У вас есть право

У вас есть право

Рассказ

Границу они перешли в районе Гранд Форкса, небольшого городка на канадской стороне. В лесу им не встретился ни наряд пограничников, ни проволочное заграждение, ни перекопанная полоса отчуждения: лишь два пятнистых оленя мирно щипали травку на залитом солнцем косогоре. Животные тревожно вскинули головы и навострили уши, но, увидев людей, снова вернулись к прерванному занятию.

«Страна непуганых идиотов», – подумалось Федору. Он бросил рюкзак на каменистый берег и расстегнул ветровку. Его сын Тима, в перепачканной лесной трухой курточке и ботинках с налипшей грязью, остановился рядом, обиженно надув губы. Метрах в тридцати от них по пояс в воде стоял рыбак. Его желтый комбинезон из прорезиненного материала мокро блестел на солнце. Бурливая речушка, наткнувшись на него, сначала недовольно брызгалась, завихрялась водоворотами, а потом, словно опомнившись, мягко огибала человека и спешила дальше.

– Что он ловит? – спросил Тима отца. Его капризная мина сменилась любопытством.

Федор постелил ветровку байковой подкладкой кверху и тоже посмотрел в сторону рыбака. Тот, словно дирижер, взмахивал удилищем и вычерчивал белой леской округлые узоры над водой.

– Форель, – ответил Федор. – На муху.

– Форель? – переспросил Тима. – Это типа ласкириков? Помнишь? Мы их ловили на Мартышке. С мамой и Танькой. В прошлом году.

Отец отвел глаза и, присев, стал развязывать рюкзак.

– Помнишь? – опять спросил Тима. – Плоские. Как ладошка. Мама их жарила потом.

Федор вытащил из рюкзака бумажный пакет с желто-красной «М» и небольшой термос.

– Ты еще думал, что Танькину каталку не протащим. А мы протащили. И она наловила больше всех. Забыл?

– Нет, –вздохнул Федор. – Только форель намного больше. Типа кефали.

– А-а, – понимающе сказал мальчишка и тоже вздохнул. На его лице снова появилось капризное выражение. – Я хочу домой.

– Садись на куртку и снимай ботинки, – велел ему отец, достав вслед за макдональдсовским пакетом и термосом две пары шерстяных носков: одни большие, а другие маленькие, детские. – Ноги, небось, мокрые.

– Я хочу домой, – повторил Тима, уже хныча, – к маме и Таньке.

Глаза мальчика налились слезами, которые, еще секунда, побежали бы вдоль тонкого, как у матери, носа, к уголкам таких же, как у нее, припухших губ.

– Я тоже хочу, – признался Федор.

Немного подумав, он вытащил из рюкзака красную книжку в старомодном переплете.

– Перекусим, чуточку отдохнем и пойдем дальше. Может, на хайвее кто-нибудь нас подберет.

Увидев книжку, Тима передумал плакать.

– А ты мне почитаешь? – спросил он. – Мы после Мексики не читали.

– Почитаю, –- пообещал Федор и стал вытаскивать из хрустящего пакета гамбургеры. – Умойся в речке.  

До Гранд Форкса их подвез пузатый драйвер[1] в черной затасканной майке и с руками-поленьями, изрисованными от плеч до кистей сине-красными узорами замысловатой татуировки. Его трак[2], похожий на железнодорожный локомотив, засвистел тормозами и, громыхнув всей своей многотонной тушей, встал около них, как только они вышли из леса и побрели вдоль хайвея.

Драйвер оказался немногословным.

– Where?[3] – лишь бросил он из маленького окошка высоченной кабины и, получив ответ, кивнул в сторону двери: – Hop in.[4]  

Когда через полчаса они добрались до города, Федор протянул ему десять американских долларов. Больше у него не было. Драйвер оскалился, лениво отмахнулся от денег и сказал на прощанье:

– Good luck, buddy![5]

]Мобильный телефон иммиграционного адвоката Данилы Стогова, значившегося на визитке как Дэн Джи Стогофф, зазвонил «Турецким маршем» Моцарта.

– Еще нет, – ответил он по-русски. – Жду с минуты на минуту.

Как и договаривались, он ждал в придорожном кафе «Блю Джей» и уже допивал третий эспрессо. Время от времени Стогов поглядывал на свой новенький, цвета бургунди, «Лексус».  

Громоздкий трак съехал на обочину напротив кафе и затормозил, поднимая пыль и разбрызгивая по сторонам мелкую щебенку. Из него выпрыгнул Федор в застегнутой наглухо ветровке и c болтающимся за спиной рюкзаком. Он протянул руки к раскрытой дверце. На его безымянном пальце блеснуло обручальное кольцо. «Все еще носит», – отметил Стогов и поднялся, чтобы видеть лучше. Федор снял с высокой подножки сына. Потом, поставив ребенка на землю, помахал невидимому в кабине водителю. Фура, прощаясь, мигнула поворотниками и, словно корабль из бухты, выплыла обратно на хайвей.

Федор огляделся, заметил нужное ему кафе и взял Тиму за руку. Данила Стогов помахал им со своего места.

– Как добрались? – спросил он, когда Федор с мальчиком уселись на дерматиновые подушки дивана напротив него. – Без приключений?

– Почти, в пустыне погранцы чуть не накрыли. Пришлось поваляться под кактусом.

– На границе с Мексикой такое бывает, – согласился Данила.

– У тебя все готово?

Стогов открыл кожаный брифкейс и достал несколько заполненных бланков.

– Папа, я хочу мороженого, – попросил Тима.

– Я куплю, – поднялся Данила. – Тебе какое? Ванилу, клубничное или мятное?

– Манго, – ответил мальчик и достал из рюкзака большую красную книжку со «Сказками Пушкина».

– О кей, – «принял заказ» Данила. – А ты, Федя, что-нибудь съешь?

– Мы перекусили утром. Может, только кофе. Покрепче.

– О'кеэй, –  повторил Данила и кивнул в сторону бумаг: – Распишись, где я отметил.

– Когда они приедут?

– В десять будут здесь.

– Хорошо, – сказал Федор и стал расписываться в бумагах.

Данила ушел к стойке. Мальчик, раскрыв книгу на «Сказке о рыбаке и рыбке», тихо шевелил губами. Когда Стогов вернулся с кофе и мороженым, книга лежала рядом, а Тима, притулившись к отцовскому рюкзаку и чуть приоткрыв рот, тихонько посапывал.

– Умаялся, – объяснил Федор, – встали ни свет ни заря.

– У нас отоспится, –- улыбнулся в ответ Данила. – Лиза все приготовила. Целую неделю игрушки подбирала.

– Спасибо, – поблагодарил Федор и взял кофе. – Что дальше?

Данила посмотрел на парковку. Свернув с хайвея и вспыхивая проблесковыми маячками, на нее заруливали два полицейских крузера[7].

– Приехали, – сказал он. – Через два-три дня тебя освободят под залог.

– А потом?

– Потом поживете до суда у нас. Места хватит.

– Какие у нас шансы, Данила?

– Гарантировать трудно, но, думаю, хорошие, – успокоил Стогов. – Ты привез, что я просил?

– Да, –- ответил Федор и достал из потертого портмоне газетную страницу, сложенную в несколько раз.

Данила развернул ее и прочитал заголовок: «Кровавые разборки: за мужей отвечают жены и дети». На крупнозернистой фотографии инвалидная коляска, валяющаяся на земле, и темная лужица крови вокруг нее.

Полицейские крузеры сонно подкатили ко входу в кафе, аккуратно припарковались и выключили мигалки. Из одного вышел высокий мужчина в темно-синей форме королевской конной полиции, а из второй – хрупкая девушка-азиатка в фуражке, черном бронежилете и брюках с желтыми лампасами.

– Можно я сам отнесу его в машину? – спросил Федор.

– Сейчас узнаю.

Данила что-то сказал по-английски полицейскому, и тот согласно кивнул.

Федор бережно положил Тиму на заднее сиденье «Лексуса». Мальчик на мгновение проснулся, облизнул губы и пробормотал:

– Крючки для форели другие, – но тут же снова закрыл глаза и засопел.

– Почитай ему на ночь, – тихонько, чтобы не разбудить сына, закрыл дверь Федор и протянул Даниле книжку в красном переплете. – Минут пятнадцать. Он любит.

– Не волнуйся, обязательно почитаю, – дал слово Стогов.

Подошедшая девушка-полицейский тонкими пальчиками отстегнула от пояса наручники. Федор завел руки назад. Она щелкнула замками и что-то спросила.

– Не туго? – перевел Данила.

– Пойдет, – хмыкнул в ответ Федор.

Удовлетворенно кивнув козырьком фуражки, девушка принялась зачитывать его права:

– You have the right to remain silent...

– У вас есть право сохранять молчание...