Мне снилось.Сказать не умею. Что снилось мне в душной ночи. Как к морю брели чародеи. С собою несли фонари. И крымские дикие маки на плоских холмах проросли… А в небе неслись зодиаки. И льстили судьбе падишахи. И факелы жгли маори.
Апрельская тихая ночь теперь. Те птицы и эти свои голоса сверяют… Мне доверяют? Гнездо уберечь. В расселине скал и в укромном овине… Отныне признали своею меня. Не тех богачей, не скаред-менял. Меня, в моем скромном и диком домишке. И мишки.Те самые вкусные мишки. На белой конфетной обертке.Большие. Того и гляди, вдруг признают меня.
Мне снилось… Сказать не умею, Что снилось мне в душной ночи.. Я нынче простудой болею, И сердце тревожно стучит… И столбик серебряный ртути Достиг тридцати девяти. Болею серьёзно по сути, Ищу к исцеленью пути. Неужто ночные тревоги Недуга коварного месть? И мечуться фразы и слоги, Пытаясь смысл чёткий обресть. И строки сплетаются в квадро… Теряется вдруг, что нашлось… И мечутся рваные кадры, Того, что сбылось — не сбылось… Что снилось конкретно, не смею Связать, хоть кричи, не кричи… Мне снилось… Сказать не умею, Что снилось мне в душной ночи… *****
Мне снилось… Сказать не умею, Что снилось мне в душной ночи. Как будто зубастые змеи Вождю откусили… — Молчи!!! — Ну-ну, успокойся, не прав я. И все-таки жаль, старина… Как жаль, что не могут быть явью Сюжеты похмельного сна.
Мне снилось, сказать не умею, Что снилось мне в душной ночи. Движение мокрой качели. Движение юной души. Постели, горячей и смятой, Смятенье и робкий ночник. И вой непородной лохматой. И чей-то раздавленный крик. И шорохи, звуки и трели. В вечерней росе чердаки. И вкрадчивость скошенной мяты. И сорванный с неба ночник.
Апрельская тихая ночь теперь. Те птицы и эти свои голоса сверяют. Погода — чудесная, ты поверь. Звёздным небом любуюсь, у дома гуляя. Тёмные окна в молчании спят. Вот птицы умолкли… ни шороха нет, ни звука… Вдоль улицы спящих деревьев ряд. Месяц младой — рукоятью небесного лука. Сон затерялся в ночной дали. Будто понял сейчас — совсем до него нет дела, Чтобы мысли легко течь могли, А душа в унисон с ними пела, пела, пела…
Практика же показывает, что обычному читателю/слушателю наших стихов
сложные экзерсисы с формой и другими техническими составляющими менее понятны, что то,
что написано просто, но «за душу берёт». А вот с критиками и жюри различных конкурсов — с точностью до наоборот.
Забыла написать по этому поводу. Так ведь дело в том, что «обычный читатель/слушатель» — это народ, а народ больше всего берёт за душу именно фольклор. Не даром народ себе фольклор и создаёт. Следовательно, больше всего за душу берёт именно литература, имитирующая народную поэтику или формой/содержанием приближенная к народной. Но это уже ставит вопрос иначе: значит ли это, что «обычному читателю/слушателю» литература, сильно отличающаяся от фольклора, не нужна? Значит ли это, что у литературы книжной иной потребитель (более узкий)? Шекспир (в чистом виде, без «попсы») тоже непонятен «обычному читателю/слушателю», но ставит ли это под сомнение нужность Шекспира… В общем, выбор, — всегда перед литератором стоит непростой выбор.
Квадроберы! Мать их ети.
Но к ним я идти не желаю-
Ищу к исцеленью пути))))
Что снилось мне в душной ночи.
Как к морю брели чародеи.
С собою несли фонари.
И крымские дикие маки
на плоских холмах проросли…
А в небе неслись зодиаки.
И льстили судьбе падишахи.
И факелы жгли маори.
Те птицы и эти свои голоса сверяют…
Мне доверяют?
Гнездо уберечь.
В расселине скал и в укромном овине…
Отныне
признали своею меня.
Не тех богачей, не скаред-менял.
Меня, в моем скромном и диком домишке.
И мишки.Те самые вкусные мишки.
На белой конфетной обертке.Большие.
Того и гляди, вдруг признают меня.
Что снилось мне в душной ночи..
Я нынче простудой болею,
И сердце тревожно стучит…
И столбик серебряный ртути
Достиг тридцати девяти.
Болею серьёзно по сути,
Ищу к исцеленью пути.
Неужто ночные тревоги
Недуга коварного месть?
И мечуться фразы и слоги,
Пытаясь смысл чёткий обресть.
И строки сплетаются в квадро…
Теряется вдруг, что нашлось…
И мечутся рваные кадры,
Того, что сбылось — не сбылось…
Что снилось конкретно, не смею
Связать, хоть кричи, не кричи…
Мне снилось… Сказать не умею,
Что снилось мне в душной ночи…
*****
И.И.
Что снилось мне в душной ночи.
Как будто зубастые змеи
Вождю откусили…
— Молчи!!!
— Ну-ну, успокойся, не прав я.
И все-таки жаль, старина…
Как жаль, что не могут быть явью
Сюжеты похмельного сна.
Мне снилось… Сказать не умею,
Что снилось мне в душной ночи.
И звезды сказать мне не смеют,
Луна, как немая, молчит.
Лишь робко щебечут под утро
В соседних кустах воробьи,
Что ты меня ищешь, как будто,
Что видели слёзы твои.
Мне странно, тебя я не знаю,
Лишь изредка тенью вдали,
Твой образ, как будто, мелькает,
Где прежде нарциссы цвели.
Когда всё меняется круто,
Мне так некомфортно, прости.
С тобой я расстанусь, как будто,
Чтоб снова покой обрести.
Что снилось мне в душной ночи.
Движение мокрой качели.
Движение юной души.
Постели, горячей и смятой,
Смятенье и робкий ночник.
И вой непородной лохматой.
И чей-то раздавленный крик.
И шорохи, звуки и трели.
В вечерней росе чердаки.
И вкрадчивость скошенной мяты.
И сорванный с неба ночник.
Те птицы и эти свои голоса сверяют.
Погода — чудесная, ты поверь.
Звёздным небом любуюсь, у дома гуляя.
Тёмные окна в молчании спят.
Вот птицы умолкли… ни шороха нет, ни звука…
Вдоль улицы спящих деревьев ряд.
Месяц младой — рукоятью небесного лука.
Сон затерялся в ночной дали.
Будто понял сейчас — совсем до него нет дела,
Чтобы мысли легко течь могли,
А душа в унисон с ними пела, пела, пела…
Забыла написать по этому поводу. Так ведь дело в том, что «обычный читатель/слушатель» — это народ, а народ больше всего берёт за душу именно фольклор. Не даром народ себе фольклор и создаёт. Следовательно, больше всего за душу берёт именно литература, имитирующая народную поэтику или формой/содержанием приближенная к народной. Но это уже ставит вопрос иначе: значит ли это, что «обычному читателю/слушателю» литература, сильно отличающаяся от фольклора, не нужна? Значит ли это, что у литературы книжной иной потребитель (более узкий)? Шекспир (в чистом виде, без «попсы») тоже непонятен «обычному читателю/слушателю», но ставит ли это под сомнение нужность Шекспира… В общем, выбор, — всегда перед литератором стоит непростой выбор.