Редакционный портфель. Выпуск № 4. Андрей Ивонин

В завершении летнего сезона ведущий рубрики Игорь Исаев достаёт из своего портфеля стихи, созвучные времени года и настроению:

Август. Один из любимых месяцев года. Кончается лето, чуть печалюсь по этому поводу. Тёплая рыжая кошка ностальгии удобно устраивается на коленях. Самое время читать и читать стихи — под мерный стук дождя по кровле, под шелест пока ещё зелёной листвы…

И вот они в руках — прекрасные стихи москвича Андрея Ивонина, с недавних пор моего хорошего литературного сотоварища. Поэта, в чьих стихах так много музыки, так много мысли, так много души. Автора, чья Поэзия так созвучна моим представлениям о мироустройстве.

С удовольствием поделюсь с вами. Но прежде — по нашему обыкновению – прямая речь. Андрей Ивонин о себе:

«Сколько себя помню, любимым моим занятием было чтение. В детстве это были в основном приключенческие книги, которые оказали, я считаю, решающее влияние на моё восприятие жизни. В более старшем возрасте моими любимыми книгами стали книги по истории и античной мифологии, а в старших классах настало время и для русской классики.

Сам писать начал после окончания школы. Чуть раньше я, как и многие мои сверстники, открыл для себя такое явление, как рок-музыка. "TheBeatles", "DeepPurple", "UriahHeep", "Slade" полностью изменили наше мировоззрение. Мы буквально бредили музыкой. Это было то время, когда в каждой школе, при каждом клубе и дворце культуры, как грибы после дождя появлялись свои ансамбли, играющие рок. Не обошло это и нас. Я и мой друг Андрей Шер организовали группу, в репертуаре которой, помимо каверов на лучшие мировые и отечественные хиты, были и песни собственного сочинения, музыку к которым сочинял Андрей, я же писал тексты. Выступали на танцах, школьных вечерах, свадьбах.

В 1984 году я отправил подборку своих стихотворений в редакцию газеты “Московский Комсомолец”, получил приглашение и несколько месяцев занимался в литературной студии под руководством писательницы, прозаика, поэта и переводчика Ольги Ивановны Татариновой. Эта студия известна сейчас как литературная мастерская “Кипарисовый ларец”, многие воспитанники которой стали в дальнейшем известными писателями и поэтами.

Сорок лет я отработал в театральной сфере. Благодарен судьбе, которая свела меня с интересными людьми, талантливыми актёрами, режиссёрами, художниками, со многими из которых у меня сложились тёплые, дружеские отношения.

В настоящее время продолжаю писать стихи и песни. Являюсь членом Союза писателей XXI века, ЮРСП и Московского союза литераторов. Публикуюсь в литературных журналах и альманахах. Автор пяти сборников стихов и музыкального проекта “Группа Товарищей”, для которого пишу не только стихи, но и музыку.»

А теперь — время стихов! Наслаждайтесь, друзья мои!

* * *

Услышать сквозь щемящий ветра свист,

как падает на землю жёлтый лист,

как дождь стучит по клавишам негромким

древесных крон, и музыка дождя,

соединив в себе все эти до и ля,

звучит в ветвях отзывчивых и ломких.

Увидеть, сидя в комнатном тепле,

как оставляет влага на стекле

прикрытого окна следы отметин

небесных струй, скользящих под углом;

как зыбкий мир за стынущим стеклом

уже почти невидим, незаметен.

Почувствовать внезапно, что и ты –

посильный отзвук этой темноты.

* * *

Жизнь держится порукой круговой

на смене вех, на линии кривой,

проложенной из пункта А в пункт Б,

на некой тонкой внутренней резьбе,

на памяти, закрученной в спираль

сознания, где каждая деталь

подогнана, подробна и крепка,

как атомы молекул ДНК.

Она прозрачна и легка, как пар,

как вдох и выдох, как воздушный шар,

что рвётся ввысь упруг и невесом,

на неразрывной нити хромосом,

соединяясь с небом, растворясь

в глухом пространстве, продолжая связь

предметов и событий, лет и зим,

наполненных дыханием моим.

*

ВДОХНОВЕНИЕ

В начале было слово…

Впрочем, нет.

Ещё до слова музыка звучала.

Неведомо откуда лился свет –

вот он то и предшествовал началу.

В начале было слово…

Нет, не так.

Невидимый смычок

заветных струн касался.

Я шёл и слушал их, и каждый шаг

во мне неясным эхом отзывался.

И острый луч, пробившийся едва

сквозь облака, карабкался по стенам.

И было слышно, как растёт трава,

шумит листва, и кровь стучит по венам.

И только после было слово. А за ним

второе, третье… и сплошным потоком

плыла мелодия над миром, и другим

вдруг становился мир. Идя к истокам

сливались звуки в целое, в одно,

перевернув сознанье за мгновенье...

Вот так вот и рождается оно,

всё то, что называют вдохновеньем.

Иллюстрация: Екатерина Асатурова

***

В ТОМ ВРЕМЕНИ

Марине

В том времени, не знаю сколько дней

живущем только в памяти моей,

закрыв глаза, я вижу наши лица.

Свет ночника струится в темноте,

и синим пламенем на газовой плите,

горит огонь, и чайник кипятится.

Там есть два стула, зеркало, кровать,

с которой нам не хочется вставать,

пружины всхлип, и лающие глухо

дворовые собаки за окном,

и высоко, под самым потолком,

невесть откуда взявшаяся муха.

Дымится кофе в кружке жестяной.

На мне кусачий свитер шерстяной.

И это ли не счастье в полной мере,

когда я отпираю дверь, и ты,

божественной не пряча наготы,

выходишь проводить меня до двери?

Пусть всё останется как было, как тогда,

в те памятные, прежние года,

где мы ещё так молоды. Пусть бьётся

настойчивая муха о стекло,

хотя давно то время истекло,

закончилось и больше не вернётся.

***

ГОРЕ

Сидя в плетёном кресле,

за временем не следить.

Можно представить, если

крепко глаза закрыть,

здесь, среди вечного лета,

словно бы наяву,

где-то за краем света

предпраздничную Москву.

Можно увидеть украдкой,

будто бы вон вдали,

пряничные палатки,

Старый Арбат, Фили.

Улочки в снежной истоме

торжественны и тихи.

Меня в нашем старом доме,

пишущего стихи.

Вот оказаться где бы…

Очнёшься, глаза открыв:

над головою небо,

а под ногой – прилив.

До горизонта море.

Такое житьё-бытьё.

Горе моё ты, горе.

Луковое моё.

***

ГЕОМЕТРИЯ ЗАМКНУТОГО ПРОСТРАНСТВА

Пол. Потолок. Четыре стены.

Геометрия замкнутого пространства

без надежды на выход. Чувство вины

за то, что не сбылось, за постоянство

памяти долгой как жизнь. Любой

скажет, впрочем, что всё это блажь, пустое.

Сублимация сна в совершенно конкретную боль.

Но даже она терпима и вряд ли стоит

твоего внимания, заострённого на

узкой полоске света на вертикали

задёрнутых штор, ведь только она одна

и имеет какой-то смысл. Да и то, едва ли.

Фото из архива А. Ивонина

***

БОГ, В КОТОРОГО Я НЕ ВЕРЮ

1.

Бог, в которого я не верю, всё же хочет меня спасти:

держит за руку, подстилает соломку. Сжимая в горсти,

как воробышка в тёплых ладонях, меня несёт.

Пылинки с меня сдувает и думает, что спасёт.

В бездорожье указывает мне путь, говорит – иди!

Если я оступлюсь, упаду, он поднимет, прижмёт к груди,

улыбнётся усталой улыбкой и скажет: “Ну что ж ты, родной?

Не ушибся? Вставай! Дай-ка я тебя пожалею, маленький мой.”

От ненастья укроет меня, даже если я не просил.

И когда меня оставляют силы, даёт мне сил.

В самых тёмных моих закоулках включает свет.

Бог, в которого я не верю. Которого нет.

2.

Бог играет на мне как на скрипке, водит смычком,

извлекая звуки из полой моей души.

Говорит: не робей! Говорит мне, мол, всё пучком!

Говорит: не молчи, не смиряйся, люби, пиши!

Он качает меня на руках, прижимает к щеке,

опускает к земле, поднимает в самую высь.

Он играет, а я, прозябая в своей тщете,

заклинаю струну: раньше времени не оборвись!

И горячая музыка льётся, течёт из груди,

из самой моей сердцевины, оставляя меж рёбер пробел.

Умоляю струну: ты не рвись, ты не рвись, погоди!

Я мелодию эту простую ещё не допел.

3.

Бог, в которого я не верю, верит в меня.

Он несёт обо мне по свету благую весть.

Без его молитв ко мне не проходит и дня.

Он не видел меня, но знает – я точно есть.

Он знает – я есть, целый мир у меня в руках.

Я есмь Сущий в этом космосе, на этой земле.

Вознесённый из праха, вновь возвращаемый в прах,

крохотная песчинка, огарок в печной золе.

Каждый божий день я живу, торопясь успеть

этот день до конца прожить, впопыхах, на бегу.

Предо мной преграды, которые не одолеть.

Но он верит в меня и знает, что я смогу.

* * *

В метрополии, нет, о войне ничего не слыхали.

Ни полслова, ни строчки о том в «Ежедневных делах» *.

Может кто-то и вскользь намекал, но и это едва ли.

Даже если и так, то, наверное, в общих чертах,

и его не услышал никто. А иначе откуда

беззаботная нега и тот летаргический сон

записных сибаритов, гетер, одуревших от блуда,

слепота и святая наивность почтенных матрон?

Ничего не меняется здесь ни на грамм, ни на йоту.

Жизнь течёт, как и прежде текла в бесконечном чаду,

в вечном городе Риме, не помню котором по счёту,

в славном городе Риме, не помню в котором году.

Те же в цирках, театрах привычная ложь и кривлянье

лицедеев, трибунов – проныр и пройдох всех мастей.

Так же скопища нищих на форуме ждут подаянья,

жаждут хлеба и зрелищ, а не плохих новостей.

Так же в храмах меняют дидрахмы торговцы монетой,

и спешит по делам, как всегда озабоченный плебс,

пьют вино в кабаках, продаются в киосках газеты,

и из всех утюгов распевают Киркоров и Лепс.

Здесь достойных квиритов умы занимают всецело

мысли не о стране, а скорей повышенье цены

на бензин, и конечно же им никакого нет дела

до идущей вдали, никому не понятной войны.

* – «Acta diurna populi Romani» («Ежедневные дела римского народа») – газета, основанная Юлием Цезарем, в год его первого консульства и на протяжении 300 лет бывшая официальным органом, находившимся под контролем императора.

Фото из архива А.Ивонина

***

ВОТ ТАК И БЫВАЕТ

Вот так и бывает. Казалось, навечно замрёт

природа и холодно станет от стыни внутри и снаружи.

И ломкий, колючий, с цветными прожилками лёд

покроет коростовой коркой окрестные лужи.

А где-то под снегом трава, ожидая команды “На старт!”,

для подвигов будущих силу таит в настоящем.

Вот тут-то внезапно, как выстрел, случается март.

И губы немеют, и сердце колотится чаще.

И ты остановишься вдруг удивлённо, почти не дыша.

И это бездонное небо тебя с головой накрывает.

И близкой становится чья-то чужая душа.

Вот так и бывает, поверьте, вот так и бывает.

***

ВОРОБЬИ

Воробьи возвращаются в город, щебечут, галдят,

во дворах мельтешат, копошатся у талых помоек.

Вот один как из старого фильма заправский пират,

а другой, посмотри, с жёлтым клювом, особенно боек.

Среди медленных, важных, клюющих зерно голубей

они словно шпана беспризорная из подворотни.

День встаёт над омытой дождями Москвой, и синей

бесконечное небо над Бибирево и Капотней.

Шумный город, как фокусник, прячет весну в рукаве.

Светит солнце вовсю, словно летом, уже без утайки.

И повсюду – на мокром асфальте, пожухлой траве –

рассыпаются шустрой гурьбой воробьиные стайки.

Вон их сколько! Шумят, задираются, прут на рожон.

А недавно ещё пропадали, и где – непонятно.

Наступает апрель. Начинается тёплый сезон.

Воробьи возвращаются в город. И это приятно.

***

ПРОСТЫЕ ВЕЩИ

Простые вещи: стол,

трёхногий табурет.

В сковороде скворчит,

томясь, картошка с луком.

Газета на столе,

окно и тусклый свет

над нежилой землёй,

над озером и лугом.

А там, где горизонт,

за лесополосой –

заброшенный погост,

железная ограда.

И в голове звенит

назойливой осой,

что больше ничего

от вечности не надо.

Андрей Ивонин в библиотеке им. Пабло Неруды

* * *

Птичьим гомоном наполненные рощи:

горихвостки, зяблики, синицы.

И чего, казалось, было б проще,

замереть, застыть, остановиться.

Вслушаться в их гам,

как в детстве,

возле

приоткрытой двери в кущи рая,

в разговор беседующих взрослых,

половины слов не понимая.

***

АВГУСТ

Дело к осени. Август.

Мириадами глаз

древнегреческий Аргус

смотрит с неба на нас.

Этот месяц античный

знает всё наперёд,

по бульварам столичным,

напевая, идёт.

В колее подворотен

катит дней колесо.

Словно воздух бесплотен

и почти невесом,

самолётиком тает

в голубой синеве.

В косы ленту вплетает

порыжелой листве.

Дням безветренным, летним

поубавив огня,

поцелуем последним

осеняет меня.

Фото из архива А.Ивонина

***

ТУЧИ

Так июльское щедрое солнце куражилось вволю,

что казалось, господство его ещё долго продлится.

На горячий и пыльный державной Москвы Капитолий

триумфатором август въезжал в золотой колеснице.

Опрокинулись дни под ногами возниц неумелых.

Осень ржавит листву, да и то это только начало.

Сотни туч вороных, и гнедых, и каурых, и серых

понеслись над землёй табуном лошадей одичалых.

Разбежались по небу. Ни богу, ни чёрту, ни ветру

ни за что не догнать – ни ответа от них, ни привета.

Осень гончих собак собирает в погоню, но тщетно –

их в уютное стойло уже не загонишь до лета.

Над полями бегут, развевают косматые гривы.

По раскисшим дорогам стучат ретивые копыта.

Это дождь барабанит мне на ухо без перерыва:

ничего не забыто, прости, ничего не забыто.

***

ОСЕНЬ

В саду последняя листва

насквозь промокла.

Дождинки мелкие едва

скользят по стёклам.

Деревья жмутся на ветру,

топорщат ветки.

Всё громче музыка разлук,

а встречи редки.

Текут ручьи по мостовой,

и монотонно

дожди стучат: то вразнобой,

а то синхронно.

Их надоедлива игра

тире и точек.

Темней, длиннее вечера,

а дни короче.

Земля под натиском воды

совсем раскисла.

В прогулках под дождём коты

не видят смысла.

А на душе, как за окном,

темно и скверно.

Стоит прохожий под зонтом

и курит нервно.

Ну что, прощаемся? Пока!

До встречи в восемь?

И, словно рана, глубока

на сердце осень.

***

НЕБЕСНЫЙ ПОРТНОЙ

Ища в прогулках зыбкую опору,

меж листопадных всполохов огня,

иду на свет, мне эта осень впору,

как бы нарочно сшита на меня.

Плутаю в складках легковесной взвеси

тумана, неприветного на вид.

Его фасон знакомый мне не тесен,

нигде не жмёт, не давит, не сборит.

И свой маршрут возобновляя снова,

продолжив путешествие моё,

благодарю Небесного Портного

за это безыскусное шитьё.

ПЕШЕХОД

Гуляю по земле,

смотрю на птиц полёт,

как облако плывёт

в небесной сини.

Я в этом сентябре

случайный пешеход,

плутающий,

как Моисей в пустыне.

Среди других дорог

куда ведёт моя?

Живу, как все живут –

грешу и каюсь.

Но чьи-то голоса

звучат во мне, и я

вплести свой голос

в общий хор пытаюсь.

***

ЕЩЁ НЕ СНЕГ

Ещё не снег. Но копится беда

по перелескам и полям окрестным,

где с неба неизбывная вода

стекает вниз по желобам отвесным.

Где всё готово для привычных нег

грядущих зим – и свадебное ложе

из стылых трав, гнилой листвы, но всё же

ещё не снег.