Любовь по умолчанию

 "Знаешь, когда тайны  уже не представляют собой никакой опасности благополучию кого-либо — они становятся просто печальной или красивой историей. И тогда их достают из архивного фонда Памяти и открывают к ним доступ посетителей...
                Ты был самой большой и единственной тайной в моей жизни."

                (Из неотправленного письма)               


   Слухи о непонятном явлении, произошедшем на заседании комитета комсомола,  где тебя должны были не только  лишить почетного права быть знаменосцем школы, но и исключить из Комсомола, побежали впереди меня. И, очень скоро, заставили тебя оглянуться, чтобы  заприметить юную пионервожатую, всего несколько месяцев назад окончившую эту же школу, на  окраине большой страны.
   Остановившись  напротив меня, ты застыл в  нарочито учтивой позе:
-Девушка, Вы позволите мне выразить свою благодарность? Люди говорят, что Вы произнесли столь пламенную речь в мою защиту, что вместо смертного приговора, я был не только помилован, но  мне вернули  звание и награды.Как мне Вас отблагодарить? И чем я заслужил такое внимание  с Вашей стороны? И вообще:
это у  Вас  такой  дар убеждения или это  магические чары?
   Твои глаза -запяташки, захватив мой взгляд  не отпускали его. И смеялись так озорно, что я, растерявшаяся было вначале от неожиданности, невольно рассмеялась сама.
-Георгий, или просто Гера, внезапно  перейдя на серьезный лад, представился ты, вопросительно глядя на меня в ожидании моего имени.
   Но вместо того, чтобы назваться в ответ, я неожиданно для себя возразила:
-Нет,  ты -Гракх! Да,  ты- Гракх ,-снова  повторила я, мысленно изумляясь этому то ли  имени, то ли фамилии, вдруг всплывшему в моем сознании, и испугавшись  сказанного, замолчала.
-Почему Гракх?- озадаченно  поинтересовался  ты.
   Чувствуя, что сболтнула лишнее, я начала потихоньку паниковать, потому что   сказать тебе правду о себе я не могла, а обманывать не хотела.
   Правда была для меня опасна, а ложь -отвратительна.
Но и та и другая всегда тесно  присутствовали в моей жизни.И делали ее невероятно трудной, для такого ранимого человека , каким была я, с раннего  детства.
   Остро ощущаемый мной, страх родителей перед тем, что рождалось, порой, в моей голове, очень рано принудил  меня изо всех сил стараться "быть как все дети". И он же, этот их страх надолго приучил меня  приписывать свои мысли и  суждения случайным людям с улицы, известным личностям, или информации, почерпнутой из книг, фильмов  и радиопередач.
  Этот их страх настолько передался мне, что выработал привычку строго дозировать  все свои высказывания.Но, иногда, помимо моей воли, неожиданные слова прорывались наружу,  пугающими меня и  моих близких сбывающимися  пророчествами. И, тогда, я чувствовала себя виноватой в том, что расстроила их.
  Мои родители  воспитывали меня  послушной и правдивой девочкой, но при этом настойчиво приучали тщательно скрывать ту природную суть, что неконтролируемо рвалась наружу, в мир, не готовый ее принять .
  Они, по-своему, оберегали меня, ничего не объясняя. И  лишь старательно уговаривали, "не фантазировать и не говорить глупостей", потому что "никому не дано знать в добрую или злую минуту он  говорит."
  Тема "молчания о себе" и боязни "сказать что-то в недобрую минуту"- была главной в моем воспитании. 
   И, теперь, уже сожалея о сказанном, я лаконично ответила, пытаясь придать  своим словам оттенок ничего не значащей игривости, и, одновременно, сказать правду:
-Не знаю почему ,- сказала я,- но мне кажется, что мы знакомы очень давно. И в том  давнем далеке  я тебя так называла...
— Да Вы… ты еще и фантазерка!!! Помимо чародейства… Осторожней! Охота на ведьм никогда  не выходит из моды!
   В этот момент, сам того не подозревая,  ты, так  опасно близко, подошел к моей тайне, что я стала быстро и  сбивчиво протестовать:
— Никакого чародейства! Я сама не знаю, как это получилось!.. Просто я знала,   что это надо остановить! Нельзя допустить, чтобы тебя исключили из Комсомола!. Я знала, что нельзя, и, что никто не может, кроме меня это сделать!.Я не знаю откуда брались слова… Я не знаю почему все меня послушались...
-Что-то Вы, девушка, путаетесь в показаниях: "знаю"..-"не знаю".."льзя"-"нельзя"… Ну-ка, живо говорите правду! Чего Вы еще знаете?! Ну, почему умолкли?!
  Ты шутил.
  Ты флиртовал.
  Ты играл со мной и приглашал в игру.
 
  Я понимала это.
  Но, сигнал тревоги,  уже вспыхнувший в моем мозгу, удерживал меня от опрометчивости, не пуская в игру. Всегда боявшаяся невольно выдать тайну своих, неведомо откуда свалившихся паранормальных способностей, я стояла перед тобой, замерев от страха сказать еще одно лишнее слово. Ведь, к сокрытию  этих способностей, меня призывали не только родные.Моя бывшая классная, от проницательности которой, мне не  удалось их спрятать,  тоже строго-настрого запретила мне  кому -либо говорить о них, убеждая молчать "до лучших времен в науке"и, для того, "чтобы не оказаться из-за чьей-то глупости в сумасшедшем доме".
   А, то, что случилось на заседании Комитета и взбудоражило всех- вообще грозило мне  уличением в ненормальности, с тяжелыми для меня последствиями.
   И потому, сейчас, когда движимый интуицией, ты подступил к  моей тайне так близко-я трепетала, лихорадочно соображая , как обратить  в шутку весь этот разговор.
   Но шутка не получалась.
   То, непонятное, что жило во мне вдруг заартачилось, упрямо путая мысли. И, невзирая на мою волю, стало назойливо складывать знание о тебе.
   В ожидании ответа, ты  пристально глядел мне в глаза.
   Глядел так, словно, хотел проникнуть за их пределы и разглядеть там, то "нечто", что я так тщательно  скрывала от всех и, так неосторожно, обнаружила, бросившись защищать  тебя от ополчившихся против людей.И защитила! с такой неистовой силой, словно, на кону были твои Жизнь и Судьба!
   Вдруг, в твоих   глазах-запяташках что-то переменилось. Как будто ты достиг желаемого и остался удовлетворен.Искорки смеха в твоих глазах исчезли без следа. И на смену им пришла бездонная глубина, обещавшая мне  покой и  защиту от этого непонятного и опасного для меня мира, в котором то ли я потерялась, то ли меня потеряли… Мне вдруг показалось, что я могу довериться  им.
   И  я сказала, растворяясь в покойной глубине твоих глаз:
-Я знаю, что ты станешь Великим человеком… очень известным… почти как Гагарин....
  Ты польщено улыбнулся и хотел  было спросить что-то еще, но прозвеневший звонок на урок прервал наш разговор.
  И это было Благом для меня.
  Тема была закрыта.
  И желание довериться пресечено навсегда...

  Год пролетел быстро.
  Закончив школу, ты поступил в Ленинградский Военмех.
  А я была уволена из школы.
  Мне не простили того, расширенного заседания комитета комсомола школы, с участием  всех классных руководителей, когда все  присутствующие на нем  единогласно проголосовали за то, чтобы  исключением из комсомола фактически пресечь твой Путь и изменить твою Жизнь, а я  воспротивилась с такой невероятной убедительностью и волей, что заставила изменить уже вынесенное решение...
  Все происшедшее потом комментировалось в Учительской, как "непонятное наваждение".
  Однако, не я увидела будущие последствия этого моего поступка, а твоя классная руководительница.
  Пунцовая от волнения она подошла ко мне сразу, после заседания комитета, и, неожиданно, глухим голосом сказала:
-Я не  понимаю Ангелина, как тебе это удалось… Но ты спасла  моего Герку! Спасибо тебе! Куда бы он пошел, в какой институт с этим клеймом исключенного из комсомола? Но тебе, девочка, больше  не работать в нашем городе… Жалко мне тебя… Люди вообще боятся того, что им непонятно. Но если непонятное еще и  разрушает  публично их решения и ударяет по авторитету -такое не прощается. Ты заимела влиятельных врагов. Уезжать тебе надо...
   Насколько она оказалась права стало понятно очень скоро...

   Но, к счастью, мой дядя, занимавший  тогда должность  председателя колхоза в соседнем с городом селе, имел обширные связи.Ему удалось вовремя и   быстро  потушить  "ведьмин" костер, разгоравшийся у меня под ногами, и устроить  "по-тихому" на работу в сельской школе.

   Работа в селе мне нравилась .
   Я  полюбила те часы, что проводила в дороге, добираясь из города на работу и обратно, потому что они всецело были посвящены мыслям о тебе.
   И в этом нет ничего удивительного, ведь жизнь так устроена, что мы всегда любим тех, в кого вложили свою душу.
   Не позволив  случиться фальстарту в твоей жизни, я влюбилась в тебя .
   И влюбилась, так сильно, и так, безмолвно, что только заглавная буква твоего имени, ставшая  позднее, камертоном моих предпочтений и отречений: Генов, Ганушкин, Горчаков -могла  поведать миру о том, как сильна моя память о тебе.
   Из всего многоголосья Вселенной я слышала только звучание главной буквы твоего имени  и шла на него, как послушный ребенок за дудочкой Крысолова, в чьих руках я и оказалась в конце -концов... 

   Между нами были  годы, расстояния в тысячи километров, сотни не отправленных писем к тебе  и три  короткие встречи в Ленинграде.

   Мы никогда не говорили с тобой о любви.
   Мы никогда не говорили с тобой о нежности.
   Мы никогда не говорили с тобой о нас.
   Мы просто существовали в бесконечной во времени и пространстве Вечной Любви, окутанные белоснежной нежностью ...
   Только однажды, когда вскрикнув: "Я боюсь!",-я отпрянула назад из уже тронувшегося с места, переполненного трамвая, не позволяя тебе опасно  повиснуть на подножке — ты  прервал волшебную тишину  этой  нашей невидимой яви.
   Мы стояли в ожидании следующего трамвая, и закрывая меня собой, от промозглого ленинградского ветра, ты, вдруг, неожиданно, рассмеялся, припоминая мой крик, и передразнил: "Я боюсь!!!". А потом очень серьезно сказал:
-Никогда ничего не бойся! Я с тобой. И всегда буду с тобой. Даже если меня не будет рядом. Запомни это!
   Вокруг нас кружила белая метель. И мне, вдруг, показалось, что она торопит и подгоняет нас, разводит, расставляет по разным местам бесконечного времени и пространства, поднимая все выше ажурную стену между нами немыслимой красоты...
-Я знаю это. -, прошептала я в ответ, и глаза мои наполнились слезами,- Я запомнила… Тебя не будет рядом. Я сама тебя отдам...
   Ты  посмотрел на меня  долгим запоминающим взглядом… Потом  наклонился и нежно поцеловал слезинку на моей щеке, возвращая меня снова в белоснежное пространство нашей  невысказанной нежности.

  Аленку я увидела  не просто умницей и красавицей.
  Я увидела ее отчаянно смелой.
  Ровней  тебе и моей противоположностью.
  Она ошеломила меня дерзостью открытого взглядам посторонних  великолепия  ее груди. 
  Это сегодня, едва прикрытой  девичьей грудью никого не удивишь. Но для пуританской морали начала 70-х годов  ее соблазнительная, обнаженная грудь в  большом декольте тесной кофточки, прикрытая лишь золотым нательным крестиком, выглядела завораживающе революционно.Почти Марсельезой Делакруа.
  Ее открытая грудь была таким же  дерзким вызовом всем, как и  захлопнутая  тобой  с треском  дверь, за которой ты  оставил  привыкших к слезам и мольбам о прощении комитетчиков..
  Аленка  была тебе  под стать! Она была достойна  тебя!
  Я сразу поняла и приняла это. И уехала через несколько часов после приезда в Ленинград, так и  не встретившись с  тобой.
  Я сама тебя отдала.
  Светлая печаль -это когда понимаешь, что тот кого ты любишь счастлив возле другого...

   Однажды ты сказал: "Не бойся, я с тобой!" Потом добавил:" Я всегда буду с тобой, даже если меня не будет рядом, запомни это..."
   И я запомнила.
   Ты стал Великим.
   Известным, почти, как Гагарин.
   А я бесстрашно прошла через все испытания этой жизни, потому что всегда ощущала незримое твое присутствие.
   Жизнь уходит...
   И единственное, что печалит меня, что вместе с ней уходишь и ты..
   Но Вечный город мне оставляет надежду, что мы встретимся еще раз, Гракх...

   Как это уже было у стен Колизея… или … на заседании комитета… заснеженной остановке, или...