Рад, что Вам понравилась эта басня! Спасибо за внимание и удачи! А, если Вы и некоторые другие мои басни прочтёте и хотя бы разок улыбнётесь, тоя вообще буду счастлив!
Помню рассказ одной народной артистки СССР, которая летела на международный кинофестиваль вместе с Шукшиным. У неё спросили, а что вам больше всего запомнилось в этой поездке? Она ответила: Шукшин. Подборка воспоминаний замечательная. И я вот тоже повспоминал недавно к его юбилею, опубликовав такую заметку:
Калина-малина
Помню, ровно пятьдесят лет назад вышел я из кинотеатра после просмотра «Калины красной» очень сердитый. Думаю, что ж ты, Василий Макарович, родственник мой дальний, некровный, правда, наворотил! Да разве ж мог рецидивист, стреляный воробей, не знать, что кто-то из корешей может убить его? Должен был знать и спрятаться. Знал, конечно. Но не спрятался. А почему? Да потому, что не за что было убивать его. Перед блатными, каким он и сам был наверняка, судя по биографии, он ни в чём не провинился. Захотел мужик землю пахать – пусть пашет. За это блатные не убивают и даже щелбан не ставят. Захотел мужик с заочницей жить – пусть живёт. И Губошлёп непонятно кто. Оказывается, член или даже главарь какой-то «воровской малины». А кто это по статусу, палач, что ли? Да его самого «воры в законе», а правильнее просто воры, на куски порвут, если он блатного без одобрения сходки замочит. Пусть он хоть сто раз мужиком будет. Воры беспредела на дух не переносят и карают за него сурово. Лажа всё это, Василий Макарович, малина. Или вот – Егор пристаёт к женщине, следователю прокуратуры, изгаляется, скалится, провоцирует. А с чего бы это? Она ему ничего не сделала и даже разговаривать с ним не захотела. Он что, этим самым решил вдруг выместить на ней свою обиду за несвободную жизнь? Он дурак, что ли! Если да, то на кой бес он нам, зрителям, сдался в качестве главного героя? Или вот ещё – в конце фильма брат Любы таранит «Волгу» с бандитами. Он что, тоже дебил? Пока этот взрослый дядька гнался за «Волгой», он сто раз мог раскинуть мозгами, что бывший уголовник Егор сестре его вообще никто, а ему тем более. Кто в него стрелял и за что, неизвестно. Так стоит ли садиться в тюрьму за такое немотивированное мщение. Причём садиться надолго – люди могут погибнуть, порча государственного имущества и т.д. Никакого аффекта тут нет и быть не могло. Один раз в бане вместе помылись, коньячку выпили – этого реально мало по жизни для необузданного эмоционального всплеска и совершения тяжкого преступления. Короче, тогда ещё, давным-давно, назвал я этот фильм для себя «Калиной-малиной». Уверен, что, если бы в том году показ «Калины красной» не совпал с трагической смертью Шукшина, интерес к ней не был бы столь широким. Зачем же я сейчас об этом? А в назидание тем авторам, кто склонен увлекаться художественным вымыслом. Я знаю, о чём говорю. Ибо тогда ещё работал в кинопрокате, статьи про кино и артистов писал. И про людей типа Прокудина многое знаю. Спору нет, Шукшин выдающийся режиссёр, но в последнем своём фильме, на мой взгляд, с таким вот вымыслом он слегка переборщил. Поскольку сама фабула явно сужала его рамки. Особенно это заметно, если сравнивать «Калину красную» с другим замечательным фильмом Шукшина «Ваш сын и брат».
Я не о том, что надо ждать и надеяться. А о загадочных целях и механизмах современного книгоиздательского процесса у нас. Может, я чего-то не понимаю, но в появлении новых Ахматовых и Цветаевых, похоже, наши издательства абсолютно не заинтересованы. Приблизительно в связи с этим привожу здесь такой свой рассказик:
Сукин сын
Случилось это лет двести назад в Москве. Старик один рассказывал, а ему другой старик, а тому третий и так далее вниз по счёту до тех самых времён. А теперь я вот рассказываю. Приходит, значит, Пушкин к издателю со своей исторической драмой «Борис Годунов», а тот ему от ворот поворот. – Да она сейчас даром никому не нужна, – не прочитав ни строчки, кроме названия, сказал издатель. – Делать тебе нечего было в ссылке, вот ты и марал бумагу. Лучше бы фермерством занялся в своём Михайловском. Представляешь, утром сходил в курятник, снял яички, пожарил на сальце с лучком, прикольно же. – Какой ещё курятник, сударь! – возмутился великий поэт. – Это же Борис Годунов! – И что? – равнодушно отреагировал издатель и, повернувшись к своему писарю, спросил: – Ты знаешь, кто такой Борис Годунов? – Нет, – ответил тот. – Ельцина знаю, а других не знаю. Дворника, правда, нашего раньше так ещё звали. А теперь у нас другой дворник. – А нового дворника как зовут? – спросил издатель. – Абдулбашир, – ответил писарь. – Вот видишь, – обратился к автору Годунова издатель. – Человек делом занят, улицы подметает, листья жёлтые в чёрный мешок складывает, а тут ты со своими листочками. Оставь их, если не жалко, он их тоже в мусор выбросит. – Вы что тут с ума сошли! – снова возмутился Пушкин. – Яйца, сальце, Ельцин, Абдулбашкир! – Абдулбашир, – поправил его писарь. – Тем более! Вы можете мне объяснить, почему отказываете печатать Годунова? – Повторяю, – сказал издатель. – Ни драмы, ни трагедии, ни стихи, прости господи, никому сейчас не нужны. Интернет, дело другое, блогеры там разные, ютубы, подкасты. Понял? – Я русский человек! – гордо заявил Пушкин. – Я народный язык понимаю. И даже предпочитаю его литературному. А объединение их считаю своей заслугой. – Ты мне голову не морочь, – перебил его издатель. – Какой ты русский, разобраться ещё надо. Чернявый шибко и кучерявый. А у таких денежки водятся. Если заплатишь, мы тебе не только Годунова твоего напечатаем, но и чёрта лысого. – Я же автор! – в который уже раз возмутился Пушкин. – Это вы мне должны заплатить за мой труд, а не я вам. – Ага, раскатал губы. – вставая из-за стола, произнёс издатель. – Я вижу, мужик, с тобой бесполезно иметь дело. Ты же ничего не соображаешь. Убирайся-ка ты подобру-поздорову. – Позвольте, любезный, – засопротивлялся, было, поэт. – А я говорю, проваливай отсюда, – повторил свой приказ издатель. – А то охрану позову. Последнее, что услышал Александр Сергеевич, закрывая за собой дверь, это как издатель сказал писарю раздражённо о посетителе: «Привязался же, сукин сын!» «Так вот, оказывается, кто я, – подумал Пушкин. – Надо Вяземскому сообщить».
Я упомянул Михалкова, но забыл рассказать, с каким уважением он относился к басням. Я сам слышал, как он заявил на всю страну, что за всю свою жизнь написал всего лишь две-три хорошие басни. Вот это пример! Главным редактором сатирического журнала «Фитиль» он тоже был неспроста. Такой вот у него был дар баснописца, басня ведь тоже сатира.
Очень жаль, что наши издательства и возможные спонсоры совсем не интересуются молодыми, начинающими и просто неизвестными авторами. Мне вот, например, год назад из Франции сами предложили опубликовать три мои рассказа. Им почему-то интересно! Хорошо, хоть литсайты наши ещё живы на радость нам. А басню «Конфуз» я действительно написал в конце семидесятых. Вот такая особенность басен и притч — актуальны на все времена. О том, кстати, и нижеследующая басня моя. Ольга, я очень признателен Вам за все ободряющие слова! Всего Вам самого доброго!
Памфлет и Притча
Случается – Отправились в дорогу разом Памфлет и Притча. Памфлет орёт, Клеймит, ругается, Пугает всех сарказмом, Издевается, Упрёками наотмашь бьёт. А Притча рядышком идёт Задумчиво, прилично, Поклоны раздаёт, Подсказывает, учит, улыбается. Год вместе шли, устал Памфлет, Ни сил, ни голоса уж нет. И говорит он, издыхая: – Похоже, дальше мне никак. – Ну что ж! – Сказала Притча тут в ответ. – Большую жизнь не проживёшь, Всё время злясь, ворча и хая. А у меня судьба иная – На века.
Спасибо, Ольга, за такое мнение о моих баснях — вдохновляет! «Скинуть сюда» пару басенок не получится, так как трудно разобраться, какие басни тут есть, а каких нет. Скину, пожалуй, самую первую свою «Конфуз», ей более сорока лет. Когда я преподавал неспециальные дисциплины в художественном учебном заведении, я вспомнил о ней и прочёл её студентам — вроде всё поняли. Вот она:
Конфуз
Пёс пудель Бим Был страсть любим В среде ценителей от Бога. Он рисовал давно и много, Имел и звания и фонд. Им восторгался весь бомонд В Москве, в Париже, в Праге, в Риме. В энциклопедии о Биме Была аж целая статья. Житья Такого псам другим Желал от сердца славный Бим. И тут-то с ним, Уже седым, Конфуз обидный приключился. Та баня, где он раньше мылся, За подворотнею как раз, Его поддела на заказ. Примерно год художник бился С идеей, с красками, с собой. И в результате получился Пейзаж с болонкой, как живой. Повесили картину в бане. А через день несут назад. – Клиенты наши говорят: «Давайте даму в крупном плане. Не полубоком, а с хвоста. И чтобы шерсть не так густа…» ______
Идея басни сей проста: Работа для таких судей Не стоит никаких идей.
Всё очень интересно, толково, талантливо! Я пишу басни давно, теорию и историю этого жанра в необходимой мере знаю. Не писать басни не могу. Бросить сочинять их для меня означает бросить писать вообще. Хотя некоторые рассказы мои, четверостишия и частушки довольно известны, опубликованы за границей, используются в юмористических передачах абсолютно без какого-либо моего участия. А басни мои читают артисты, размещают видео в интернете, помещают на разных интернет-платформах (детские, по профессиям, в притчах) с картинками и комментариями, в учебных заведениях пишут по ним рефераты, сдают зачёты и т.д. Издано три книги. По поводу басен у меня даже рассказы есть. Например, «Басня и дебил», «Несчастные», «В лучах славы» (легко отыскиваются в любом поисковике, достаточно фамилию автора и название указать). Я рад, что так много авторов здесь, которые неравнодушны к басне. Чем больше, тем лучше для возрождения широкого интереса к такого великому жанру. Когда-то басни Крылова изображались на лубках и распространялись по всей России. Это важно ещё и потому, что с сатирой у нас беда, как таковой её просто нет. Сказал я это не для хвастовства, а для того, чтобы, кто прочтёт сие предисловие, поверили тому, что я кое-что в баснях понимаю. Думаю, что всё сказанное здесь про басни (планы, сюжеты, персонажи и прочее), знать обязательно надо. Однако, по моему глубокому убеждению, баснописцем ещё надо и родиться (я не о себе, что я насочинял время покажет и считать себя таковым даже не помышляю). Михалков тот же и без басен мог обойтись, но вот не смог, природа взяла своё. Вот в тему такой мой стишок:
Лирика баснописца
Ну, вот не лирик я, поймите, По сотворению стихов. Достал вас баснями, уймите, Уняться сам я не готов.
Гляжу на звёздные поляны, На золотые миражи, А в голове всё обезьяны, Коровы, змеи и ежи.
Вороны, дятлы, попугаи, Пингвины, голуби, орлы, И эти, чья судьба такая – Быть вечно глупыми – ослы.
Слоны, так те, ломая кроны, В любую басню сами прут. За ними львы, надев короны, Туда же царственно идут.
С такими верными друзьями, С такой компанией зверей Смеяться я могу годами Над недостатками людей.
То есть, если я, например, не лирик, то ничего с собой поделать не могу. Даже близко ничего похожего не в состоянии сочинить, как это получается у многих авторов этого замечательного сайта. И, наконец, про сам процесс написания басни — вот такой коротенький мой рассказ:
Несчастные
Суббота. Сижу, думаю. Стук в дверь. Открываю. – Давай! – предложил Вадим, показывая бутылку коньяка. – Выходной же. – Это у вас выходной. А у нас, писателей, самый что ни есть рабочий день. – Да какой ты писатель! – махнул бутылкой сосед, чуть меня не задел, и на кухню без спроса прошёл. – Баснописец несчастный. Куда ты рюмки прячешь? И закуску доставай. – Ну, ты нахал! Я же тебе объяснял, что у Крылова 236 басен, а у меня 118, ровно половина. Мне пахать и пахать ещё. – Да кому нужны твои басни! – скорчив брезгливую рожу, сказал Вадим. – Вон артист один сбежал из России, так его басни читают. А ты сидишь тут, в центре Москвы, и о тебе никто ни сном ни духом не подозревает. – Господи, ну сколько раз тебе повторять, что это не басни! Артист этот и себя и жанр позорит. Сам по себе злобный стишок не может быть басней. Басня, она, как такса. – Какая ещё такса? – удивился Вадим и налил. – Собака, которая со времён древнего Египта не изменилась. Те же уши и тот же хвост. Других собак скрещивали, преображали, а такса сохранилась в первозданном виде. Вот так и с басней, которую можно сотворить только, как басню. А этому учиться надо и особый дар иметь. – Да брось ты, поехали! Дай мне сюжет, и я завтра принесу тебе готовую басню, – заявил вдруг Вадим, опрокинув первую рюмку. – Ладно, запоминай. Допустим, пьяный кабан завалился на муравейник. Насекомые в панике. И тут один храбрый муравьишка кричит, что залезет сейчас на дерево и спрыгнет на кабана. Смотрите, хвастается заранее, как я ему хребет перешибу. Понял? – Понял, – ответил Вадим и снова налил. – А мораль? – Сам думай. Всё просто же. – А как назовём мой шедевр? – А как заблагорассудится. Главное, не бойся, пиши смело. Любые твои иносказания я пойму правильно. – Что значит, правильно? – Ну, вот есть у меня такая басня, например. В ней судят льва за то, что он убил шакала, который, мечтая прославиться, напал на него. – И что? – А то, что получаю я на эту басню гневный отзыв от одного молодого человека. Какой, дескать, нормальный шакал на льва нападать будет. Дебил он, что ли! – И что? – А то, что басню нельзя воспринимать буквально. У того же Крылова журавль сам свой нос к волку в пасть суёт. И про ворону он пишет, что она сыр во рту держала. А никакого рта у вороны нет. Понял? – Понял. – Или вот ещё пример. Написал я недавно басню про медведя, который порядок наводит. Заключение там такое. Когда порядка нет в своём краю, а ты решил вдруг навести его везде, то это значит, что нигде. – И что? – А то, что один, тоже молодой читатель, высказал мнение, что за такую басню меня точно посадят. – Не пудри мне мозги! – отрезал Вадим и опять налил. – А то и меня вместе с тобой посадят. Допивал он бутылку уже без моего участия. Я после двух рюмок отказался. Потому, что сто девятнадцатая басня давно томилась в компьютере, ожидая своего конца.
Воскресенье. Сижу, думаю. Стук в дверь. Открываю. – Давай! – предложил Вадим, показывая бутылку коньяка. – Выходной же. – Ты басню сочинил? – Про таксу, что ли? – Нет. – Про кабана? – Нет. – Про льва? – Нет. – Про шакала? – Нет. – Про ворону? – Нет. – Про медведя? – Нет. – Про тебя? – Нет. – А что, оригинально, басня про баснописца! – Да при чём здесь я! Ты же про муравья обещал написать. – А зачем? – удивился Вадим. – Ну какой нормальный муравей на кабана прыгать будет. Дебил он, что ли! – Всё ясно. И у тебя, значит, с иносказаниями проблема. Но ты над моралью-то хоть подумал? – Какая ещё мораль! – воскликнул Вадим. – Все морали давно… профукали, выражаясь без рифмы. Нам, айтишникам, она ни к чему. – Да какой ты айтишник! Программист несчастный. Откуда вы только берётесь такие? – Какие? – Без художественного мышления. – Из будущего мы, – улыбнулся Вадим. – А ты из прошлого.
* * * P.S. Очень прошу извинить меня за такой длинный комментарий. Но уж больно тема родная. Искренне желаю всем творческого вдохновения и удачи во всём!
Да вот из Москвы бы куда-нибудь в сторону юга километров за триста… А про Скопин почитал — плохо об экологии пишут. Но всё равно желаю, чтобы Вас и всех скопинцев всё это, а также «не очень дороги и грязно», не сильно огорчало. В других подобных городках и посёлках, как правило, не лучше. Ещё раз, спасибо за внимание к «Ежовому супу»!
Замечательный юмор! Я последнее время полстраницы прозы прочесть не могу, а тут ещё бы почитал в том же стиле. В качестве дополнения что ли предлагаю нескромно свою такую басню в тему:
Прививка
В зверином царстве кутерьма. Никто закон не уважает, И всяк живёт себе, как знает. Притом ещё и не молчит, На Льва придирчиво ворчит. «Весь вред для власти от ума, – Прокравшись к уху по загривку, Шепнул царю навозный Жук, Знаток каких-то там наук. – Поставить надо всем прививку, Чтоб меньше думали вокруг». Привили всех, как приказали, От вредной хвори головной. Ослу ж в прививке отказали. _______
Выходит так, читатель мой: Коль ты дурак, то не больной.
А один читатель заявил про суп, что это моё личное мнение и Ёж замечательный шеф-повар. Спасибо за внимание! Как бы это в Скопине побывать и присмотреться к нему (не шучу)? Всего Вам доброго, желаю дальнейших творческих удач!
С учётом соответствующих общепринятых понятий никакого плагиата и никаких цитат тут нет. Как нет никаких особых авторских соображений и выдающихся словесных конструкций в таком отдельном предложении как, например, «так много всяких и невсяких было». Такой ряд обычных слов имеет свою исключительную цену только в смысловом или эмоциональном контексте всего стихотворения. А контекст современного стишка про общественное возмущение собачьими «сюрпризами» под ногами прохожих никак не соотносится с глубоко лирическим и грустным контекстом замечательного стихотворения «Собаке Качалова». Какой уж тут плагиат или цитаты! Тем более, что я открыто не то чтобы намекнул, а прямо указал (и в самом названии и в некоторых слегка переделанных фразах) на знаменитое произведение. То есть я заранее согласился и дал понять, что «авторство» моё здесь только в обозначении лишний раз актуальной бытовой проблемы. Поэтому безотносительное выделение в данном случае в кавычки пару коротеньких и очень простых предложений, выглядело бы нелепо. Но Вы всё равно и как всегда правы! С Праздниками! Всего Вам доброго! И будьте, главное, здоровы!
Господи, ну что ж Вы так формально-арифметически воспринимаете-то? Я что, на славу Есенина посягаю что ли! Я о том, чем попахивает на тропинках в городском парке по вине бессовестных собаководов. И про плагиат я всё знаю. И ни на какую исключительную словесную оригинальность не претендую. И уверен, что Сергей Александрович ни чуть бы на меня не обиделся за такой стишок. А за то, что вообще прочли сие, спасибо! Желаю Вам творческих успехов!
Спасибо, что прочли! Вы правы! Но… если в лирической зарисовке заранее подумать о выводах, то такой стишок может и не получится. Я в основном пишу басни, есть книжка моих басен. Вот там действительно надо заранее подумать о выводе (о морали) или хотя бы заложить какое-то нравоучение в текст. А лирика и вывод — это, наверно, вершина поэзии.
Олег, Вы правы, конечно! Но… Во-первых, я сказал, не вообще жить, а жить долго — это благо. И, во-вторых, как жить — это конкретная проблема характера человека и обстоятельств. Кто-то великий сказал: «Правильно прожить — это хорошо подготовиться к старости». Мало у кого это получается, к сожалению. Ибо опять же «Если бы молодость знала...» За интересный и соответствующий нашей жизни комментарий спасибо! Всего Вам доброго!
Калина-малина
Помню, ровно пятьдесят лет назад вышел я из кинотеатра после просмотра «Калины красной» очень сердитый. Думаю, что ж ты, Василий Макарович, родственник мой дальний, некровный, правда, наворотил! Да разве ж мог рецидивист, стреляный воробей, не знать, что кто-то из корешей может убить его? Должен был знать и спрятаться. Знал, конечно. Но не спрятался. А почему? Да потому, что не за что было убивать его. Перед блатными, каким он и сам был наверняка, судя по биографии, он ни в чём не провинился. Захотел мужик землю пахать – пусть пашет. За это блатные не убивают и даже щелбан не ставят. Захотел мужик с заочницей жить – пусть живёт. И Губошлёп непонятно кто. Оказывается, член или даже главарь какой-то «воровской малины». А кто это по статусу, палач, что ли? Да его самого «воры в законе», а правильнее просто воры, на куски порвут, если он блатного без одобрения сходки замочит. Пусть он хоть сто раз мужиком будет. Воры беспредела на дух не переносят и карают за него сурово. Лажа всё это, Василий Макарович, малина. Или вот – Егор пристаёт к женщине, следователю прокуратуры, изгаляется, скалится, провоцирует. А с чего бы это? Она ему ничего не сделала и даже разговаривать с ним не захотела. Он что, этим самым решил вдруг выместить на ней свою обиду за несвободную жизнь? Он дурак, что ли! Если да, то на кой бес он нам, зрителям, сдался в качестве главного героя? Или вот ещё – в конце фильма брат Любы таранит «Волгу» с бандитами. Он что, тоже дебил? Пока этот взрослый дядька гнался за «Волгой», он сто раз мог раскинуть мозгами, что бывший уголовник Егор сестре его вообще никто, а ему тем более. Кто в него стрелял и за что, неизвестно. Так стоит ли садиться в тюрьму за такое немотивированное мщение. Причём садиться надолго – люди могут погибнуть, порча государственного имущества и т.д. Никакого аффекта тут нет и быть не могло. Один раз в бане вместе помылись, коньячку выпили – этого реально мало по жизни для необузданного эмоционального всплеска и совершения тяжкого преступления. Короче, тогда ещё, давным-давно, назвал я этот фильм для себя «Калиной-малиной». Уверен, что, если бы в том году показ «Калины красной» не совпал с трагической смертью Шукшина, интерес к ней не был бы столь широким. Зачем же я сейчас об этом? А в назидание тем авторам, кто склонен увлекаться художественным вымыслом. Я знаю, о чём говорю. Ибо тогда ещё работал в кинопрокате, статьи про кино и артистов писал. И про людей типа Прокудина многое знаю. Спору нет, Шукшин выдающийся режиссёр, но в последнем своём фильме, на мой взгляд, с таким вот вымыслом он слегка переборщил. Поскольку сама фабула явно сужала его рамки. Особенно это заметно, если сравнивать «Калину красную» с другим замечательным фильмом Шукшина «Ваш сын и брат».
* * *
Сукин сын
Случилось это лет двести назад в Москве. Старик один рассказывал, а ему другой старик, а тому третий и так далее вниз по счёту до тех самых времён. А теперь я вот рассказываю.
Приходит, значит, Пушкин к издателю со своей исторической драмой «Борис Годунов», а тот ему от ворот поворот.
– Да она сейчас даром никому не нужна, – не прочитав ни строчки, кроме названия, сказал издатель. – Делать тебе нечего было в ссылке, вот ты и марал бумагу. Лучше бы фермерством занялся в своём Михайловском. Представляешь, утром сходил в курятник, снял яички, пожарил на сальце с лучком, прикольно же.
– Какой ещё курятник, сударь! – возмутился великий поэт. – Это же Борис Годунов!
– И что? – равнодушно отреагировал издатель и, повернувшись к своему писарю, спросил: – Ты знаешь, кто такой Борис Годунов?
– Нет, – ответил тот. – Ельцина знаю, а других не знаю. Дворника, правда, нашего раньше так ещё звали. А теперь у нас другой дворник.
– А нового дворника как зовут? – спросил издатель.
– Абдулбашир, – ответил писарь.
– Вот видишь, – обратился к автору Годунова издатель. – Человек делом занят, улицы подметает, листья жёлтые в чёрный мешок складывает, а тут ты со своими листочками. Оставь их, если не жалко, он их тоже в мусор выбросит.
– Вы что тут с ума сошли! – снова возмутился Пушкин. – Яйца, сальце, Ельцин, Абдулбашкир!
– Абдулбашир, – поправил его писарь.
– Тем более! Вы можете мне объяснить, почему отказываете печатать Годунова?
– Повторяю, – сказал издатель. – Ни драмы, ни трагедии, ни стихи, прости господи, никому сейчас не нужны. Интернет, дело другое, блогеры там разные, ютубы, подкасты. Понял?
– Я русский человек! – гордо заявил Пушкин. – Я народный язык понимаю. И даже предпочитаю его литературному. А объединение их считаю своей заслугой.
– Ты мне голову не морочь, – перебил его издатель. – Какой ты русский, разобраться ещё надо. Чернявый шибко и кучерявый. А у таких денежки водятся. Если заплатишь, мы тебе не только Годунова твоего напечатаем, но и чёрта лысого.
– Я же автор! – в который уже раз возмутился Пушкин. – Это вы мне должны заплатить за мой труд, а не я вам.
– Ага, раскатал губы. – вставая из-за стола, произнёс издатель. – Я вижу, мужик, с тобой бесполезно иметь дело. Ты же ничего не соображаешь. Убирайся-ка ты подобру-поздорову.
– Позвольте, любезный, – засопротивлялся, было, поэт.
– А я говорю, проваливай отсюда, – повторил свой приказ издатель. – А то охрану позову.
Последнее, что услышал Александр Сергеевич, закрывая за собой дверь, это как издатель сказал писарю раздражённо о посетителе: «Привязался же, сукин сын!»
«Так вот, оказывается, кто я, – подумал Пушкин. – Надо Вяземскому сообщить».
* * *
Памфлет и Притча
Случается –
Отправились в дорогу разом
Памфлет и Притча.
Памфлет орёт,
Клеймит, ругается,
Пугает всех сарказмом,
Издевается,
Упрёками наотмашь бьёт.
А Притча рядышком идёт
Задумчиво, прилично,
Поклоны раздаёт,
Подсказывает, учит, улыбается.
Год вместе шли, устал Памфлет,
Ни сил, ни голоса уж нет.
И говорит он, издыхая:
– Похоже, дальше мне никак.
– Ну что ж! –
Сказала Притча тут в ответ. –
Большую жизнь не проживёшь,
Всё время злясь, ворча и хая.
А у меня судьба иная –
На века.
* * *
Конфуз
Пёс пудель Бим
Был страсть любим
В среде ценителей от Бога.
Он рисовал давно и много,
Имел и звания и фонд.
Им восторгался весь бомонд
В Москве, в Париже, в Праге, в Риме.
В энциклопедии о Биме
Была аж целая статья.
Житья
Такого псам другим
Желал от сердца славный Бим.
И тут-то с ним,
Уже седым,
Конфуз обидный приключился.
Та баня, где он раньше мылся,
За подворотнею как раз,
Его поддела на заказ.
Примерно год художник бился
С идеей, с красками, с собой.
И в результате получился
Пейзаж с болонкой, как живой.
Повесили картину в бане.
А через день несут назад.
– Клиенты наши говорят:
«Давайте даму в крупном плане.
Не полубоком, а с хвоста.
И чтобы шерсть не так густа…»
______
Идея басни сей проста:
Работа для таких судей
Не стоит никаких идей.
* * *
Лирика баснописца
Ну, вот не лирик я, поймите,
По сотворению стихов.
Достал вас баснями, уймите,
Уняться сам я не готов.
Гляжу на звёздные поляны,
На золотые миражи,
А в голове всё обезьяны,
Коровы, змеи и ежи.
Медведи, лошади, лягушки,
Лисицы, зайцы, барсуки,
Собаки, волки, овцы, хрюшки,
Павлины, гуси, индюки.
Вороны, дятлы, попугаи,
Пингвины, голуби, орлы,
И эти, чья судьба такая –
Быть вечно глупыми – ослы.
Слоны, так те, ломая кроны,
В любую басню сами прут.
За ними львы, надев короны,
Туда же царственно идут.
С такими верными друзьями,
С такой компанией зверей
Смеяться я могу годами
Над недостатками людей.
То есть, если я, например, не лирик, то ничего с собой поделать не могу. Даже близко ничего похожего не в состоянии сочинить, как это получается у многих авторов этого замечательного сайта. И, наконец, про сам процесс написания басни — вот такой коротенький мой рассказ:
Несчастные
Суббота. Сижу, думаю. Стук в дверь. Открываю.
– Давай! – предложил Вадим, показывая бутылку коньяка. – Выходной же.
– Это у вас выходной. А у нас, писателей, самый что ни есть рабочий день.
– Да какой ты писатель! – махнул бутылкой сосед, чуть меня не задел, и на кухню без спроса прошёл. – Баснописец несчастный. Куда ты рюмки прячешь? И закуску доставай.
– Ну, ты нахал! Я же тебе объяснял, что у Крылова 236 басен, а у меня 118, ровно половина. Мне пахать и пахать ещё.
– Да кому нужны твои басни! – скорчив брезгливую рожу, сказал Вадим. – Вон артист один сбежал из России, так его басни читают. А ты сидишь тут, в центре Москвы, и о тебе никто ни сном ни духом не подозревает.
– Господи, ну сколько раз тебе повторять, что это не басни! Артист этот и себя и жанр позорит. Сам по себе злобный стишок не может быть басней. Басня, она, как такса.
– Какая ещё такса? – удивился Вадим и налил.
– Собака, которая со времён древнего Египта не изменилась. Те же уши и тот же хвост. Других собак скрещивали, преображали, а такса сохранилась в первозданном виде. Вот так и с басней, которую можно сотворить только, как басню. А этому учиться надо и особый дар иметь.
– Да брось ты, поехали! Дай мне сюжет, и я завтра принесу тебе готовую басню, – заявил вдруг Вадим, опрокинув первую рюмку.
– Ладно, запоминай. Допустим, пьяный кабан завалился на муравейник. Насекомые в панике. И тут один храбрый муравьишка кричит, что залезет сейчас на дерево и спрыгнет на кабана. Смотрите, хвастается заранее, как я ему хребет перешибу. Понял?
– Понял, – ответил Вадим и снова налил. – А мораль?
– Сам думай. Всё просто же.
– А как назовём мой шедевр?
– А как заблагорассудится. Главное, не бойся, пиши смело. Любые твои иносказания я пойму правильно.
– Что значит, правильно?
– Ну, вот есть у меня такая басня, например. В ней судят льва за то, что он убил шакала, который, мечтая прославиться, напал на него.
– И что?
– А то, что получаю я на эту басню гневный отзыв от одного молодого человека. Какой, дескать, нормальный шакал на льва нападать будет. Дебил он, что ли!
– И что?
– А то, что басню нельзя воспринимать буквально. У того же Крылова журавль сам свой нос к волку в пасть суёт. И про ворону он пишет, что она сыр во рту держала. А никакого рта у вороны нет. Понял?
– Понял.
– Или вот ещё пример. Написал я недавно басню про медведя, который порядок наводит. Заключение там такое. Когда порядка нет в своём краю, а ты решил вдруг навести его везде, то это значит, что нигде.
– И что?
– А то, что один, тоже молодой читатель, высказал мнение, что за такую басню меня точно посадят.
– Не пудри мне мозги! – отрезал Вадим и опять налил. – А то и меня вместе с тобой посадят.
Допивал он бутылку уже без моего участия. Я после двух рюмок отказался. Потому, что сто девятнадцатая басня давно томилась в компьютере, ожидая своего конца.
Воскресенье. Сижу, думаю. Стук в дверь. Открываю.
– Давай! – предложил Вадим, показывая бутылку коньяка. – Выходной же.
– Ты басню сочинил?
– Про таксу, что ли?
– Нет.
– Про кабана?
– Нет.
– Про льва?
– Нет.
– Про шакала?
– Нет.
– Про ворону?
– Нет.
– Про медведя?
– Нет.
– Про тебя?
– Нет.
– А что, оригинально, басня про баснописца!
– Да при чём здесь я! Ты же про муравья обещал написать.
– А зачем? – удивился Вадим. – Ну какой нормальный муравей на кабана прыгать будет. Дебил он, что ли!
– Всё ясно. И у тебя, значит, с иносказаниями проблема. Но ты над моралью-то хоть подумал?
– Какая ещё мораль! – воскликнул Вадим. – Все морали давно… профукали, выражаясь без рифмы. Нам, айтишникам, она ни к чему.
– Да какой ты айтишник! Программист несчастный. Откуда вы только берётесь такие?
– Какие?
– Без художественного мышления.
– Из будущего мы, – улыбнулся Вадим. – А ты из прошлого.
* * *
P.S. Очень прошу извинить меня за такой длинный комментарий. Но уж больно тема родная. Искренне желаю всем творческого вдохновения и удачи во всём!
Прививка
В зверином царстве кутерьма.
Никто закон не уважает,
И всяк живёт себе, как знает.
Притом ещё и не молчит,
На Льва придирчиво ворчит.
«Весь вред для власти от ума, –
Прокравшись к уху по загривку,
Шепнул царю навозный Жук,
Знаток каких-то там наук. –
Поставить надо всем прививку,
Чтоб меньше думали вокруг».
Привили всех, как приказали,
От вредной хвори головной.
Ослу ж в прививке отказали.
_______
Выходит так, читатель мой:
Коль ты дурак, то не больной.
* * *