Страстные сказки средневековья Глава 25.

— Рада видеть вас мэтр Метье, — приветливо улыбнулась женщина. — Что же вам понадобилось в нашем квартале в это время суток? Неужели старая мегера Жервеза довела вас до того, что вы вынуждены ходить с милашкой в поисках угла по публичным домам?

— Нет, Мами, — вздохнул в ответ доктор ,- я к тебе не за развлечениями, а по делу. Я прошу тебя дать крышу над головой моей спутнице.

— Девчонке нужна работа?- сразу стала деловитой хозяйка.

— Нет, Мами, ей нужно только убежище, — вежливо пояснил де Монтрей.

Хозяйка борделя непонимающим взглядом посмотрела на доктора, а потом весело рассмеялась.

— Убежище? У меня? Здесь всё время отирается уйма народа, не говоря о королевском бальи, который с нас скоро последнюю рубашку снимет. Так и рыскает: деньги уже прямо под подолом у девочек ищет. Кого мы можем укрыть? Уж лучше сразу малышку выставить на площадь, может хоть в толпе затеряется!

— Она скрывается не от закона, — терпеливо объяснил де Монтрей,- а от своего бывшего любовника. Он человек из титулованной знати и в твой вертеп не сунется.

— О, здесь иногда и не такие появляются, — снисходительно усмехнулась Мами. — Если бы ты знал, какое распутное у нас дворянство! И как они ещё умудряются размножаться со своими женами, когда только извращенная похоть способна привести их хилые орудия в боевую готовность.

Стефка  мрачно хмыкнула, вспомнив о собственном супруге. Хилое не хилое, но всё-таки дона Мигеля тоже не тянуло на скромные постельные утехи с законной половиной.

— Но ты ведь не будешь её выпускать к гостям, — выдержке де Монтрея, казалось, не было предела. — Я прошу просто спрятать женщину у себя. Ей подойдет любое помещение с крепкой, закрывающейся на засов дверью. Приюти её на какое-то время: за еду и крышу над головой  я заплачу.

— Не обижайте меня, мэтр, — нахмурилась Мами,- не возьму я с вас денег, и так за многое по гроб обязана.  И просьбу вашу попытаюсь выполнить, хотя свободных комнат у меня не бывает: девочки по очереди водят клиентов. Но для вас я что-нибудь придумаю. Подождите здесь!

С этими словами хозяйка вышла из-за стола, и Стефка изумленно округлила глаза. Мами за конторкой смотрелась нормальной женщиной, а когда встала на ноги, оказалось, что это карлица на коротких ножках. Но удивилась не только графиня, раздалось какое-то нечленораздельное хрюканье, и после глухого удара о пол, перед ними предстал спешно приводящий себя в порядок Тибо.

— Это ещё кто? — недовольно нахмурилась Мами. – Доктор, вы же говорили только о женщине?

— Меня зовут Тибо, красотка, — умильно растянул губы гаер, — я шут, пока владею глоткой. Могу я девок развлекать, и как блоха перед клиентами скакать. Мне нужен и всего кусочек хлеба, чтоб дотянуть до вознесения на небо!

— Бездельник и плут! — тотчас проницательно припечатала карлица.

— Кровопивец,  — с тяжелым вздохом впервые подала голос Стефка, — это мой младший брат!

— Младший, — удивилась Мами, — так ему же уже лет  тридцать! Или тебе самой за сорок?

Графиня поперхнулась, с ужасом глядя на своего «малыша»: она почему-то была уверена, что тот ещё чуть ли не подросток. Открытие потрясло её настолько, что женщина потеряла дар речи. Зато нашелся карлик:

— Моя сестра сказать хотела:  не младший я, а ростом так себе, малой! Какое, впрочем, вам до лет моих особо дело, я всё равно горбатый и кривой!

— Кормить его будете сами, мэтр, — пришла к выводу хозяйка, — такие болтуны обычно прожорливые как стая ворон. А мы сами едва концы с концами сводим.

И карлица, переваливаясь из стороны в сторону на кривых ножках, скрылась во мраке коридора.

— Как она с такой внешностью может  заниматься своим ремеслом? — с недоумением спросила Стефка.

— Здесь можно увидеть всё, что угодно, — тяжело вздохнул де Монтрей, откидывая с её лица капюшон. — Вы не представляете себе, Стефания, как изощрён порок. Пусть Мами и не отличается статью, зато с головой у неё все в порядке.

Тибо даже подпрыгнул от возмущения.

— Пусть карлики и не верзилы, — обиженно прошипел он и красноречиво ударил себя в место пониже живота, — но кое на чего они всегда находят силы.

Не успела Стефка отреагировать на эту похвальбу затрещиной, как в комнату вернулась хозяйка. Увидев открытое лицо гостьи, она даже присвистнула.

— Вот так красотка! Она смогла бы неплохо зарабатывать, если у неё есть хоть какой-нибудь разум в хорошенькой головке.

— Выкинь это из головы, — рассердился доктор.  — Я оставляю здесь мою будущую жену и надеюсь, что хотя бы из признательности, о которой  ты мне постоянно толкуешь, не будешь приставать к девушке. 

— Не сердитесь, мэтр, — примиряющее растянула губы Мами. — Я буду беречь Ангелочка, как облатку святого причастия. Но если она вдруг сама...

— Тогда больше ко мне своих девиц не присылай, -  резко возразил де Монтрей,-  пусть их лечат другие лекари!

Стефка тогда не подозревала, что данная Мами кличка прилипнет словно репей, и что в мире парижских публичных домов за ней прочно закрепится прозвище Ангелочка.

Они пошли за переваливающейся на ходу хозяйкой вдоль по коридору, пока не остановились возле углового закутка, дверь в который была наполовину скрыта большим сундуком. Но открывалась она вовнутрь, поэтому протиснувшись мимо его острых углов, мужчина и женщина оказались в маленькой комнатке, загроможденной какими-то непонятными предметами.

В углу около маленького затянутого паутиной окошка, сквозь которое едва пробивался лунный свет, стояла узенькая скамейка. Удушливо пахло пылью, мышами и плесенью.

— Как вы тут вдвоем пристроитесь, не знаю,  — раздраженно заявила Мами, — но больше места у меня нет. Могу ещё дать два старых одеяла.

В клетушке было довольно холодно, поэтому одеяла оказались  кстати. Ничего больше  не говоря, сводня закрыла дверь и оставила Стефку с карликом  и доктора одних.

Тонкие стены  отнюдь не защищали это убогое убежище от разгульного шума, царившего в доме, но Стефка утомленно села на жалкое подобие постели и с облегчением вытянула ноги,   уперев их в груду  хлама напротив. Рядом живо пристроился Тибо. Де Монтрею только и осталось, что стоять, поясняя назначение непонятных сооружений с торчащими там и тут обрывками материи на прутьях.

— Это принадлежности шествия колоны цеха куртизанок в день Святой Мадлен.

— Цеха? — ещё нашла в себе силы удивиться графиня.

Де Монтрей обескуражено развел руками.

— Все развратные девицы нашего города объединены в единую корпорацию. У них разработаны собственные правила ремесла, есть свои судьи,  устав,  привилегии.  В день святой Мадлен куртизанки не работают и устраивают праздничное шествие для всех жителей квартала. Хотите — смотрите, хотите — плюйтесь, но их интересы защищают бальи, потому что шлюхи — лучшие налогоплательщицы города.

Профессор ещё немного постоял, рассеянно оглядываясь.

— Вот, пожалуй, и всё, что я могу пока для вас сделать, Стефания,- улыбнулся он своей добродушной улыбкой. — Вы, наверное, устали от меня и хотите отдохнуть?

— Что вы, — горячо возразила женщина, — мне страшно без вас  оставаться. Я как-то привыкла за этот месяц к вашей доброй и ненавязчивой опеке. 

Она столкнула шута с постели:

— А ну-ка, брысь! Уступи место мэтру: пусть отдохнет. Ему ещё домой добираться.

Она уже заранее сморщила нос, приготовившись к обычному нытью карлика, но Тибо неожиданно не стал возражать.

— Вы тут посидите без меня, — отстраненно пробормотал он, с видимым интересом прислушиваясь к звукам разгула, — а я пойду, осмотрюсь...  мало ли что:  может, здесь небезопасно.

— Тибо! — взвыли в два голоса и лекарь, и хозяйка, но шут юркнул в дверь и исчез.

Де Монтрей с тяжелым вздохом вытянул ноги, осторожно усевшись рядом с подопечной.

— Ах, Стефания, — грустно признался он, — вы, конечно же, не знаете, что последние месяцы я бежал домой с единственной мыслью о вас. А теперь мне не хочется возвращаться в свой дом: он стал для меня холодным и пустым.

Мужчина рядом с такой болью в голосе признавался ей в любви, что у Стефки болезненно защемило сердце от жалости. Она нежно поцеловала его в щеку, пытаясь хоть таким образом утешить этого замечательного человека. Но даже святые подвижники всё равно остаются прежде всего мужчинами.  Обрадованный этим знаком внимания мэтр тут же крепко обнял её и прижал к себе, покрывая пылкими поцелуями чепец на головке возлюбленной.

— Я люблю вас, — прерывающимся голосом прошептал он, — обещайте, что если всё закончится благополучно, вы вернетесь в мой дом и станете в нём хозяйкой.

Стефка ласково улыбнулась. Приставания этого кавалера не вызывали в ней обычного раздражения, разве только чувство снисходительной нежности.

— Вы же знаете, что я замужем, — пробормотала она, доверчиво утыкаясь лицом в его грудь.

От мужчины пахло травами и специфическим запахом лекарств. Но для неё этот запах стал символом безопасности и людской порядочности, которая, увы, так редко встречается в мире. И Стефка отчетливо услышала, как громко и радостно застучало его сердце.

— Надо же, — удивленно признался де Монтрей, — никогда не  думал, что испытаю самое большое счастье в своей жизни в жалкой каморке на задворках публичного дома.

— Если хочешь,  можешь остаться на эту ночь со мной, — неожиданно предложила Стефка, нежно погладив его по щеке.

Сказала и сама опешила, но потом только рукой махнула: что уж корчить из себя добродетельную испанскую графиню, если целый месяц делила постель с нечистью. Однако доктор почему-то не поспешил воспользоваться предложением: он опустился перед ней на колени и заглянул сияющими глазами в лицо.

— Разве обладать — это самое главное? Мы сейчас находимся в  месте, где женским телом может овладеть любой, но разве кто-нибудь стал от этого счастливее? Счастье — это возможность стоять перед любимой на коленях, заглядывать в глаза, слышать как стучит её сердце рядом с твоим, а проснувшись поутру, увидеть, что она спит рядом.

Пораженная Стефка внимательно слушала его тихий хрипловатый от переполнявших чувств голос, и что-то тёплое и болезненное неожиданно властно вторглось в её душу, растопив холод и усталость. Словно она вдруг встретилась сама с собой – той, которой была когда-то давно, когда собиралась замуж за милого Ярека.

— Жизнь так коротка и мимолетна: я уже и не мечтал, что встречу возлюбленную, когда ты попалась мне тем благословенным утром по дороге к университету. Дай мне руки, и я поцелую каждый пальчик, который ты натрудила у меня на кухне, пытаясь справиться с чуждой  работой. Ты так измучилась, любимая!  Укладывайся в постель, и я расскажу все сказки, которые только знаю, чтобы ты не чувствовала себя одинокой в этом жутком доме, где надругательству подвергается самое святое, что есть у людей – любовь.

С этими словами де Монтрей уложил свою возлюбленную на лавку, укутал одеялами, а сам сел рядом и, поглаживая по руке, нежно заговорил:

— Жил однажды в Париже один немолодой лекарь, обучающий школяров медицине.  Жил он скучно и невесело, пока однажды утром с ним не встретилось чудо....

— А ещё этот лекарь был необыкновенно добрым человеком, — улыбнулась Стефка и сонно потерлась щекой о его теплую, пахнущую лекарствами ладонь.

Профессор только тихо рассмеялся в ответ,  продолжая и дальше нашептывать что-то ласковое, пока она не погрузилась в сон, так и ощущая его руку на своей щеке.