Страстные сказки средневековья Глава 32

АНГЛИЯ.

Англия в очередной раз пылала костром из-за страстей и амбиций своих королей. Эдуард неимоверно раздражал графа своей непоследовательностью и чрезмерным честолюбием.

— Выскочка! Все его интриги однажды закончатся огромным пшиком, который будет слышно даже на задворках Европы, — мрачно пророчил епископу дон Мигель, склоняясь над шахматами, — и нам опять придется начинать всё сначала, только в гораздо худших условиях.

— Всё в руках Божьих, сын мой, — прелат в задумчивости сделал ход конем, — вам шах!

Де ла Верда быстро устранил угрозу королю, защитив его королевой.

— А вот в нашем случае, — рассеянно вздохнул он, — не та королева, чтобы защитить позиции короля.  Елизавета Вудвилл — красотка каких мало, но надо было совсем не иметь ума, чтобы жениться на ней. И вот теперь многочисленный клан Вудвиллов мутит воду в грязной воде английской политики. Глаза мои их всех не видели бы!  Интересно, сколько его святейшество нас будет здесь держать?

— Покуда не выполним свою миссию, — епископ сосредоточил внимательный взгляд на шахматной доске. — Что-то вы сегодня плохо играете?

— Мы в неравных условиях, ваше преосвященство, — нервно возразил дон Мигель, — вам всё равно, сколько здесь сидеть, потому что в случае удачного исхода переговоров вы получите кардинальскую шапку, а я окончательно потеряю  свою жену.

— Какие-то известия от вашего секретаря? —  догадался собеседник.

— Да! — и де ла Верда пересказал ему содержание письма Гачека.

Епископ долго молился, закрыв глаза и благочестиво держась за нательный крест.

— Я рад, что наше прелестное дитя всё-таки жива, — перекрестился он напоследок. — Честно говоря, всё время пока вы предавались размышлениям о бароне де Ла Роше, я был уверен, что бедной девочки нет в живых. А Стефания не просто жива, но и сохранила свой ангельский нрав. Меня умилила история со штопаньем чулок в борделе. Какое похвальное смирение!

Графа даже затрясло от бешенства.

— Ваше преосвященство, только уважение к сану удерживает меня от того, чтобы упрекнуть вас в потере рассудка. Неужели и вас охватила болезнь английского короля? Моя жена в борделе! Графиня де ла Верда под одной крышей с блудницами. Есть ли что-либо более унижающее мою фамильную честь? Что же вас может умилять в этом позоре?

— Графиня сбежала от какого-то негодяя, предпочтя грязную тяжелую работу служанки разврату и похоти, — поучающее заметил епископ, — и моё пастырское сердце не может не радоваться за неё.

— Разврату и похоти? — побледнел граф. — Святой отец, мне нужно срочно ехать во Францию. Всё равно переговоры застопорились: отпустите меня хотя бы на несколько недель!

   Братичелли долго молчал, размышляя над создавшейся ситуацией, взвешивая все «за» и «против».

   — Графиня пропала почти два месяца назад,- наконец, задумчиво протянул он, перебирая четки, — скоро лето. Ходят упорные слухи, что король Эдуард при помощи Карла Смелого собрал достаточно большое войско и скоро начнет военные действия против Франции. Людовик, по вашим же таким изощренным методом добытым сведениям, даст в этом случае армию Маргарите. Начнутся полномасштабные военные действия…

 Он бросил укоризненный взгляд на собеседника.

— … во Франции война уже идет: её объявил герцог Бургундский Людовику. И вот при таких неблагоприятных обстоятельствах вы собрались пересекать оба  королевства даже не в составе папского посольства, а как частное лицо. Это очень опасно для жизни, которая сейчас принадлежит не вам, а папе и его замыслам, во имя нашей великой матери-церкви. Я обещаю отпустить вас во Францию, как только чуть стабилизируется обстановка. Но не сейчас!

Граф со стоном уронил голову на так и не доигранную шахматную партию.

— Я понимаю ваше отчаяние, сын мой, — в голосе епископа прозвучало неподдельное участие, — но если вы задумаетесь над моими словами, то придёте к такому же выводу.

Последующие события показали, насколько был прав поднаторевший в дипломатических интригах старый легат. Очевидно, выполняя  данное Карлу Бургундскому обещание в обмен на поддержку во время решающей схватки с Ланкастерами, король начал спешно собирать войско для отправки в Кале. Он  даже нагло потребовал у Людовика дабы принадлежавшую англичанам корону Франции.  Столетняя война уже смело могла претендовать на звание "Бесконечной"!

На папском подворье  внимательно наблюдали за происходящим. И хотя события шли  в разрез с целями, которые преследовало посольство, легаты отнюдь не собирались сидеть, сложа руки.

— Вот сейчас, — подсказал епископ графу, —  и образовался благоприятный момент, сын мой, для посещения Франции. Вам надлежит провести ряд переговоров с королем Людовиком о создавшейся ситуации. Может его величеству есть, что предложить Эдуарду взамен отказа от притязаний на французский трон? В конце концов, английская казна пуста, а Людовик умен! Я уверен, что он сможет просчитать, сколько стоит ключик к сердцу Йорка.

Граф с надеждой взглянул на епископа.

— Я могу уехать?

— Да, — снисходительно перекрестил его прелат, — я вас отпускаю. Но в сентябре вы должны вернуться: вам предстоит заняться сестрой Йорка – Маргаритой.

— Ещё одна Маргарита в этом деле, —  вздохнул де ла Верда, но мыслями он был уже в Париже.

ДВОР ЧУДЕС.

Граф свалился на голову Гачеку, когда он меньше всего ожидал его приезда.

Сам же Славек с головой ушел в толстые фолианты, изучая труды отцов церкви. Демонология — наука никогда его не увлекавшая, сейчас прочно занимала главенствующее место в мыслях молодого мужчины. Он читал: и верил, и не верил собственным глазам. Иногда всё прочитанное казалось ему чушью, а иногда заставляло задумываться.

 И вот в эти научные изыскания вклинился граф, сразу же положивший конец его терзаниям.  В голове де ла Верды никогда не было места сомнениям его вечно мятущегося между верой и неверием секретаря.

—  Я хочу увидеть лекаря, давшего приют моей жене, — сразу же по приезде заявил он. — Затем меня интересует хозяйка борделя, а на закуску мы оставим непристойного рифмоплета. Ничего, у меня есть способ вытащить бродягу даже из такого укромного убежища, как Двор Чудес.

И хотя в своё время кардинал Бурбонский вызвал недовольство короля, позволив развернуться в Париже сыску инквизиции, он и на этот раз принял графа радушно и помог ему своим влиянием. Надо сказать, что сам кардинал находился в тот момент в очень сложной ситуации: он был связан родственными узами и с Карлом Смелым, и с королем Людовиком.

— Между молотом и наковальней! — пожаловался он каталонцу.

Дон Мигель сочувственно кивал головой, но у него было достаточно и своих неприятностей, чтобы ещё забивать голову чужими проблемами.

Де Монтрей был немало поражен, когда в один из дней июня застал у себя дома вельможу с гордым профилем аристократа. Граф не успел ещё рта раскрыть, а парижанин уже сообразил, кто перед ним:

— Что вам нужно, монсеньор?

Дон Мигель внимательно осмотрел лекаря. Гачек ничего не стал ему ни писать, ни говорить о чувствах, связывающих мэтра Метье и графиню, но дон Мигель и сам понимал, что его жена обычно вызывает у мужчин чувство большее, чем простая симпатия.

— Прошлой зимой у вас жила донна Стефания, —  сухо пояснил он свой визит, — и я ещё раз прошу вспомнить: что она говорила о мужчине, удерживающем её в заточении?

— Не много, — устало вздохнул де Монтрей, — графиня призналась, что сбежала от него.

— И как вам могла прийти в голову мысль укрыть мою жену в борделе? — дон Мигель до сих пор не мог смириться со столь унизительной ситуацией.

Но мэтр Метье лишь равнодушно пожал плечами.

— Укрепленных замков у меня нет.

Профессор разговаривал с доном Мигелем холодно и лаконично, избегая встречаться взглядами. Де ла Верда прекрасно осознавал, насколько тот жаждет отделаться от его общества, но у него  ещё оставались вопросы.

— Какие отношения были между донной Стефанией и рифмоплетом Вийоном?

И вот только тогда граф заметил, что доктор заметно смутился.

— Зачем вам Франсуа? Он не имеет никакого отношения к её исчезновению, — растерянно пробормотал он, испуганно косясь на собеседника.

— Очевидно, даже будучи в Англии, я знал об этом деле больше, чем вы, — зло усмехнулся граф.

Де Монтрей поднял на него встревоженные глаза.

— Что вы имеете в виду?

— В тот день Стефания ушла вместе с поэтом: их видели.

Похоже, графу удалось зацепить за живое флегматичного доктора. Де Монтрей нервно пробежался по комнате.

— Я не понимаю, — наконец, озадаченно остановился он. — Куда и зачем Франсуа мог повести женщину? И почему впоследствии, когда мы с ним встречались, он ничего об этом не сказал?

— Давно вы его видели?

— Где-то недели три назад случайно встретились на улице. Вийон ещё спросил — нет ли каких-либо известий от Ангелочка? Так вашу жену прозвали в борделе.

— Нам стало известно, что они, скорее всего, поссорились. Из-за чего это могло произойти?

— Не знаю. На Вийона трудно сердиться, он такой ...  непосредственный!

— Где я могу его найти?

Лекарь недоуменно пожал плечами.

— Франсуа может быть, где угодно. Сейчас тепло, и любой навес для него дом: Вийона любят в Париже.

— Необыкновенной души человек? — не поверил дон Мигель.

— Негодяй, каких мало, — вздохнул доктор, — но… обаятельный!

Почти тоже, правда другими словами, сказала графу и Мами.

— Чертов прилипала, — проворчала она, пряча за корсаж деньги, — терпеть его не могу! Наглый попрошайка: всё время норовит воспользоваться девками бесплатно.  Мало того, ещё и умудряется выклянчить у дурочек деньги. Сколько раз я ругалась с ними, угрожала, что выгоню, если обнаружу Вийона — всё без толку. Ничему их жизнь не учит! Мало того, иногда деньги этих идиоток безобразник тратит в другом заведении, расплачиваясь с какой-нибудь увлекшей его красоткой: он постоянно влюблен, разочарован и думает о женщинах хуже некуда.

— Но почему шлюхи ему покровительствуют? — невольно заинтересовался таким феноменом дон Мигель. — Чем он так отличается от остальных мужчин?

— Открытым хамством да зубоскальством. А потом потоки слёз!

— Почему?

— Последствия любви, — зло усмехнулась Мами. — Что же касается Ангелочка,  право слово, никак не могу взять в толк: куда он мог её повести?

— А где можно найти Вийона?

— Да кто ж его знает? — рассмеялась сводня. — Может мы здесь о нём толкуем, а охальник тем временем валяется под одеялом у какой-нибудь девицы прямо у нас над головой. А  может умчался за город: слушает пенье соловья. Это же ураган: куда хочет, туда и летит. Не зря уже несколько лет  его не могут найти королевские бальи, чтобы повесить. Уж что-что, а веревку он заслужил!

Оставалось только бессильно развести руками да отправиться на ужин во дворец к кардиналу Бурбонскому.

   — Поймать этого рифмоплета сложно, — подтвердил и кардинал, смакуя рыбу в специях. — Мы прекрасно знаем, что он нарушил приговор городского капитула и обретается в городе. Иногда мелькает то там, то тут…  Я лично видел его несколько раз, но передать в руки властям у меня духу не хватает. Скажу по секрету:  люблю стихи бездельника, хотя и считается дурным тоном их читать. Есть в строках его беспутных виршей нечто такое, что прощаешь ему любую выходку. Вийон по-настоящему талантлив. Правда, поэтический дар нападает на него только, когда он  голоден или в минуту жесточайшей меланхолии. Как-то герцог Бурбонский показывал мне посвященные ему куплеты, в которых он просил денег с такой смесью наглости, цинизма и насмешки, что растерялся бы даже святой.  Никакого уважения ни к власть имущим, ни к церкви у Вийона нет. Несомненно он — еретик, и хотя столько раз благополучно избегал веревки, благодаря заступничеству принца Карла Орлеанского, по-хорошему, его давно надо бы сжечь на костре.

Дон Мигель удивленно слушал столь странный панегирик вору и опасному вольнодумцу.

— Однако, — глубоко вздохнув, прелат со смаком обсосал рыбий хрящик, — хороший поэт, как и хороший повар требуют к себе снисхождения.

— Ваш повар действительно хорош, — сдержано похвалил граф, и вернулся к более интересующей его теме. — Вот уже несколько дней я занимаюсь этим прохиндеем. Талантливый поэт, попрошайка и вор, ограбивший в свое время Наваррский колледж, да и вообще тянущий всё, что не прибито гвоздями. Может и есть в городе шлюха, которой он не обчистил карманы, так её можно выставлять на Гревской площади как достопримечательность. И все в один голос твердят, что Вийон нищий и даже не имеет приличной одежды, уж не говоря о крыше над головой. Чем он ещё занимается помимо воровства и сочинительства стихов?

— О, на этот вопрос я могу ответить, — расхохотался дородный кардинал,- Франсуа всё проигрывает. Кости, карты, тараканьи бега — всё, что может предложить порок. Вийон — страстный игрок и шулер. Игра занимает все его мысли, отодвигая потребности нормального человека на последние места. Часто он проигрывался до нага, и постоянно всем должен.

— Игрок? — де ла Верда почувствовал прилив надежды. — А где в этом городе играют?

— Спросите что-нибудь полегче, — фыркнул кардинал. — Законом это запрещено, но играют во всех трактирах: достаточно что-нибудь положить в карман бальи, и они сразу же становятся глухими и слепыми. Есть у Вийона и излюбленные места, но как вы понимаете, мне он об этом не рассказывал.

— Как же мне найти эту неуловимую тень?

Кардинал тщательно вытер жирные губы салфеткой и в сомнении смерил глазами раздосадованное лицо гостя. Де ла Верда был ему нужен. Прелат пробивал у папского престола кардинальскую шапку для своего племянника, и во время замолвленное слово такого человека как дон Мигель в этом деле дорого стоило.

— Есть у меня тоненькая ниточка во Двор Чудес, — неохотно признался он, — удивительно, но этот проклятый Богом и людьми сброд довольно благочестив.  Вера — последнее прибежище в прижизненном аду. Есть неподалеку от Тампля одна церквушка, где служит кюре  отец Антуан. Он пользуется определенным авторитетом среди отверженных. Представьте, — невесело хмыкнул прелат, — прежде чем отправить какого-нибудь бедолагу на тот свет или обчистить карманы, эти выродки приходят в храм и молят Бога, чтобы он им помог. Вот чудаки! Господь, в их понимании, прекрасный помощник в неблаговидных делах, если только вовремя попросить его о помощи.

Дон Мигель встречался и не с таким извращенным понятием о вере, поэтому не удивился.

— Отец Антуан может мне помочь?

— Если вы его уговорите,  — пожал плечами собеседник. — У этого сброда есть свой король, и даже собственные законы. Попасть в подобное место опасно для жизни, но если вам нужен Вийон, то только там вы сможете узнать, где он скрывается. Все отверженные Парижа — подданные короля Двора Чудес.

На следующее утро граф, приодевшись в плащ небогатого горожанина и взяв с собой письмо от кардинала, направился в северную часть Парижа: рядом с аббатством Христовых невест виднелись развалины Двора Чудес. Неподалеку располагалась и небольшая церквушка Сен-Мартен, в которой служил отец Антуан.

Небольшого роста, худощавый с кротким лицом кюре показался дону Мигелю молодым человеком. И только лишь седые волосы вокруг тонзуры давали представление о его настоящем возрасте. Чем-то неуловимо кюре напомнил графу мэтра Метье: может грустным и добрым выражением глаз? Внимательно ознакомившись с содержанием письма, священник благоговейно поцеловал оттиск кардинальского перстня и только после этого посмотрел на графа.

— Зачем вам понадобился король Двора Чудес? Это опасное знакомство может стоить вам жизни, поэтому нужна серьезная причина, чтобы отважиться на такой безумный шаг, — тихо заметил он, пряча письмо в складки черной сутаны.

Человеку с такими глазами не лгут.

— Почти год назад у меня пропала жена — совсем юная женщина. В последний раз её видели на Пасху с Вийоном, и мне сказали, что только король нищих знает, где его искать.

   — Франсуа, — неожиданно тепло улыбнулся отец Антуан, — да, женщины любят его. Скептицизм Вийона показной: на самом деле у него ранимая, страдающая душа. А отыскать его действительно  трудно, хотя  король отверженных всегда контролирует своих подданных. Он точно знает сколько зарабатывает каждый из его подданных,  и Вийон так же, как и все платит ему налоги. Его воровскому величеству не нужны для этого бальи: никто не осмелится его обмануть.

Дон Мигель прикусил губу: с таким врагом ему ещё не приходилось сталкиваться. Но отец Антуан всё же решил ему помочь.

— Ладно, — легко вздохнул он, —  я проведу вас к этому чудовищу, но если женщина стала придворной дамой,  то лучше с ней не встречаться.  Это настолько пропащие, жалкие создания, что их место там, где они и находятся.

У графа неприятно сжалось сердце: почему-то о такой опасности он не подумал. Неужели Вийон подарил его жену воровскому королю?

— Даже находясь в самом жалком положении, донна Стефания всё равно остается дарованной Богом супругой.  Я  никогда её не оставлю, до какой бы степени она не пала, — заверил он кюре. — Для меня слова брачного обета священны!

Отец Антуан благожелательно посмотрел на графа, быстро и от души его перекрестив.

— Я помолюсь, чтобы столь  благая цель увенчалась успехом. А вы приходите сюда ближе к вечеру. Сейчас все бродяги разбрелись по разным уголкам города и лишь только к ночи соберутся вместе: тогда-то мы и сможем увидеть короля.

Узнав, куда собрался де ла Верда, Гачек в ужасе принялся отговаривать его от этого шага.

— Это кровожадный и безжалостный народ. Они могут вас вздернуть просто ради удовольствия посмотреть, как вы дрыгаете ногами в воздухе.

— А если там удерживают Стефанию? — ответил на все уговоры граф,  снаряжаясь в дорогу. — У меня нет другого выхода: единственный след писаки Вийона уходит в это мерзкое место.

Во Дворе Чудес они оказались в тот момент, когда над Парижем зажглись первые звезды.

Отец Антуан легко миновал все препятствия, возникающие на пути, то и дело что-то шепча попадающимся по дороге бродягам, плотным потоком стекающимся в это странное место. Таких уродов да ещё в таком количестве  граф никогда не видел. Вся эта грязная, безобразная, вонючая масса упрямо стремилась к своей цели, мало обращая внимания на затесавшихся чужаков.

— Они угодны Богу, — тихо объяснял священник дону Мигелю, —  не менее чем ткачи, плотники и кузнецы. Их профессия будить в душах милосердие, а это не простая задача, когда люди так очерствели.  Это место называется Двором чудес, потому что здесь при помощи красок и кистей рисуют язвы, болячки и раны. Кого тут только нет: и воры, и разбойники, и нищие — отверженные, опустившиеся на самое дно жизни люди.

Граф брезгливостью никогда не отличался, но на этот раз почувствовал тошноту и отвращение.

— Как вы всё это выносите? — тихо поинтересовался он у отца Антуана. — Неужели не противно изо дня в день копаться в человеческих отбросах?

— Они такие же люди, как и мы, только гораздо больше нуждаются в пастырском наставлении, чем более обеспеченные горожане. Вера — единственный светлый островок в их душах, призрачная тоненькая ниточка, связывающая с остальным миром, который эти бедняги так люто ненавидят. Моя задача — не дать погаснуть этой искре. Вспомните Священное писание: первым в Царствие небесное вошел не фарисей, а разбойник.

Де ла Верда покосился на умиротворенное лицо кюре и промолчал. Он уже сталкивался с подобными ему подвижниками и знал, что они счастливы беззаветным служением пастве. Во все времена именно из этой породы людей выходили святые христианской церкви. Ими двигала, прежде всего, любовь к людям, независимо оттого, что они собой представляют.

Увы, граф не мог похвастаться таким смирением. Фамильная гордость преобладала над христианскими добродетелями, и побороть в себе презрения к опустившимся людям он не мог. Наверное, поэтому Господь и не дал ему принять монашеский чин.

Знаменитый и страшный Двор Чудес на самом деле представлял собой большой участок земли, окруженный развалинами самого неприглядного вида. После гражданской войны между арманьяками и бургиньонами, многие дома парижан оказались брошены из-за смерти или бегства своих хозяев. Под опустевшими кровлями стали селиться всяческого рода бродяги и попрошайки, которым было мало дела до целостности жилья. Всё рушилось, приходило в негодность. Остававшиеся на месте горожане вскоре убежали от такого страшного соседства и, в конце концов, этот квартал стал воровским царством.

В вечерние часы он был плотно забит обитателями, черными тенями снующими вокруг ярко горящих костров.  Мужские выкрики, женский визг и детский плач сливались в одну чудовищную какофонию. Воняло тухлятиной, прокисшим вином и едким запахом никогда не мытых тел. Здесь же у костров бродяги преображались в нормальных людей: отстегивали култышки от нормальных ног, смывали язвы и нарывы. Где-то кого-то били, где-то яростно ругались. На отца Антуана и его спутника, казалось, никто не обращал  внимания.

Священник  неторопливо продвигался в нужном ему направлении и, наконец, вывел графа в ту часть площади, где на фундаменте разрушенного дома возвышался массивный стол.  За ним сидело несколько человек угрожающего вида. Мужчины со смехом переговаривались и пили вино из огромных глиняных кружек. На краю неопрятной кучей валялись обглоданные кости, которые осторожно подкравшись, норовила стащить тощая собака.

Именно к этой веселой компании и направился отец Антуан. Заметив его приближение, мужчины прервали разговор и недовольно уставились на непрошенных гостей.

— Что тебе понадобилось в моих владениях, святой отец? — наконец, спросил один из них — уродливый толстяк средних лет.

Граф окинул говорившего изучающим взглядом. На багровом, изъеденном оспой лице с тремя подбородками неожиданно умно блестели светлые глаза. Огромное пузо, казалось, начиналось прямо под подбородком и не вмещалось за столом. На голове страшилища красовалась облезлая меховая шапочка с серебряным аграфом в виде тощей собаки, наверное, призванная символизировать корону.

Вокруг графа и священника мгновенно собралась галдящая орава, обступившая их плотным кольцом.  Мелькали в толпе и лица молодых женщин в немыслимом рванье, даже отдаленно не похожем на платья. Возможно, это и были "придворные дамы", о которых говорил  священник. Граф поневоле отвел глаза от безобразного толстяка и вгляделся в лица местных «красоток», но ему хватило нескольких секунд, чтобы понять: под таким слоем грязи он бы никогда не узнал Стефании, даже встретившись с ней лицом к лицу. Чумазые, со свалявшимися в колтун волосами, обильно покрытые синяками и кровоподтеками, женщины представляли собой настолько страшное и отталкивающее зрелище, что граф быстро отвёл глаза.

Между тем священник ответил на вопрос короля.

— Я привел к вам человека и прошу оказать ему помощь.

— Что же надо столь благородному шевалье от бандитов и убийц, коими он нас, не скрывая, считает?

Огромные толстые губы короля усмехнулись мерзкой улыбкой, а глазки прищурились, с нескрываемой злобой взглянув на графа. Очевидно, в его словах заключалась какая-то острота, потому что все вокруг громко расхохотались.

— Я ищу одного из твоих подданных, — по возможности спокойно ответил дон Мигель.

И он сразу же почувствовал, что сейчас произойдёт нечто неприятное, настолько подозрительно весело засверкали глаза собравшейся толпы.

— Кто же тебе понадобился, чужеземец?

— Франсуа Вийон.

Неожиданно вокруг повисла относительная тишина.

— Зачем он тебе? — хмуро спросил один из собеседников толстяка.

— Мне нужно получить от него ответ на один вопрос.

Король стал мрачным. Его настроение тут же передалось толпе, которая и без того относилась к пришельцу откровенно неприязненно.

— Вийон — наш брат. Почему мы должны отвлекать Франсуа от дел ради вопросов какого-то никому неведомого господина?

Не успел дон Мигель раскрыть рот, как вдруг из толпы раздался дребезжащий голосок.

— Этот господин нам хорошо известен, ваше величество. Он инквизитор: в прошлом году  немало люда пропустил через дыбу, разыскивая какую-то ведьму!

Граф побледнел. Он находился в смертельной опасности: можно только представить, как должны относиться окружающие люди к инквизиции.

— Что понадобилось инквизиции от Вийона? —  удивился глава этого мерзкого места. — Он никогда не знался с нечистой силой, да и еретиком никогда не был. Это весёлый человек, далекий от мерзких делишек монахов-доминиканцев.

— Дело, по которому он мне нужен, никакого отношения к суду инквизиции не имеет,- твердо заверил окружающий сброд де ла Верда.

— Ладно, пусть даже так ,-  неожиданно согласился толстяк, — но я в отличие от Людовика справедливый король: если вздергиваешь людей на дыбу, повиси-ка на ней сам!

Сразу несколько человек бросились к графу и быстро скрутили ему руки, подтащив к веревке, свисающей с  крюка на стене. Де ла Верда даже не успел перевести дыхание, как оказался с выкрученными руками висеть над землей: адская боль пронзила плечи, выдавив слезы на глазах. Хрустнули хрящи рук, с громким треском порвалась платье. Но он, из последних сил сдержав крик, гордо вздернул голову и надменно глянул прямо в глаза жирной туше.

— Инквизиция никого и никогда не вздергивает на дыбу развлечения ради! Как правило, от человека добиваются признания вины, а что вы хотите узнать от меня?

— Зачем ты сюда явился, инквизитор? Что тебе нужно от Вийона?

— Мне нужна женщина, которую в последний раз видели с ним! — боль становилась нестерпимой, но граф, покрывшись холодной испариной, старался выглядеть спокойным.

— А какой мне интерес выдавать его убежище? — небрежно поинтересовался "король", отхлебывая из своей кружки.

— Мне нужно задать поэту один вопрос, и я могу заплатить очень хорошие деньги, если мне дадут такую возможность.

— Деньги? — толстяк моментально оживился. — Они у тебя с собой?

— Нет, они спрятаны в ризнице отца Антуана, и если вы выполните мою просьбу,  завтра утром он вам отдаст всю сумму! — едва ворочая языком, пояснил теряющий сознание граф.

— Отпустите его! — распорядился хозяин.

Веревку ослабили как раз вовремя: у де ла Верды окружающий мир плыл перед глазами в багровой пелене нестерпимой боли. Он ещё долго не мог пошевелить онемевшими руками, но  постарался хотя бы устоять на ногах.

   — О какой сумме пойдет речь? — полюбопытствовал король.

   — Сто су.

   — Это хорошие деньги за один вопрос, — согласился толстяк, качнув тем, что  заменяло ему шею, —  видно тебе сильно нужна эта женщина, раз ты готов столько заплатить за неё. Любая из моих крошек может тебя обслужить и за сотую часть этой суммы.

Окружающие  их замарашки  радостно загомонили, выкрикивая что-то непотребное. Некоторые из них даже задрали подолы, демонстрируя прелести, способные вогнать в дрожь ужаса нормального человека.

— Красотки хороши, — миролюбиво согласился дон Мигель, — но мне нужна именно та женщина, а помочь может только Вийон.

И граф безуспешно попытался пошевелить пальцами рук. «Неужели переломы?» — прикусил он в опасении губу.

— Где сейчас находится Вийон? – между тем обратился к толпе её повелитель.

Все загудели, оживленно переговариваясь. Наконец  вперед выступил горбатый с выпирающим клыком карлик.

— Франсуа  в кабаке "Бисетр" играет в кости. У него были деньги, которые он позаимствовал без её ведома у одной благочестивой вдовы с Ткацкой улицы.  Вийону  повезло в игре, и он сейчас при звонкой монете, если от него вновь не отвернулась удача! — прошепелявил он.

— Отец Антуан, деньги действительно у вас? – толстяк повернул огромную голову к кюре.

— Да, сын мой, — с достоинством качнул  головой отец Антуан, — я отдам их завтра утром, но только после того, как состоится встреча дона Мигеля и Вийона.

— Проводи испанца к Франсуа, — приказал карлику король, и с нескрываемой злобой окинул де ла Верду пристальным взглядом. — Запомни, это был твой первый и последний визит во Двор Чудес. Уж слишком ты мне не понравился! Если опять переступишь черту, отделяющую город от моих владений, я тебя водружу на кол как пугало в огороде. Ты меня понял?

— Как не понять, — откликнулся дон Мигель. -  Вы мне доходчиво объяснили.

Они с отцом Антуаном пошли вслед за карликом. Тот удивительно быстро передвигался на коротких ножках, в отличие от запинающегося о камни мостовой потерявшего равновесие графа. Руки его по-прежнему не слушались, но он хотя бы стал их чувствовать. Впрочем, де ла Верда был настолько рад живым покинуть это адское место, что остальные неприятности были не в счёт.

Только вырвавшись из владений короля воров, дон Мигель до конца осознал какой опасности только что  избежал, и по его телу то и дело прокатывался озноб запоздалого ужаса.