ОГНЁВКА

   .ОГНЁВКА

     Своё прозвище она получила в первом классе.

     Когда она, самая маленькая, с огромным букетом, закрывавшим её лицо, как и остальные первоклашки, вошли в класс и отдали цветы учительнице с откровенной радостью в глазах и в нерешительности топтались на месте, не зная, что делать, тут-то и вырвался чей-то громкий восторженный крик:

     – Смотрите, это просто Огнёвка какая-то. И конопушки у неё прямо огнём горят.

     Кричал мальчишка, тоже какой-то не такой, как все. Весь взъерошенный, начиная от топорщившихся, выгоревших на солнце волос, и заканчивая нелепо сидевшем на нём школьной костюме,  будто не по нему сшитом. Он был явно велик в плечах, длинен в рукавах и болтался на худом теле, как балахон. Из-за его постоянной вертлявости, рубашка всё время вылезала из брюк, даже пояс не мог удержать её внутри. Но самым примечательным на его лице были уши. Они сразу бросались в глаза: смешные, оттопыренные, казалось не появившиеся вместе с рождением, а наспех приклеенные к голове, потому что совсем без ушей  было бы как-то  нелепо и неоправданно. Ведь в первый класс нужно было идти подготовленным по всем канонам: прививки, школьная форма, причёска, внешний вид. Насчёт прививок  было неизвестно, но остальное выходило за рамки приличия и вносило диссонанс.

      На слово «Огнёвка» Алиса не обиделась. Она вообще была девочкой с весёлым нравом и добрым открытым сердцем. Её ярко-рыжие волосы, вспыхнувшим пламенем выделявшие её из любой толпы, сегодня были собраны в шикарный длинный хвост и перевязаны белым бантом. А веснушки будто подпрыгивали на её улыбающемся миловидном личике вместе с ней.  И на смешную золотую россыпь на своих щеках она тоже не обижалась. Это солнышко каждую весну целовало её нежную белую кожу, оставляя золотые следы поцелуев.

     – И я тебя рада видеть, Ушастик, – засмеялась Алиса. – Я тебе даже завидую. С такими ушами ты все подсказки, даже самые тихие, услышишь.

     Мальчик потёр свои уши. Алиса вдруг испугалась, что сейчас они точно отвалятся, но, видимо, клей держался прочно, так что в дальнейшем можно было не беспокоиться. Поймав беззлобную улыбку девочки, мальчик тоже засмеялся, а потом схватил её за руку.

     – А давай садись со мной. Я весёлый. Со мной не соскучишься.

     С того самого первого дня они так и сидели вместе все одиннадцать лет своей школьной жизни.  Прижились и прозвища: Огнёвка и Ушастик. Других пересаживали, а их пару не разлучали, даже ставили в пример остальным. При своей усидчивости и отличной учёбе, она хорошо влияла на его хулиганистый характер. Когда он горячился, она сдерживала его прыть на уроках, чуть-чуть ослабляя на переменах, и то лишь для того, чтобы выпустил весь свой запас буйной энергии и хоть немного выдохся, стал тише и спокойнее.

     Кто знает, куда без неё завела бы его неуёмная страсть к подвижным играм и затеям. Засыпался бы в двойках? Остался на второй год? Попал в дурную компанию? Но ничего этого не случилось. После уроков, как верный рыцарь, он нёс её ранец, провожая до дома, а потом терпеливо ожидал её, бродя по коридорам музыкальной школы и танцевального кружка. Ах, как он замирал, когда она играла на скрипке, когда танцевала. Его душа уносилась в неведомый мир таинственных звуков, чарующей музыки и удивительных движений.

     Уроки они тоже делали вместе. Она не доверяла его обещаниям учить самостоятельно, ещё и ещё раз терпеливо объясняя непонятную тему, повторяя строчки стихотворения, которое нужно было выучить наизусть. И он втянулся, привык к её приказам, к её требовательному голосу, давая отпор кулаками всем, кто хотел унизить его дружбой с девчонкой.

     Сидя на уроках, он пропускал слова учительницы мимо себя, неотрывно глядя на Алисины волосы. Казалось, даже поздней осенью, когда на небе гуляли мрачные тучи, и долгой хмурой зимой у них в классе было своё  огненно-рыжее солнышко, и он был счастлив, что в любую минуту мог к нему прикоснуться.

     Он защищал её от хулиганов, оберегал от непогоды, неся над нею зонт, лелеял, как нежный цветок. А в седьмом классе понял, что пропал – влюбился один раз и на всю жизнь. Но она вела себя с ним только как друг, не выражая каких-то особенных симпатий, не проявляя особого взрыва эмоций, в то время как у него перехватывало дыхание, когда она брала его за руку или пыталась пригладить его непослушные волосы. Сердце, как шарик пинг-понга, бился в груди, как в клетке, а ему хотелось вырваться наружу и совершить такой поступок, не придуманный никем ни в какие времена. Чтобы ей было не просто хорошо, а с ликующим восторгом, как в день праздника, только в обычные будни, ежечасно и неподражаемо свежо, с новыми приколками и новым подъёмом чувств.

     А ещё ему хотелось стать птицей с радужным оперением, чтобы кружить у неё над головой, отгоняя ненастье. А если прорвётся хоть одна тучка, он склюёт её всю, до капельки. И снова солнце будет золотить её волосы, наклеивать забавные веснушки. Ах, как ему хотелось поцеловать хотя бы  одну из них…

     В девятом классе он всё же не выдержал и признался ей в любви. Она внимательно посмотрела в его глаза, будто перелила свою синь бездонных озёр, но, не проявив волнения, спокойно произнесла, впервые назвав по имени:

     –  Знаешь, Юрка, ты клёвый парень, но чувства должны быть взаимными. Не торопи, не пытайся накинуть на меня лассо своих мыслей. Иначе нашей дружбе придёт конец.

     И он отступился, затолкал чувства внутрь, но не стал любить её меньше. Просто решил терпеливо ждать и надеяться.

     А потом были экзамены. К его большому удивлению, он оказался хорошистом и мог даже поступить в институт на радость родителям, не предполагая, что его знания, благодаря её стараниям, прочно осядут в сознании. Единственно, что его мучило: он хотел и после школы не разлучаться со своей Огнёвкой.

     А накануне выпускного бала она сказала, что его ожидает удивительный сюрприз, и он не мог даже представить, что же это такое. То ли ответит на его любовь, ведь они уже целовались, и она видела, как он её обожает. То ли выбрала институт, где они могли бы продолжить учёбу вместе.

     Она появилась неожиданно. Неслышно подошла к нему сзади и закрыла его глаза своими горячими ладошками. Он сразу узнал эти прикосновения, заставляющие сердце замирать от восторга. Но когда она убрала руки, и он повернулся к ней, переполненный любовью и счастьем, то внезапно остолбенел и потерял дар речи.

     То, что он увидел перед собой, повергло его в настоящий шок, доведя до высшей степени потрясения. Улыбка медленно сползла с его лица, превратившись в гримасу тихого ужаса, а сердце сжалось до таких размеров, словно превратилось в сушёный урюк. Никогда ещё ему не было так плохо. Даже, когда ломал руку и ногу в секции  каратэ, а уж сколько шишек и ушибов было за всю его жизнь – не перечесть. И никогда ещё не испытывал он нежелание жить.

     А тут вдруг шевельнулась в голове мыслишка и не улетела, а прижилась, разъедая сознание нарастающим чувством тревоги и крахом всех его желаний.

     – Что ещё за Чернавка к нам пожаловала? – громко воскликнул он, заставив всех обернуться. Сказал грубо, отталкивая протянутые к нему руки. – Уйди, я тебя не знаю.

     – Мой милый Ушастик, это же я, твоя… – начала Алиса и осеклась. Хотела как прежде сказать: Огнёвка, но это слово так не подходило сейчас к её облику. Накануне выпускного она сходила в парикмахерскую и перекрасилась в чёрный цвет. Даже веснушки, казалось, воспротивились этой глупой затее и соскочили с её лица, изменив его до неузнаваемости.

     Она не думала, что желаемый взрыв эмоций, который она так скрытно готовила, произведёт на него удручающее впечатление. Его глаза стали холодными, а лицо – бескровным, будто смерть коснулась его своим загробным дыханием.

     – Зачем ты так со мной? – безучастно спросил он и, не дожидаясь ответа, кинулся от неё, не разбирая дороги, лишь бы подальше, лишь бы она не увидела его горьких слёз.

     Жизнь теперь потеряла всякий смысл. Он даже не вернулся для получения аттестата, не появился и на балу, чем вызвал у неё душевное потрясение и бесконечно льющиеся слёзы. Их солёный поток смывал последние веснушки и охлаждал приятные воспоминания детства и юности.

     В этот замечательный день она осталась совсем одна. Девчонки и мальчишки хихикали за её спиной, но, подходя к ней, трогали её волосы и восхищались  новым обликом.

     – Давно надо было расстаться и с кличко, и со своей огненной мочалкой. Теперь ты стильная и неподражаемая.

     – Но я не хочу быть Чернавкой, – срывая голос, закричала Алиса, с испугом осознавая, что Огнёвка умерла, и ей на смену явилась уродина, от которой ей не отделаться за всю оставшуюся жизнь.  А ведь это была всего лишь безобидная шутка, над которой она хотела посмеяться вместе с Юркой.  Волосы можно было бы восстановить, если бы ему не понравилось, но разрубить вот так сразу всё, что их связывало, это было просто несправедливо и даже жестоко.

     Теперь для всех в городе и в институте она стала недоступной дикаркой – безобразной Чернавкой с чёрной злобной душой и безликим взглядом. Прежнее имя Огнёвка забылось всеми удивительно быстро, причинив ей  несправедливое оскорбление и незаслуженную обиду.

     С Юркой-Ушастиком она больше не виделась. Он пропал, причём не только из её жизни, но как будто сгинул в  мрачной бездне ночи, растворился во Вселенной. Казалось, он даже никогда не существовал в этом мире, просто был выдумкой, её болезненной фантазией. А всё, что их когда-то связывало, ей однажды приснилось, и она продолжала терзать мысли, выуживая воспоминания о нём из самой глубины сознания.

     И всё же это был приятный сон, почти волшебный, где они по-прежнему были вместе.

     – А если это любовь? – дошло, наконец, до неё, прорвалось сквозь лабиринты тягостных раздумий. Не верилось, что, обретя понимание любви, истинных чувств  счастья, не допускающих в себя слова разлука, она тут же потеряла её. А ещё она не хотела понять, как волосы могут повлиять на судьбу, если им предназначено быть вместе…

     – Дурость это всё и какая-то мальчишеская блажь, – твердила она, как заведённая, не желая признать вину. А потом внезапно сникла, потеряла надежду, перестала спать и видеть радужные сны, подвергла себя самобичеванию, принимая с какой-то болезненной радостью нравственные страдания.

     – Ну и пусть. Я ещё буду счастливой и без него. Неужели он лучше всех? Я докажу обратное. Я найду парня, который будет меня боготворить и носить на руках, ведь я умная и красивая. Все от меня будут без ума. А уж я не растеряюсь, отхвачу самого достойного.

     С этими мыслями она и уехала в другой город, сменив окружение и переведясь в другой институт.  Завуалировала мысли, погрузила душу в чёрный бездонный колодец грусти и скорби. И стала ждать своего принца.

     Жизнь шла своим чередом: учёба, сессии, новые друзья, тусовки, дискотеки. Она кидалась во всё это, как в омут, боясь даже минуту оставаться сама с собой. Но любовь не приходила. Чувства, которые она хотела пробудить своим беззаботным весельем, не трогали сердце. Она не могла расшевелить даже тонкую струнку, чтобы приятная мелодия любви ласкала слух.

     Парней было много, они толпами проходили мимо неё, задевая не только взглядом, но и  были не прочь надеяться на что-то большее.  Но она была равнодушной и холодной, только объятия парней  становились наглее, развязнее, поцелуи жарче, а руки грубыми.

     Тогда она рвала всякие отношения и уединялась в пустоте собственной  души, как в защите от внешнего мира. Могла находиться там достаточно долго, не замечая никого вокруг. Сердечко дрожало от волнения: а вдруг она так и останется одна, не встретит того единственного, кому она станет нужной и подарит всю себя, без остатка.

     Шли годы. За это время её волосы неоднократно терпели изменения: то становились короче и даже резались под корень, то подвергались мелированию, на них накладывались пряди разных цветов, пробовались  новые фасоны причёсок. Она экспериментировала над своими волосами, будто в отместку за прошлую измену, словно навсегда хотела вытравить из них рыжий родовой цвет и детскую непосредственность.

     И вот однажды, при очередном поцелуе, что-то дрогнуло в её сердце.

     – Ну вот, наконец-то и я дождалась, – сладко заныло в бездонном колодце души. Сердце наполнилось нежностью и желанием за все безликие годы печали и одиночества.

     Свадьба была не шикарной, но с белым платьем и фатой, как она и мечтала. Когда в Загсе она отвечала «да», сердце острой занозой кольнула мысль:

     – А ведь я берегла себя только для него одного, моего милого Ушастика.  Ничего, это чувство скоро пройдёт, я уже почти не помню его лица. Я забыла его голос. Он мне не нужен. У меня теперь семья.

     Но семья не сложилась. Бурная страсть закончилась ненавистью. Он просаживал деньги в казино, домой являлся под утро, всё проигравший и пьяный. Она тихо плакала, молча глотая слёзы, но так и не сумела избавить его от этой безумной зависимости. Расставалась, не сожалея. То, что она приняла за любовь, оказалось ничтожной попыткой хоть чуть-чуть приблизиться к счастью. Не получилось. Снова одна. Работа в ненавистном дизайнерском отделе и холодная постель в съёмной квартире.

     Второй и третий раз она просто кидалась, будто с обрыва, в ледяную воду, липкий омут безразличия и ощущения незащищённости. Любви уже не хотелось, просто хотелось детей. Не мужа, а маленького человечка рядом с собой, который так нужен ей в этой никчёмной жизни, чтобы хоть кому-то дарить свои нерастраченные чувства, свою любовь.

     Но судьба словно ограждала её от материнства, ставила запреты и лишала радости, подсовывая не тех мужчин. Сердце разрывалось от боли и страха не испытать, как внутри неё растёт новая жизнь, как рождается на свет крошечный беззащитный комочек с маленькими ножками, ручками, пальчиками. С глазами цвета неба и волосиками, как у неё когда-то в детстве. А потом первый осмысленный взгляд, первое слово «мама», первый шаг, первый класс…

     Боже, как это щемяще сладко, но недоступно.

     Она страдала, она мучилась, лила в ночи бесконечные слёзы. Её душа бесцеремонно разрушала недостроенные замки и дворцы несбывшегося счастья. Она уже не корила, а просто вырывала из своего внутреннего мира планы и идеи будущей жизни, обрывала у птицы-мечты все перья, чтобы уже никогда не поднялась над  хаосом будней и не свила гнездо, которое заполнилось бы весёлым гвалтом желторотых птенцов.

     – А может, я напрасно мучила себя все эти годы? – складывались в пазлы жестокие обличительные мысли. – Вдруг то детское увлечение не имело бы продолжения, и я всё равно осталась одна? А он лишь искал повод, чтобы сбежать, исчезнуть и забыть о ней.

     Теперь, в состоянии полнейшего интереса к жизни, она всё чаще оглядывалась назад. Но воспринимала события детства и юности, как нечто чуждое, не её, а происходившее с кем-то другим, который просто взял и рассказал ей невыдуманный сюжет своей жизни. Она нашла выход из собственного бессилия, ничтожного презрения к себе. Теперь она относилась к недостойному подлому поступку выдуманного персонажа со всей обличительной страстью и негодованием. На душе стало немного легче, но не снимало полного забвения.

     Всё сильнее она хотела представить, каким он стал, и что хорошего случилось в его жизни. Женат? Имеет детей? В те немногочисленные заезды домой, она хоть и страшилась, но мечтала узнать что-либо о нём. Но тщетно. Провалился в бездну космического пространства, растворился в океане её равнодушия и отверженности. Никто про него ничего не знал, родители тоже сменили квартиру. Переехали к нему, чтобы помогать растить детей или сбежали от надоедливых вопросов?..

     – Нет, надо с собой что-то делать, – твердила она, будто заучивала новую роль своей жизни. – Я задыхаюсь от невозможности что либо изменить в своей судьбе, я устала выпрашивать у неё хоть крупинку спокойствия и глубокого безмятежного сна. Но я должна измениться, я должна восстановить себя прежнюю. Подкорректировать свои мысли, восстановить забытые чувства. Но больше всего ей захотелось вернуть свои волосы. Это стало навязчивой идеей последующих  лет, пока они отрастали и принимали прежний окрас и форму.

     Теперь Алиса подолгу глядела на себя в зеркало, узнавала и не узнавала  себя. Боялась, что постарела, подурнела, и когда вдруг случайно встретится с ним – он снова её не узнает. Ведь его поезд отправился с вокзала мечты в неизвестность и до сих пор блуждает вокруг земного шара, как отщепенец, потеряв в пути ориентир и обратную дорогу домой.

     – Только бы не опоздать! Только бы увидеть его… Пусть любого:  женатого, разведённого, в местах отдалённых или совсем близких, сбежавшего на край земли и превратившего себя в убогого бомжа, – как в лихорадке, молила она небеса и уверяла себя в том, что это обязательно произойдёт. Но больше всего ей хотелось услышать, чтобы вздрогнули все клеточки её исстрадавшегося тела, его голос и непременно знакомый окрик:

     – Огнёвка, я тебя не забыл. Я тоже несчастлив без тебя…

     В город  детства и юности она ехала с затаённой надеждой: вернуть своё в пустую растраченное время, заново наполнить истерзанную душу светлым чувством большой любви к единственному мальчишке со смешными  оттопыренными ушами.

     Она бродила по улицам города и сердце то замирало, то билось с такой силой, что она боялась даже шевельнуться, боясь как бы оно совсем не выпрыгнуло и не разбилось на мелкие осколки так и не испытав щемящее счастье взаимной любви. Она узнавала и не узнавала изменения, произошедшие в городе за время её отсутствия, находила места, где они бродили, смеясь и держась за руки. А вот здесь, внутри разросшейся ивы прямо в парке, они впервые поцеловались…

     Однажды ей показалось, что он прошёл мимо, так явно уловила она его дыхание, почувствовала запах. Хотела окликнуть, но вовремя спохватилась, что это всего лишь мираж, возникший из её желаний. А потом проплакала всю ночь…

     Ноги сами привели её к школе, где они учились. Щёки вспыхнули горячим приливом воспоминаний и стыдом отчаяния. Прежнее ожидание чуда  сменилось безнадёжностью и горьким упрёком за легкомысленно  растоптанную жизнь. Даже так ожидаемый выпускной вечер без него не был ей в радость. А ведь перед этим он просил её научить танцевать, чтобы, не стыдясь своих неуверенных движений, приглашать её на каждый танец. Чтобы обнимать и кружить её легко и чувственно. И чтобы они стали самой красивой парой долгожданного праздника.

     Но она сама оттолкнула его от себя, накуролесила с волосами и даже сейчас не смогла бы ответить, что хотела тогда доказать…

     Стоял конец июня. На втором этаже из распахнутых окон школы слышались радостные выкрики, смех, гремела музыка.

     Господи, сегодня же выпускной был у очередных выпускников, будущих покорителей неизведанных высот. Только бы они не были сброшены судьбой с пьедестала собственных амбиций, не бежали за призрачными иллюзиями, а довольствовались тем, на что могли рассчитывать, но обогащали бы это чувство своей любовью, приумножали своими достижениями и уверенным стремлением вперёд. Но только со своими половинками, без потерь и разочарований.

      Что-то, будто неземное, оттого лёгкое и почти неощутимое, прикоснулось к её волосам. Занятая мыслями о будущем поколении,  она была застигнута врасплох и не знала, как вести себя. Повернуться или продлить мгновения своей фантазии, понежиться в упоительных мечтах.

     – Огнёвка моя! Как долго я тебя ждал. Ты мне позволишь пригласить тебя на танец?

     Алиса резко обернулась, услышав знакомый голос рядом с ней. Нет, это уже не был мираж, воображение разбуженного сознания.  Перед ней, улыбаясь, стоял прежний Юрка. Всё тот же ушастый мальчишка из далёкого детства, ничуть не изменившийся лицом, только поседевший с неотвратимо наступающими залысинами. Тот же?.. А сердце?.. Душа?.. Сколько лет они копили в себе ненужные чувства. И как теперь смогут оправдаться, простить друг друга…

     – Ушастик, милый мой. Прости мою глупость того вечера. Я долго страдала и поняла: мне никто не нужен в этой жизни кроме тебя. А я для тебя теперь кто?.. Та, которую ты не захочешь простить, потому что стала чужой и ненужной?..

     – В тот вечер ты закрыла для меня солнце. Я стал слепым и боялся, что это навсегда. Мне казалось, что даже просто встретиться мы сможем только на том свете. Как хорошо, что наша встреча произошла при жизни, и у нас впереди ещё столько нерастраченных эмоций.

     Он притянул её к себе и накрыл неудержимо смеющийся рот своим страстным поцелуем.

     Разгорячённые девчонки и мальчишки, совсем юные, с доверчивостью и наивностью Ангелов, не познавшие ещё ревности и измены, разочарование и чувство ненужности в жизни, с шумом и смехом выбегали на крыльцо школы. Кто-то покурить, как бывало прежде, кто-то охладиться, поправить причёску, быть может, в последний раз потрепаться с подружками. Выбегали и застывали от удивления.

     А посреди школьного двора танцевала одинокая пара уже не молодых, но откровенно влюблённых друг в друга, что было по видно по их счастливым лицам: женщины с огненно-рыжими волосами и мужчины с явно наметившейся лысиной и оттопыренными ушами.