Ёжик колючий

Звон капели рассыпается, дробится на мириады солнечный брызг.

Апрельское солнце, просвечивая сквозь штору, оставляет на листе раскрытой тетради яркие кляксы.
Катя накручивает на указательный палец прядь каштановых волос: раз – завиток, два – завиток…
Сердце Кати то громко стучит в унисон с капелью, то замирает на высокой ноте, словно прислушиваясь к новому, незнакомому чувству.
Катя готова отдать Андрею всё, до последней капли: каждую улыбку, каждую минуту своей пятнадцатилетней жизни. И даже – кровь.
Хотя лишней крови у Кати, между прочим, нет.

Катя принадлежит Андрею от макушки — до кончиков пальцев, но мама думает иначе.
Она считает, что дочка – неотъемлемая часть её самой: и Катин носик, и глазки, и даже маленькая родинка на правой щеке.
Именно поэтому мама так бесцеремонно отворяет дверь в Катину комнату:
— Котёнок, сходи за хлебушком, а?
Вот так всегда! Только-только размечтаешься и – бац! — с облаков на землю.

Катя вздыхает и захлопывает тетрадь:
— Ма-аа, ну сейча-аас… иду-уу.
Часы на стене – тик-так, капель за окном – дзынь-бульк… Весна!
Мама стоит в дверях и ждёт, руки – в боки.
— Катерина, так ты идёшь за хлебом или нет?

Катя со скрипом отворяет дверь подъезда и жмурится от солнца.
Оно, солнце, словно перевыполняя план по теплоотдаче, греет от всей своей жаркой души.
Остатки снега, словно подтаявший сахар, лежат вдоль обочины, и ещё немного — с северной стороны пятиэтажного Катиного дома.
Длинные Катины ноги, обтянутые джинсами, словно циркуль, измеряют расстояние от одной лужи до другой. Голубая куртка «дутик», белая шапочка с помпоном – подходящий наряд, чтобы чувствовать себя комфортно.

Своей худобы Катя сильно стесняется, хотя мама стремится успокоить:
— Ты растёшь, и это – естественно.
Катя хочет стать стюардессой – одной из тех, что видела по телевизору.
Стюардессы такие красивые!
Во время полёта они надевают белые перчатки, красивую форму и туфли на высоком каблуке. А вы видели, какие глаза у стюардесс?
Ужас какие красивые глаза!

До поворота к Гастроному остаётся пройти совсем немного, как вдруг Катя видит «его».
Глядя под ноги и перешагивая лужицы, Андрей шагает навстречу.
Он одет в полупальто нараспашку, а длинный, под цвет глаз, серый шарф, крупными кольцами овивает его шею.
У Кати сразу холодеет где-то там, «под ложечкой». Это такое чувство, как если бы в жаркий день съесть большую порцию мороженого.
Кате так страшно – не передать!
Это гораздо страшнее, чем лечить зубы без обезболивания, или примерно так же, как разбить колени при падении с велосипеда.

Катя прячется за тополь, стоящий у тропинки.
В эту минуту ей очень хочется слиться с деревом или стать им…
Катя сильно изменилась.
— Катюша, деточка, — бабушка начинала телефонный разговор так, будто Катя недавно сбежала из психиатрической лечебницы.
— Ба, как у тебя дела? Здоровье и всё такое?
— Нормально здоровье… А у тебя всё ли хорошо? Мама говорит, что ты… как бы это выразиться… в последнее время совершаешь странные поступки?
— Какие, например?
— Ну-уу, не зна-ааю, — тянет бабушка «кота за хвост». – Мама говорит, ты стала очень рассеянной, постоянно сидишь одна, взаперти, и вообще – мама переживает.
— Это всё?
— Нет, не всё — ты постоянно грубишь матери.
— Ба-аа, что ты хочешь от меня услышать? Чтобы я и тебе нагрубила?
Катя в сердцах бросает трубку.
— Ёжик ты мой колючий, — повторяет мама, пытаясь приласкать дочь, но Катя тут же отстраняется и надолго уходит к себе в комнату.

И вот Катя стоит, прижавшись горячей щекой к стволу тополя, и никак не может решиться сделать первый, самый трудный шаг.
Паника, волной поднявшаяся в душе, прямо пропорциональна приближающемуся к ней Андрею.
— Подожди, остановись! – Хочет крикнуть Катя, но голос ей не подчиняется, будто терпкий древесный запах заполонил всё горло.
Андрей медленно уходит прочь.
Катя так и не решилась сказать главные слова…

— Котёнок, а я суп уже разогрела!.. А где хлеб? – мама недоумённо смотрит на Катю.
— Не называй меня «котёнком», слышишь!? Я тебя сто раз об этом просила!
— Хорошо, больше не буду…
Катя не раздеваясь, навзничь, падает в кровать.
Мама опускается подле, не зная, что предпринять, о чём и как спросить.


— Дзынь-бульк! Дзынь-бульк!
Сквозь рыдания Катя слышит, как звенит капель, как перекликаются за окном синички, галдят воробьи, как беспокойно стучит собственное Катино сердце.
И вдруг в эту апрельскую какофонию, будто гром средь ясного неба, врывается трель телефонного звонка.
Катя вытирает слёзы:
— Алло?
— Катя, привет. Это Андрей…
Сердце Кати сейчас выпрыгнет и разобьётся на тысячи мелких брызг.
— Ну… В общем, я тебя сейчас видел там, в сквере, у тополя… Только подойти не посмел. Может быть, погуляем? Погода отличная!
Катя оторопело смотрит на маму, кидается ей на шею, целует в мокрую от слёз щёку:
— Ты – самая лучшая, мамуль, правда-правда! И, кстати, совсем не зануда!
Мама улыбается сквозь недавнюю грусть:
— Надень шапку, дурочка! И смотри там, осторожнее…
— Нет, всё-таки ты – зануда! — Кричит Катя и, надевая шапку, открывает входную дверь.
Вернее, не дверь, а новую страницу в новую взрослую жизнь.