Шиповник

Поехала я как-то в город Архангельск. Собственно, не впервой туда поехала – прежде месяц кряду каталась туда как официант вагона-ресторана. Именно что каталась туда-сюда. Стоянка-то была всего пару часиков – немного за это время успеется. По Воскресенской до магазина – и обратно, в вагон. Ежели повезёт, и поезд не утащат – на платформе его застанем, а ежели нет – извольте с сумками в депо шуровать.

А в вагоне-ресторане заботы: касалетки в печи погреть да пассажирам на ужин да на завтрак разнести. Так и познакомилась я с Лизаветой Томич, что в местном отделении «Шиповника» за председателя. Партия есть такая политическая. Основали её когда-то Шипилов с Овчинниковым, чуть позднее Николаев к ним присоединился да не мудрствуя лукаво партию свою «Шиповником»-то и назвали – по первым слогам фамилий своих. А мне партия это ближе других по духу – хотя бы потому, что в разгар войны мира требовать посмела. За то уже несколько «шиповников» по тюрьмам пересажали. Чудо, что Лизавета ещё на свободе, три раза через левое плечо, чтоб не сглазить! У них-то в Архангельске спецслужбы лютуют, яко чекисты при Большом терроре. Да и провокаторов всяких разных развелось видимо-невидимо. Один ретивый по-чёрному кровь местным «шиповникам» портит – всё кляузы строчит да акции срывает. Те его меж собой Каином кличут. Соберутся, бывало, письма написать тем, кого без вины в кутузку упрятали – а он, окаянный, тут как тут: мол, экстремистов да террористов привечаете, чай, сами такие, вот ужо я вас! Подружку Лизаветину так и вовсе чуть до статьи уголовной не довёл – начал писать ей смски от имени богатея киевского: мол, за поджог военкомата золотом-серебром одарю. Да подружка-то оказалась не лыком шита – и разговаривать с ним не стала. После того её фсбшники так и мурыжили, всё норовили состав преступления найти. Не нашли, как ни старались. А подружка эта, дабы судьбу не искушать, из страны уехала.

Слово за слово, разговорились тогда с пассажиркой, контактами обменялись, пообещала я, как только оказия случится, приехать в город её славный. После того полмесяца мы с бригадой ресторанной до Архангельска покатались. Директрисе-то это катание пыткою гестаповской виделось – нелегко, чай, южанке-ростовчанке к северной погоде привыкнуть. Всё плакала да горькую пила, умоляла контору на южное направление нас перебросить. Те, наконец, вняли её мольбам горячим да на Анапу нашу бригаду и перевели. Да, видать, не по фэн-шую я там оказалась, что ни день, то в вагоне неприятность какая случится. С бригадою хоть и ладили, да, по всему видно, так я для них чужой и осталась. Да и Анапа, даром что тёплая, а не приглянулась мне. То ли дело Архангельск! Ну, а коли сама судьба гонит меня прочь, не стала я за Анапу цепляться. К слову сказать, как только я ушла, у бригады у той сразу дела на лад пошли.

Я же недельку посидела дома и решила: коли выходная, так в Архангельск и поеду – город посмотрю да Лизавету навещу. Матушку с батюшкой взять хотела, да им в пенсионном путёвку в Адлер предложили, в санаторий. А ехать и туда, и туда по деньгам накладно выйдет. Понятное дело, они выбрали Адлер. Чёрное море, чай, теплее Белого будет!

В первый день, как приехала, не довелось мне Лизавету повидать – в Сандормохе как раз убиенных при Большом терроре вспоминали. А коли так, решила, что не вправе и я о них забывать – попросила организаторов прислать мне десяток имён да там в Архангельске на видео их и зачитала. Благо, в парке есть камень Соловецкий, жертвам репрессий посвящённый. Пришла имена читать, а там голубей налетело видимо-невидимо. Говорят, примета хорошая, к миру скорому.

На второй день, как воротилась Лизавета, встретились мы на набережной. Хороша набережная в Архангельске! Двина Северная так и манит искупаться, да боязно – чай, не Чёрное море, да и погода ветреная, застудиться легко. Им-то, архангельским, может, и привычно, а мы, московские, уж больно изнеженные!

Гуляли мы с Лизаветой, о своём о девичьем разговоры вели да на скульптуры прибрежные посматривали. То с солью кудесник попадётся, то с птицей счастья, а то тюлень-спаситель покажется. В годы Великой Отечественной местные на тюленей охотились, этим и спаслись от голода лютого. Так мы и дошли до вокзала речного. А от причала теплоход до Кегострова отправлялся. Захотелось мне посмотреть, как город со стороны выглядит. Да и на острове побывать – хорошее дело! Купили билеты – и путь.

Город-то из воды и впрямь хорош оказался. Собор Архангела Михаила главами златыми сиял. А по берегами Двины протянулся мост, по которому наш поезд катался. Прежде я оттуда на реку да на собор поглядывала, а теперича, наоборот, с речки на мост гляжу. Лизавета сказывала, что негласно зовёт его Серебряным. Коли во Владивостоке есть Золотой, отчего бы в Архангельске не быть Серебряному? Тем паче, по цвету ведь и впрямь как будто из серебра.

В несколько минут довёз нас теплоход до Кегострова. А там шиповнику видимо-невидимо. Чай, весь остров розовый от его лепестков. А запах от него аж за километр разносится. Не сговариваясь, взяли мы пакеты и давай лепестки с куста собирать. Лизавета поведала, варенье из них вкусное получается. И не простое оно – волшебное. Кто сердцем добр да душою чист, того оно вкусом необычным порадует. Но ежели у кого душа и сердце злом полны, да помыслы черны, как ночь – того это варенье во всей красе, а вернее, во всём уродстве раскроет, проявится его сущность недобрая.

Только варенье это надо приготовить по-особому. Сперва промыть лепестки да от мошек-блошек очистить. Потом сироп сахарный сварить, чтоб воды было чуть больше поллитра, а сахара – чуть меньше килограмма. Как проваришь его до лёгкого загустения, бросить туда лепестки надобно – сотню граммов хватит. И чуток лимонной кислоты добавить, чтоб не засахарилось. Минут десять его проваришь – и готово варенье!

Только успели мы пакеты полные набрать, как теплоход причалил. Воротились мы в Архангельск, прогулялись немного по Чумбаровке, с бронзовым Налимом Малинычем да его автором – Степаном Писаховым повстречались, в музей пряника заглянули, подле огромных птичьих крыльев сфотографировались, пряников-козуль да мармеладу разного накупили.

Лизавета сразу после этого пошла домой варенье варить, а я лепестки вечерком перебрала и в холодильник. Наутро в Малые Карелы съездила, деревянные домики посмотрела, а на следующий день собрала вещи – и на вокзал.

Села в поезд, а на соседней полке мужчина молодой, такой весь из себя хороший да пригожий! Сердце ёкнуло, бабочки в животе так и ожили, крылышками замахали, наружу рвутся. Хоть мне уже и не пятнадцать, а влюбилась с первого взгляда, яко школьница. А заговорить с ним не решаюсь, сижу и смотрю, как Татьяна на Онегина, всё гадаю: любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердце прижмёт, к чёрту пошлёт?

Покуда я думала и гадала, мечта моя сама со мной заговорила. А голос-то у него какой! Оперные певцы обзавидуются! И звать его Артём. Артемий – имя-то какое красивое! Живёт в Архангельске, к нам в первопрестольную на недельку приехал. А на меня так смотрит, руку мою в ладонях держит, телефон мой просит. Да что телефон – попросил бы он меня из поезда на полном ходу выпрыгнуть, и это бы сделала не задумываясь!

Как приехали в Москву, говорю ему: до встречи! – как будто с жизнью прощаюсь. Не знаю, не ведаю, как весь день без него прожить. Одно утешало – завтра он обещал домой ко мне прийти. Благо, матушка с батюшкой на дачу уехали! Напоследок обняла я его одной рукой, в другую смартфон взяла да селфи сделала. Буду любоваться на фотографию – глядишь, и разлука столь тягостной не покажется!

Хотела с Лизаветой тут же своим счастье поделиться – написала ей в Телеграме: какого, мол, мужчину встретила, сердцем чую, судьба это моя! И фотографию в приложение кинула. Да вот беда – не доставлено сообщение, одна лишь галочка серая на экране. Видать, опять у них Интернет вырубился. Лизавета говорит, глушат его в последнее время – то ли дронов опасаются, то ли на самой линии нелады какие.

Словом, добралась я до дома и давай варенье волшебное варить. Старалась ни одной мелочи не упустить, дабы завтра Артёма вкусностью порадовать. Жаль, не выведала у Лизаветы, можно ли из этих лепестков варенье приворотное сварить? Да ведь всё одно бы не сказала – грех это, человека к себе привораживать. Впрочем, сама понимаю, у любви, как у пташки, крылья, в неволе-то она жить не станет. Ежели по судьбе мы друг другу, и без присушек всяких вместе будем.

Назавтра пришёл ко мне Артём, розочку принёс. Я ему уже по такому случаю вкусностей наготовила, вина хорошего купила, за стол приглашаю. А к чаю варенье ароматное подаю: попробуй, мол, сама варила. Он кушает да нахваливает.

Ночку тёмную мы вместе провели – до самого рассвета миловались. А к полудню разбудила меня брань отборная. Открываю глаза – надо мной Артём стоит, смотрит на меня, яко удав на кролика, спрашивает: что ты, падшая женщина, со мной сотворила? А у самого на голове рога ветвистые, словно у оленя, хотя, душой клянусь, не изменяла я ему даже в мыслях! Из-под плавок хвост торчит со стрелкой на конце, яко у чёрта. И копытами по полу цокает сердито, того гляди, потолок нижним соседям проломит.

«Ох, Артём! – кричу в испуге. – Что с тобой сделалось?»

«Это я у тебя хотел спросить. Чем ты меня траванула, ведьма проклятая?»

«Окстись, Артём, зачем мне тебя травить?»

«Это, наверное, варенье проклятое? Признавайся, что ты в него подсыпала?»

«Ничего не подсыпала, вот те крест!»

А сама подумала: может, так случилось оттого, что не сразу я это варенье сварила – один день лепестки в холодильнике хранила, второй – в термосумке. Посмотрела на себя в зеркало – я-то ведь тоже это варенье ела. Однако ни рогов, ни хвоста, ни копыт у меня так и не выросло. Ужель у Артёма душа такая чёрная?

А Артём уже вконец осерчал, требует, чтобы я немедля с него порчу сняла, с кулаками надвигается, убить грозится. Насилу успела выскочить на балкон. Кричу: помогите, убивают! С рогами да хвостом постеснялся он следом выходить. Наскоро оделся, обулся, хвост под штаниной спрятал, голову рогатую матушкиным платком обмотал и выскочил из квартиры, словно ошпаренный. На прощание дверью хлопнул так, что она едва с петель не слетела. Вот тебе и варенье волшебное!

Взяла я смартфон, зашла в Телеграм, дабы Лизавете на горькую бабью долю пожаловаться. А им, архангельским уже давно Интернет дали, и фото наше с Артёмом до неё ещё вчера дошло. Да только не порадовалась за меня Лизавета – держать с ним ухо востро посоветовала, а в доказательство фотку того Каина прислала, что на вечере писем заснять удалось. Точь-в-точь мой Артём! Ну, что ж, пускай теперь и ходит с рогами, хвостом да копытами, коли человеком быть не желает!