Строчка поздней любви, как беда, кровоточит
Строчка поздней любви, как беда, кровоточит
посвящается памяти Вероники Тушновой и Александра Яшина
(сложное рондо)
Строчка поздней любви, как беда, кровоточит,
Отвергается разум в угоду надежде,
Разбивается вдребезги прочное прежде,
И сгорают поэты до траурных точек,
Кто на пламя любви полететь вновь захочет.
Видно счастья лимит у обоих издержан,
Но в стихах появляется ярости стержень,
Пробивающий бронь у сердец оболочек-
Строчка поздней любви, как беда, кровоточит.
Стих от страсти кипит – на судьбу он рассержен,
От тоски по любимому сладостно нежен.
В нём лелеется чувства коварный расточек,
Что минутами встреч без конца озабочен,
Отвергается разум в угоду надежде.
Не любившему трудно понять их невежде,
Что в любви каждый день удивительно сочен,
Что кружит колдовство поразительных строчек.
Чтобы чувств океан стал предельно безбрежен,
Разбивается вдребезги прочное прежде.
Не созреют плоды из цветов поздних почек,
Их удел — на плите между датами прочерк,
В прочем, смертный итог для людей неизбежен,
Но мечтать даже в зрелости каждый подвержен,
И сгорают поэты до траурных точек –
Строчка поздней любви, как беда, кровоточит.
(сложное рондо)
Строчка поздней любви, как беда, кровоточит,
Отвергается разум в угоду надежде,
Разбивается вдребезги прочное прежде,
И сгорают поэты до траурных точек,
Кто на пламя любви полететь вновь захочет.
Видно счастья лимит у обоих издержан,
Но в стихах появляется ярости стержень,
Пробивающий бронь у сердец оболочек-
Строчка поздней любви, как беда, кровоточит.
Стих от страсти кипит – на судьбу он рассержен,
От тоски по любимому сладостно нежен.
В нём лелеется чувства коварный расточек,
Что минутами встреч без конца озабочен,
Отвергается разум в угоду надежде.
Не любившему трудно понять их невежде,
Что в любви каждый день удивительно сочен,
Что кружит колдовство поразительных строчек.
Чтобы чувств океан стал предельно безбрежен,
Разбивается вдребезги прочное прежде.
Не созреют плоды из цветов поздних почек,
Их удел — на плите между датами прочерк,
В прочем, смертный итог для людей неизбежен,
Но мечтать даже в зрелости каждый подвержен,
И сгорают поэты до траурных точек –
Строчка поздней любви, как беда, кровоточит.
В строчках светлых живёт православная Русь
Вот потому я Русь и славлю
И в срок готов приять и снесть
И глупый смех, и злую травлю,
И гибели лихую весть!
Сергей Клычков
(сложное рондо)
В строчке светлой живёт православная Русь,
Что веками мечтала о счастье и воле:
Урожаем манило кормилица-поле.
Деревенская песня – сердечная грусть
Не смолкает, живя в поколениях уст,
От трудов чьих рубахи белели от соли,
Кто невзгоды судьбы непрестанно бороли,
Чей девиз: «Непременно ещё поднимусь!»
В строчке светлой живёт православная Русь.
Деревенских поэтов не помнили в школе –
Их в тридцатых расстрелы в стране пропололи.
Лютовала по сёлам ленивая гнусь,
И от боли замолкла забитая глушь,
Что веками мечтала о счастье и воле.
Сколько судеб растёрто в военном помоле,
Напряженья страны долго слышался хруст,
Но деревня смогла этот выдержать груз.
Неизменно одно в хлебопашенной доле -
Урожаем манило кормилица-поле.
Без мечты и поэзии мир пресно пуст,
Про родительский дом знаем стих наизусть.
Если корчит, приятель, от памятной боли
Помогает царица домашних застолий -
Деревенская песня – сердечная грусть.
В строчке светлой живёт православная Русь.
И в срок готов приять и снесть
И глупый смех, и злую травлю,
И гибели лихую весть!
Сергей Клычков
(сложное рондо)
В строчке светлой живёт православная Русь,
Что веками мечтала о счастье и воле:
Урожаем манило кормилица-поле.
Деревенская песня – сердечная грусть
Не смолкает, живя в поколениях уст,
От трудов чьих рубахи белели от соли,
Кто невзгоды судьбы непрестанно бороли,
Чей девиз: «Непременно ещё поднимусь!»
В строчке светлой живёт православная Русь.
Деревенских поэтов не помнили в школе –
Их в тридцатых расстрелы в стране пропололи.
Лютовала по сёлам ленивая гнусь,
И от боли замолкла забитая глушь,
Что веками мечтала о счастье и воле.
Сколько судеб растёрто в военном помоле,
Напряженья страны долго слышался хруст,
Но деревня смогла этот выдержать груз.
Неизменно одно в хлебопашенной доле -
Урожаем манило кормилица-поле.
Без мечты и поэзии мир пресно пуст,
Про родительский дом знаем стих наизусть.
Если корчит, приятель, от памятной боли
Помогает царица домашних застолий -
Деревенская песня – сердечная грусть.
В строчке светлой живёт православная Русь.
Голубиная пара
посвящается Раисе Блох и Михаилу Горлину
(сложное рондо)
Эмигрантской семьи голубиная пара
Вспоминала стихами о прошлой России,
Бури страшной эпохи следы заносили,
От судьбы не спасает наличие дара -
Пепел пал на поля от Европы пожара.
За дела приступили фашизма мессии,
Что в итоге войну против всех замесили.
За еврейскую кровь ждёт от власти удара
Эмигрантской семьи голубиная пара.
Мочат платье весенние струи косые,
Разбиваются лужи ногами босыми,
И кричит от волнения тетушка Сара:
«Я, Раиса, умру от такого кошмара!»
Вспоминала стихами о прошлой России.
А недавно дочурку в Париже родили,
Хоть считали Раису для матери старой.
Муж отправлен в концлагерь с еврейской отарой,
И в Швейцарию к брату набраться бы силы -
Бури страшной эпохи следы заносили.
Смерть в дороге дочурки – бездушная кара.
«Эту даму в гестапо.» — вердикт комиссара.
И в Освенциме газом её отравили.
Для цветов не найдёшь у обоих могилы -
От судьбы не спасает наличие дара…
Эмигрантской семьи голубиная пара.
(сложное рондо)
Эмигрантской семьи голубиная пара
Вспоминала стихами о прошлой России,
Бури страшной эпохи следы заносили,
От судьбы не спасает наличие дара -
Пепел пал на поля от Европы пожара.
За дела приступили фашизма мессии,
Что в итоге войну против всех замесили.
За еврейскую кровь ждёт от власти удара
Эмигрантской семьи голубиная пара.
Мочат платье весенние струи косые,
Разбиваются лужи ногами босыми,
И кричит от волнения тетушка Сара:
«Я, Раиса, умру от такого кошмара!»
Вспоминала стихами о прошлой России.
А недавно дочурку в Париже родили,
Хоть считали Раису для матери старой.
Муж отправлен в концлагерь с еврейской отарой,
И в Швейцарию к брату набраться бы силы -
Бури страшной эпохи следы заносили.
Смерть в дороге дочурки – бездушная кара.
«Эту даму в гестапо.» — вердикт комиссара.
И в Освенциме газом её отравили.
Для цветов не найдёшь у обоих могилы -
От судьбы не спасает наличие дара…
Эмигрантской семьи голубиная пара.