Школа поэзии: Двенадцать стихотворений для разностороннего анализа

Здравствуйте, дорогие друзья!

Сегодня возобновляет работу любимая многими рубрика «Школа поэтического мастерства», в которой мы всегда обсуждали стихотворные произведения.

Прежде чем опубликую стихи, представленные для разбора, напомню правила, действующие у нас много лет:

1. Мы обсуждаем произведение, а вовсе не личность человека, создавшего это произведение.

2. У нас нет цели – разгромить.

3. Наша цель – мотивировать автора к творческому развитию. А это значит:

-  непременно и с удовольствием  подчёркиваем достоинства текста, техники, смыслов, заложенных в представленные стихи;

— на ошибки и просчёты указываем аргументированно;

— способы исправления недостатков подсказываем тактично и доброжелательно.

Автор, чьё имя пока останется в тайне, представил не только стихи, но и предисловие к ним. Коротко изложу, о чём там пишется. Сначала автор признаётся, что долгое время испытывал большое разочарование, читая поэтические строки, которые публикуются на сайте «Писатели за добро».

Но однажды он ознакомился с творчеством Романа Смирнова. «…Для меня это было глотком свежего воздуха» — пишет автор. А потом он подумал (цитирую): «…если скрестить поэтический подход Александра Пушкина и Романа Смирнова… То есть соединить Гармонию и Хаос… мне захотелось гармонизировать Хаос… Так на практике получился своеобразный стихотворный дневник подсознания… Что из этого поэтического синтеза получилось, выношу на суд».

В общем, вы поняли, дорогие добряне, что автор вдохновился произведениями Романа Смирнова, который в 2017-18 годах активно публиковался на нашем портале. А 27 апреля этого года стал героем 15-го выпуска «Редакционного портфеля» (ведущий рубрики — Игорь Исаев). Ссылка: https://pisateli-za-dobro.com/articles/2370-redakcionnyi-portfel-15-roman-smirnov.html?ysclid=mdd7y0gqir113538367

Засекреченный герой сегодняшней рубрики создал цикл из двенадцати стихотворений. Представляем его вашему вниманию – пожалуйста, читайте, размышляйте, оценивайте, комментируйте.

СТИХОТВОРНЫЙ ДНЕВНИК ПОДСОЗНАНИЯ

08.05.25

Перебирая смыслы бытия
в уме, понуро брел в степи скиталец,
листая книгу, он мусолил палец –
такой расклад во сне увидел я.
Спросонья сердце гулко застучало,
холодный пот стал липким, словно клей…
«Уймись, Судьба, ведь я не водолей,
а – дева!» — Сердце из груди вскричало.

…Нет, надо сон мне просмотреть с начала.
Чего-то я, похоже, упустил,
оставил без внимания беспечно.
Мне помнится: скитальцу ставил свечку,
и здравия ему в пути просил,
потом упал на паперти без сил,
и пролежал, как труп, казалось, вечность.

Все это время по степи скиталец
шел в глубь степей, уткнувшись взором в книгу,
в которой я вчера увидел фигу –
до крови стер её листая, палец…

…Я понял, понял! Я её листал
перед камином, с чашкой крепким кофе,
прекраснодушие переживал…
А надо было подниматься по Голгофе,
иль в степь-пустыню углубиться, где
испепеляют души суховеи –
страданиями угождать судьбе,
чтоб износились рабские ливреи,
как сорок лет в пустыне шли евреи.

12.05.25

Забор… Забытый домик мой зарос,
железо проржавело ветхой крыши,
и пол прогрызли полевые мыши…
Из глубины души торчит вопрос:
«Куда суешь ты любопытный нос?
Быльем все поросло…» Но мое детство
меня с подвигло обратиться в бегство
из городов запутанных дорог,
трамваев, перевернутых беспечно,
и ездящих по рельсам на боку…
Я жить без детства больше не могу!

Мне помнится вечОр с горящей свечкой,
и за столом под свечкой карты Рок
гадальные раскладывает чинно…
И слезы меня душат беспричинно –
мне выпал жребий жить по городам –
там детства нет, зато там есть бедлам,
лукавый, празднословный, где-то сладкий…
Я на посылы лживые был падкий.

Теперь опомнился, вернулся в детства дом,
а он зарос, в нем пол прогрызли мыши,
но он мои шаги в ночи услышал,
обрадовался мне, как верный пес,
прикованный, как в детстве к конуре…
И спазмом снова стало больно мне:
я бросился к нему на шею. Нос
ответно пес мой радостно лизнул.
Я снял с него цепь, на руках понес
в мой дом теперешний, где скрежет, шум и гул
железом по стеклу — слизать пес сможет…
Моя любовь любить ему поможет:
вернул я детство, и мне в сердце вновь
вернулись светом Вера и Любовь.

17.05.25

Прекрасное мгновенье – свет свечи
колеблется и воском истекает.
А за окном гроза «в начале мая».
И мы вдвоем – единственны в ночи.
У нас в руках различные ключи,
и мы сердца друг другу открываем.
Гроза беснуется и гром в окно рычит,
и блещут молнии от края и до края.

А мы – вдвоем, и – вжаты мы друг в друга,
и нас уже нельзя разъединить:
рука в руке – а искрой Божья нить
заматывает в кокон нас упруго.
Пусть гром и молния, пусть ливень из ведра
намочит нас, когда из дома выйдем.
Мы все равно друг друга только видим.
Пора любви — слияния пора,
и растворение сердец и душ друг в друге.

…Презрев грозы свирепой круговерть,
над нами — радуги раскрашенные дуги:
то танец двух возлюбленных сердец.

21.05.25

Раскаты грома. День погас,
как зверь, запутавшись в силки.
Я уходил, смеясь, от вас
сквозь слезы. Всполохи тоски,
как молнии, пронзали высь
беззвездную. Струился дождь.
Смотрел мне в спину старый вождь,
шептал беззвучно: «Возвратись,
уйми гордыню, покорись…»

А я не мог, не мог принять
ложь ради блага. Ложь, как нож,
срезала правду с буквы «Ять»,
и с буквы «Веди» чувства тож…
Я не восстал, я убежал,
ушел в грозу. Гроза – восстала:
ей воле дольней было мало,
она и рвала, и метала,
как тыщей огнеметных жал.

Я не о том у вас мечтал
приблудный сын, приблудных дней:
я пас в ночном гнедых коней,
их возводя на пьедестал,
чтоб выросли у них и крылья:
живя — не ползать, а летать –
в полете невозможно лгать.
Была бы правды эскадрилья.

…Но верю, что я возвращусь,
в лугах вскормлю коней ретивых,
в пегасов превратив красивых,
и будет рукокрылой Русь.

06.06.25

Как будто горная гряда
грядет на город грозным строем –
сирены исступленно воют,
И юродИвая беда
на площади речитативом
бормочет – губы пенным пивом
покрыты будто.

Рои ос
занес задиристый хаос,
и жалят, жалят, жалят, жалят…
Пробиты жалами скрижали,
слова, как пики и кинжалы,
из города давно сбежали.
Защиты не от кого ждать.
И лишь одна едрена мать
набычившись, весь город кроет
пятиэтажным матом… Но,
а я гляжу, гляжу в окно,
и вижу, что хаос — во мне,
и вырос он из малодушья,
из недр душевного удушья…
Да и вообще – в кошмарном сне.

Проснусь, и сон свой изучу,
чтобы понять, зачем он снится,
чего в себе мой дух боится,
о чем трусливо я молчу.
Пойму. Хаосу в зубы палку
воткну и челюсти свяжу,
но не убью и не на свалку
его, как мусор, прочь свезу,
а – породнюсь с ним, и как брата
в гармонию и в лад введу,
а одеянье супостата
его при всех в себе сожгу.

…Вновь выбирать мне суждено,
куда везти мой жизни воз:
в гармонию, или в хаос,
коль третьего и не дано.

26.06.25

Как долго я блуждал по городам,
которые мне снились, возвращаясь
в Дом Отчий. Мама, милая, ты там?
Все вяжешь варежки для нас, детей, страдая
от одиночества, которое, как ком
застряло в горле, а порой – как камень
на шее перед омутом… Мой дом,
мы, твои дети, думали, что сами –
с усами, разбрелись по городам
за лучшей долей, в чем не зная доля…

Тебя давно нет, но к тебе я, мам,
хочу вернуться, иль хотя б на поле,
что за околицей цвело, вновь поглядеть.
Но города, они визжат на светофорах
и тычут, словно в морду красным — твердь
непроходимую, но тут же дарят фору,
и, забавляясь, гонят в западню,
а там нет выхода – берут меня измором.

И знаешь, мам, никак я не пойму,
зачем им надо это, ведь ни вором,
ни хулиганом не был никогда.
Но скоро понял: стал я сиротою,
тебя оставив в Отчем Доме навсегда,
и в городах мне не было покоя –
ты не могла меня как в детстве защищать.

И город слабину во мне учуяв,
забавы ради стал травить и загонять,
как волка, от довольства в ус не дуя…
Но, а теперь, я знаю, что ты, мать –
моим Отчеством, уйдя в иной мир, стала.
И я, как сын восстал, что защищать
тебя от напастей. И с городов спесь спала.

01.07.25

(Сила России)

В тиши зашелестели камыши,
и зашуршали шорохи, и в жмурки
затеяли игру со мною шкурки –
невидимые отблески души –
изысканною шерсткой горностая.
О, шорох шерстки! – Искорки чуть колют
из сердца уходящую неволю,
и звездной шелестящей мило стаей
ввысь неоглядную со мною улетают.

Под шелест звезд мне пишется красиво,
таинственно, задумчиво, как ива
в пруду слова стихов перебирает,
как будто четки – неба отраженье.
Все шелестит, все шепотом мне в душу,
шурша, спешит, минуя слух и уши.
Но ангелов мурлычущее пенье
я различаю в шорохе уютном -
как будто Русь седая у лучины
поет, переплавляя в лад кручину,
чтоб вечностью стал лад сиюминутный.

И я подсаживаюсь к той старушке милой,
и подпеваю ей под звездный шелест.
Мы до утра с ней под лучину пели –
так зарождалась у России сила.

08.07.25

Хаос крепчает. Ржавая рука
его украшена случайной позолотой;
глаза – пусты – заходятся зевотой,
когда глядят, как пенится тоска
в сосудах душ измученных людей.
Хаос, он – равнодушный лиходей:
ему нет дела до страданий. Он –
нерукотворного распада чемпион
и властелин непреднамеренного быта,
когда неведомо, что будет через час.
Удар под дых – и дергается глаз:
Хаосом ваша карта будет бита
любая: он – не шулер, он – Хаос,
как вирус — в клетку, он в надежду врос.

Нет от него защиты и спасенья…
Помимо светлой Веры в воскресенье
с готовностью сиюминутно умереть,
и взять с собой Хаос в небытие,
и там его оставить, чтобы взлететь,
наполнив волей к жизни до краев
освобожденный дух, и возродиться…
И каждый раз жизнь начинать сначала,
чтоб Воля к жизни с Верою крепчали
так, чтоб Хаос не мог к ним подступиться.

13.07.25

(Назидательно о быте)

Бутон любви в безрадостье расцвел,
улыбка, как голубка, рядом села,
заворковала, а душа запела
и с песней выдернула вбитый в тело кол,
которым был я к быту пригвожден,
как будто бабочка – булавкой, и распластан,
как лист в гербарии, засушенный, прекрасный…

Но не для быта Богом я рожден,
точней – для быта неземного. Выси
небесные меня манили с детства,
душа и тело ввысь взлетали вместе
на крыльях духа, и раздолье миссий
небесных Бог мне предлагал на выбор.
Но кол Лукавый в мое тело вбил,
чтоб я о небе думать позабыл –
земных забот невпроворот, ведь, ибо
без дел насущных жизни на земле
не будет тоже… Но я разглядел
лукавство быта – в веренице дел,
оторванных от неба. Стало мне,
обманутому, несказанно больно –
страданье превратилося в бутон,
и в дивный срок, когда расцвел и он,
мне на душе и в теле стало вольно.

Я вновь взлетел, и поняв, что дела
прекрасно делаются телом и в полете,
на вдохновенно зазвучавшей ноте
приделал к быту два своих крыла.

14.07.25

Зайду в зеленый бор, а там избушка
на курьих ножках с рук моих клюет –
зерно жемчужное покоя не дает
совсем уж ставшей дряхлою старушке.
Беззубая, горбатая, седая
не может без клюки и шаг ступить,
а все пытается над зельем ворожить,
и всякий раз судьба её слепая
рождает пшик. И жалко мне её.

Присядем рядышком на ветхое крыльцо,
и, вспомнив про кощеево яйцо,
она мне, жалобно пророча, запоет:
иголка вылупится из яйца, и птенчик
Жар-Птицей станет: светом озарив
полсвета: будет вечно жив,
как в той степи заснеженной — бубенчик,
наш Русский Дух, что Русью древней пахнет…»

О, бабушка, надежда ты, моя,
тебя люблю я, грусти не тая,
но верю, что когда-нибудь бабахнет,
сварившись, зелье в котелке, и он
в огромный чан с кипящим молоком
перерожденья взрывом превратится.
И в тот же миг проклюнется Жар-Птица,
оковами отбросив скорлупу
яйца кощеева… А я пока жив – буду
твоей избушке зерна приносить,
и верою твой дремучей жить,
что прорастет свет сквозь препятствий глыбу,
преодолев извечное табу…

15.07.25

Откуда у улитки портсигар
серебряный и зажигалка с камнем,
потерянным в постели утром ранним,
когда со лба сполз слизнем сильный жар?

Пожар… Пижама мокрая от пота
холодного. Улитка по руке
скользит и курит. Самолет в пике
влетает в горло, прерывая рвоту
непереваренных безрадостных идей,
которые я ел, как избавленье
от зла перебродившего мученья…

Но кто же, кто лукавый лиходей
мне в зубы деготь вместо меда впрыснул,
заговорив их патокою сладкой?
…А ведь я сам на сладость дюже падкий:
добро и зло на зыбком коромысле
по жизни нес, беспечно в ней алкая
все то, что нежит душу, что приятно…

И вот теперь, когда с собой приватно
остался, как в бреду, с утра страдая,
в сердцах взмолился Господу: «Прости
за безответственность, за инфантильность. Роли,
Лукавым впрыснутые, вырви с кровью, с болью,
и от идей лукавых упаси.»

…Улитка – курит. С нею справлюсь сам,
уговорю, вернуть мне портсигар,
и отказаться от куренья – жар
любовный двери открывает нам.

17.07.25

У перепутья перекошен рот,
и невозможность сделать выбор – тонет
в вине, блевоте, застарелой вони.
Лежит до дыр залистанный блокнот:
в нем нет подсказки: память вся изрыта,
как корни дуба, визгом поросячьим.
И ничего давно уже не значит
серебряный сервиз былого быта,
когда нести его не ведомо куда:
пошел туда – и вмиг его лишился,
а жалко, коли плотью в него вжился,
пошел сюда – а здесь несет беда
на блюдечке с каемкой плод запретный,
но весь червивый, как трухлявый пень.
Мозги кипят и сходят набекрень…

Но ангелом явился Смысл Заветный,
мол поворачивать не надо никуда:
«Как шел вперед с сервизом нараспашку,
отдав в пути последнюю рубашку,
так и иди, ведь горе – не беда;
и перепрыгни перепутья камень:
он – детище Лукавого. Взлети
и дальше дерзкой птицею лети
к себе и Богу, раздувая пламень
любви – горит серебряный сервиз –
он возвращает силу твоим крыльям,
которые скопил ты прежней былью…
Лети, не глядя ни назад, ни вниз.