Оба суждения правильные. Во первых депрессия — это болезненное состояние, а то и вовсе болезнь. Счастливый человек по определению этим недугом не страдает, иначе он не счастливый. С другой стороны, счастье это тоже душевное состояние, которое не дается человеку раз и навсегда, а потому приходит и уходит. А вот сам счастливый человек остается быть счастливым, даже если ему совсем плохо… Поскольку знает, что и это преходяще…
Майя, мне понятна Ваша жизненная философия. Я последние лет сорок своей сознательной жизни занимаюсь теорией и практикой психических энергий (вибраций), знаю не понаслышке оккультизм и эзотерику. Более того, минимум лет тридцать практикую ежедневные медитации, сопровождая их специально разработанным дыханием, и только после того, как сознание сделается абсолютно чистым как табула раса, я приступаю к творческому акту. Но я (уже говорил это) – гороскопическая дева (и вовсе не нападаю на свой знак, а наоборот стараюсь использовать по максимуму его сильные стороны), и потому отношусь ко всякому своему увлечению, а тем более являющемуся главным делом своей жизни –скрупулезно. Полагаю, поэтому мое отношение к жизни несколько отличается от Вашего. Поясню, у всех негативных вибраций есть свое агент (первопричина), и мне нравится рассматривать эту первопричину чуть ли ни под микроскопом. Но и это принципиально, нужно иметь огромнейшую силу духа, чтобы защищать при этом себя от его токсичного воздействия. Но опять же, изучение токсичного объекта — не самоцель, а главное для меня – нахождение способов нейтрализации его, то есть попросту говоря – исцеления от токсичности. А вот это уже я стараюсь делать своими текстами. Отсюда и мое замечание (если, помните) что пишу я исключительно для себя.
А то, что описали Вы – это бегство от проблем и обид, хотя тоже вполне может иметь место. Но ваш случай особенный, и это мне симпатично: Вы, хоть и убегаете от жизненных напастей, но намерены к ним вернуться в творчестве, описывая и разглядывая их в упор. И в этот момент будете непременно сильнее их: то есть убегаете, чтобы вернуться с новыми силами и новой мудростью. Это и называется – исцеление творчеством.
Кстати, вполне могу пояснить, на каком основании я сделал вывод (предположение), почему после той детской травмы жизнь пошла наперекосяк, основываясь на Ваших словах, если, конечно, Вам будет интересно.
Ну вот, как говорится — разделали со всех сторон под орех. Если это и есть Ваш «лучик добра и света», то какова тогда Ваша «молния»… А теперь по существу. Я прочитал Ваше «вступительное слово», прочел и все комментарии. А не стал вклиниваться в беседу, потому что меня заинтересовал сюжет с детским садиком. Мне показалось, что именно с того момента (с той детской травмы), в которой виноваты взрослые: одинаково, как воспитательница, но, по мне еще больше, бабушка — и вся Ваша дальнейшая жизнь пошла наперекосяк, или как говорят в народе «пошло не в то горло». Это очень серьезная тема, чтобы от неё закрываться, но она и очень болезненная. У меня возникли некоторые уточняющие вопросы, задавать которые я не решился (и как теперь понимаю, правильно сделал), чтобы не портить Вам обед, хотя описываемый Вами случай детской травмы достаточно типичен и случался в том или ином виде чуть ли ни с каждым. Но Вы, надо полагать, на серьезные темы говорить не намерены и стараетесь от серьезных проблем закрываться чем-нибудь сладостным…
А я Вам в свою очередь желаю, чтобы берег Вас Господь. Раз Он оберегает Вас от встречи глаза в глаза с болезненными проблемами, значит это для Него зачем-то надо.
Я по гороскопу — Дева, и мне сам бог велел «поворчать». Более того «критиканство» является паровозом для моего творчества. Мне так вдохновенно пишется. Но я здраво даю себе отчет, что не должен «критиканством» доставать окружающих. Потому и чаще всего молчу. А вот брякнул, думал отшутиться, поставив смайлик — ан. нет, задел-таки. И стал корить себя. Девы ведь ни только ворчать горазды, но и укорять себя… Ладно замолкаю… Не привыкать…
Татьяна, я не собирался спорить, и не намерен это делать впредь, а просто намерен высветить проблему (которая на мой взгляд является таковой, но если для Вас её не существует, и Вы считаете, что все в рубрике хорошо, тогда – вопрос снимается). Однако мне хотелось бы предложить решение проблемы, то есть — как можно усовершенствовать рубрику. Я считаю, что при знакомстве, нужно рассказывать о своем жизненном (творческом) пути, о сложных перипетиях, которыми наполнена всякая творческая жизнь, о коллизиях и выходе из, казалось бы, совсем безвыходных ситуаций. А публиковать в рубрике «знакомства» стихи или прозу, даже фрагментарно неуместно. Поскольку заведомо понятно, раз человек творческий, то он непременно что-то творит. Поскольку отношение к творческому пути художника и к его произведениям – качественно разное. Если же поэт (поэтесса) хочет вынести на суд и свои произведения, то есть же у нас прекрасная рубрика, которая, к сожалению, давно пустует. Все внимание добрян будет направлено на критику (в том числе и позитивную) именно вынесенных на суд произведений, при том без оглядки на личность автора. А так, как сейчас, получается казус, по крайней мере для меня он выглядит таковым: по правилам сайта обсуждение должно быть доброжелательным (и это большое преимущество перед другими литературными клубами) Но в таком случае доброжелательное (читай, заведомо хвалебное) отношение распространяется автоматически и на произведения. А говорить о них по существу (углубляясь в критику) по сложившемуся этикету становится невозможно, поскольку нужно принимать новичка радужно — вот и пишутся комментарии, как под копирку: доброжелательно, но ни о чем. И вот ЭТО НИ О ЧЕМ компенсируется эмоциями, многие из которых вполне искренние. Но ведь к выражению эмоций больше склонны женщины, чем мужчины… Вот и весь, так сказать тут «гендерный» расклад.
Татьяна, так данная рубрика давно превратилась в девишник. с женскими эмоциями, женскими восторгами, женскими (чуть ли ни телячьими) нежностями. Но что для женщины хорошо, для мужчины — смерть)). Мужчины предпочитают ДУМАТЬ (решать насущные проблемы), а женщины — пишут тексты и комментарии, чтобы эмоционально попереживать, и желательно нечто приятное.
Круто! Меня пробрал ужас до мозга костей. Если таково будущее цивилизованного (надо полагать европейского) мира ( особенно меня ужаснул хеппи энд текста) — то нужно бежать без оглядки от такого мира, от такой Европы. Вот вам и глубинное (на основе подсознания) обоснование абсолютной верности нынешней российской спец операции. Коротенькое резюме: " Её воображение освободилось, и Аня была счастлива." И чем «счастье» главной героини отличается от «счастья» клинического (не в ругательном, а буквальном смысле этого слова) идиота?
Радость всегда взлетает из моего сердца в голубое небо серо-пестрым хохлатым жаворонком, чтобы огласить округу напористым жизнеликующим колокольчиковым пением, и вступить в перекличку с самими ангелами…
Даже когда мне бывает невыносимо грустно и застарелые раны обид, стародавние, может быть даже из самого детства, вновь начинают кровоточить, а невольные спазмы едва сдерживаемых рыданий обручами сдавливают горло – радость из моего сердца все равно устремляется ввысь. Но только теперь не утренним беззаботным жаворонком, а самой красивой птицей в округе – сине-красно-зеленой щуркой. Яркие, сочные, насыщенные цвета её оперенья настолько самодостаточны, что могут служить эталоном цветовой гаммы любого художника импрессиониста, который поклоняется Цвету, как Богу. А длинный, узкий, слегка изогнутый к низу клюв щурки – разве не ассоциируется с глубочайшей мудростью самого древнего на земле народа, хлебнувшего за свою долгую жизнь ни один фунт лиха?
Да, иногда бывает, что щурки в пасмурные дни сидят, нахохлившись, как задумавшиеся старички, на телеграфных проводах, молча. Но и тогда они похожи на ноты. Щурки изначально музыкальны. Даже когда молчат – излучают музыку. Немую музыку, которая разрывает сердца сильнее любой самой душераздирающей скрипки. А если уж они, взметнувшись в небо, запоют в голос, то ни один симфонический оркестр в мире не сможет с ними сравниться по силе воздействия на изысканный музыкальный слух.
Вот, такая моя грустная радость… Она через тенеты невзгод и треволнений все равно прорывается в синь бескрайнего неба, чтобы во весь свой голос поведать миру всё, что ей выпало испытать в борьбе за право жить на этом свете. А хотела она ничтожно мало: всего лишь жить и радоваться жизни, чтобы каждое утро взлетать хохлатым жаворонком в голубое небо и оглашать округу колокольчиковым ангелоподобным пением.
В продолжении моей мысли, что я пишу исключительно для самого себя…
СЕМИЦВЕТИК
Я всю жизнь взращивал в душе этот цветок, и вот он, наконец, расцвел. Я полагал, что у него будет, как должно, семь лепестков, как семь цветов радуги, а оказалось лепестков – великое множество всех мыслимых и немыслимых цветовых оттенков.
Но не скажу, что он был прекрасным, мой цветик-семицветик. Нет, он выглядел даже неказисто: лепестки по форме и величине были несуразно разными, а цветочная корзинка с желтыми пестиками-тычинками была асимметричной, и искривленность эта отдавала уродством: видимо, сказалось долгое пребывание зеленого бутона в стеснённых условиях моей страдающей души.
Но как же мило и обаятельно при всем этом выглядел мой цветочек: вся его внешняя неправильность была ему к лицу. Может быть поэтому, что едва он распустился, на него сел тяжелый мохнатый шмель, и стал деловито топтаться хитиновыми лапками по цветочной корзинке, собирая на себя пыльцу. А едва он, нагруженный ею под завязку, взлетел, на цветок грациозно опустилась красивая бабочка. И, манерно орудуя изгибающимся в спираль черным хоботком, стала изысканно потягивать из цветка нектар, словно замысловатый коктейль через соломинку, как это делают чопорные дамы в аристократических салонах. Потом место бабочки заняла работяга-пчела. Этой было не до изыска: она деловито обшарила все закоулки цветочной корзинки, и, собрав нектар подчистую, полетела относить его в улей. Освободившееся место тотчас заняла стайка мошек. Они густо усыпали цветок…
И я уже собрался было в сердцах воскликнуть: «Господи, да, позвольте и мне насладиться его чудным запахом". Но не воскликнул, потому что тут на душе моей сделалось хорошо и лестно оттого, что распустившийся в ней цветок оказался нужен ни только мне одному…
Зеркальная гладь воды. Начищенные до воскового глянца изумрудные листочки рдеста лежат на зеркале распластано и слегка шевелятся: их снизу приподнимают и опускают острые мордочки крохотных карасиков, обсасывая прилипших рачков. Мерный, чуть слышимый гул рыбьего пиршества доносится из воды, как из оркестровой ямы, а тонкий ангельский звон роящейся мошки волнами ниспадает сверху, словно другой, горний, оркестр устроился под куполом цирка.
Ни ветерка. Полуденный зной, словно мальчик-поводырь, уводит размягченный жарой мой ум в безвольную сонливость, в царство ярких грез, перемешанных с реальными воспоминаниями. На одном конце коромысла моего воображения висит деревянная бадья с торчащей наружу из воды зубастой щукой, готовой выполнить три моих желания при условии, если я донесу ведро до озера и выплесну в него с водой и мальчика, то есть саму щуку; на другом конце коромысла висит обычное оцинкованное ведро, в которое моя покойная мать (царствие ей небесное) сдаивала у коровы парное молоко, и в этом молоке сейчас, как в аквариуме, плавала золотая рыбка и тоже сулила выполнить три моих желания, если я дойду в своей грезе до Млечного Пути, и вылью опять же вместе с мальчиком, то есть золотой рыбкой, молоко из ведра в Великую Звездную реку.
А мне ничего не хочется и ничего не желается. И не то, чтобы обуяла непреодолимая лень, которая, как говорила моя мать, когда была живой, раньше меня родилась. Хуже. Мне ничего не хочется, потому что все, что мне надо, у меня уже есть. И мне для того, чтобы быть счастливым (а счастье — есть переживание полноты жизни) вроде достаточно в знойный безветренный полдень услышать тихую живую музыку подводного и надводного оркестров.
Так что, прости меня, щука, и прости меня, золотая рыбка, мне ныне так хорошо и ладно на душе, что могу сам выполнить ваши желания. Сниму с плеча коромысло, бережно поставлю ведра на землю, в которых во временном заточении пребываете вы, и велю им – самим идти туда, куда вам надобно. Разве что только скажу на дорожку: «Ступайте, с Богом».
Отвечал уже на подобные вопросы, не поленюсь ответить еще раз. 1. Мне чрезвычайно интересен внутренний мир других людей. Но я его воспринимаю, как впрочем и каждый живущий на земле человек, через призму собственного внутреннего мира. А потому гармонизация всевозможных внутренних миров для меня первостепенное дело. 2. Даже ежедневно занимающие утренней гимнастикой люди. имеют обыкновение делиться с другими людьми своими наработанными гимнастическими приемами — это нормально. К тому же я пишу свои тексты, опираясь на сложившуюся литературную традицию и стараюсь от неё не отступать. Так что в этом смысле я ничем не отличаюсь от, скажем, Вас и любого члена клуба, служащего русской словесности. 3. Я не могу писать для читателя по определению, поскольку такового ныне ни у кого нет. А обманывать себя не в моих правилах. 4. Не вижу ни малейшего негатива в своей миниатюре, а ровным счетом — наоборот — ОЧЕНЬ позитивная метамодернисткая зарисовка. 5. Но если таки я Вас чем-то раздражаю, то вполне могу и не писать, за мной дело не станет…
Я уже писал, что сочиняю тексты не для читателя. А исключительно для самого себя – чтобы гармонизировать свой внутренний мир. Сочинительство для меня вроде ежедневной (утренней) психофизической гимнастики. Какое бы (в том числе и скверное) настроение ни было бы у меня с вечера, после утреннего творческого акта оно выравнивается. И я целый день провожу потом в бодром (наступательном) расположении духа. Для меня творчество – это значит сложить в душе гармоничный узор из всего подсознательного содержимого, которым в тот конкретный момент наполнена моя душа. А в подсознании у меня может быть все что угодно. Вот, к примеру, и такое:
ЧЕРНАЯ ДЫРА
Я сижу, свесив ноги, на краю укрощенной мною черной дыры, смотрю в непроглядную смоляную черноту. И ожидаю, когда в ней прорастет посаженное мною зернышко света. Зернышко – мелкое, меньше макового: пылинка – пылинкой. Но весь имеющийся во вселенной свет, даже от гигантских, превосходящих солнце в миллион раз, звезд – вырос из таких крохотных зернышек. Бесконечно великое всегда вырастает из бесконечно малого.
Я – терпелив. Кончиком большого пальца ноги поддеваю гудронную черноту, и она, отзываясь на мою ласку, встречной лаской целует мой палец, а потом тщательно вытирает его от черноты, словно от густой губной помады. Собственно, это и есть губная помада: черная дыра по привычке красит свои губы антрацитовой чернотой, чтобы они изысканно поблескивали на свету.
Но сейчас она в замешательстве – потому как полюбила меня в ответ на то, что я полюбил её. До меня её никто никогда не любил. Да и я полюбил её, совершенно не думая о том, что из этого последует. Просто в моем сердце созрела капелька света, облачилась в твердую оболочку зерна любви, и упало само по себе в черную дыру. А она взяла и понесла от моего семени свет, и теперь, чтобы быть под стать своему дитяти, стала сама преобразовываться в белую дыру, пытающуюся излучать свет.
И я вот сижу и раздумываю: не жениться ли мне на ней. Благородный мужчина просто обязан в моем положении жениться. Но тогда, чтобы все было по-настоящему, нужно послать к ней сватов и нарвать море цветов. С цветами не проблема – всех разнообразных окрасок они растут рядом. А вот в сваты, пожалуй, надо будет уговорить ангелов, зависших над нами. Поскольку без их непосредственного участия, особенно вон того, шкодливого, с луком и стрелами – вряд ли бы вспыхнула любовь в моем сердце.
С днем Рождения, Онега! Желаю, чтобы сбылись все Ваши самые потаенные и дерзкие мечты! А те, которым еще не пришло время сбываться — пусть вдохновенно прольются прекрасными поэтическими строчками. Всех наилучших благ!
Из бесконечно малого вырастает бесконечно большое. Комар на кончике хобота слона чувствует себя великаном – повелителем Арктики и Сахары. Он мог бы вырасти и до размеров слона, но какой тогда у него должен быть размах хитиновых крыльев!? А уж какие должны быть носители высасываемой им крови – аж представить страшно.
А так – все соразмеренно под солнцем и луной: и звезды, и ромашки, и соловьи, что азартно заливаются руладами в начале лета, хоронясь от праздных взглядов в густой зеленой листве жизнерадостных деревьев. Всё – соразмерно, всё – гармонично; и даже назойливый писк комара под ухом, и укус его, и шумный непроизвольный шлепок ладонью по щеке. Но всё это как бы снаружи, и похоже на вялотекущую суету сует. А внутри, в недрах царства небесного — зреет, ворочаясь и суча ножками, зачатый Самим Господом плод русского богатыря.
А вот уже он, народившись, будет телом больше самого большого слона, и одновременно – меньше самого маленького комара: пожелает – будет больше; пожелает – сделается меньше. Но в необъятную душу свою вместит всё: и комара, и слона, и заливающегося трелями соловья; и для каждой звезды во вселенной в его душе отыщется место.
И скажет мне народившийся русский богатырь: «Здорово, Георгий. Спасибо за то, что верил, и незыблемой верой своей вынашивал меня». А я скромно, как подобает русскому интеллигенту, отвечу: «Здравствуйте, богатырь. Спасибо, что народились к нам на свет божий. Я ждал этого счастливого момента всю свою жизнь. Да, и все мы, русские люди, приближали День вашего рождения, как только могли».
«Ну, тогда пошли вместе.» — Доброжелательно-повелительным тоном скажет русский богатырь. Дружески обнимет меня, и мы в обнимку отправимся к людям через бескрайнее русское поле, на котором зацветут красивые медовые травы, а над нами будет уютно роится ореолами звенящая ангельскими голосами полуденная мошка.
Когда рисуете словами, получается здорово, когда описываете — так себе (получается банальщина)
Я бы начал миниатюру с этого места «Маленькая девочка в сиреневых плавках, сшитых бабушкой...» и закончил: «вылил на мои окровавленные руки питьевую воду из своей бутылки, которую всегда носил с собой, и завёл в местный медпункт.» Заключив: «Это было моё первое восхождение, первый в жизни «Памир»!» К тому же получилась бы и прекрасная метафора, о жанре который Вы упоминали прежде…
«Независимый характер, мужество, стремление к победе» — лишнее, ибо масло масляное. По рисунку восхождение все это довольно-таки отчетливо видно. Да и назвал бы я — ПЕРВОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ.
Но в любом случае — выбор за Вами: чему отдадите предпочтение — описательности или рисованию.
Так, если романтик — это человек, который грезит о любви, при этом слагая о ней «пламенные» стихи, но в реальности живет вне любви, то тогда конечно я не романтик. Ибо мне нет никакой надобности грезить о любви, я её реально переживаю вот уже почти половину века. тем более — закоренелый однолюб, всякие любовные бури на стороне (походы налево) на меня навевают смертельную скуку.
Но я ведь еще и профессиональный художественный фотограф, так что внешность чуть ли ни всякой женщины вижу насквозь, и мне невозможно пустить пыль в глаза макияжем и модной шляпкой. Но если женщина красива душой, а таковых мне по жизни встречалось не мало — снимал бесконечное количество раз, с её разрешения, понятное дело. Чтобы она и внешне выглядела если ни совершенной, то загадочной.
Майя, извините меня за занудство, но развейте, пожалуйста, мое замешательство. Я, Елена и Олег восприняли этот ваш текст именно как метафору, но по моим филологическим воззрениям всякая метафора означает нечто. А что означает ваша метафорическая бутылка? О чем Вы? Вы сами пишите (цитирую Вас) «о чем-то другом», так о чем же именно? Пусть даже это из тонкого мира. Любое явление, даже из тонкого мира может быть названо и относительно определено. К тому же Вы вольно или невольно задели фундаментальную философскую категорию об отношении (первичности) Формы и Содержания. Считается, что первично-таки содержание. А Вы как-то неловко исковеркали эту категорию, передав первичность форме. Как автор вполне имеете на это право, но надо такую трактовку хотя бы обосновать, а то получается пишите философский текст (или его подобие), но как-то проявляете при этом философское невежество. Извините, ни в коем случае не хотел обидеть. Просто хотел понять Ваш посыл, который, как я писал выше, отличается от моего, традиционно философского.
Написано ладно, но с посылом категорически не согласен: что в бутылке с шампанским главное — само шампанское, или тара (бутылка) в котором оно пребывает? Конечно шампанское! И его предназначение быть выпитым. И оно выпито в самый, можно даже сказать самый-самый подходящий для этого момент, то есть на Новый Год. Пустая бутылка из под шампанского должна гордиться (до последнего вдоха своего), что у неё была в буквальном смысле НАСЫЩЕННАЯ жизнь. Но ни в коем случае не печалиться…
А то, что описали Вы – это бегство от проблем и обид, хотя тоже вполне может иметь место. Но ваш случай особенный, и это мне симпатично: Вы, хоть и убегаете от жизненных напастей, но намерены к ним вернуться в творчестве, описывая и разглядывая их в упор. И в этот момент будете непременно сильнее их: то есть убегаете, чтобы вернуться с новыми силами и новой мудростью. Это и называется – исцеление творчеством.
Кстати, вполне могу пояснить, на каком основании я сделал вывод (предположение), почему после той детской травмы жизнь пошла наперекосяк, основываясь на Ваших словах, если, конечно, Вам будет интересно.
А теперь по существу. Я прочитал Ваше «вступительное слово», прочел и все комментарии. А не стал вклиниваться в беседу, потому что меня заинтересовал сюжет с детским садиком. Мне показалось, что именно с того момента (с той детской травмы), в которой виноваты взрослые: одинаково, как воспитательница, но, по мне еще больше, бабушка — и вся Ваша дальнейшая жизнь пошла наперекосяк, или как говорят в народе «пошло не в то горло». Это очень серьезная тема, чтобы от неё закрываться, но она и очень болезненная. У меня возникли некоторые уточняющие вопросы, задавать которые я не решился (и как теперь понимаю, правильно сделал), чтобы не портить Вам обед, хотя описываемый Вами случай детской травмы достаточно типичен и случался в том или ином виде чуть ли ни с каждым. Но Вы, надо полагать, на серьезные темы говорить не намерены и стараетесь от серьезных проблем закрываться чем-нибудь сладостным…
А я Вам в свою очередь желаю, чтобы берег Вас Господь. Раз Он оберегает Вас от встречи глаза в глаза с болезненными проблемами, значит это для Него зачем-то надо.
Меня пробрал ужас до мозга костей. Если таково будущее цивилизованного (надо полагать европейского) мира ( особенно меня ужаснул хеппи энд текста) — то нужно бежать без оглядки от такого мира, от такой Европы. Вот вам и глубинное (на основе подсознания) обоснование абсолютной верности нынешней российской спец операции.
Коротенькое резюме:
" Её воображение освободилось, и Аня была счастлива."
И чем «счастье» главной героини отличается от «счастья» клинического (не в ругательном, а буквальном смысле этого слова) идиота?
Радость всегда взлетает из моего сердца в голубое небо серо-пестрым хохлатым жаворонком, чтобы огласить округу напористым жизнеликующим колокольчиковым пением, и вступить в перекличку с самими ангелами…
Даже когда мне бывает невыносимо грустно и застарелые раны обид, стародавние, может быть даже из самого детства, вновь начинают кровоточить, а невольные спазмы едва сдерживаемых рыданий обручами сдавливают горло – радость из моего сердца все равно устремляется ввысь. Но только теперь не утренним беззаботным жаворонком, а самой красивой птицей в округе – сине-красно-зеленой щуркой. Яркие, сочные, насыщенные цвета её оперенья настолько самодостаточны, что могут служить эталоном цветовой гаммы любого художника импрессиониста, который поклоняется Цвету, как Богу. А длинный, узкий, слегка изогнутый к низу клюв щурки – разве не ассоциируется с глубочайшей мудростью самого древнего на земле народа, хлебнувшего за свою долгую жизнь ни один фунт лиха?
Да, иногда бывает, что щурки в пасмурные дни сидят, нахохлившись, как задумавшиеся старички, на телеграфных проводах, молча. Но и тогда они похожи на ноты. Щурки изначально музыкальны. Даже когда молчат – излучают музыку. Немую музыку, которая разрывает сердца сильнее любой самой душераздирающей скрипки. А если уж они, взметнувшись в небо, запоют в голос, то ни один симфонический оркестр в мире не сможет с ними сравниться по силе воздействия на изысканный музыкальный слух.
Вот, такая моя грустная радость… Она через тенеты невзгод и треволнений все равно прорывается в синь бескрайнего неба, чтобы во весь свой голос поведать миру всё, что ей выпало испытать в борьбе за право жить на этом свете. А хотела она ничтожно мало: всего лишь жить и радоваться жизни, чтобы каждое утро взлетать хохлатым жаворонком в голубое небо и оглашать округу колокольчиковым ангелоподобным пением.
СЕМИЦВЕТИК
Я всю жизнь взращивал в душе этот цветок, и вот он, наконец, расцвел. Я полагал, что у него будет, как должно, семь лепестков, как семь цветов радуги, а оказалось лепестков – великое множество всех мыслимых и немыслимых цветовых оттенков.
Но не скажу, что он был прекрасным, мой цветик-семицветик. Нет, он выглядел даже неказисто: лепестки по форме и величине были несуразно разными, а цветочная корзинка с желтыми пестиками-тычинками была асимметричной, и искривленность эта отдавала уродством: видимо, сказалось долгое пребывание зеленого бутона в стеснённых условиях моей страдающей души.
Но как же мило и обаятельно при всем этом выглядел мой цветочек: вся его внешняя неправильность была ему к лицу. Может быть поэтому, что едва он распустился, на него сел тяжелый мохнатый шмель, и стал деловито топтаться хитиновыми лапками по цветочной корзинке, собирая на себя пыльцу. А едва он, нагруженный ею под завязку, взлетел, на цветок грациозно опустилась красивая бабочка. И, манерно орудуя изгибающимся в спираль черным хоботком, стала изысканно потягивать из цветка нектар, словно замысловатый коктейль через соломинку, как это делают чопорные дамы в аристократических салонах. Потом место бабочки заняла работяга-пчела. Этой было не до изыска: она деловито обшарила все закоулки цветочной корзинки, и, собрав нектар подчистую, полетела относить его в улей. Освободившееся место тотчас заняла стайка мошек. Они густо усыпали цветок…
И я уже собрался было в сердцах воскликнуть: «Господи, да, позвольте и мне насладиться его чудным запахом". Но не воскликнул, потому что тут на душе моей сделалось хорошо и лестно оттого, что распустившийся в ней цветок оказался нужен ни только мне одному…
ОТКАЗ ОТ СКАЗОЧНЫХ ТРЕХ ЖЕЛАНИЙ
Зеркальная гладь воды. Начищенные до воскового глянца изумрудные листочки рдеста лежат на зеркале распластано и слегка шевелятся: их снизу приподнимают и опускают острые мордочки крохотных карасиков, обсасывая прилипших рачков. Мерный, чуть слышимый гул рыбьего пиршества доносится из воды, как из оркестровой ямы, а тонкий ангельский звон роящейся мошки волнами ниспадает сверху, словно другой, горний, оркестр устроился под куполом цирка.
Ни ветерка. Полуденный зной, словно мальчик-поводырь, уводит размягченный жарой мой ум в безвольную сонливость, в царство ярких грез, перемешанных с реальными воспоминаниями. На одном конце коромысла моего воображения висит деревянная бадья с торчащей наружу из воды зубастой щукой, готовой выполнить три моих желания при условии, если я донесу ведро до озера и выплесну в него с водой и мальчика, то есть саму щуку; на другом конце коромысла висит обычное оцинкованное ведро, в которое моя покойная мать (царствие ей небесное) сдаивала у коровы парное молоко, и в этом молоке сейчас, как в аквариуме, плавала золотая рыбка и тоже сулила выполнить три моих желания, если я дойду в своей грезе до Млечного Пути, и вылью опять же вместе с мальчиком, то есть золотой рыбкой, молоко из ведра в Великую Звездную реку.
А мне ничего не хочется и ничего не желается. И не то, чтобы обуяла непреодолимая лень, которая, как говорила моя мать, когда была живой, раньше меня родилась. Хуже. Мне ничего не хочется, потому что все, что мне надо, у меня уже есть. И мне для того, чтобы быть счастливым (а счастье — есть переживание полноты жизни) вроде достаточно в знойный безветренный полдень услышать тихую живую музыку подводного и надводного оркестров.
Так что, прости меня, щука, и прости меня, золотая рыбка, мне ныне так хорошо и ладно на душе, что могу сам выполнить ваши желания. Сниму с плеча коромысло, бережно поставлю ведра на землю, в которых во временном заточении пребываете вы, и велю им – самим идти туда, куда вам надобно. Разве что только скажу на дорожку: «Ступайте, с Богом».
1. Мне чрезвычайно интересен внутренний мир других людей. Но я его воспринимаю, как впрочем и каждый живущий на земле человек, через призму собственного внутреннего мира. А потому гармонизация всевозможных внутренних миров для меня первостепенное дело.
2. Даже ежедневно занимающие утренней гимнастикой люди. имеют обыкновение делиться с другими людьми своими наработанными гимнастическими приемами — это нормально. К тому же я пишу свои тексты, опираясь на сложившуюся литературную традицию и стараюсь от неё не отступать. Так что в этом смысле я ничем не отличаюсь от, скажем, Вас и любого члена клуба, служащего русской словесности.
3. Я не могу писать для читателя по определению, поскольку такового ныне ни у кого нет. А обманывать себя не в моих правилах.
4. Не вижу ни малейшего негатива в своей миниатюре, а ровным счетом — наоборот — ОЧЕНЬ позитивная метамодернисткая зарисовка.
5. Но если таки я Вас чем-то раздражаю, то вполне могу и не писать, за мной дело не станет…
ЧЕРНАЯ ДЫРА
Я сижу, свесив ноги, на краю укрощенной мною черной дыры, смотрю в непроглядную смоляную черноту. И ожидаю, когда в ней прорастет посаженное мною зернышко света. Зернышко – мелкое, меньше макового: пылинка – пылинкой. Но весь имеющийся во вселенной свет, даже от гигантских, превосходящих солнце в миллион раз, звезд – вырос из таких крохотных зернышек. Бесконечно великое всегда вырастает из бесконечно малого.
Я – терпелив. Кончиком большого пальца ноги поддеваю гудронную черноту, и она, отзываясь на мою ласку, встречной лаской целует мой палец, а потом тщательно вытирает его от черноты, словно от густой губной помады. Собственно, это и есть губная помада: черная дыра по привычке красит свои губы антрацитовой чернотой, чтобы они изысканно поблескивали на свету.
Но сейчас она в замешательстве – потому как полюбила меня в ответ на то, что я полюбил её. До меня её никто никогда не любил. Да и я полюбил её, совершенно не думая о том, что из этого последует. Просто в моем сердце созрела капелька света, облачилась в твердую оболочку зерна любви, и упало само по себе в черную дыру. А она взяла и понесла от моего семени свет, и теперь, чтобы быть под стать своему дитяти, стала сама преобразовываться в белую дыру, пытающуюся излучать свет.
И я вот сижу и раздумываю: не жениться ли мне на ней. Благородный мужчина просто обязан в моем положении жениться. Но тогда, чтобы все было по-настоящему, нужно послать к ней сватов и нарвать море цветов. С цветами не проблема – всех разнообразных окрасок они растут рядом. А вот в сваты, пожалуй, надо будет уговорить ангелов, зависших над нами. Поскольку без их непосредственного участия, особенно вон того, шкодливого, с луком и стрелами – вряд ли бы вспыхнула любовь в моем сердце.
А те, которым еще не пришло время сбываться — пусть вдохновенно прольются прекрасными поэтическими строчками.
Всех наилучших благ!
Из бесконечно малого вырастает бесконечно большое. Комар на кончике хобота слона чувствует себя великаном – повелителем Арктики и Сахары. Он мог бы вырасти и до размеров слона, но какой тогда у него должен быть размах хитиновых крыльев!? А уж какие должны быть носители высасываемой им крови – аж представить страшно.
А так – все соразмеренно под солнцем и луной: и звезды, и ромашки, и соловьи, что азартно заливаются руладами в начале лета, хоронясь от праздных взглядов в густой зеленой листве жизнерадостных деревьев. Всё – соразмерно, всё – гармонично; и даже назойливый писк комара под ухом, и укус его, и шумный непроизвольный шлепок ладонью по щеке. Но всё это как бы снаружи, и похоже на вялотекущую суету сует. А внутри, в недрах царства небесного — зреет, ворочаясь и суча ножками, зачатый Самим Господом плод русского богатыря.
А вот уже он, народившись, будет телом больше самого большого слона, и одновременно – меньше самого маленького комара: пожелает – будет больше; пожелает – сделается меньше. Но в необъятную душу свою вместит всё: и комара, и слона, и заливающегося трелями соловья; и для каждой звезды во вселенной в его душе отыщется место.
И скажет мне народившийся русский богатырь: «Здорово, Георгий. Спасибо за то, что верил, и незыблемой верой своей вынашивал меня». А я скромно, как подобает русскому интеллигенту, отвечу: «Здравствуйте, богатырь. Спасибо, что народились к нам на свет божий. Я ждал этого счастливого момента всю свою жизнь. Да, и все мы, русские люди, приближали День вашего рождения, как только могли».
«Ну, тогда пошли вместе.» — Доброжелательно-повелительным тоном скажет русский богатырь. Дружески обнимет меня, и мы в обнимку отправимся к людям через бескрайнее русское поле, на котором зацветут красивые медовые травы, а над нами будет уютно роится ореолами звенящая ангельскими голосами полуденная мошка.
Я бы начал миниатюру с этого места «Маленькая девочка в сиреневых плавках, сшитых бабушкой...» и закончил: «вылил на мои окровавленные руки питьевую воду из своей бутылки, которую всегда носил с собой, и завёл в местный медпункт.» Заключив: «Это было моё первое восхождение, первый в жизни «Памир»!» К тому же получилась бы и прекрасная метафора, о жанре который Вы упоминали прежде…
«Независимый характер, мужество, стремление к победе» — лишнее, ибо масло масляное. По рисунку восхождение все это довольно-таки отчетливо видно. Да и назвал бы я — ПЕРВОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ.
Но в любом случае — выбор за Вами: чему отдадите предпочтение — описательности или рисованию.
Но я ведь еще и профессиональный художественный фотограф, так что внешность чуть ли ни всякой женщины вижу насквозь, и мне невозможно пустить пыль в глаза макияжем и модной шляпкой. Но если женщина красива душой, а таковых мне по жизни встречалось не мало — снимал бесконечное количество раз, с её разрешения, понятное дело. Чтобы она и внешне выглядела если ни совершенной, то загадочной.