек. Поскольку ни слова не написано о политике, а все о философии, а точнее сказать — о глубинной психологии на уровне психоанализа… Типа, своеобразный эдипов комплекс…
АССОЦИАТИВНЫЙ РЯД (невольно вызванный стихотворной строчкой Александра Блока)
«Она пришла с мороза раскрасневшаяся». Она принесла с собой морозный воздух: прозрачный и чистый, как горный хрусталь. Он откололся от неё, и нежно царапнул мою пухлую щечку уютным холодком. Он, обуявший мою маму, холодный воздух, пропитался её духом, её любовью ко мне, и стал её частью. Жаль только, что быстро освоился в теплой горнице, освещаемой всполохами горящих в открытой печи поленьев, и растворился в ней. А мне хотелось, чтобы он еще чуток ласково похолодил меня. Зато мама, подойдя к печи, зябко потирает уже перед огнем красные ладони. С замиранием сердца снизу вверх заглядываю просящим взглядом в её глаза: «Мама, а можно я тебе на них подую…» «Ну, подуй. – Великодушно позволяет она. – Только не отморозь себе губки».
Её грубые ладони с плохо шевелящимися пальцами и в самом деле как ледяные. Ответный холод пронзает меня аж до пяток: но это мамин холод, самый сладкий в мире холод. Я готов сам превратиться в сосульку — только бы отогреть маму. Во все свои легкие что есть мочи дую на мамины ладони: и хитрю при этом – словно нечаянно раз, другой, третий касаюсь губами маминого льда. Он уже не такой холодный: к нему нельзя намертво прилипнуть губами, как к морозной медной дверной ручке. Дую упоенно и со знанием дела: даже когда ладони теплеют, словно я таки выдул из них морозную красноту – продолжаю дуть…
Вот и теперь, сам будучи гораздо старше её тогдашнего возраста, все глубже и глубже вхожу в образ домашнего мальчика, согревающего своим дыханием холодные ладони матери. Ловлю себя на том, что хочу остаться в этом образе навсегда. Нет, я вовсе не пытаюсь так замысловато подготавливать себя к уходу следом за нею в мир иной. Скорее всего, просто я дожил до того возраста, когда пришло время отдавать долги. И ежели надеюсь еще, что смогу вернуть жизни все, что получил от неё, а возможно и сторицей, то перед матерью в любом случае останусь в долгу неотплатном…
И не потому, что даже растворившись в образе, не в силах любить её так, как любила она меня. А потому что, расплачиваясь с нею (отогревая теплым дыханием её замерзшие ладони), осознаю: плачУ по сути дела по счетам не ей, а — незнакомым людям (так уж в нашей жизни от века заведено), до которых, может статься, и не дойдут эти мои счета. Но долг – есть долг: и дело чести — его возвращать… К тому же делать это, переживая возродившуюся любовь к матери, оказалось еще и несказанно сладостно…
Но тогда почему бы Вам первую строчку не подать в такой редакции (предлагаю навскидку) 1. вариант: И когда от слез мироточат иконы; 2 вариант: и от слез людских мироточат иконы…
О мифе. Я понял так, что Вы для самой себя сотворили новый миф. (я лично считаю, что это дело похвальное и благородное, особенно в сегодня) Но ведь новые мифы не творятся из ничего: все, что творится человеком творческим, творится с оглядкой на что-либо уже сотворенное. И насколько я понял из Вашего комментария: Вы за синтез культур. А в данном конкретном случае образ доброжелательного китайского дракона Вам ближе, чем образ дракона европейского, олицетворяющего зло… Ибо, как Вы верно заметили «Кто слишком долго сражается с драконами, сам становится драконом» А европейский дракон (это уже я добавляю от себя) и создан для того, чтобы с ним сражаться…
Меня тоже резанула строчка «И когда от слез почернеют иконы.» Поскольку для православного (коим я являюсь) икона — не доска, на которой нарисован красками некий религиозный образ, а – есть сам ЛИК святого или Бога. А лик – субстанция не материальная, а духовная, и потому он почернеть не может, а тем более от слез.
Но меня заинтересовало вот что. Дракон – это существо мифологическое. В разных культурах он воспринимается по-разному. В европейской культуре, к коей мы до сих пор принадлежим – он олицетворение зла, и отсюда пошло выражение «Убей дракона». Но Вы делаете для меня парадоксальный вывод, который подкрепляете в комментарии Шварцем: «Единственный способ избавиться от Дракона — это иметь своего собственного» Стоит ли понимать Вас так, что нам, людям, следует убить европейскую культуру (европейского дракона), несущую нескончаемые войны и разрушения, а взамен взрастить в себе дракона восточного — доброго созидателя, в частности китайского?
Но есть и веские основания: учеба предполагает учителей и учеников. А кто кроме Быкова способен быть учителем, да и он, судя по Вашему сообщению, обеспечил лит учебой, то есть вывел в профессию, всего двух своих жен. Очень невелик КПД учительства. Но и потом, следуя академической логике: обучать ГДЕ искать читателей имеет право лишь тот, кто нашел для себя достаточное количество читателей. И обучать писательству как профессии может только тот, кто сам стал писателем профессионалом.
А при обмене опытом — все равны, все обогащают друг друга, делятся чем могут. При обмене опытом заведомо нет ни учителей, ни тем более учеников. При обмене опытом только и возможны «арзамасские застолья», о которых писал Маркус.
Елена, преподавать можно что угодно и кому угодно. Но назовите хоть одну фамилию, кого Быков научил литературе? То, что он учил многих (даже очень многих) — это известно, но кого научил? Кто тот счастливчик, который с легкой учительской руки Быкова живет на продаже собственных книг, тем более стихов?
Но чтобы завершить дискуссию, у меня конструктивное предложение. А давайте наше общение в Клубе будем называть не УЧЕБОЙ, а — ОБМЕНОМ ОПЫТА. У нас он разный: у кого большой, у кого поменьше, но каждый в той или иной степени выработал свое отношение к литературе и литературному процессу. Будем делиться наработанным…
Постараюсь донести через другие аналогии. Вот студенты учатся в педагогическом институте: они при этом не занимаются выбранной специальностью, то есть не работают в школе. Учащиеся ПТУ (колледже) учатся ремеслу каменщика, но еще не строят дома. И да, по отношению к своей специальности они действительно находятся во внутриутробном состоянии (великолепно подобранный эпитет!) А все считающие себя учениками в нашем клубе, как писали, так и продолжают писать тексты (стихи).
Далее, грамотность, а точнее сказать неграмотность — имеет отношение ко всем сферам жизни, а ни только к писательской. Но это опять повторяю — сфера КУЛЬТУРЫ.
Теперь ЧТО и о ЧЕМ думать начинающему поэту. Если он сомневается в себе, и хочет убедиться в том, а есть ли у него писательский талант, нужно ему смотреть в самого себя и уж тем более ни на какого другого писателя и честно ответить себе, словно Богу: а все ли имеющиеся в нем нравственные и душевные силы вложены в сотворенное произведение? Если сомневается, пусть попытается еще раз. Но, повторюсь вновь, нужно пытаться писать НЕ ХОРОШО, А постараться вложиться в текст полностью, чтобы ни капли себя не осталось вне стихотворения.
Нет, это не учеба, а если учеба, то — это масло масляное. Учеба — это несть нечто предваряющее саму деятельность. То есть, скажем. когда учатся жить, еще не живут. Когда учатся по букварю писать — еще не пишут письма, а тем более романы. А то, что Вы называете учебой — есть сама жизнь: жизнь как неустанное и непрекращающееся ни на минуту постижение жизни.
А называть это учебой по моему вредно, поскольку начинающий автор подумает, вот сейчас я пишу плохо, но подучусь маленько и буду писать хорошо. Это неверно. Писать нужно не хорошо, а всегда — на пределе своих природных способностей. если они, конечно есть.
они любили на своих встречах откушать добротного гуся из Арзамаса Вот именно, на таких застольях в первую (да и в последнюю очередь) постигалась КУЛЬТУРА, повышался интеллектуальный и духовный уровень. Но никто никогда не учил Пушкина писать по пушкински, а Дельвига по дельвигости.
В советский период вообще без диплома нельзя было стать писателем. Писательскую учебу придумали в Советском Союзе, для того, чтобы учить соцреализму. Ни в одной стране мира ни ДО ни ПОСЛЕ литинститутов не было.
Опять же наш литературный клуб помогает в становлении автора И вот тут вопрос вопросов; становлении — ДЛЯ ЧЕГО? Помогает продвижению — КУДА? Без внятного ответа на эти вопросы всякое становление и продвижение абсурдны…
Я вообще полагаю, что ныне ситуация усугубляется для того, чтобы все русские люди и те, кто считают себя русскими, увидели наконец, что из себя представляет реальная Россия. И принялись её обустраивать. Кроме, понятное дело, тех, кто иммигрировал. Но уверен, что и те, кто останется, справятся с такой работой.
Вот к таким «иноагентам», пусть даже они и называют сами себя прогрессивной общественностью, у меня не было и быть не могло никакого сочувствия. Для меня они – паразиты, не зависимо от того, уехали ли из России, или остались маяться в ней.
И с чем с Вами решительно согласен: пора, давно уже пора «иностранным агентам» жить собственным умом, а не надеяться на чужого дядю, чтобы он выстроил им благополучие, и принес счастье на блюдце с голубой каемочкой. Это инфантильная претензия. А надобно, как Вы верно заметили: «Давай уж сам ищи в холмах подмогу жизни и сознанью, ищи на совесть, не за страх, во тьме — с открытыми глазами.»
Так вот, повторю вопрос: КОНФЛИКТ в чем?
ТРЕТЬЕ ИЗМЕРЕНИЕ (из цикла «В учениках у Оракула»)
Я стоял на одном из квадратиков, похожем на те, что рисуют дети мелом на асфальте, чтобы поиграть в классики; прислушался к себе – любви в сердце не было. Собрался с духом и вроде как перепрыгнул на другой точно такой же квадратик, опять прислушался – любовь в сердце появилась, на душе потеплело, и под ногами, на асфальте, словно на снеговой проталинке, на глазах выросли и расцвели подснежники. Беспричинно улыбаясь от избытка чувств, нарвал букетик и сказал: «Я люблю тебя. Поздравляю с восьмым марта.»
Любимая женщина молча приняла букетик, ответно нежно поцеловала меня в краешек губ, и только потом сказала: «Спасибо, любимый.» А я, держа её в объятиях, отметил себе, что несмотря на то, что перенесся далеко от места, где нарвал подснежников, по-прежнему стою на квадратике любви. Значит он передвигается вместе со мной, или может расширяться до бесконечности, оставаясь при этом быть небольшим, словно начерченным на асфальте для игры в классики…
Но тут позвонили в дверь. Моя женщина, сияющая во все свое счастливое лицо, пошла встречать гостя, и вернулась в гостиную вместе с Оракулом и огромным букетов любимых хризантем. Оракул же, по-хозяйски передав мне нарядный плащ и оставшись в шикарнейшем фраке, словно пришел на званный ужин к самому королю, по обыкновению прочитал мои мысли, и мимоходом заметил: «Не парься. Квадратики любви и нелюбви располагаются на разных духовных уровнях. Ты вовсе не перепрыгнул с одного на другой, а, подпрыгнув на месте, запрыгнул на квадратик любви, который располагается выше над квадратиком нелюбви. А вот как тебе это удалось – нужно помороковать, чтобы такие прыжки ввести в ежедневную духовную практику. Потому как жить на квадратике любви лучше, чем прозябать на квадратике нелюбви.
— Полагаю, это произошло автоматически. – Пользуясь моментом, пока любимая женщина обрезает ножницами концы цветочных стеблей, чтобы поставить их в хрустальную вазу с водой, задумчиво сказал я. – Стоя на квадратике, опомнился, что сегодня — восьмое марта, захотелось подарить на праздник любимой подснежники. И поскольку очень сильно этого хотел, подснежники, похоже, и проросли асфальт…
— Я бы с резюмировал точнее. – Согласившись, поправил Оракул. – Воспоминание о любимой женщине возбудило в твоем сердце любовь, оно же взрывной волной подбросило вверх, и ты оказался на высшей духовной ступени. Но, как очередной раз убедился, мыслишь, воспринимая себя и окружающий мир – плоскостно. Пора переходить на объемное восприятие. Нелюбовь – плоска, как доска; а любовь – объёмна. У любви в отличии от доски-нелюбви есть дополнительное, а именно, третье измерение – чувство любви. Нет и принципе быть не может полноценного человека без этого третьего измерения…
— Мальчики, успеете наговориться. – Прервала наш мужской разговор моя любимая женщина. – Приглашаю за праздничный стол, и объявляю конкурс на лучший тост о женщине.
«За женщину – прародительницу человеческого третьего измерения!» — Искрой вспыхнула в моем сознании заготовка праздничного тоста.
В подтверждение, предлагаю вашему вниманию только что сотворенный текст, пребывающий еще в состояние «горячего пирожка».
ПАРАДОКСАЛЬНАЯ ВЫДАЧА ЗАМУЖ ПРИНЦЕССЫ-НА-ГОРОШИНЕ (из цикла «В учениках у Оракула»)
По нескончаемому кукурузному полю высотой в полтора, а то и во все два человеческих роста брел слон, задевая огромными серыми боками незрелые початки и вымазываясь желтой пыльцой. Его свесившийся до земли понурый хобот покачивался в такт ритмичной ходьбы. Я, чтобы не отставать (отстану, заблужусь и в жизни не выберусь), держался за слоновый хвост, и, когда от усталости и жары проваливался в полудрему, мне казалось, что держусь за руку матери, которая ведет меня по жизни. И по-прежнему по-родительски заботясь, выводит откуда-то, куда я по своей безалаберной неосмотрительности очередной раз вляпался. На слоне, в коронообразной кибитке под защищающем от жгучих солнечных лучей пологом сидела Царевна-На-Горошине и самозабвенно сосала чупа-чупс. Глаза её от сна и зноя слипались, над аккуратно причесанной головкой ореолом роилась мошкара, и тонкими голосами пела ангельские песни.
Не знаю, сколько времени мы шли по кукурузному полю, и сколько нам еще предстояло пройти. Но это ладно: я напрочь не помнил ОТКУДА мы в него вошли, и КУДА должны из него выйти. Разве может быть нелепее ситуация, когда бредешь по жизни невесть откуда и невесть куда, да при этом цепко держа слона за хвост? И ладно если бы рядом был Оракул: он мастак выворачивать наизнанку нелепости, превращая их в лепости, а немыслимые ситуации – в логически обоснованные, словно они таковыми и должны быть по определению. Но для этого надобно обладать парадоксальным мышлением, в чем мне лично до Оракула как до луны.
-Да, будя прибедняться. – Раздался сверху голос Оракула. Я вскинул очнувшийся мигом взгляд вверх и увидел сидящего на слоновом крупе Оракула. Возможно, он сидел там давно, но я его не видел, потому что шел по полю, потупив очи долу. – Ты тут такую парадоксальную ситуацию сотворил: воссоединив кукурузное поле, слона, Царевну-На-Горошине, сосущую чупа-чупс, что впору мне у тебя учиться творить парадоксы.
— Так, сотворить-то — сотворил. И что теперь со всем этим делать? – Невольно улыбнувшись от замаскированной похвалы Учителя, спросил я, и почесал свободной рукой вспотевший затылок.
— Там, где парадоксальный вход, там и парадоксальный выход. – Загадочно ответил Оракул и стал речитативом заговариваться, словно юродивый. – Парадокс на парадоксе сидит и парадоксом погоняет. Нет худа без добра, а у добра от худа отваливается челюсть, и тогда шамкающая старуха оказывается у разбитого корыта…
— А, понял, понял! – Воскликнул я и засмеялся. – Мне нужно выдать замуж Царевну-На-Горошине. Но не обязательно везти её к жениху на слоне и тем более через кукурузное поле. Вполне можно сделать, чтобы жених сам искал невесту. Ну, к примеру, как Финист ясный Сокол, который в один миг примчится ракетой к суженой.
— Браво! – Только успел я услышать возглас Оракула. И мы тотчас вместе со слоном оказались за огромным царственным свадебным столом, за которым я мед-пиво пил, да по усам текло, а в рот не попало…
Еще раз примите от меня мое искреннее восхищение.
Поздравляю всех добрян с Днем защитника Отечества.
Победа будет за нами!
П. с. Вроде бы тоже написал замысловато и зашифровано, и весь смысл комментария вложил между строчек. Поскольку ни слова не написано о политике, а все о философии, а точнее сказать — о глубинной психологии на уровне психоанализа… Типа, своеобразный эдипов комплекс…
(невольно вызванный стихотворной строчкой Александра Блока)
«Она пришла с мороза раскрасневшаяся». Она принесла с собой морозный воздух: прозрачный и чистый, как горный хрусталь. Он откололся от неё, и нежно царапнул мою пухлую щечку уютным холодком. Он, обуявший мою маму, холодный воздух, пропитался её духом, её любовью ко мне, и стал её частью. Жаль только, что быстро освоился в теплой горнице, освещаемой всполохами горящих в открытой печи поленьев, и растворился в ней. А мне хотелось, чтобы он еще чуток ласково похолодил меня. Зато мама, подойдя к печи, зябко потирает уже перед огнем красные ладони. С замиранием сердца снизу вверх заглядываю просящим взглядом в её глаза: «Мама, а можно я тебе на них подую…» «Ну, подуй. – Великодушно позволяет она. – Только не отморозь себе губки».
Её грубые ладони с плохо шевелящимися пальцами и в самом деле как ледяные. Ответный холод пронзает меня аж до пяток: но это мамин холод, самый сладкий в мире холод. Я готов сам превратиться в сосульку — только бы отогреть маму. Во все свои легкие что есть мочи дую на мамины ладони: и хитрю при этом – словно нечаянно раз, другой, третий касаюсь губами маминого льда. Он уже не такой холодный: к нему нельзя намертво прилипнуть губами, как к морозной медной дверной ручке. Дую упоенно и со знанием дела: даже когда ладони теплеют, словно я таки выдул из них морозную красноту – продолжаю дуть…
Вот и теперь, сам будучи гораздо старше её тогдашнего возраста, все глубже и глубже вхожу в образ домашнего мальчика, согревающего своим дыханием холодные ладони матери. Ловлю себя на том, что хочу остаться в этом образе навсегда. Нет, я вовсе не пытаюсь так замысловато подготавливать себя к уходу следом за нею в мир иной. Скорее всего, просто я дожил до того возраста, когда пришло время отдавать долги. И ежели надеюсь еще, что смогу вернуть жизни все, что получил от неё, а возможно и сторицей, то перед матерью в любом случае останусь в долгу неотплатном…
И не потому, что даже растворившись в образе, не в силах любить её так, как любила она меня. А потому что, расплачиваясь с нею (отогревая теплым дыханием её замерзшие ладони), осознаю: плачУ по сути дела по счетам не ей, а — незнакомым людям (так уж в нашей жизни от века заведено), до которых, может статься, и не дойдут эти мои счета. Но долг – есть долг: и дело чести — его возвращать… К тому же делать это, переживая возродившуюся любовь к матери, оказалось еще и несказанно сладостно…
О мифе. Я понял так, что Вы для самой себя сотворили новый миф. (я лично считаю, что это дело похвальное и благородное, особенно в сегодня) Но ведь новые мифы не творятся из ничего: все, что творится человеком творческим, творится с оглядкой на что-либо уже сотворенное. И насколько я понял из Вашего комментария: Вы за синтез культур. А в данном конкретном случае образ доброжелательного китайского дракона Вам ближе, чем образ дракона европейского, олицетворяющего зло… Ибо, как Вы верно заметили «Кто слишком долго сражается с драконами, сам становится драконом» А европейский дракон (это уже я добавляю от себя) и создан для того, чтобы с ним сражаться…
Но меня заинтересовало вот что. Дракон – это существо мифологическое. В разных культурах он воспринимается по-разному. В европейской культуре, к коей мы до сих пор принадлежим – он олицетворение зла, и отсюда пошло выражение «Убей дракона». Но Вы делаете для меня парадоксальный вывод, который подкрепляете в комментарии Шварцем: «Единственный способ избавиться от Дракона — это иметь своего собственного» Стоит ли понимать Вас так, что нам, людям, следует убить европейскую культуру (европейского дракона), несущую нескончаемые войны и разрушения, а взамен взрастить в себе дракона восточного — доброго созидателя, в частности китайского?
Еще как важно! Это типа как корабль назовут…
Но есть и веские основания: учеба предполагает учителей и учеников. А кто кроме Быкова способен быть учителем, да и он, судя по Вашему сообщению, обеспечил лит учебой, то есть вывел в профессию, всего двух своих жен. Очень невелик КПД учительства. Но и потом, следуя академической логике: обучать ГДЕ искать читателей имеет право лишь тот, кто нашел для себя достаточное количество читателей. И обучать писательству как профессии может только тот, кто сам стал писателем профессионалом.
А при обмене опытом — все равны, все обогащают друг друга, делятся чем могут. При обмене опытом заведомо нет ни учителей, ни тем более учеников. При обмене опытом только и возможны «арзамасские застолья», о которых писал Маркус.
Но чтобы завершить дискуссию, у меня конструктивное предложение. А давайте наше общение в Клубе будем называть не УЧЕБОЙ, а — ОБМЕНОМ ОПЫТА. У нас он разный: у кого большой, у кого поменьше, но каждый в той или иной степени выработал свое отношение к литературе и литературному процессу. Будем делиться наработанным…
Далее, грамотность, а точнее сказать неграмотность — имеет отношение ко всем сферам жизни, а ни только к писательской. Но это опять повторяю — сфера КУЛЬТУРЫ.
Теперь ЧТО и о ЧЕМ думать начинающему поэту. Если он сомневается в себе, и хочет убедиться в том, а есть ли у него писательский талант, нужно ему смотреть в самого себя и уж тем более ни на какого другого писателя и честно ответить себе, словно Богу: а все ли имеющиеся в нем нравственные и душевные силы вложены в сотворенное произведение? Если сомневается, пусть попытается еще раз. Но, повторюсь вновь, нужно пытаться писать НЕ ХОРОШО, А постараться вложиться в текст полностью, чтобы ни капли себя не осталось вне стихотворения.
Нет, это не учеба, а если учеба, то — это масло масляное. Учеба — это несть нечто предваряющее саму деятельность. То есть, скажем. когда учатся жить, еще не живут. Когда учатся по букварю писать — еще не пишут письма, а тем более романы. А то, что Вы называете учебой — есть сама жизнь: жизнь как неустанное и непрекращающееся ни на минуту постижение жизни.
А называть это учебой по моему вредно, поскольку начинающий автор подумает, вот сейчас я пишу плохо, но подучусь маленько и буду писать хорошо. Это неверно. Писать нужно не хорошо, а всегда — на пределе своих природных способностей. если они, конечно есть.
Вот именно, на таких застольях в первую (да и в последнюю очередь) постигалась КУЛЬТУРА, повышался интеллектуальный и духовный уровень. Но никто никогда не учил Пушкина писать по пушкински, а Дельвига по дельвигости.
В советский период вообще без диплома нельзя было стать писателем.
Писательскую учебу придумали в Советском Союзе, для того, чтобы учить соцреализму. Ни в одной стране мира ни ДО ни ПОСЛЕ литинститутов не было.
Опять же наш литературный клуб помогает в становлении автора
И вот тут вопрос вопросов; становлении — ДЛЯ ЧЕГО? Помогает продвижению — КУДА? Без внятного ответа на эти вопросы всякое становление и продвижение абсурдны…