Тема корни, на мой взгляд очень даже подходит: начале бумажные, потом внесение дерева и шёлка, в результате фактически дословная строка в переводе того времени «Не боялся ветра, соперничал с облаками...», затем автор став императором, применил их для военного дела. Так что преемственность и традиции менталитета китайского народа очень даже подходят для раскрытия темы корней.
____ «Самыми первыми летательными аппаратами, ____ созданными человеком, были воздушный змей и ракета. ____ Они были созданы в древнем Китае» ___________ Надпись в одном из павильонов музея Аэронавтики и космоса в Вашингтоне
Не боялся ветра, соперничал с облаками; Плыл, как шёлковый, шёлковый дракон. Сколько поэтов воспели тебя стихами На протяжении многих былых веков?
Только порой он не волшебной забавы ради – Был использован для королевских нужд. Кто-то для счастья других открывает Радий, Кто-то чтоб сбрасывать… И альтруизма чужд.
Змей, закреплённый фонарь – это начало битвы! Цели военных – найти, уничтожить цель. Дети играют и… играют их стран элиты. Тигр бумажный, но очень опасный зверь…
Кошка кошмаром следует по пятам, пятки сверкают и слышится злобный рык. Ждать у фонтана было бы не фонтан, значит сквозь космос мне от “косматой кометы” топать. Кто ей присвоил имечко Ахиллес? Чтоб провалился негодник в тартарары! Годы погони мчат ахинеей лет, переплетая тропом гекзаметра наши тропы:
Словно пророк, слово ронял Зенон, мол, не догонит Ахилл до скончанья дней… Слон не ладья и плавать не может слон. Но сухопутных “крошек” спасает мой прочный панцирь. Слезть не хотят, держат огромный блин. Блин, а тащить до конца дней, конечно, мне! Труппа трубящих нетонущих балерин носит планету трупов – отживших своё троянцев.
Кто мы? Откуда? Время – опавший лист. Даты — то отблеск блиставших когда-то зим. Том с именами сонма забытых лиц – пепел горящей вечности в небе Аустерлица. То, что ты должен правде – не должен лжи. Помощь живым кровью должна пролиться. Но Черепаха Ночи ползёт, ты жив, долгой погони должно быть – дольше… Дальше она продлится.
«И будет он как дерево, посаженное при потоках вод...» Псалом 1 стих 3
Смешает вечер с водой вино, Сонное зелье заставит пить… И будь, что будет… Что суждено, То невозможно отождествить, Не сопоставить… Соотнести Кроваво-красный и голубой, Цвет растворяет в ночной сети Безумный сервер, безликий бог!
Из сна забвенья и пустоты Ткёт нереальность реальней дня – Уход от истинной слепоты; Я прорастаю, а мир-змея Уже обвился и предложил Отведать людям запретный плод. Вы откусили и мякоть лжи Внутри червями сомнений лжёт…
А я за гранью семи миров Ищу ту истину, что давно Переиграла в слова – врунов, Простую воду творя в вино, Мой новоясень цветёт пышней, Чем сотни тысяч земных цветов… Я просыпаюсь… Лишён корней! И отраженью кричу: «Ты кто?!»
И этот Кто-то опять стоит На перепутье лукавых лет И мнит, что вырос большой пиит, И снится миру Большой Поэт, Который помнит, как прорастал, Но он на ощупь бредёт ручьём… Белеет в будущем береста, Чтоб кто-то строчку с неё прочёл.
Сюжет мой стар, как тысяча чертей Таящихся под сердцем у влюблённых. Позвольте вам поведать о черте, Горящей между ними алым клёном. Так я начну рассказ о королеве? Любви её четырёхлистный клевер Подарен был безродному шуту… Ах, да, король?! Позднее приплету.
Всех благ желали царственной чете, Но даже в осень вереск был зелёным. Листку любви быть птицей в пустоте? И клён зардел, любовью опалённый! Яд яблока неискушённой Еве Искусно змей преподносил на древе. Но, как известно, что в ночи сплетут, Однажды будет явным на свету.
Те дни настали сталью на щите, И выщербили сладостную дрёму. Зачем молить о милости в тщете Заколотым кинжалом закалённым? На царственной кладбищенской аллее Бессменно вереск сохнет в повители. А клён, что за оградой на ветру, Роняет листья на могильную плиту.
Осень отправила в зиму последние письма. Стало прохладно в кроссовках мотаться по саду. Только шуршит под ногами подстилочка лисья, Будто читают чуть слышно чудную шараду.
Осень ещё остаётся в листе календарном, В холоде пряча последние красные числа. Я их считаю, как школьник поры легендарной. В инее ветка над корочкой листьев повисла…
Выдохну стих вместе с облачком пара и лени И побыстрее в тепло, дуя ветром в ладони, Снова домой к разомлевшим у печки поленьям! Я побежал по листве, а строка знай долдонит…
Я донесу до стола, до тепла эту строчку, И отогревшись, отправлюсь на поиски смысла… Я записал на листе, но возможно, неточно: «Осень отправила в зиму последние письма».
Выпью по осени (На день Григория Зимоуказателя. В некоторых европейских регионах выпь не улетает и в случае суровой зимы, когда замерзают все водоёмы, они гибнут) О, сени отсúненной осени! Синильный небес выпивон… И вот выпи песни забросили и лили, пролили… Но росы ли? С морозами осени – вон.
Пролиты пролётными красками, Ростками грядущей зимы: И мы, и леса – тьмой-закваскою – той ваксой стволов – в падаль красную… Красуемся! Голы, немы.
Не мы ли не мыли, не мылили или в тех пятнах других дней вина? Вина не жалели и вылили… Вы лúли? Пролили, не выпили… Не выпи ли ноябрь испили до дна?
Диалог, является примером того, что характеризуют манеру разговора, которую обозначают «переспрашивать», а ваш вопрос является «подменой», когда с диалога, как объекта, переносится акцент на частность — элемент диалога. А диалог — это разговор и именно к нему мы подбираем синоним, т. е. к манере вести разговор.
Не-а, иногда говорят, что он не разговаривает, а актёрствует (недавно в Комарова столкнулся с такой манерой разговора), а скоморошествовать — это актёрство, но с элементом клоунады и юродства. Если не хватает могу 30-ым «занудствовать»
Не согласен. " Ля-ля" употребляется и как «не надо ля-ля» и как «сплошное „ля-ля“ иногда просто „2-3 “ля-ля», Переспрашивать — это тоже манера таким образом поддерживать разговор, когда собеседник показывает свою заинтересованность повторяя реплики собеседника в вопросительной интонации. Типа: — я его спросил… — Что так и спросил? Ну. да, а он мне в ответ… — Так и сказал? И так далее.
____ «Самыми первыми летательными аппаратами,
____ созданными человеком, были воздушный змей и ракета.
____ Они были созданы в древнем Китае»
___________ Надпись в одном из павильонов музея Аэронавтики и космоса в Вашингтоне
Не боялся ветра, соперничал с облаками;
Плыл, как шёлковый, шёлковый дракон.
Сколько поэтов воспели тебя стихами
На протяжении многих былых веков?
Только порой он не волшебной забавы ради –
Был использован для королевских нужд.
Кто-то для счастья других открывает Радий,
Кто-то чтоб сбрасывать…
И альтруизма чужд.
Змей, закреплённый фонарь – это начало битвы!
Цели военных – найти, уничтожить цель.
Дети играют и…
играют их стран элиты.
Тигр бумажный, но очень опасный зверь…
Днём – он домашний, ночью придёт –
не верь!
Кошка кошмаром следует по пятам, пятки сверкают и слышится злобный рык.
Ждать у фонтана было бы не фонтан, значит сквозь космос мне от “косматой кометы” топать.
Кто ей присвоил имечко Ахиллес? Чтоб провалился негодник в тартарары!
Годы погони мчат ахинеей лет, переплетая тропом гекзаметра наши тропы:
Словно пророк, слово ронял Зенон, мол, не догонит Ахилл до скончанья дней…
Слон не ладья и плавать не может слон. Но сухопутных “крошек” спасает мой прочный панцирь.
Слезть не хотят, держат огромный блин. Блин, а тащить до конца дней, конечно, мне!
Труппа трубящих нетонущих балерин носит планету трупов – отживших своё троянцев.
Кто мы? Откуда? Время – опавший лист. Даты — то отблеск блиставших когда-то зим.
Том с именами сонма забытых лиц – пепел горящей вечности в небе Аустерлица.
То, что ты должен правде – не должен лжи. Помощь живым кровью должна пролиться.
Но Черепаха Ночи ползёт, ты жив, долгой погони должно быть – дольше…
Дальше она продлится.
«Странная картина» Тора Линденега (Thor Lindeneg).
«И будет он как дерево, посаженное при потоках вод...»
Псалом 1 стих 3
Смешает вечер с водой вино,
Сонное зелье заставит пить…
И будь, что будет… Что суждено,
То невозможно отождествить,
Не сопоставить… Соотнести
Кроваво-красный и голубой,
Цвет растворяет в ночной сети
Безумный сервер, безликий бог!
Из сна забвенья и пустоты
Ткёт нереальность реальней дня –
Уход от истинной слепоты;
Я прорастаю, а мир-змея
Уже обвился и предложил
Отведать людям запретный плод.
Вы откусили и мякоть лжи
Внутри червями сомнений лжёт…
А я за гранью семи миров
Ищу ту истину, что давно
Переиграла в слова – врунов,
Простую воду творя в вино,
Мой новоясень цветёт пышней,
Чем сотни тысяч земных цветов…
Я просыпаюсь… Лишён корней!
И отраженью кричу: «Ты кто?!»
И этот Кто-то опять стоит
На перепутье лукавых лет
И мнит, что вырос большой пиит,
И снится миру Большой Поэт,
Который помнит, как прорастал,
Но он на ощупь бредёт ручьём…
Белеет в будущем береста,
Чтоб кто-то строчку с неё прочёл.
Сюжет мой стар, как тысяча чертей
Таящихся под сердцем у влюблённых.
Позвольте вам поведать о черте,
Горящей между ними алым клёном.
Так я начну рассказ о королеве?
Любви её четырёхлистный клевер
Подарен был безродному шуту…
Ах, да, король?! Позднее приплету.
Всех благ желали царственной чете,
Но даже в осень вереск был зелёным.
Листку любви быть птицей в пустоте?
И клён зардел, любовью опалённый!
Яд яблока неискушённой Еве
Искусно змей преподносил на древе.
Но, как известно, что в ночи сплетут,
Однажды будет явным на свету.
Те дни настали сталью на щите,
И выщербили сладостную дрёму.
Зачем молить о милости в тщете
Заколотым кинжалом закалённым?
На царственной кладбищенской аллее
Бессменно вереск сохнет в повители.
А клён, что за оградой на ветру,
Роняет листья на могильную плиту.
Осень отправила в зиму последние письма.
Стало прохладно в кроссовках мотаться по саду.
Только шуршит под ногами подстилочка лисья,
Будто читают чуть слышно чудную шараду.
Осень ещё остаётся в листе календарном,
В холоде пряча последние красные числа.
Я их считаю, как школьник поры легендарной.
В инее ветка над корочкой листьев повисла…
Выдохну стих вместе с облачком пара и лени
И побыстрее в тепло, дуя ветром в ладони,
Снова домой к разомлевшим у печки поленьям!
Я побежал по листве, а строка знай долдонит…
Я донесу до стола, до тепла эту строчку,
И отогревшись, отправлюсь на поиски смысла…
Я записал на листе, но возможно, неточно:
«Осень отправила в зиму последние письма».
Опять ноябрь повыветрил листву,
Захолонул весь мир до сантиметра,
И сутью мира став по существу,
Отдал себя на растерзанье ветру.
Ветвей неумолима маята –
Перекрестила чёрные деревья,
Скатился камень с высоты креста –
Вороний грай пернатого отребья.
Собрал по новой в памяти своей
Разбросанное осенью напрасно:
Следы событий выветренных дней
Из листьев, дел и слов Экклезиаста.
(На день Григория Зимоуказателя. В некоторых европейских регионах выпь не улетает и в случае суровой зимы, когда замерзают все водоёмы, они гибнут)
О, сени отсúненной осени!
Синильный небес выпивон…
И вот выпи песни забросили
и лили,
пролили…
Но росы ли?
С морозами осени – вон.
Пролиты пролётными красками,
Ростками грядущей зимы:
И мы,
и леса –
тьмой-закваскою –
той ваксой стволов – в падаль красную…
Красуемся!
Голы, немы.
Не мы ли не мыли, не мылили
или
в тех пятнах других дней вина?
Вина не жалели и вылили…
Вы лúли? Пролили, не выпили…
Не выпи ли
ноябрь испили до дна?
Если не хватает могу 30-ым «занудствовать»
Типа:
— я его спросил…
— Что так и спросил?
Ну. да, а он мне в ответ…
— Так и сказал?
И так далее.