Анатомический театр зоильства

Страдая много, автор юный
свой труд принёс на главный суд,
где крутят колесо Фортуны
и критики клиентов ждут.

Поэт предстал на паперть башни,
что строил новый Вавилон,
забыв притворно день вчерашний —
как будто это страшный сон.

Поэт увидел колумниста,
что встретил на своём пути —
с глазами добрыми садиста
приветливо просил зайти.

Исполнил тот свою задачу:
довёл в просторный кабинет —
был офис, где поэты плачут
и выхода иного нет.

Был приглашён, как на татами,
и думал — ждут его всерьёз.
Вступил на скользкий пол ногами —
поверхность, мокрую от слёз.

А за столом сидит лукаво
маститый критик — сам Зоил:
стихи поэтов рвал руками,
полёт листов остановил.

Поэт с фантазией богатой
увидел: перед ним палач,
вершащий Лирику распятой
и любящий истошный плач.

Поэт сказал: «Прозектор слова,
я к вам принёс свои стихи,
у них прекрасная основа —
живое тело из стихий».

«Мараться с вами неохота», —
подумал критик, не раскрыв:
рука тверда, а глаз намётан,
со словом веским на разрыв.

С молящим взглядом, автор новый
кладёт на стол свои листы —
ждал критик с выводом готовым,
с глазами царства пустоты.

«Родил я выспренные строки,
творя из всех возможных сил!»
«Родил? Вот диво — видят боги!
Каким же местом ты родил?» 

(Мужчина ведь рожать не может —
природа вида такова.
Как я устал, всевышний Боже —
опять слова, слова, слова!

Тоска одна, но с видом бодрым
прикрикну, словно часовой:
«А впрочем, благостно посмотрим:
найдётся ль кто-нибудь живой?»)

И он, не ощущая жалость,
с иронией сказал под нос:
«Что в строках жизнь — то показалось;
зачем мне выкидыш принёс?»

«Но как, позвольте, в этом теле
вы усмотрели чей-то труп?
Не может быть? На самом деле —
здесь жизнь! Ведь я не так уж глуп!»

«Смотри сюда: скелет неровный,
и рёбра поразил рахит.
Твои слова подобны брёвнам —
как будто мёртвый груз лежит.

А ливер? Сгнил твой дюжий ливер!
(Хоть почки, вроде, ничего...)
Не вижу смысла в этом чтиве —
читатель взвоет от него».

«Но текст шагал, достиг полётов —
весомый плод моих трудов!»
«Твой слог хромал ещё до родов.
Ты — автор порченных плодов!»

И стало вдруг поэту видно:
от желчной критика руки,
что было с виду монолитным,
вдруг развалилось на куски.

Хотел служить он Музе вящей,
но критик опустил восторг:
Оставь надежды, всяк входящий;
Он думал — храм. А это морг!