Эпилог

Седой артист идёт по полю.

Хлеб убран, погасла трубка.
Сладость табака и яркость ржи
Остались в дне вчерашнем.
Тяжёлый занавес упал на плечи,
Не слышен гул,
Не видно даже пустоты на креслах.
На сцене больше не показывают боль.
И жизнь всего лишь три звонка.
А дальше – стук лопат
В кладбищенский январь,
И в памяти катарсис вечности в игре,
И поцелуй в ночи,
В которой сам себе не врал.