Я подумаю

— Да вон они, — женщина с мусорным ведром в одной руке и пeкинеcом в другой махнула в сторону контейнеров. — Житья от них нет. Ни мусор выбросить, ни собачку выгулять.

Григорий вылез на подножку «газика», словно капитан на мостик. Зажмурился. Заходящее солнце cлепило, пробиваясь сквозь ресницы красной паутиной. Григорий приложил ладонь козырьком к глазам.

С краю от облезлых пятиэтажек, из воспаленных окон которых торчали болячками кондиционеры, сгрудились ржавые мусорные контейнеры. Вокруг них гнили кучи слипшихся овощных очисток, белела яичная скорлупа, поблескивали на солнце смятые пластиковые бутылки. То там, то сям порхали на ветру обрывки газет. Взлетая, они вспугивали стаи жирных мух, густым дымом взвивавшихся над помойкой.

Среди мусора, расположился десяток разномастных, грязных, усталых собак. Серая сука лежала около разорванного пакета и, засунув в него морду по уши, что-то оттуда выуживала. Крупный пес с костистым черепом боксера и ушами бассета кружил около нее, отгоняя пегого кобелька. «Здоровяк» с преувеличенной яростью кидался на соперника, щелкал желтыми клыками, брызгал слюной. Конкурент-заморыш взвизгивал, отпрыгивал в сторону, но, обежав контейнеры, заходил к равнодушной суке с другой стороны. В ответ «боксер» злобно клацал зубами и норовил вцепиться кобельку в морду, но каждый раз промахивался.

Остальные псы покорно расположились на безопасном расстоянии.

— Кого-то покусали? — спросил Григорий женщину.

— Бог миловал, — ответила она. — Мы даже подойти туда боимся.

Настырный кобелек в очередной раз взвизгнул и отскочил в сторону.

— Вот, — женщина показала на ведро, из которого торчали объеденные до самой зелени арбузные корки. — Выбрасываем, где попало. Весь двор загадили.

— А дворничиха?

— Она уже неделю не убирает. Боится.

— Понятно, — сказал Григорий.

Он вытащил из кабины пневматическое ружье и зарядил в него дротик с ампулой.

— Считайте, проблемы больше нет.

— Чудесно, — сказала женщина, переводя взгляд чуть в сторону от помойки. — Кого бы еще на этих найти?

На вытоптанной полянке под колючей акацией стоял диван, ретро-привет из шестидесятых. Выцветшая обивка на боковушках обрямкалась и местами была протерта до дыр. Из спинки обнаженной плотью торчали желтые куски ветхого поролона.

На диване спал человек. С лицом, заросшим, словно шерстью, бурыми волосами, в замызганной нейлоновой куртешке, в порванном полукеде на правой ноге и стоптанной остроносой туфле на левой. Чтобы уместиться на коротком диване, человек по-детски поджимал колени. Время от времени его ноги судорожно подергивались, точно от испуга.

— Каждый день безобразия устраивают, — говорила женщина. — То мусор в баках подожгут. То передерутся друг с дружкой. То прохожих вечером перепугают до смерти.

Напротив дивана Григорий разглядел еще двоих бедолаг. Синюшные, с нечесаными, свалявшимися волосами, они, присев на корточки, расставляли пустые бутылки. Из-под пива в одну сторону, из-под водки — в другую, пепсикольные — в третью.

— Заявите в милицию, — посоветовал Григорий.

— Заявляли, — пожаловалась женщина. — Да толку никакого.

— Что так? — удивился Григорий.

— Они их больше суток не держат.

Подошел водитель с ружьем наперевес.

— Я суку уложу, — сказал ему Григорий. — А ты кобелину грохни, того, что побольше.

— Остальных когда?

— После суки.

Григорий наклонился и заправил в короткий сапог выбившуюся штанину. Потом подтянул перчатки с обрезанным для удобства правым указательным пальцем. Надел солнцезащитные очки.

— С Богом!

Водитель уложил здоровенного кобеля с первого выстрела. Остальные псы, перепуганные хлопком воздушки, вскочили и бросились врассыпную.

Суке адалиновый дротик попал под лопатку. Она взвизгнула, закрутила головой, увидела проснувшегося бродягу. Ничего не понимая спросонья, он улыбался ей, потом сложил губы трубочкой и призывно свистнул.

Сука приветливо замахала хвостом, но тут же закашляла, зашаталась, завалилась на бок. Из раскрытой пасти вывалился сухой язык. Она перевернулась на живот, приподнялась и, оставляя в пыли борозду, проволокла пару метров безжизненные задние ноги. Потом захрипела, споткнулась и с размаху уткнулась носом в землю.

Григорий достал из нагрудного кармана новый дротик.

Разбежавшиеся было псы обступили неподвижную суку. Ощетинившийся заморыш юлой крутился рядом с ней. Обнажал остренькие клыки, отгоняя остальных.

Водитель, успевший перезарядиться, подошел поближе и точно всадил ему иглу дротика в бок.

Жалобно повизгивая, пес уселся на землю, по-человечески вытянув задние ноги. Потом лег на живот и пополз к мертвой суке. Из-под торчащей иглы расплывалось неправдоподобно красное пятно. Добравшись до суки, кобелек принялся вылизывать ей морду неслушающимся языком.

Григорий, припав на колено, прицелился. Пес вскинул голову, оскалился, тихо зарычал. Потом уронил морду на шею суки и замер.

— Глянь-ка, — засмеялся водитель, — Ромео.

Желтеющие клены отбрасывали на землю узорчатые тени. Теплый осенний бриз играл обрывками газет и шевелил шерсть на боках неподвижных животных. Бродяги, бросив считать бутылки, молча смотрели на Григория.

Через полчаса все было закончено.

— Грузи, — распорядился Григорий и глянул на часы. — Могильник закроется.

— Один момент, — сказал водитель, натягивая брезентовые рукавицы.

Забравшись в кабину, Григорий установил ружья в стойку, аккуратно упаковал оставшиеся ампулы адалина, почиркал подсохшей шариковой ручкой по картонной обложке журнала и записал: «Заявка жильцов. Улица Пролетарская. Девять собак». Потом посидел немного, уставившись в запись, достал сотовый и набрал номер.

— Ну, что там, старик? — спросил он. — Глухо?

Тела собак, которые водитель забрасывал в машину, стукались о стальные стенки кузова. «Бум, бум, бум», — гулко отдавалось в кабине.

— А ты сказал про диплом ветеринарки? — хмурясь, спрашивал Григорий в мобилку. — С отличием, между прочим.

Водитель грохнул задвижкой кузова, распахнул дверцу и забрался в кабину.

— Поехали?

— Подожди, — отмахнулся Григорий. — Очередь? С красными дипломами?

— Опоздаем, — проворчал водитель. — Машина за ночь дохлятиной провоняет.

— Где работаю? — вздохнув, спросил в трубку Григорий. — Все там же.

Подошла женщина с пекинесом.

— Что? — переспросил в телефон Григорий. — А-а, пока.

Он запихнул мобилку в карман.

— Вот, — сказала хозяйка пекинеса и сунула Григорию в руку несколько свернутых бумажек. — От жильцов.

Григорий пожал плечами и взял деньги.

— Как насчет другой проблемы? — торопливо спросила она и стрельнула взглядом в сторону бродяг.

Григорий посмотрел на женщину. Ситцевое платье с белым воротничком. Тщательно подвитые кудельки седеньких волос. Перевел взгляд на выстиранное белье, сохнувшее на балконах пятиэтажек. Белые наволочки, белые простыни, белые пододеяльники. Глянул на зеркально блестящие окна. В каждом из них алело заходящее солнце.

— Мы будем благодарны, — вкрадчиво сказала женщина. — Очень.

— Я подумаю, — ответил Григорий и, словно выстрелив, захлопнул дверцу.