Про demret, винегрет и цыганочку с выходом

Засыпаю везде: в автобусе, в машине, в метро, в лифте, засыпаю у доски (правда, во время перерыва, на паре пока держусь). Засыпаю перед телевизором и монитором. Сидя, лежа, стоя. Назовем это сонным даром.

На прошлой неделе у нас сменился муэдзин.

Его предшественник всем был хорош: и мягким баритоном, и легким характером. Кроме принципов ислама муэдзин придерживался здорового жизненного принципа “от работы кони дохнут”, а потому жалел коней, свои легкие и нежные уши потенциальной паствы.

Новому муэдзину, как ни странно, ближе Заболотский. Вестник аллаха уверен, что его душа обязана трудиться и день, и ночь.

Он орет, как павлин в брачный период… да так, что от его истошного вопля мухи цепенеют в полете.

-А-ЛЛЛЛЛ-ЛАААААА!!!

На месте аллаха, если бы так орали в мою честь, уничтожить нарушителя спокойствия я бы посчитала делом чести. В квартире надо мной просыпается трехлетний Миланчик и начинает плакать.

Не знаю, кем станет Милан, когда вырастет, но кажется, в первую очередь, атеистом.

Я, тем временем, начинаю клевать носом даже на фоне луженой глотки муэдзина, прямо перед монитором. Постепенно “АЛ-ЛАААА” растворяется в воздухе, а я проваливаюсь в сонный колодец.

И снится мне кусочек детства, в котором шестилетняя Леночка стоит с широко раскрытыми глазами и ртом перед телевизором, загипнотизированная танцовщицами цыганского театра “Ромэн”.

Вот она черноокая Ада за стыла, вскинув руки, ни волос не дрогнет, ни мускул… но вдруг в глубине ее тела рождается толчок, и легкий едва осязаемый озноб подергивает плечи Ады. Сначала почти незаметно, но потом все чаще, чаще и чаще дрожат Адины плечи, заражая своей нервной силой все вокруг, включая меня.

Ее потусторонняя пляска – явление сверхъестественное, простым смертным неподвластная, но ведь грех, не попробовать.

Соплю и начинаю усердно двигать плечами. Плечи явно удивлены неожиданному решению хозяйки, а потому двигаются ассиметрично по известной им одним траекториии

-М-д-а-а-а, это вам не цыганочка с выходом.

С досады решаю сменить тактику: трясусь всем телом, хотя трясти по сути нечем, в надежде, что общая тряска туловища приведет к локальному движению плеч. И вновь фиаско.

Тактика приводит к плачевному эффекту прикушенного языка.

Сдаюсь, уставшая сажусь на пол грустить. Грущу недолго, с полминуты, как вдруг чувствую, в глубине моего тела рождается толчок, плечи подергивает легкий озноб, и они начинают дрожать часто-часто, как у Ады, все сильнее и сильнее. Я захлебываюсь от гордости и…просыпаюсь.

Открываю глаза и вдруг понимаю, что цыганочку с выходом танцуют не мои плечи, а плечи земли.

Мозг превращается в ноги, и я выбегаю из дома навстречу первому в своей жизни землетрясению. “Demret! Demret!” – кричат мне вслед соседи. Ноги сами знают, куда бежать, и школьный двор, который находится в 20 минутах езды от дома, оказывается передо мной через пять минут.

Аньку вижу сразу. Она что-то увлеченно объясняет учителю, преимущественно руками, словно коренная жительница Бобруйска. Учитель внимательно слушает, активно кивает и почему-то прикладывает руку к груди.

Увидев меня, он расплывается в улыбке.

-Ну вот, Анечка, а ты говорила, что мама языком не владеет и поэтому не будет знать, куда бежать. А я ей сразу сказал, — обащается он ко мне, — маме сердце подскажет, и снова прикладывает руку к груди.

Анька поправляет классного руководителя и утверждает, что он все перепутал.

-Я ему говорю, мама язык знает, но не до конца, а то, что она понятия не имеет, куда бежать с языком вообще никак не связано. Я ему хотела объяснить, но не знаю, как по-турецки “топографический кретинизм”.

-Обнадеживаю Анюту, что во всех мамах мира в определенных ситуациях срабатывает безупречный GPS – навигатор, который позволяет добраться до ребенка в кратчайшие сроки.

-Он так и называется, — мамовигатор.

-А-а-а, ну тогда понятно, — мощный какой, если даже на тебя действует, — задумчиво кивает Аня.

Благодарим учителя, идем домой.

Телефонный звонок. Звонит моя подруга Ира.

-Ну как?! Целы!? И слава Богу. А я как раз в магазине была. Тут началось. Стаканы с полок падают, бьются. Дамочки вокруг меня заголосили. Кассирша сидит, рыдает навзрыд!

— А ты что? – спрашиваю.

— А что я? По щекам ее отхлестала. Обслуживайте меня говорю, вот, три кило картошки, считайте.

Она сначала оторопела, потом посмотрела на меня таким взглядом, ну знаешь, как у Стинга “I hope Russians love their children too”. А потом ничего, пришла в себя, рассчитала меня. Остальные, глядя на нее, тоже реветь перестали. Разные мы! Жалко их! – вздыхает. Разве можно так...

Ира медсестра неотложки, она лучше других знает цену паники.

-Мам, подмигивает мне Анюта, а мне назавтра домашнее задание не задали.

-Назавтра, Завтра! – стучит у меня в висках.

И вдруг до меня доходит: А ведь нет на свете никакого завтра! Его в природе не существует. .

И сами собой в мозгу возникают слова Спилберга: “ Если вы не знаете, какой день выбрать для создания шедевра, идеальный день – СЕГОДНЯ”.

Кстати о шедеврах. Уже месяц назад я пообещала маме Миланчика накормить ее нашим винегретом, да все откладывала на завтра. А тут оказалось, что никакого завтра нет, и теперь по дороге домой мы с Анютой заходим к ближайшему зеленщику за свеклой.

Уже на подходе к дому мы слышим, как пронзительное “АЛ-ЛАААА” вновь взрываает воздух.

Но земля спит, она уже исполнила цыганочку с выходом, и теперь даже оголтелому муэдзину не под силу ее разбудить. Спи спокойно.