Похищение
Начиная текст, я смотрел на давящие своей серостью облака, пришедшие с очень ранней осенью. Настолько ранней, что лето, которое я ощущал каждой клеткой своего естества еще несколько дней назад, казалось в ту минуту моих раздумий уже каким-то давним и будто бы несуществующим событием. Другой город отобрал то сладкое, дарящее горячие лучи и прохладные волны время. И когда я хмурился на хмурящееся мне в ответ небо, я вспоминал что-то теплое. Но не то, что у меня так вдруг и несправедливо было отобрано – этим мгновениям еще только предстоит стать ностальгичными, вызывающими тоскливую улыбку, воспоминаниями – я говорю про те испещренные отпечатками моих воображаемых пальцев картинки из прошлого, которые давно превратились в орудие успокоения и сладостного умиления моего часто мучимого сознания.
За почти десять лет крепкой, как корабельные канаты, и жаркой, как магма Ключевского вулкана любви с девушкой, которую однажды мне пришлось похитить, таких картинок скопилось настолько много, что этот объем может легко соревноваться с каким-нибудь столичным историческим архивом. Поэтому сначала я подумал, что этот уход в давние воспоминания займет достаточно большое количество времени, отчего ноги затекут, а серое небо сменится темнотой ночи. Но не затекли, потому что картинка сама собой, словно пятно, несколько секунд держащееся перед глазами после долгого осмотра ярко горящей лампочки, словно такое пятно всплыла и утвердилась основой для литературного конкурса своей четкостью и громкостью.
В тот день, который приходился на первый год наших отношений, я ехал в разогретом на летнем солнце автобусе. Я очень люблю жару, поэтому особое удовольствие мне тогда доставляло накрывать ладонями горячие, чуть ли не плавящиеся кожаные кресла, а когда жар спадал, руки перемещались на новоиспеченную точку. Это было особое удовольствие, но истинное наслаждение я испытывал от того, что моя девушка в тот момент и не помышляла о том, что я намереваюсь сделать в ближайшие пару часов.
Когда автобус привез меня в город, где находился летний лагерь возлюбленной, сердце забилось чаще. Только теперь это был не стук волнительного ожидания – мое сердце в ритме блюза выстукивало предупредительные рисунки моей авантюры. Я помотал головой, чтобы сбросить начинающие сжимать в тиски клещи сомнений с вершины моего здравого смысла. Помотал головой и зашел в цветочный магазин, где купил букет ромашек.
Когда я шел через лес с шуршащими целлофаном цветами, хотя главный вход на территорию лагеря был совсем в другой стороне да и на приличном расстоянии от меня, пропущенных звонков и непрочитанных сообщений на телефоне скопилось уже достаточное количество, чтобы дать старт тревогам моей девушки. Кто знает, почему я не отвечаю.
Я все продолжал не отвечать на звонки и сообщения. Тропинка заканчивалась, и я остановился, уставившись на участок железного заборчика, не скрытого кустами. Поодаль, на территории лагеря, было несколько ребят. Девочки, мальчики. Я подошел к забору и положил на него руки. Шуршание букета заметила одна из девочек и встревоженно на меня уставилась. Не знаю, во что они играли, но вдруг все замолчали, и так же, как первая девочка, уставились на меня.
Я попросил их не пугаться. И сразу спросил, знают ли они девушку по имени София. Я уточнил, что она в самой старшей группе. Та, первая девочка, сказала, что не знает ту, кого я ищу, но знает, где находится старшая группа. Она сказала, что может показать.
– Но у вас нет специального браслета, – сказала она.
– А зачем он мне? – спросил я.
– Он есть у всех, кому можно здесь находиться.
– Справлюсь без него, – говорю. – Ты главное покажи мне их домик. Обещаю, я тебя не выдам.
Девочка согласилась, и я перелез через забор, пока она держала мои ромашки.
Это было необычное ощущение. Я чувствовал себя известным актером или певцом – так на меня глазели обитатели второй лагерной смены. Кто-то шептался, кто-то просто осматривал меня с ног до головы, пока согласившаяся сопровождать девочка гордо шла впереди уверенным, твердым шагом.
Вдруг она остановилась и вытянула руку вперед, в сторону уютно выглядевшего домика в два этажа высотой, синяя крыша которого придала мне слегка улетучившейся уверенности, ведь синий цвет – мой любимый.
– Спасибо, – сказал я своей спутнице.
Она не ответила. Только бросилась наутек в сторону того заборчика, где мы впервые увидели друг друга.
Вокруг дома было много подростков. Это была самая старшая группа. Все очень важные, все очень взрослые, но все-таки дети. Я тронулся в сторону входа, выискивая лицо той, кого любил и люблю. Но лица не было. Возле входа я встретил подругу Софы, Таню, она была удивлена не меньше, чем я сам, я и забыл, что она тоже в этом лагере. Я спросил где Софа, и она сказала, что в комнате на первом этаже.
Что я могу сказать о стуке своего сердца в тот самый момент, когда я прошел в домик, миновав беспечно болтавшую по телефону вожатую, так же беспечно делающую это ногой, перекинутой через другую? Мне кажется, в тот момент частота биения была такой высокой, что превратилась в однотонный, тихий гул.
Вот, я на пороге комнаты девочек, вот, я смотрю в ее сине-зелено-желто-серые глаза, и этот взгляд, он проникает сквозь солнцем разложенные на спектр полосы различных цветов глаз ее подруг, я смотрю на нее, а она не может двинуться с места. Мне сорвать хоть одну ногу с пола тоже было непросто, но это надо было сделать, дабы соединить наши трепетные от испуга, приятного испуга, и неожиданности сердца. И вот, снова, будто кинозвезда, почти уверенной походкой я иду к ней, хоть и кажется, что парю в полусантиметре от коричневых, неважно окрашенных половиц. И когда последняя бежавшая девочка наконец выпорхнула из комнаты, тихо хохотнув и закрыв за собой дверь, я уже вплотную подошел к своей Софи, которая приняла в объятия и ромашки, и меня самого.
Казалось, во время поцелуя вокруг нас зазвучала музыка, которая, конечно и так играла, сочась из громкоговорителей на всей территории лагеря. Казалось, мы оба воспарили над комнатой, над домиком с синей крышей, над всей зеленой площадью лагерной территории, воспарили над планетой, достигнув космических вершин, даря друг другу драгоценный воздух, вырабатываемый не легкими, но волшебством нашей внезапно родившейся год назад любви.
Мы, взявшись за руки, и скрываясь за лепестками ромашек, которые образовали вокруг нас цветочную завесу, бежали в сторону заборчика, через который я проник на территорию. Так, шел к завершению процесс похищения, организованного одним, но совершенного по обоюдному согласию. Так, мы начинали свою новую половину лета, которая обещала быть не менее незабываемой, чем этот преступный перформанс.