ОТКУДА БЕРУТСЯ СКАЗОЧНИЦЫ

Последнее время подсели с Аней на аудио-сказки и сказочно проводим наши Стамбульские вечера. Новое Анино увлечение – «Карлсон, который живет на крыше», которого она готова слушать утром, днем и вечером, за завтраком, обедом и ужином, а иногда вместо, и мне кажется, что даже ночью я слышу шум моторчика.

Пока Аня с утра возится с мукой, серьезно настроенная слепить плюшки не хуже, чем у Фрэкен Бок, я думаю о том, откуда берутся сказочницы.

Интересная закономерность: самые лучшие сказки выходят из-под пера тех, для кого жизнь сказкой совсем не была.
Чем более жестокий взрослый мир окружает настоящего сказочника, тем более ярким и волшебным получается у него (нее) воображаемый мир для детей.

Одной из излюбленных тем эссе, которой экзаменационная комиссия спешит озадачить желающих пробиться в Лигу Плюща такая:

« Если бы у вас была возможность пригласить на чашечку кофе любого человека (в смысле вообще любого) когда-либо живущего на Земле, кто бы это был? А-а!? Ессессно, приведите железные аргументы и вопросы, которые бы вы этому человеку задали.

Если бы мне выпала подобная тема, я бы не сомневалась ни минуты. Правда в моем случае, кандидатов, вернее, кандидаток было бы две (соображать всегда приятнее на троих, не так ли?) пригласила бы я Астрид Линдгрен и Джоан Роулинг.

И пили бы мы, кстати сказать, чай, а не кофе, потому что у меня в последнее время, если пауза, — то кофе, а если питие, то чае.

Возвращаясь к теме эссе, можно не сомневаться, что экзаменационная комиссия настойчиво выясняла бы аргументы, доказательства и доводы в пользу выбранных кандидаток и вопросы им задаваемые.

Забавно, потому что вместо того, чтобы приводить веские доводы я бы принесла моим гостьям на балкон вязкого меду, а вместо того, чтобы задавать сказочницам бесконечные вопросы, я бы дала им по теплому пледу: в ставни скребется ноябрь и Стамбул начинает остывать вечерами.

Глупо задавать вопросы тем, кто своим воображением исчерпывающе ответил на все возможные.

А как же доказательства? Здесь по Булгакову.
Не надо никаких доказательств. Просто однажды безвестная хрупкая шведская домохозяйка и неудачница мать-одиночка из Шотландии перестали бороться с окружающим их неуютным миром взрослых и создали свой…волшебный. Мир детства, в который каждый ребенок может окунуться в любой момент и отдохнуть там от взрослых с их проблемами и депрессией.

Когда мы слушаем « Карлсона», Анька хихикает, таращит глазищи от удивления: «И как только Малышу не страшно было лететь с Карлсоном на крышу!?»

Когда мы слушаем «Карлсона», я часто думаю: и как не страшно было «маме Карлсона», 18-летней Астрид, узнав, что она носит под сердцем ребенка, первым поездом стремглав бежать в Стокгольм из отчего дома в провинциальной шведской глубинке. Пуританская Швеция прошлого века не была похожа на сегодняшнюю с тремя раздевалками в школах: для мальчиков, девочек… и тех, кто еще не определился. 100 лет назад Швеция не прощала женщинам рождение детей вне брака и делала все возможное, чтобы последние чувствовали себя преступницами.

Как смогла Астрид сохранить в себе детство и жизнерадостность, которой лучатся ее герои, отдав своего сына, Ларса, в приют? Как не разучилась улыбаться, пока работала и считала, сколько дней пройдет, прежде, чем она сможет его забрать. Забрала и подарила ему друзей, известных детям во всем мире.

Подростком читая «Философский камень» первый раз, я часто задавалась вопросом, как Гарри, без мамы и папы, умудрился выжить в каморке под лестницей у самых отъявленных магглов и не обозлиться на весь мир.

Перечитывая «Философский камень» уже будучи мамой, я не раз задавалась вопросом, как ничем не примечательная мать-одиночка Джоан, оставшись тет-а-тет с ребенком на руках умудрилась выжить без мужа, семьи, денег? Как живя на пособие, смогла не вляпаться в цинизм, не озлобиться, не потерять мечту? Как в маленьком кафе, пока Джесика спала в коляске, изобрела детскую классику?

Вот сколько вопросов, но к несчастью экзаменационной комиссии, все эти вопросы риторические, и отвечать на них сказочницы не будут, зато у нас найдется уйма тем, о которых можно задушевно помолчать.

О славе, например. Когда на моих гостий обрушилась слава, с ней в комплекте шел ушат критики, которой неутомимая общественность обильно поливала сказочниц.

— Это же ни в какие ворота, — кричали с пеной у рта шведские моралисты, кивая на Карлсона, из-за вашей книги шведские дети вырастут жадными неуправляемыми морально неустойчивыми жирными эгоистами!

— Из-за вас наши дети станут сектантами и чтобы сделать домашку будут прибегать к заклинаниям, кивали на Гарри британские эксперты.

Сказочницы только устало улыбались, и отвечали на критику исключительно словами своих героев.

Астрид словами Пеппи: « Руки у меня свободны, да и ноги, вроде, не связаны. Почему тогда я должна идти туда, куда не хочу?!»

Джоан словами Дамблдора: « В зеркале желаний счастливый человек увидит просто самого себя».

И пусть на нашем странном чаепитии, вопросы не будут озвучены, именно благодаря ему я отвечу на вопрос, который задаю себе уже давно:

«Вот настоящий мужчина в классическом понимании должен посадить дерево, построить дом, вырастить сына».

Меняя мужские декорации на женские и примеряя получившуюся проекцию на себя, у меня получилось, что настоящая женщина должна купить квартиру, воспитать дочь и… если с 2-мя пунктами у меня все нормально, оставалось-таки непонятным ЧТО? или КОГО? садить.

Дело в том, что с аграрной активностью у меня явные проблемы: в смысле, что я деревья сажу, как машину вожу. В первом и втором случае после меня и трава не растет.
Так вот между бардаками чая я вдруг пойму, что хочу посадить.

Посажу-ка я сказку.

Она приживется, прорастет и переплетется с корнями Анькиного детства.

Когда Анюта вырастет, а я буду не здесь или даже не там, она возьмет с полки сказку, мир которой был создан специально для нее, почитает ее своим детям или внукам, а заодно встретится с мамой, потому что любовь побеждает смерть, потому что рукописи не горят.

А назовем мы эту сказку: «История кота Бориса или в поисках кошачьего рая».