Маша, раз пошла корректура, вставлю свои «5 копеек». Я споткнулась о фразу:Через дебри пробираясь, Пять ушастеньких ежат. Она не закончена. Что делали ежата, пробираясь через дебри?
Рубрика «Рецензии» не связывает комментаторов жёсткими рамками техники стихосложения. Единственно, на что обращаем внимание — не переходить на личности. Приятно, что рубрика вызывает интерес.
Видимо, погода действует. Ну вот, зарядили, похоже, дожди… И серый, угрюмый рассвет за окном. Московская осень у нас впереди — в шарфах и калошах, под вечным зонтом.
А можно камин затопить и глинтвейн вливать по глоточку в озябшую суть, забыв, как курок уже взводит Кобейн, чтоб просто забыться и просто заснуть...
Но что-то скребётся и ноет внутри — Никак не вписаться в родной окоём. А голос лукавый мне шепчет :«Смотри. Твоё ли оно?.. не твоё… не твоё...»
Я не любила слякотную осень — оскомину резиновых сапог, тоскливую предутреннюю проседь и режущий будильника звонок. Промозглые дворы — что злые дети, пинающие мокрую листву, и старый парк, как нищенка, раздетый, зонтом дрожащий на слепом ветру… Впадала в сплин под толстым одеялом, пила глинтвейн и ароматный чай… Теперь же Осень мне подругой стала, дождинками размыв мою печаль. Палитру всю смешав, взяв кисти ветра, она рисует яркие холсты. И радуга кирпичиками спектра к далёким строит берегам мосты. А я бреду по полосе прибоя, плету венки из хризантем и трав. И первый раз согласна я с тобою, брат Александр: «Прекрасная пора!».
Вот интересно, Галина, я тоже заметила, что многие люди именно осенью предаются таким размышлениям — что сделано, что впереди, подводят итоги и строят планы.
Но всё таки, Елена, вы оказались правы — такие жёсткие планы можно строить, если больше ничто не отвлекает. Поскольку переезд влечёт за собой кучу всякие дел, решила немного план подправить. Пока продолжаю вычитку написанного, попутно внося небольшие правки. Оказалось, что это дело не быстрое. Поэтому пока переформатирую цель так: дописать основной текст книги до конца ноября. А декабрь посвятить окончательной вычитке, корректуре и т.п.
Ветки с ужасом шумят — Через дебри пробирались
Пять ушастеньких ежат.
Хотя ежата пробираются внизу, под деревьями и, скорее, шуршат листвой, а не ветками:)
А вот испугаться шумящих веток они вполне могли.
Видимо, погода действует.
Ну вот, зарядили, похоже, дожди…
И серый, угрюмый рассвет за окном.
Московская осень у нас впереди —
в шарфах и калошах, под вечным зонтом.
А можно камин затопить и глинтвейн
вливать по глоточку в озябшую суть,
забыв, как курок уже взводит Кобейн,
чтоб просто забыться и просто заснуть...
Но что-то скребётся и ноет внутри —
Никак не вписаться в родной окоём.
А голос лукавый мне шепчет :«Смотри.
Твоё ли оно?.. не твоё… не твоё...»
оскомину резиновых сапог,
тоскливую предутреннюю проседь
и режущий будильника звонок.
Промозглые дворы — что злые дети,
пинающие мокрую листву,
и старый парк, как нищенка, раздетый,
зонтом дрожащий на слепом ветру…
Впадала в сплин под толстым одеялом,
пила глинтвейн и ароматный чай…
Теперь же Осень мне подругой стала,
дождинками размыв мою печаль.
Палитру всю смешав, взяв кисти ветра,
она рисует яркие холсты.
И радуга кирпичиками спектра
к далёким строит берегам мосты.
А я бреду по полосе прибоя,
плету венки из хризантем и трав.
И первый раз согласна я с тобою,
брат Александр: «Прекрасная пора!».
Кошка заходит в кафе, заказывает кофе и пирожное. Официант стоит с открытым ртом. Кошка:
— Что?
— Эээ… Вы кошка!
— Да.
— Вы разговариваете?!
— Какая новость! Вы принесете мой заказ или нет?
— Ооо, простите, пожалуйста, конечно, принесу. Я просто никогда раньше не видел…
— А я тут раньше и не бывала. Я ищу работу, была на собеседовании, решила вот выпить кофе.
Официант возвращается с заказом, видит кошку, строчащую что-то на клавиатуре ноутбука.
— Ваш кофе. Я тут подумал… Вы ведь ищете работу, да? Просто мой дядя — директор цирка, и он с удовольствием взял бы вас на отличную зарплату!
— Цирк? — говорит кошка. — Это где арена, купол, оркестр?
— Да!
— Клоуны, акробаты, слоны?
— Да!
— Сахарная вата, попкорн, леденцы на палочке?
— Да-да-да!
— Звучит заманчиво! А нафига им программист?
© Автор неизвестен
Весь замоченный в кефире,
Часик с луком отстоявший, –
Источает аромат; — ох, Сергей, прямо слюнки потекли…
Памяти Б. Л. Пастернака
Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели,
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И терзали Шопена лабухи,
И торжественно шло прощанье,
Он не мылил петли в Елабуге,
И с ума не сходил в Сучане!
Даже киевские «письмэнники»
На поминки его поспели,
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И не то чтобы с чем-то за сорок,
Ровно семьдесят — возраст смертный,
И не просто какой-то пасынок,
Член Литфонда — усопший сметный!
Ах, осыпались лапы ёлочки,
Отзвенели его метели…
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!
«Мело, мело, по всей земле,
во все пределы,
Свеча горела на столе,
свеча горела…»
Нет, никакая не свеча,
Горела люстра!
Очки на морде палача
Сверкали шустро!
А зал зевал, а зал скучал –
Мели, Емеля!
Ведь не в тюрьму, и не в Сучан,
Не к «высшей мере»!
И не к терновому венцу
Колесованьем.
А как поленом по лицу,
Голосованьем!
И кто-то, спьяну, вопрошал:
«За что? Кого там?»
И кто-то жрал, и кто-то ржал
Над анекдотом…
Мы не забудем этот смех,
И эту скуку!
Мы поимённо вспомним всех,
Кто поднял руку!
«Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку…»
Вот и смолкли клевета и споры,
Словно взят у вечности отгул…
А над гробом встали мародёры,
И несут почётный ка-ра-ул!
Переделкино, 4 декабря 1966