Машенька, ещё не встретились. Демид в Германии на лечении. Надеемся, что скоро он сможет вернуться домой, на Алтай, и возобновят почтовое сообщение между ЕС и Россией. И медвежонок Игнат полетит к своему маленькому другу.
Новый взгляд на обыденное. Глазами старой скатерти, или история одного превращения.
Я — скатерть. Красивая скатерть из настоящего, тяжёлого зелёного бархата, сплетенного из шёлковых нитей, обрамлённая золотистой шёлковой бахромой. На болгарском называюсь «покривка», что тоже звучит красиво. Росица, моя первая хозяйка, доставала меня только по особым, торжественным случаям и застилала большой стол, вокруг которого собиралась вся семья, все близкие и дальние родственники. Её ладони, натруженные, ещё недавно срезавшие грозди светящегося янтарём винограда, тёплые, как солнце ранней осенью в предгорьях Балкан, разглаживали невидимые глазу складочки – и мне передавалось её настроение. Ах, как любила я эти праздники, расписные глиняные миски и тарелки, полные кувшины вина, весёлую музыку, под которую все пускались в пляс… Но годы берут своё, постарела моя Росица, а в доме появилась новая хозяйка, Тодорка, шустрая, молодая, установившая свои порядки. Теперь столы покрывались современными яркими скатёрками, а меня отправили доживать век в ящик старого, рассохшегося от времени комода. Я отяжелела, покрылась пятнами, местами протёрлась… Лишь иногда удавалось мне взглянуть из глубины на мой любимый старый дом… И вот однажды комод заскрипел, выдвигая ящики, а постаревшая и усталая Тодорка стала доставать из него покрывала, салфетки, разные тряпицы и складывать в большой мешок. Туда же отправили и меня. Кто-то ухватил мешок и потащил нас прочь из моего любимого дома. Душа разрывалась от боли и страха… Так я оказалась на сельском базаре, в ворохе никому не нужных вещей, заполнявших широкий прилавок. Крикливая цыганка в пёстрых одеждах зазывала покупателей, которые нехотя копались в грудах тряпья, время от времени что-то покупая. На меня никто не обращал внимания… В один из дней рядом с прилавком остановилась женщина, не похожая на обычных покупателей – у неё были светлые волосы, бледная кожа, чужестранный выговор. Она осторожно перебирала товар, откладывая то одну, то другую тряпицу в сторону, пока не добралась до меня. Женщина радостно вскрикнула и быстро заговорила на незнакомом языке, обращаясь к сопровождавшему её мужчине. Странно, но отдельные слова были мне понятны. Она нежно поглаживала мои ворсинки, и тепло её рук напомнило мне Росицу… Меня завернули в большой лист бумаги вместе с кружевной салфеткой и ещё парой кусков ткани. И я отправилась в свой новый дом, не представляя, какие испытания и перемены уготованы мне судьбой. Сначала меня долго крутили в какой-то железной коробке в мыльной пене под струями горячей воды. Потом повезли куда – то, где погружали в ёмкости с тёмно-синей краской. Так я сменила цвет. С нетерпением ожидала я, когда буду красоваться на столе, в окружении незнакомой посуды. Но что это? Моя новая хозяйка, Галина, достав большие ножницы, нитки, иголки и ещё много неизвестных мне предметов, стала разрезать меня на куски… Такую ли печальную кончину я себе представляла? Уж лучше бы я лежала в тёмном комоде или даже на продуваемом ветрами рыночном прилавке… Прошло несколько дней, когда работа была закончена. Мои кусочки собраны воедино, крепко сшиты и набиты опилками. Хозяйка усадила меня посредине большого стола и в висящем напротив зеркале я увидела себя. Теперь я не старая изношенная скатерть. Я – очаровательный медвежонок с глазками – бусинками и красным бантом на шее. А на груди у меня вышито маленькое сердечко. У меня даже есть имя – Игнат. И множество соседей – игрушек, сделанных руками моей хозяйки – не только из бархата и плюша, но и из ваты, папье-маше и других материалов. Она так и называет нас – Галин городок. Но на этом мои приключения не закончились. Не успел я обжиться в новом облике в этом чудесном городке, как хозяйка, узнав, что где-то далеко, в другой стране, маленький больной мальчик по имени Демид нуждается в помощи, решила не оставаться в стороне. И объявила лотерею, назначив меня главным призом. Я, конечно, не совсем понимал, что значит быть призом, но гордился. Люди, которым я понравился и которые хотели помочь мальчику, отправляли его маме деньги на операцию. А выиграла меня женщина, которая вместе со мной рассказывает вам эту удивительную историю превращения старой скатерти в плюшевого медвежонка. Сейчас я временно живу у неё. Временно потому, что она решила меня отправить к Демиду, как только он вернётся после операции домой. Ведь у каждого ребёнка должен быть свой медвежонок. И не важно, что раньше он был скатертью. Сейчас в его груди бьётся настоящее сердце…
Помню, как в 1971 году мой папа получил от завода квартиру (до этого жили в коммуналке). И первое, что привезли туда — большая деревянная табуретка и раскладушка. Родители до сих пор живут в этой квартире — и табуретка жива. Чем только она не служила эти годы — и подставкой для ёлки, и кошкиной любимой кроваткой. Ну и по прямому назначению — в случае большого нашествия народа. В силу прочности и фундаментальности на неё можно посадить самого крупного гостя:) Рука не поднимается выбросить — не от бедности, нет. Просто это часть жизни моих родителей, и моей тоже. Это напоминание о прошлом, когда своя табуретка в пустой новостройке на окраине Москвы была частичкой семейного счастья и достатка. Кстати, часть мебели тогда мой папа сделал сам — потому что любил мастерить и руки растут из нужного места. Так его шкаф в прихожей тоже служит верой и правдой и поныне. ИМХО, нельзя вырывать куски жизни из памяти и выбрасывать их на помойку в угоду дорогостоящим, но безликим приметам современности. Другим надо гордиться, другим…
Маша, я вас понимаю.И, безусловно, до определенного возраста творчество юных Пикассо надо сдерживать, или, скорее, контролировать. Тут скорее дело в разнице использованных вами однокоренных (!)слов- в одном случае «позволили», во втором «дали им волю». Второе мне нравится больше!
Ну здесь власть в лице ББ чувствует себя настолько непоколебимой, что эти случаи не так очевидны. Хотя имеются. Вспомните хотя бы недавнее убийство журналистки Виктории Мариновой после серии её репортажей о масштабах коррупции. А обвинили… украинца:)
Маша, простите, царапнуло слово «позволили», странно слышать это от такой молодой женщины. Да ещё в теме, где много говорится о желании взрослых что-то переделать по-своему… ИМХО, детям надо предоставлять практически полную свободу в обустройстве личного пространства, будь то игрушки, постеры, предметы хобби. Дочь, будучи школьницей, а потом студенткой института дизайна, рисовала прямо на стенах. В комнате сына я одну стену специально отделала пробкой — к ней легко прикреплять кнопками всё, что угодно. У него это была стена спортивных достижений — он крепил к ней грамоты, медали, плакаты и т.д. Часто то, что кажется удобным и практичным нам, для детей не комфортно, сковывает, не даёт проявить индивидуальность и собственный вкус.
И ещё добавлю: всё чаще чувствую, что мне — при всей моей безграничной любви к стране, в которой мы с вами сейчас живём — стало тесно и, наверное, скучно. Чего-то отчаянно не хватает…
Спасибо за «абсолютно правдивый стих», Иосиф Давидович. Если честно, то прочитанное вчера интервью Анны Даниловой во многом помогло облечь мои противоречия в такую форму.
Все реквизиты по оплате указаны на главной странице сайта. Все вопросы вы можете задать руководителю издательского отдела Юрию Облучинскому на почту post@bino.bg
Я — скатерть. Красивая скатерть из настоящего, тяжёлого зелёного бархата, сплетенного из шёлковых нитей, обрамлённая золотистой шёлковой бахромой. На болгарском называюсь «покривка», что тоже звучит красиво. Росица, моя первая хозяйка, доставала меня только по особым, торжественным случаям и застилала большой стол, вокруг которого собиралась вся семья, все близкие и дальние родственники. Её ладони, натруженные, ещё недавно срезавшие грозди светящегося янтарём винограда, тёплые, как солнце ранней осенью в предгорьях Балкан, разглаживали невидимые глазу складочки – и мне передавалось её настроение. Ах, как любила я эти праздники, расписные глиняные миски и тарелки, полные кувшины вина, весёлую музыку, под которую все пускались в пляс…
Но годы берут своё, постарела моя Росица, а в доме появилась новая хозяйка, Тодорка, шустрая, молодая, установившая свои порядки. Теперь столы покрывались современными яркими скатёрками, а меня отправили доживать век в ящик старого, рассохшегося от времени комода. Я отяжелела, покрылась пятнами, местами протёрлась… Лишь иногда удавалось мне взглянуть из глубины на мой любимый старый дом…
И вот однажды комод заскрипел, выдвигая ящики, а постаревшая и усталая Тодорка стала доставать из него покрывала, салфетки, разные тряпицы и складывать в большой мешок. Туда же отправили и меня. Кто-то ухватил мешок и потащил нас прочь из моего любимого дома. Душа разрывалась от боли и страха…
Так я оказалась на сельском базаре, в ворохе никому не нужных вещей, заполнявших широкий прилавок. Крикливая цыганка в пёстрых одеждах зазывала покупателей, которые нехотя копались в грудах тряпья, время от времени что-то покупая. На меня никто не обращал внимания…
В один из дней рядом с прилавком остановилась женщина, не похожая на обычных покупателей – у неё были светлые волосы, бледная кожа, чужестранный выговор. Она осторожно перебирала товар, откладывая то одну, то другую тряпицу в сторону, пока не добралась до меня.
Женщина радостно вскрикнула и быстро заговорила на незнакомом языке, обращаясь к сопровождавшему её мужчине. Странно, но отдельные слова были мне понятны. Она нежно поглаживала мои ворсинки, и тепло её рук напомнило мне Росицу…
Меня завернули в большой лист бумаги вместе с кружевной салфеткой и ещё парой кусков ткани. И я отправилась в свой новый дом, не представляя, какие испытания и перемены уготованы мне судьбой.
Сначала меня долго крутили в какой-то железной коробке в мыльной пене под струями горячей воды. Потом повезли куда – то, где погружали в ёмкости с тёмно-синей краской. Так я сменила цвет. С нетерпением ожидала я, когда буду красоваться на столе, в окружении незнакомой посуды. Но что это? Моя новая хозяйка, Галина, достав большие ножницы, нитки, иголки и ещё много неизвестных мне предметов, стала разрезать меня на куски… Такую ли печальную кончину я себе представляла? Уж лучше бы я лежала в тёмном комоде или даже на продуваемом ветрами рыночном прилавке…
Прошло несколько дней, когда работа была закончена. Мои кусочки собраны воедино, крепко сшиты и набиты опилками. Хозяйка усадила меня посредине большого стола и в висящем напротив зеркале я увидела себя. Теперь я не старая изношенная скатерть. Я – очаровательный медвежонок с глазками – бусинками и красным бантом на шее. А на груди у меня вышито маленькое сердечко. У меня даже есть имя – Игнат. И множество соседей – игрушек, сделанных руками моей хозяйки – не только из бархата и плюша, но и из ваты, папье-маше и других материалов. Она так и называет нас – Галин городок.
Но на этом мои приключения не закончились. Не успел я обжиться в новом облике в этом чудесном городке, как хозяйка, узнав, что где-то далеко, в другой стране, маленький больной мальчик по имени Демид нуждается в помощи, решила не оставаться в стороне. И объявила лотерею, назначив меня главным призом. Я, конечно, не совсем понимал, что значит быть призом, но гордился. Люди, которым я понравился и которые хотели помочь мальчику, отправляли его маме деньги на операцию. А выиграла меня женщина, которая вместе со мной рассказывает вам эту удивительную историю превращения старой скатерти в плюшевого медвежонка. Сейчас я временно живу у неё. Временно потому, что она решила меня отправить к Демиду, как только он вернётся после операции домой. Ведь у каждого ребёнка должен быть свой медвежонок. И не важно, что раньше он был скатертью. Сейчас в его груди бьётся настоящее сердце…
Часто то, что кажется удобным и практичным нам, для детей не комфортно, сковывает, не даёт проявить индивидуальность и собственный вкус.