Александр, удачная проба. Правда, несколько другой вид (пробел буквой не является), но и он имеет право на существования. Лично я даже люблю его даже больше, так как не надо изменять вид стихотворения, а только использовать моноширинный шрифт (в этом случае буквы располагаются точно одна под другой).
Да, это стихотворный практикум. Но написать белый стих, думается, вполне по силам? И почему бы не попробовать вложить в прозаический А4 столбик фразы, дополняющий сказанное.
Онега, это акростих, он был в предыдущем практикуме pisateli-za-dobro.com/articles/1590-akrostih.html: а месостих всегда внутри стихотворения. Это столбик, начиная от любой буквы по горизонтали, кроме первой и последней. Столбик может читаться как снизу, так и сверху; быть фразой или одним словом, или его повторением, как в одном направлении, так и в другом. Вот пример сочетания акро и месо:
Революция — мышеловка (акро-месо)
Револьвер… не, маузер лучше себе возьму! Есть запал и пытать, и безудержно вешать; Время одеть в шинели, вооружить страну. Оболенский! Нет, корнет, за кордон с депешей… Левой, правой, левеет народ. Родина, стой! Южное солнце ожгло изгнанникам лица, Цель в мышеловке – взята на бессрочный постой… Истина, сколько плачено нынче убийцам? Явно за тридцать слабо сейчас удавиться…
Р.S.
В революционной мышеловке Нет людей, зато полно скотины. Потому на бойне очень ловко Управляют топором гильотины.
КАМИН (55-словник) Это важный, незаменимый предмет в комнате сказочника! Дело в том, что камин служит прибежищем огненным саламандрам, без него они каменеют, превращаясь в необычные статуэтки. За предоставленный кров саламандры расплачиваются чудесными историями, которые они нашёптывают из пламени, когда сказочник дремлет в кресле у камина. — Не рассказывай о нас! — Тсс, умолкаю. Лучше я расскажу вам другую сказку…
Кофе с “ангелом” за то чтобы…
Кофе со вкусом приподнятости уюта. Если и вспомним, то только о том, что ангел Нам говорил не любить – не любить пасьюта: Не биатлон, чтобы нашу любовь догнали.
В этом высоком не сыщется место боли: Цельность живой души, а не её ущербность. Да, достаётся порою мячом в гандболе, Только есть для любви слово такое: «щедрость».
Кофе остыл, а ты? Ты до сих пор в полёте. Чувства – совсем не спорт и по земле не катят. Кофе-то ладно, а если любовь прольёте, Не поменяете, как поменяли скатерть.
Глупое сердце нередко бывает мудрым! Мудрое сердце сглупит в простоте однажды. Вот так и встретятся, встретить совместно утро, Выпьют по кофе, чтоб встретил так утро каждый… … Выпьем, за то чтоб… _____________________ встретилось сердце — каждой. Выпьем, за то чтоб… _____________________ встретило сердце каждой.
Татьяна, а мне вспомнился анекдот по Петьку и В. И. Да, сразу настроился на юмористический лад… Тогда пару-тройку 55-словников про птичку:
КАРМИН Так зовут красную ворону из-за того, что она периодически краснеет буквально на одну минуту, после чего приобретает привычный для нас чёрный цвет. Мы спрашивали её непрерывно в течение трёх суток, как ей удаётся покраснеть. После чего она покраснела и “сказала” «кар…». Вполне возможно, что она хотела ещё что-то добавить, но мы ретировались от греха подальше.
ТИПЧИК Разновидность (по разному видно) семейства воробьиных. Отличить типчиков от типчириков просто: типчирики всегда вторые, а типчики первые, они всегда на видном месте и поэтому их лучше видно. Смотрящие на воробьёв делятся на орнитологов и орлотологов. И тут разница в точке зрения на точку зрения, то есть орлотологи её не имеют, но видят отчётливо. Орнитологи наоборот. КАРТОНКА Для вороны ничто не предвещало неприятностей. Наоборот, в кои то веки счастье привалило в виде свежеуроненного мороженного. Надо же рядом ни одной соперницы, всё только для неё! Покончив с пиршеством, ворона каркнула от удовольствия, вот только «кар» получилось совсем тоненьким и высоким по звуку. Ворона опешила — каркать фальцетом ей ещё не приходилось. Одним словом — картонка.
ИМПЕРЬЯ Древняя птичья империя. Первоначально все империи были, как и имперья. Им любой противник был по плечу. Только пух и перья летели во все стороны. Но время шло и перья полетели от империй. Собственно по этому их стали называть империями, а не имперьями. Память о имперьях дошла до нас (дойти-то дошла, а вот откуда, не помнит).
И заодно классический 55-словник:
ВРЕМЯ ЗРЯЧИХ (55-словник) Летний вечер сжигал последний час до заката. — Ещё немного и время слепых закончится! — Осталось недолго. — Так долго терпеть! Минуты подобно каплям из неплотно закрученного крана исчезали в небытии, унося светлое время суток… — Наконец-то!!! — Пора!!! Истошный предсмертный писк жертвы взвился высокой нотой и… оборвался, возвестив о наступлении времени зрячих. Тени скользнули по небу… Сов поглотила темнота.
Невозможно забыть орлов, парящих в небе весеннего Крыма. Последние считанные и неоднократно пересчитанные в уме дни до возвращения в родной Питер. Я, как маленький неоперившийся птенец, вглядываюсь с вершины сопки в стремительно угасающий закат, ёжусь от набегающих струй прохладного воздуха и понимаю, что скоро, очень скоро, гораздо раньше, чем мне бы этого хотелось, придётся очнуться от хлынувших мыслей о скоротечности своего бытия, нарушить тишину, окутавшую всё открытое моему взору мироздание с его вершинами и обрывами, и заскользить, шурша пластинами расслоившихся камней коварной сыпухи, к лагерю, давно уже погружённому в море непроглядной мглы. Но ещё бы, ещё надышаться свободой тех чёрных пятен на фоне заката, то увеличивающихся в размерах, то растворяющихся в красноте, смешанной со сгущающейся синюшной чернотой… И вдруг пара пятен начинает стремительно приближаться, превращаясь в грозных, пугающих своими размерами, птиц. Подобно неотвратимой судьбе они несутся на меня, а я смотрю в их немигающие зрачки, не ведая чего ждать, к чему готовиться! Ещё мгновение… растянутое во времени длиннее, чем вся моя относительно недолгая жизнь… прервалось! Чуть-чуть не коснувшись моей головы, пара стремительно ушла вверх, а я, ошеломлённый неожиданным помилованием, не успеваю осознать, как эти гиганты снова стали лишь маленькими точками, уходящими в небытие вместе с последними лучами и секундами незабываемого вечера. Стемнело. Стало ветрено. Стремительно холодает. Пора прощаться с высотой места и высотой чувств. Отправляюсь спать, перебирая строки древней легенды об увиденных мной крылатых созданиях. Завтра надо будет подаваться ближе к дому… Дом, милый дом, я скоро приеду.
Гребни гор в щеголяющих глыбах – Плешью камня сияет затылок, Чащи-чаши низин окружают. Мой седок их, кружа, объезжает… В океане колючего леса, В окружении жёлтом принцесса – Обнаженная вишня стояла, Цвет шайтана ее одеяло; В танце жизни ее закружил, И укутал цветущий кизил. Шайтан-ягодой кличут его. У нескромной спросил: «Отчего?» Вишни сказа даю пересказ, Пропою его складно для вас: ________ 4 Когда Аллах устроил Мир, И насадил деревьев сад, Он от трудов своих устав, Прилег на землю (там где Крым). ___ И тот же миг зверье и птицы, ___ Подняли до небес галдёж: ___ Лесная хрипнет молодёжь – ___ Не хочет ягодой делиться. Деревья и кусты в цвету, А на плоды идет делёж! Визг дележа, как острый нож, Взрезает уши за версту… ___ Не выдержав такого шума, ___ Поднялся на ноги Аллах, ___ И так как был безмерно благ, ___ Ревнивцам разрешил их думы.
Сказал, чтоб каждый подошёл, И показал ему цветок. Нить жаждущих – к витку виток… Но это было хорошо! ___ Одаривал свои творения ___ С терпеньем свойственным ему; ___ Произносил: «Быть по сему», – ___ Узнав название растения…
В свой срок пожаловал шайтан. И пожелал себе нечистый Кизила желтый цвет искристый. Аллах из милости отдал. ___ Шайтан ликует, веселиться: ___ Приметил, что кизил зацвёл, ___ Когда ещё, ни то, что цвёл, ___ Других деревьев цвет не вскрылся! Зацвёл раз рано – рано даст Плоды… Получит ловкий – первым! Кизила урожай отменный Втридорога шайтан продаст… ___ Никто Аллаха не обманет. ___ Шайтана видит Он насквозь, ___ Захочет и хороший гвоздь ___ Изогнутым и ржавым станет.
Зрел урожай у тех, у сих… А у кизила зелен плод! Решил шайтан: не ждать же год, На куст подул, что было сил… ___ В раз покраснела ягода, ___ Но у кизила кислый вкус! ___ «Что ж, людям кину на искус», – ___ Решил шайтан: «Вам благо дал!»
Но людям некогда – страда. Не время по лесам бродить. Собрать, что пашня уродит, А осень грянет, вот тогда… ___ Шайтан от злости – чёрный ворон! ___ И на кизила красный плод ___ Он плюнул злобно, ну а тот ___ Оплёванный стал чёрно-чёрен. Народ, труды окончив, – в лес. Кизила ягоду берёт… Как сладок почерневший плод! Осмеян нерадивый бес. ___ Шайтан, однако, отомстил: ___ Кизил от солнца пил тепло, ___ Что зимы стылые влекло, ___ На реках льда – до дна настил!
Известно всем, когда кизил Обильно ягоду даёт, Зима суровая придёт, А виноват шайтан один! ___ Ни кто другой, не абы ты… ___ Полынь, крапива, лебеда, ___ Желтея, входит в дом беда – ___ Проклятье шайтан-ягоды! ____________ 5 День промчался пугливой косулей Ночь провел в разговорах в лесу я. Оды пел под одним одеялом До утра, но и ночи нам мало. День второй целиком отдыхал, Аромат томных сказок вдыхал… Стоя спал, набирался я сил, А на третий — седок разбудил. Распрощался я с ясною, юною, Как с сбежавшею с годами юностью. Ехал к югу, дороги не зная, Об оставленной вишне вздыхая…
Лето проходит, кружась, каруселью событий. Белые домики вновь посерели в дожде. Мне бы отвлечься, не помнить совсем, позабыть и… Вновь окунуться в осенний дождя беспредел.
Память вершит вслед за летом повторами танца Старый, по-новому пройденный жизненный круг… Надо бы, надо бы, надо бы… с прошлым расстаться – Вырвать из вальса прощание сомкнутых рук.
Прошлое снова ко мне прикоснётся украдкой, Тихо заплачет под ритмами капель стекло, Я опишу в дневнике, но не длинно, а кратко То что прошло, что прошло, то что: «Лето прошло…»
Где-то там за стеною плача Этот мир проживёт иначе. Закричит скоростной рунет: «Нас не догонят, нет!» И исчезнет с души горчица, Перестанут в лифтах мочиться, А диспетчером воскресенье На дежурстве спасатель Стенька.
И побьют англичан сипаи, Доплывёт до своих Чапаев, А в Москве на державну мову «О полку…» перекрестят слово. Захохочет в газетной гуще Над пиитами в голос Пушкин. Нам с олбанского языка Сурдо-Баба-конланг-Яга.
И пойдут, кто хотел направо, Айсберги обойдут кораб(ы)ль, Звери в зиму бросят носить меха, Закосит от армии Чингисхан. Эльфы будут входить в зелёном Аж к королеве в дни дип. приёмов. Будет добрым хороший царь – Независим от черт лица.
У работы одни лишь плюсы, Проломив лед, всплывёт «Челюскин», (Это будет ещё не всё; Все равно мы его спасём). Мы отыщем всех неизвестных, Кто с бревном «эЛ.» был в связях тесных. Мы узнаем, чей конь был чалым, Чья корова не промычала.
Оживёт Сальвадор Альенде, Аргентине вернут Фолькленды; Ну, а в красной своей мечте Растворится мечтатель Че! В ящик сложат, что у Пандоры, Вместе с корью конквистадоров, А на вырубки по хотенью Джунгли лягут зелёной тенью.
Стихнут враз по лесам пожары; В шапке снега Килиманджаро; И чистейшей слезы вода – В растеклённые города! Хуторки, из фазенд посёлки; Ни дорог, ни мычащей тёлки: Непонятная ерунда, Но, что здорово – это, да!
Не построит фашист Дахау, Винниту не с последним «хау». Всем грядущим открыт архив И един полуостров Крит. Из объятий морской стихии Возвращаются рыбаки и… И ещё, и ещё, и ещё… Я теряю событий счёт!
Где-то там за стеною плача Этот мир проживёт иначе И синицу без лишних слов Из рук выпустит птицелов. Из мечты журавлиным клином Этот мир в наш войдёт с Единым; Мы в живую увидим Сына. И все-все там… с живым живые…
Словно птица о стёкла биться: Сквозь, насквозь, не остановиться… За предел в предел запределия С журавлями лечу и я! По открытым покровам тайны, Как последний в России чайник, Начертал росчерком крыла След кровавый на морде зла; От отчаянья и бессилья – У меня лишь, всего лишь крылья! В лапе, гнущей меня в дугу, Я ещё прокричать смогу:
Не ворвётся в геном Чернобыль, Не для бомб отрывали кобальт! А на Аресе и Селене Мест не купишь за дурьи деньги, Космос лучше, чем кляпа вата, Поглощает визг газавата; И в полуночи, и в полуньи, Как и я, — сплошь дурных и юных; Их не счесть, и не перебить, Так как все мы желаем быть!
Ещё пискну в костлявых лапах: На Титане стал модным капор – Шик особый, кому досталось, Поиграть с неизвестным – в старость. Пусть когтями кости ломали: Была пахота на Ямале, Удивительно и смешно, Как горошина там пшено. А один… один Человек! Перепрыгнул впервые век!
И ещё, а ещё, и это… Удивительные рассветы!!! Счастлив тот, кто увидел первым Их безоблачный вид с Венеры! В пухе падая своих перьев, Подаю зверю голос: «Верь мне, Упаду я, и будет дождь, Это знак, это ты падёшь! Упадёшь и тебе недолго, А я снова взлечу в даль Волгой И над чистой воды Невой Разнесётся вновь голос мой».
И священники, и пророки Соблюдут у пророчеств строки, — Даниила ли, Илии ль Ожидает священный мир. Чей-то кельи скрипуча дверца, Я зашёл с уст в уста погреться Слушал, слушал, устам внимал, Хоть порою не понимал;
В ожидании и в терпении Оживал, и купался в пении.
Многосмысленно многословье Посошок взял, в рюкзак присловья, И пошёл по тропинке в гору, Поискать в небесах собору; Горбыли и молочны крынки, Словеса привозной скотинки, Крик живых и убитых чаек – Всех жалею, и привечаю… На вершине охлопал пыль я… Время снова расправить крылья.
Да, на идише, но я так понимаю, что языки близкие, в письменности, вроде как, там большие различия — огласовки. Но, думаю добряне-израилитяне подскажут, в чём существенные различия.
Онега, я тоже участвовал с переводом этого стихотворения, правда, ему повезло чуть больше, но в финал в Минске, не в Хельсинки. Я там слегка усложнил задачу, постарался передать аналогично оригиналу расположение и чередование ряда звуков: litgalaktika.ru/publ/30-1-0-3450
Искорки Никтополиона _______________________________ Спросите вы у тех солдат, _______________________________ Что под берёзами лежат. ____________________________________________________ Евгений Евтушенко _____________ Сто раз упасть — не позор, позор — один раз не подняться. ____________________________________________________ Ф. де Ларошфуко
Только здесь и льзя отдохну, дорогой, душой. Только ль в “нашей Вологде” хорошо? Там полсотни?! Сотни былых помянуть церквей Сможем, Святский – стрелянный соловей? Нас о жизни спрашивать?! Околей, коли ей Трудно сдюжить с пенсией в “шесть рублей”. Рудно дюже – кровушка на крыле… Зубы сжать, раз в пасынках две руки; Если крылья есть, – ползать зарекись!
Кисть ль?! “Кысь” ли пишут руки, будто без кисти кисть? Время, время грядёт кровавых искр, Пепелищ, кладбищ в зарослях тополей…
Сорок первый спрятал под землю опавший лист, – В срок укрыт кладбищенский лицеист: Царскосельский ибис спи. Вражина, не замай, – Первый месяц… Родится – Девятка-Май! Отрубей по триста вбей в глиняный каравай… Стынет Невка с Ладогой, как Дунай! Станет Невка с Ладогой, как Дунай! Встанет в горле Пулковский… Ком ли? Костью – холм! Было, били ворогов на Чудском:
На! На Балканы! Искры, «Искра»… Горит на ком? Серебрится век и звонит… по ком? Аз – сентябрь, в Овне – Солнца победный Май!
В качестве справки: Никтополион Павлович Святский — русский поэт, участник русско-турецкой войны 1877—1878 гг., Георгиевский кавалер. Родился в Вологде. При форсировании Дуная он был ранен и простудился, В болгарском госпитале Никтополион писал: «Нет здесь зависти, нет здесь лжи людской, только здесь и льзя отдохнуть душой!» «Город Вологда есть, В котловине стоит; Я не раз имел честь В этом городе быть… Да полсотни церквей Златоглавых стоит» После участвовал в обороне Шипки, был обморожен, его разбил паралич. Был доставлен в Царское Село в лазарет Чесменской богадельни, где получал пенсию в 6 рублей. Он писал стихи карандашом, вставленный в деревянную колодку, зажимая её в зубах. Жил на пожертвования недалеко от Египетских ворот. На деньги купца Корпусного изданы были «Искорки Никтополиона Святского», которые он продавал по 50 коп. у вокзала. Умер, не зная, что в камерных концертах Филармонического общества Петербурга звучали его стихи «Под березой», положенные на музыку. В сентябре бойцы 1941 года народного ополчения сражались Пулковских высотах в 1,5 км от Египетских ворот. Линяя обороны проходила через кладбище. Бойцы обнаружили могилу поэта и укрыли ее мешками с песком и дерном. Образы пасынки и крыльев из воспоминаний Л. Пасынкова «Обе мёртвые руки, как подбитые лебединые крылья, держал вытянутыми перед собой, уложив по обе стороны бумаги».
Вот пример сочетания акро и месо:
Революция — мышеловка (акро-месо)
Револьвер… не, маузер лучше себе возьму!
Есть запал и пытать, и безудержно вешать;
Время одеть в шинели, вооружить страну.
Оболенский! Нет, корнет, за кордон с депешей…
Левой, правой, левеет народ. Родина, стой!
Южное солнце ожгло изгнанникам лица,
Цель в мышеловке – взята на бессрочный постой…
Истина, сколько плачено нынче убийцам?
Явно за тридцать слабо сейчас удавиться…
Р.S.
В революционной мышеловке
Нет людей, зато полно скотины.
Потому на бойне очень ловко
Управляют топором гильотины.
1(акро)____12 буква (месо)
Это важный, незаменимый предмет в комнате сказочника! Дело в том, что камин служит прибежищем огненным саламандрам, без него они каменеют, превращаясь в необычные статуэтки. За предоставленный кров саламандры расплачиваются чудесными историями, которые они нашёптывают из пламени, когда сказочник дремлет в кресле у камина.
— Не рассказывай о нас!
— Тсс, умолкаю. Лучше я расскажу вам другую сказку…
Кофе с “ангелом” за то чтобы…
Кофе со вкусом приподнятости уюта.
Если и вспомним, то только о том, что ангел
Нам говорил не любить – не любить пасьюта:
Не биатлон, чтобы нашу любовь догнали.
В этом высоком не сыщется место боли:
Цельность живой души, а не её ущербность.
Да, достаётся порою мячом в гандболе,
Только есть для любви слово такое: «щедрость».
Кофе остыл, а ты? Ты до сих пор в полёте.
Чувства – совсем не спорт и по земле не катят.
Кофе-то ладно, а если любовь прольёте,
Не поменяете, как поменяли скатерть.
Глупое сердце нередко бывает мудрым!
Мудрое сердце сглупит в простоте однажды.
Вот так и встретятся, встретить совместно утро,
Выпьют по кофе, чтоб встретил так утро каждый…
…
Выпьем, за то чтоб…
_____________________ встретилось сердце — каждой.
Выпьем, за то чтоб…
_____________________ встретило сердце каждой.
Да, сразу настроился на юмористический лад… Тогда пару-тройку 55-словников про птичку:
КАРМИН
Так зовут красную ворону из-за того, что она периодически краснеет буквально на одну минуту, после чего приобретает привычный для нас чёрный цвет. Мы спрашивали её непрерывно в течение трёх суток, как ей удаётся покраснеть. После чего она покраснела и “сказала” «кар…». Вполне возможно, что она хотела ещё что-то добавить, но мы ретировались от греха подальше.
ТИПЧИК
Разновидность (по разному видно) семейства воробьиных. Отличить типчиков от типчириков просто: типчирики всегда вторые, а типчики первые, они всегда на видном месте и поэтому их лучше видно. Смотрящие на воробьёв делятся на орнитологов и орлотологов. И тут разница в точке зрения на точку зрения, то есть орлотологи её не имеют, но видят отчётливо. Орнитологи наоборот.
КАРТОНКА
Для вороны ничто не предвещало неприятностей. Наоборот, в кои то веки счастье привалило в виде свежеуроненного мороженного. Надо же рядом ни одной соперницы, всё только для неё! Покончив с пиршеством, ворона каркнула от удовольствия, вот только «кар» получилось совсем тоненьким и высоким по звуку. Ворона опешила — каркать фальцетом ей ещё не приходилось. Одним словом — картонка.
ИМПЕРЬЯ
Древняя птичья империя. Первоначально все империи были, как и имперья. Им любой противник был по плечу. Только пух и перья летели во все стороны. Но время шло и перья полетели от империй. Собственно по этому их стали называть империями, а не имперьями. Память о имперьях дошла до нас (дойти-то дошла, а вот откуда, не помнит).
И заодно классический 55-словник:
ВРЕМЯ ЗРЯЧИХ (55-словник)
Летний вечер сжигал последний час до заката.
— Ещё немного и время слепых закончится!
— Осталось недолго.
— Так долго терпеть!
Минуты подобно каплям из неплотно закрученного крана исчезали в небытии, унося светлое время суток…
— Наконец-то!!!
— Пора!!!
Истошный предсмертный писк жертвы взвился высокой нотой и… оборвался, возвестив о наступлении времени зрячих. Тени скользнули по небу… Сов поглотила темнота.
Гости из легенды
Невозможно забыть орлов, парящих в небе весеннего Крыма. Последние считанные и неоднократно пересчитанные в уме дни до возвращения в родной Питер. Я, как маленький неоперившийся птенец, вглядываюсь с вершины сопки в стремительно угасающий закат, ёжусь от набегающих струй прохладного воздуха и понимаю, что скоро, очень скоро, гораздо раньше, чем мне бы этого хотелось, придётся очнуться от хлынувших мыслей о скоротечности своего бытия, нарушить тишину, окутавшую всё открытое моему взору мироздание с его вершинами и обрывами, и заскользить, шурша пластинами расслоившихся камней коварной сыпухи, к лагерю, давно уже погружённому в море непроглядной мглы. Но ещё бы, ещё надышаться свободой тех чёрных пятен на фоне заката, то увеличивающихся в размерах, то растворяющихся в красноте, смешанной со сгущающейся синюшной чернотой… И вдруг пара пятен начинает стремительно приближаться, превращаясь в грозных, пугающих своими размерами, птиц. Подобно неотвратимой судьбе они несутся на меня, а я смотрю в их немигающие зрачки, не ведая чего ждать, к чему готовиться! Ещё мгновение… растянутое во времени длиннее, чем вся моя относительно недолгая жизнь… прервалось! Чуть-чуть не коснувшись моей головы, пара стремительно ушла вверх, а я, ошеломлённый неожиданным помилованием, не успеваю осознать, как эти гиганты снова стали лишь маленькими точками, уходящими в небытие вместе с последними лучами и секундами незабываемого вечера. Стемнело. Стало ветрено. Стремительно холодает. Пора прощаться с высотой места и высотой чувств. Отправляюсь спать, перебирая строки древней легенды об увиденных мной крылатых созданиях. Завтра надо будет подаваться ближе к дому… Дом, милый дом, я скоро приеду.
Гребни гор в щеголяющих глыбах –
Плешью камня сияет затылок,
Чащи-чаши низин окружают.
Мой седок их, кружа, объезжает…
В океане колючего леса,
В окружении жёлтом принцесса –
Обнаженная вишня стояла,
Цвет шайтана ее одеяло;
В танце жизни ее закружил,
И укутал цветущий кизил.
Шайтан-ягодой кличут его.
У нескромной спросил: «Отчего?»
Вишни сказа даю пересказ,
Пропою его складно для вас:
________ 4
Когда Аллах устроил Мир,
И насадил деревьев сад,
Он от трудов своих устав,
Прилег на землю (там где Крым).
___ И тот же миг зверье и птицы,
___ Подняли до небес галдёж:
___ Лесная хрипнет молодёжь –
___ Не хочет ягодой делиться.
Деревья и кусты в цвету,
А на плоды идет делёж!
Визг дележа, как острый нож,
Взрезает уши за версту…
___ Не выдержав такого шума,
___ Поднялся на ноги Аллах,
___ И так как был безмерно благ,
___ Ревнивцам разрешил их думы.
Сказал, чтоб каждый подошёл,
И показал ему цветок.
Нить жаждущих – к витку виток…
Но это было хорошо!
___ Одаривал свои творения
___ С терпеньем свойственным ему;
___ Произносил: «Быть по сему», –
___ Узнав название растения…
В свой срок пожаловал шайтан.
И пожелал себе нечистый
Кизила желтый цвет искристый.
Аллах из милости отдал.
___ Шайтан ликует, веселиться:
___ Приметил, что кизил зацвёл,
___ Когда ещё, ни то, что цвёл,
___ Других деревьев цвет не вскрылся!
Зацвёл раз рано – рано даст
Плоды… Получит ловкий – первым!
Кизила урожай отменный
Втридорога шайтан продаст…
___ Никто Аллаха не обманет.
___ Шайтана видит Он насквозь,
___ Захочет и хороший гвоздь
___ Изогнутым и ржавым станет.
Зрел урожай у тех, у сих…
А у кизила зелен плод!
Решил шайтан: не ждать же год,
На куст подул, что было сил…
___ В раз покраснела ягода,
___ Но у кизила кислый вкус!
___ «Что ж, людям кину на искус», –
___ Решил шайтан: «Вам благо дал!»
Но людям некогда – страда.
Не время по лесам бродить.
Собрать, что пашня уродит,
А осень грянет, вот тогда…
___ Шайтан от злости – чёрный ворон!
___ И на кизила красный плод
___ Он плюнул злобно, ну а тот
___ Оплёванный стал чёрно-чёрен.
Народ, труды окончив, – в лес.
Кизила ягоду берёт…
Как сладок почерневший плод!
Осмеян нерадивый бес.
___ Шайтан, однако, отомстил:
___ Кизил от солнца пил тепло,
___ Что зимы стылые влекло,
___ На реках льда – до дна настил!
Известно всем, когда кизил
Обильно ягоду даёт,
Зима суровая придёт,
А виноват шайтан один!
___ Ни кто другой, не абы ты…
___ Полынь, крапива, лебеда,
___ Желтея, входит в дом беда –
___ Проклятье шайтан-ягоды!
____________ 5
День промчался пугливой косулей
Ночь провел в разговорах в лесу я.
Оды пел под одним одеялом
До утра, но и ночи нам мало.
День второй целиком отдыхал,
Аромат томных сказок вдыхал…
Стоя спал, набирался я сил,
А на третий — седок разбудил.
Распрощался я с ясною, юною,
Как с сбежавшею с годами юностью.
Ехал к югу, дороги не зная,
Об оставленной вишне вздыхая…
Лето проходит, кружась, каруселью событий.
Белые домики вновь посерели в дожде.
Мне бы отвлечься, не помнить совсем, позабыть и…
Вновь окунуться в осенний дождя беспредел.
Память вершит вслед за летом повторами танца
Старый, по-новому пройденный жизненный круг…
Надо бы, надо бы, надо бы… с прошлым расстаться –
Вырвать из вальса прощание сомкнутых рук.
Прошлое снова ко мне прикоснётся украдкой,
Тихо заплачет под ритмами капель стекло,
Я опишу в дневнике, но не длинно, а кратко
То что прошло, что прошло, то что: «Лето прошло…»
Где-то там за стеною плача
Этот мир проживёт иначе.
Закричит скоростной рунет:
«Нас не догонят, нет!»
И исчезнет с души горчица,
Перестанут в лифтах мочиться,
А диспетчером воскресенье
На дежурстве спасатель Стенька.
И побьют англичан сипаи,
Доплывёт до своих Чапаев,
А в Москве на державну мову
«О полку…» перекрестят слово.
Захохочет в газетной гуще
Над пиитами в голос Пушкин.
Нам с олбанского языка
Сурдо-Баба-конланг-Яга.
И пойдут, кто хотел направо,
Айсберги обойдут кораб(ы)ль,
Звери в зиму бросят носить меха,
Закосит от армии Чингисхан.
Эльфы будут входить в зелёном
Аж
к королеве в дни дип. приёмов.
Будет добрым хороший царь –
Независим от черт лица.
У работы одни лишь плюсы,
Проломив лед, всплывёт «Челюскин»,
(Это будет ещё не всё;
Все равно мы его спасём).
Мы отыщем всех неизвестных,
Кто с бревном «эЛ.» был в связях тесных.
Мы узнаем, чей конь был чалым,
Чья корова не промычала.
Оживёт Сальвадор Альенде,
Аргентине вернут Фолькленды;
Ну, а в красной своей мечте
Растворится мечтатель Че!
В ящик сложат, что у Пандоры,
Вместе с корью конквистадоров,
А на вырубки по хотенью
Джунгли лягут зелёной тенью.
Стихнут враз по лесам пожары;
В шапке снега Килиманджаро;
И чистейшей слезы вода –
В растеклённые города!
Хуторки, из фазенд посёлки;
Ни дорог, ни мычащей тёлки:
Непонятная ерунда,
Но, что здорово – это, да!
Не построит фашист Дахау,
Винниту не с последним «хау».
Всем грядущим открыт архив
И един полуостров Крит.
Из объятий морской стихии
Возвращаются рыбаки и…
И ещё, и ещё, и ещё…
Я теряю событий счёт!
Где-то там за стеною плача
Этот мир проживёт иначе
И синицу без лишних слов
Из рук выпустит птицелов.
Из мечты журавлиным клином
Этот мир в наш войдёт с Единым;
Мы в живую увидим Сына.
И все-все там… с живым живые…
Словно птица о стёкла биться:
Сквозь, насквозь, не остановиться…
За предел в предел запределия
С журавлями лечу и я!
По открытым покровам тайны,
Как последний в России чайник,
Начертал росчерком крыла
След кровавый на морде зла;
От отчаянья и бессилья –
У меня лишь, всего лишь крылья!
В лапе, гнущей меня в дугу,
Я ещё прокричать смогу:
Не ворвётся в геном Чернобыль,
Не для бомб отрывали кобальт!
А на Аресе и Селене
Мест не купишь за дурьи деньги,
Космос лучше, чем кляпа вата,
Поглощает визг газавата;
И в полуночи, и в полуньи,
Как и я, — сплошь дурных и юных;
Их не счесть, и не перебить,
Так как все мы желаем быть!
Ещё пискну в костлявых лапах:
На Титане стал модным капор –
Шик особый, кому досталось,
Поиграть с неизвестным – в старость.
Пусть когтями кости ломали:
Была пахота на Ямале,
Удивительно и смешно,
Как горошина там пшено.
А один… один Человек!
Перепрыгнул впервые век!
И ещё, а ещё, и это…
Удивительные рассветы!!!
Счастлив тот, кто увидел первым
Их безоблачный вид с Венеры!
В пухе падая своих перьев,
Подаю зверю голос: «Верь мне,
Упаду я, и будет дождь,
Это знак, это ты падёшь!
Упадёшь и тебе недолго,
А я снова взлечу в даль Волгой
И над чистой воды Невой
Разнесётся вновь голос мой».
И священники, и пророки
Соблюдут у пророчеств строки, — Даниила ли, Илии ль
Ожидает священный мир.
Чей-то кельи скрипуча дверца,
Я зашёл с уст в уста погреться
Слушал, слушал, устам внимал,
Хоть порою не понимал;
В ожидании и в терпении
Оживал, и купался в пении.
Многосмысленно многословье
Посошок взял, в рюкзак присловья,
И пошёл по тропинке в гору,
Поискать в небесах собору;
Горбыли и молочны крынки,
Словеса привозной скотинки,
Крик живых и убитых чаек –
Всех жалею, и привечаю…
На вершине охлопал пыль я…
Время снова расправить крылья.
pisateli-za-dobro.com/esli-by62879a7fb8b5a.html
Я там слегка усложнил задачу, постарался передать аналогично оригиналу расположение и чередование ряда звуков:
litgalaktika.ru/publ/30-1-0-3450
Искорки Никтополиона
_______________________________ Спросите вы у тех солдат,
_______________________________ Что под берёзами лежат.
____________________________________________________ Евгений Евтушенко
_____________ Сто раз упасть — не позор, позор — один раз не подняться.
____________________________________________________ Ф. де Ларошфуко
Только здесь и льзя отдохну, дорогой, душой.
Только ль в “нашей Вологде” хорошо?
Там полсотни?! Сотни былых помянуть церквей
Сможем, Святский – стрелянный соловей?
Нас о жизни спрашивать?!
Околей, коли ей
Трудно сдюжить с пенсией в “шесть рублей”.
Рудно дюже – кровушка на крыле…
Зубы сжать,
раз в пасынках
две руки;
Если крылья есть, – ползать зарекись!
Кисть ль?!
“Кысь” ли пишут руки, будто без кисти кисть?
Время, время грядёт кровавых
искр,
Пепелищ,
кладбищ в зарослях тополей…
Сорок первый спрятал под землю опавший лист, –
В срок укрыт кладбищенский лицеист:
Царскосельский ибис спи. Вражина, не замай, –
Первый месяц… Родится – Девятка-Май!
Отрубей по триста
вбей в глиняный каравай…
Стынет Невка с Ладогой, как Дунай!
Станет Невка с Ладогой, как Дунай!
Встанет в горле Пулковский…
Ком ли?
Костью – холм!
Было, били ворогов на Чудском:
На!
На Балканы! Искры, «Искра»… Горит на ком?
Серебрится век и звонит…
по ком?
Аз – сентябрь,
в Овне – Солнца победный Май!
В качестве справки:
Никтополион Павлович Святский — русский поэт, участник русско-турецкой войны 1877—1878 гг., Георгиевский кавалер. Родился в Вологде. При форсировании Дуная он был ранен и простудился, В болгарском госпитале Никтополион писал: «Нет здесь зависти, нет здесь лжи людской, только здесь и льзя отдохнуть душой!»
«Город Вологда есть,
В котловине стоит;
Я не раз имел честь
В этом городе быть…
Да полсотни церквей
Златоглавых стоит»
После участвовал в обороне Шипки, был обморожен, его разбил паралич. Был доставлен в Царское Село в лазарет Чесменской богадельни, где получал пенсию в 6 рублей. Он писал стихи карандашом, вставленный в деревянную колодку, зажимая её в зубах. Жил на пожертвования недалеко от Египетских ворот. На деньги купца Корпусного изданы были «Искорки Никтополиона Святского», которые он продавал по 50 коп. у вокзала. Умер, не зная, что в камерных концертах Филармонического общества Петербурга звучали его стихи «Под березой», положенные на музыку. В сентябре бойцы 1941 года народного ополчения сражались Пулковских высотах в 1,5 км от Египетских ворот. Линяя обороны проходила через кладбище. Бойцы обнаружили могилу поэта и укрыли ее мешками с песком и дерном.
Образы пасынки и крыльев из воспоминаний Л. Пасынкова «Обе мёртвые руки, как подбитые лебединые крылья, держал вытянутыми перед собой, уложив по обе стороны бумаги».