Улетели листья с тополей — Повторилась в мире неизбежность… Не жалей ты листья, не жалей, А жалей любовь мою и нежность! Пусть деревья голые стоят, Не кляни ты шумные метели! Разве в этом кто-то виноват, Что с деревьев листья улетели?
Наталья Симанова
Почудилось мне почему-то, Что, опавшие с осенних тополей, Листы в закатную минуту Превратились в стаю журавлей! Поднялись на жёлтое крыло Ярким клином в сумраке небесном! Тут же время грусти истекло — Фантазировать приятно и полезно!
В златотканные дни сентября Мнится папертью бора опушка. Сосны молятся, ладан куря, Над твоей опустелой избушкой. Ветер-сторож следы старины Заметает листвой шелестящей. Распахни узорочье сосны, Промелькни за березовой чащей! Я узнаю косынки кайму, Голосок с легковейной походкой… Сосны шепчут про мрак и тюрьму, Про мерцание звезд за решеткой, Про бубенчик в жестоком пути, Про седые бурятские дали… Мир вам, сосны, вы думы мои, Как родимая мать, разгадали! В поминальные дни сентября Вы сыновнюю тайну узнайте И о той, что погибла любя, Небесам и земле передайте. 1911
Наталья Владимировна Симанова
Стройные берёзки у воды, словно купола, Золотом горят на солнце в краткий час тепла. А вокруг, как исполины, хвойный лес стоит, Охраняет он берёзки, крепче чем гранит. Ветер, как звонарь заправский, жёлтою листвой Возвещает — скоро ждёт нас зимний сон, покой. Лес замрёт и станет слышно, как стучат сердца Старых облысевших сосен, ельника — юнца. Пламя осени бушует в кронах тех берёз, А они в молитвах тают с ливнем жёлтых слёз. 2023
Осеню себя осенью — в дальний лес уйду. В день туманный и серенький подойду к пруду. Листья, точно кораблики, на пруде застыв, Ветерка ждут попутного, но молчат кусты. Листья мокрые, легкие и сухие столь, Что возьмешь их — ломаются поперек и вдоль. Не исчезнуть скоробленным никуда с пруда: Ведь она ограниченна, в том пруде вода. Берега всюду топкие с четырех сторон. И кусты низкорослые стерегут их сон. Листья легкие-легкие, да тяжёл удел: У пруда они выросли и умрут в пруде…
Наталья Симанова
Лист скользит по небу — Отраженью на глади воды. Со страхом он незнаком, Не знает большой беды. Был маленькой пухлой почкой, Потом набирался сил, Сиял изумрудом на солнце, Теперь оторвался, поплыл… Что думает он, не знаю. И может ли думать лист? Тут рябь на воде появилась, Послышался тонкий свист. Фрахтует ветер кораблик — Жёлтый осенний листок И гоняет его, неустанно, То на запад, то на восток… Истрепет, намочит, бросит И умчится в дальние дали, А листочек пойдёт ко дну, Оставляя на сердце печали…
Здравствуйте! Вдохнув поглубже, решала оставить свой отзыв о «Волнах Бессмертия...» Светланы Захаровой. У меня тоже возникли «волны».
Первая. Визуальная. Смутил объем примечаний. Он в два раза больше самого произведения. Как у простого любителя поэзии возникают вопросы — «С чего начать? Прочесть сначала все пояснения, чтобы „быть в теме“? Читать произведение и, ходу дела, прыгать с текста на сноску и обратно? И так 18 (восемнадцать) раз?.. Но, думаю, мудрый совет редактора поможет решить этот перекос.
Вторая. Сюжетно-динамическая. Все, или почти все, литературные произведения имеют завязку, развитие, кульминацию и развязку. Задача вступления (завязки), зацепить читателя так, чтобы он, не роняя, а набирая обороты, достиг ключевого, переломного момента (кульминации). По этому развитие, чтобы не дать „сорваться с крючка“, нагнетает обстановку, имеет эмоциональный, динамичный окрас. В пиковой точке происходит решение конфликта (вопроса, ситуации). В некоторых произведениях кульминация и становится развязкой, в других — после кульминации в финальной части подводятся итоги, даются оценки.
Третья. Пожелательная. Сам жанр — батальная, к тому же историческая, сцена — серьёзная работа с материалом. Но это не научный труд, а художественное произведение и его цель — завлечь, заинтересовать, разбудить чувство сопереживания. И здесь „бородинский дядя“ Лермонтова лучший пример, что повествование от лица участника событий даёт эмоциональный посыл читателю, легче происходит погружение в происходящее. Когда произведение не адресовано только для мореходов, то, наверное, не надо так сильно насыщать его профессионализмами. Если что-то ооочень важное не связано с мачтой (фок-, грот-, бизань — нужное подчеркнуть), то мне без разницы какая из них разлетится в щепки. Но когда такие слова звучат из уст моремана — ЛГ: »Эх, едрён-бизань, тудусь её в качель, Началась морская канитель!" (экспромт), то они воспринимаются не так страшно.
Наверное, это основное, о чём я хотела сказать.
Напоследок, лично Светлане. Завидую смелости, замахнуться на поэтическое описание сражения — это говорит о решительном характере автора. Светлана, так держать!
Сентябрь выметает широкой метлой Жучков, паучков с паутиной сквозной, Истерзанных бабочек, ссохшихся ос, На сломанных крыльях разбитых стрекоз, Их круглые линзы, бинокли, очки, Чешуйки, распорки, густую пыльцу, Их усики, лапки, зацепки, крючки, Оборки, которые были к лицу. Сентябрь выметает широкой метлой Хитиновый мусор, наряд кружевной, Как если б директор балетных теплиц Очнулся — и сдунул своих танцовщиц. Сентябрь выметает метлой со двора За поле, за речку и дальше, во тьму, Манжеты, застежки, плащи, веера, Надежды на счастье, батист, бахрому. Прощай, моя радость! До кладбища ос, До свалки жуков, до погоста слепней, До царства Плутона, до высохших слез, До блеклых в цветах элизийских полей!
Наталья Симанова
Три брата шли по дорожке: «Эх, хорошо погуляли!» Почти во всех реках — озёрах до самого дна ныряли. Нежились на песочке, грели свои бока, Решали, на что похожи парящие облака. Резвились, как малые дети, взрослые мужики, Из полевых первоцветов подругам плели венки. Плыли вокруг ароматы от рыбы и шашлыков. А ночи кипели страстью без граней и без оков…
Так они шли, вспоминая как хорошо отдохнули, Мимо парня с большим мешком, но на него не взглянули. У них на футболках ярко: «Август», «Июнь», «Июль», У парня на куртке строго — «Сентябрь — ЭкоПатруль».
«Сегодня осень в дверь мне позвонила...» Лариса Рубальская
Сегодня осень в дверь мне позвонила, Стояла на ступеньках и ждала. Я обомлела, когда Ей открыла, Такой она волшебною была!
Копна волос красивых, ярко-рыжих, Точёный нос, румяность алых губ, И взгляд такой шальной от глаз бесстыжих, Сплошная ласка, кто здесь будет груб?
Я ошарашено в дверях посторонилась, Она прошла и прямо вслед за ней, Такая красота вдруг ветром взвилась, Что не было её милей, родней…
Мы пили чай вприкуску с листопадом, Всплакнули вместе проливным дождём. О, Осень — ты души моей отрада! Богат душой, кто осенью рождён…
Когда она ушла, я очень долго Смотрела в дверь, не смея дверь закрыть! А с неба падал снег… На память только, Рябины грусть и образ, что нельзя забыть.
«Я и каждая Осень» Наталья Симанова
Она приходит незвано, Я для неё, как «жилетка». Вроде, солидная дама, Ведёт себя как малолетка!
То золотом грудь припудрит, То губы накрасит багрянцем, То хихикает без причины, То кривляется в диком танце.
То рыдает, не умолкая, И салфетки на части рвёт. Вдруг затихнет всего на минуту И… невпопад запоёт!
То нальёт в чайную чашку Сладкий вишнёвый «Кагор» И совершенно серьезно О любви заведёт разговор.
Бывает, что наша беседа Затянется до утра, На прощанье скажу: «Заходи, Коль снова подступит хандра».
Пусть взбалмошна и своенравна, А в рыжих локонах проседь, Но мы — отраженье друг друга — Я и каждая Осень.
Уходит тихо Лето, одетое в листву. И остаются где-то во сне и наяву: серебряная мушка в сетях у паука, не выпитая кружка парного молока. И ручеёк стеклянный, И тёплая земля, и над лесной поляной жужжание шмеля.
Приходит тихо Осень, одетая в туман. Она с собой приносит дожди из разных стран. И листьев жёлтых ворох, и аромат грибной, и сырость в тёмных норах.
А где-то за стеной будильник до рассвета стрекочет на столе: " До бу-ду-ще-го ле-та, до бу-ду-ще-го ле..."
Наталья Симанова «Буду ждать»
И вот они промелькнули Три месяца — в миг один. Уж Лето «на чемоданах» — Пора ему уходить.
Стоит у порога Осень, По крылечку дождём стучит, А на моём подоконнике Огарок летней свечи.
Хочется задержать его, Придумать предлоги любые: «Нам же с тобой хорошо! Мы же с тобой не чужие!»
Так с предосенней печалью Я погружаюсь в сон, Кажется, лишь на минутку, Но вдруг — будильника звон,
А на подушке записка: «Не впадай в унынье и грусть, — Мне обещало Лето, — Я очень скоро вернусь!»
Райнер Мария Рильке (в переводе Вячеслава Куприянова)
Сверх меры мир в пространстве небосвода, запасы света в дальних закромах. Как странно нам величие исхода, но как близки прощание и страх! Звезда упала. На устах у всех за нею вслед желанье просияло: что истекло и что нашло начало? Кто провинился? Чей искуплен грех?
Наталья Симанова (без перевода)
Август — это время звездопадов, Время заветной мечты. А что же тебе для счастия надо? Что загадаешь ты? Что твою душу сегодня тревожит? О ком твоё сердце болит? Падения путь быстр и несложен Ярких ночных Персеид.
Словно заправский охотник, он был «во все оружие», отправляясь выслеживать «дичь». Он двигался спокойно и уверенно, замечал незаметное, присматривался к привычному. Он… Он молодой фотограф Алекс. Вообще то, Саша, но Алекс — звучнее. Алекс искал типажи для фотовыставки «Город людей». И вот уже целый месяц он не просто слонялся по улицам, а вёл кропотливый поиск кадра. Не просто интересной картинки, а интересной жизненной истории. Вот одна из них. Это… это… Это просто беда! Запомнить имя! Поэтому Алекс назвал её Кухарка. Она и в правду была поварихой — домработницей у одного местного научного деятеля, востоковеда — япониста. И Деятель этот не имел семьи, но имел много странностей. Алекс не мог понять, как можно писать о культуре и обычаях страны, в которой ни разу не бывал. Но с завидной регулярностью, как шепнула Кухарка, минимум раз в год Японист получал звание или премию за свой очередной «научный трактат». Или кимоно, которых было два огромных шкафа, он надевал «на выход в свет», а дома «щеголял» в старых трико и потёртом махровом халате, отдалённо напоминающим кимоно. Но главный «бзик» заключался в том, что Японовед решил — он обязан есть рыбу каждый день! Именно тогда в его доме и появилась Кухарка. Она не была шефом ресторана с мишленовскими звёздами — она была поварихой заводской столовой. Она очень любила свою работу, ей нравилось готовить, готовить вкусно. Но годы любимой работы сказались на здоровье, на огромной столовской кухне ей стало трудно дышать. Назначили инвалидность, отправили на досрочную пенсию и случилось это именно в тот момент, когда Деятеля «осенила» мысль о рыбоеденье. И тут включилась «Теория шести рукопожатий» — они встретились… Ожидаете красивый финал? Нет. Дальше было обыденно и незамысловато. Деятель сидел и писал о Японии — Кухарка приходила и готовила блюда из рыбы. Двенадцать лет. А потом он умер, просто от старости, и Анна… Алекс вспомнил как её зовут… И Анна осталась одна с книгами рецептов сааамых разных блюд из рыбы и несколькими фигурками, добытыми ею при потрошении водоплавающих. Она ещё смеялась, что у неё больше, чем у Андерсена… … Это лишь один кадр молодого фотографа…
Улетели листья с тополей —
Повторилась в мире неизбежность…
Не жалей ты листья, не жалей,
А жалей любовь мою и нежность!
Пусть деревья голые стоят,
Не кляни ты шумные метели!
Разве в этом кто-то виноват,
Что с деревьев листья улетели?
Наталья Симанова
Почудилось мне почему-то,
Что, опавшие с осенних тополей,
Листы в закатную минуту
Превратились в стаю журавлей!
Поднялись на жёлтое крыло
Ярким клином в сумраке небесном!
Тут же время грусти истекло —
Фантазировать приятно и полезно!
1. Самуил Маршак
В октябре, в октябре
Частый дождик на дворе.
На лугах мертва трава,
Замолчал кузнечик.
Заготовлены дрова
На зиму для печек.
2. Наталья Симанова
В октябре, в октябре
«Полная чаша» в кротовой норе.
Он трудился летом,
Делая запасы.
Только огородники
Не давали спасу.
Заготовил с гаком
Личинок — червяков,
Ему не надо нашу
Ни свёклу, ни моркоффф.
Я на листьях пишу приветы.
Чуть позже сорвёте посланья
И разнесёте по свету.
В златотканные дни сентября
Мнится папертью бора опушка.
Сосны молятся, ладан куря,
Над твоей опустелой избушкой.
Ветер-сторож следы старины
Заметает листвой шелестящей.
Распахни узорочье сосны,
Промелькни за березовой чащей!
Я узнаю косынки кайму,
Голосок с легковейной походкой…
Сосны шепчут про мрак и тюрьму,
Про мерцание звезд за решеткой,
Про бубенчик в жестоком пути,
Про седые бурятские дали…
Мир вам, сосны, вы думы мои,
Как родимая мать, разгадали!
В поминальные дни сентября
Вы сыновнюю тайну узнайте
И о той, что погибла любя,
Небесам и земле передайте.
1911
Наталья Владимировна Симанова
Стройные берёзки у воды,
словно купола,
Золотом горят на солнце
в краткий час тепла.
А вокруг, как исполины,
хвойный лес стоит,
Охраняет он берёзки,
крепче чем гранит.
Ветер, как звонарь заправский,
жёлтою листвой
Возвещает — скоро ждёт нас
зимний сон, покой.
Лес замрёт и станет слышно,
как стучат сердца
Старых облысевших сосен,
ельника — юнца.
Пламя осени бушует
в кронах тех берёз,
А они в молитвах тают
с ливнем жёлтых слёз.
2023
— на фото моё озеро Синара.
Осеню себя осенью — в дальний лес уйду.
В день туманный и серенький подойду к пруду.
Листья, точно кораблики, на пруде застыв,
Ветерка ждут попутного, но молчат кусты.
Листья мокрые, легкие и сухие столь,
Что возьмешь их — ломаются поперек и вдоль.
Не исчезнуть скоробленным никуда с пруда:
Ведь она ограниченна, в том пруде вода.
Берега всюду топкие с четырех сторон.
И кусты низкорослые стерегут их сон.
Листья легкие-легкие, да тяжёл удел:
У пруда они выросли и умрут в пруде…
Наталья Симанова
Лист скользит по небу —
Отраженью на глади воды.
Со страхом он незнаком,
Не знает большой беды.
Был маленькой пухлой почкой,
Потом набирался сил,
Сиял изумрудом на солнце,
Теперь оторвался, поплыл…
Что думает он, не знаю.
И может ли думать лист?
Тут рябь на воде появилась,
Послышался тонкий свист.
Фрахтует ветер кораблик —
Жёлтый осенний листок
И гоняет его, неустанно,
То на запад, то на восток…
Истрепет, намочит, бросит
И умчится в дальние дали,
А листочек пойдёт ко дну,
Оставляя на сердце печали…
Вдохнув поглубже, решала оставить свой отзыв о «Волнах Бессмертия...» Светланы Захаровой.
У меня тоже возникли «волны».
Первая.
Визуальная.
Смутил объем примечаний. Он в два раза больше самого произведения. Как у простого любителя поэзии возникают вопросы — «С чего начать? Прочесть сначала все пояснения, чтобы „быть в теме“? Читать произведение и, ходу дела, прыгать с текста на сноску и обратно? И так 18 (восемнадцать) раз?..
Но, думаю, мудрый совет редактора поможет решить этот перекос.
Вторая.
Сюжетно-динамическая.
Все, или почти все, литературные произведения имеют завязку, развитие, кульминацию и развязку. Задача вступления (завязки), зацепить читателя так, чтобы он, не роняя, а набирая обороты, достиг ключевого, переломного момента (кульминации). По этому развитие, чтобы не дать „сорваться с крючка“, нагнетает обстановку, имеет эмоциональный, динамичный окрас. В пиковой точке происходит решение конфликта (вопроса, ситуации). В некоторых произведениях кульминация и становится развязкой, в других — после кульминации в финальной части подводятся итоги, даются оценки.
Третья.
Пожелательная.
Сам жанр — батальная, к тому же историческая, сцена — серьёзная работа с материалом. Но это не научный труд, а художественное произведение и его цель — завлечь, заинтересовать, разбудить чувство сопереживания.
И здесь „бородинский дядя“ Лермонтова лучший пример, что повествование от лица участника событий даёт эмоциональный посыл читателю, легче происходит погружение в происходящее.
Когда произведение не адресовано только для мореходов, то, наверное, не надо так сильно насыщать его профессионализмами.
Если что-то ооочень важное не связано с мачтой (фок-, грот-, бизань — нужное подчеркнуть), то мне без разницы какая из них разлетится в щепки. Но когда такие слова звучат из уст моремана — ЛГ:
»Эх, едрён-бизань,
тудусь её в качель,
Началась морская канитель!" (экспромт), то они воспринимаются не так страшно.
Наверное, это основное, о чём я хотела сказать.
Напоследок, лично Светлане.
Завидую смелости, замахнуться на поэтическое описание сражения — это говорит о решительном характере автора.
Светлана, так держать!
Сентябрь выметает широкой метлой
Жучков, паучков с паутиной сквозной,
Истерзанных бабочек, ссохшихся ос,
На сломанных крыльях разбитых стрекоз,
Их круглые линзы, бинокли, очки,
Чешуйки, распорки, густую пыльцу,
Их усики, лапки, зацепки, крючки,
Оборки, которые были к лицу.
Сентябрь выметает широкой метлой
Хитиновый мусор, наряд кружевной,
Как если б директор балетных теплиц
Очнулся — и сдунул своих танцовщиц.
Сентябрь выметает метлой со двора
За поле, за речку и дальше, во тьму,
Манжеты, застежки, плащи, веера,
Надежды на счастье, батист, бахрому.
Прощай, моя радость! До кладбища ос,
До свалки жуков, до погоста слепней,
До царства Плутона, до высохших слез,
До блеклых в цветах элизийских полей!
Наталья Симанова
Три брата шли по дорожке:
«Эх, хорошо погуляли!»
Почти во всех реках — озёрах
до самого дна ныряли.
Нежились на песочке,
грели свои бока,
Решали, на что похожи
парящие облака.
Резвились, как малые дети,
взрослые мужики,
Из полевых первоцветов
подругам плели венки.
Плыли вокруг ароматы
от рыбы и шашлыков.
А ночи кипели страстью
без граней и без оков…
Так они шли, вспоминая
как хорошо отдохнули,
Мимо парня с большим мешком,
но на него не взглянули.
У них на футболках ярко:
«Август», «Июнь», «Июль»,
У парня на куртке строго —
«Сентябрь — ЭкоПатруль».
Лариса Рубальская
Сегодня осень в дверь мне позвонила,
Стояла на ступеньках и ждала.
Я обомлела, когда Ей открыла,
Такой она волшебною была!
Копна волос красивых, ярко-рыжих,
Точёный нос, румяность алых губ,
И взгляд такой шальной от глаз бесстыжих,
Сплошная ласка, кто здесь будет груб?
Я ошарашено в дверях посторонилась,
Она прошла и прямо вслед за ней,
Такая красота вдруг ветром взвилась,
Что не было её милей, родней…
Мы пили чай вприкуску с листопадом,
Всплакнули вместе проливным дождём.
О, Осень — ты души моей отрада!
Богат душой, кто осенью рождён…
Когда она ушла, я очень долго
Смотрела в дверь, не смея дверь закрыть!
А с неба падал снег… На память только,
Рябины грусть и образ, что нельзя забыть.
«Я и каждая Осень»
Наталья Симанова
Она приходит незвано,
Я для неё, как «жилетка».
Вроде, солидная дама,
Ведёт себя как малолетка!
То золотом грудь припудрит,
То губы накрасит багрянцем,
То хихикает без причины,
То кривляется в диком танце.
То рыдает, не умолкая,
И салфетки на части рвёт.
Вдруг затихнет всего на минуту
И… невпопад запоёт!
То нальёт в чайную чашку
Сладкий вишнёвый «Кагор»
И совершенно серьезно
О любви заведёт разговор.
Бывает, что наша беседа
Затянется до утра,
На прощанье скажу: «Заходи,
Коль снова подступит хандра».
Пусть взбалмошна и своенравна,
А в рыжих локонах проседь,
Но мы — отраженье друг друга —
Я и каждая Осень.
Уходит тихо Лето,
одетое в листву.
И остаются где-то
во сне и наяву:
серебряная мушка
в сетях у паука,
не выпитая кружка
парного молока.
И ручеёк стеклянный,
И тёплая земля,
и над лесной поляной
жужжание шмеля.
Приходит тихо Осень,
одетая в туман.
Она с собой приносит
дожди из разных стран.
И листьев жёлтых ворох,
и аромат грибной,
и сырость в тёмных норах.
А где-то за стеной
будильник до рассвета
стрекочет на столе:
" До бу-ду-ще-го ле-та,
до бу-ду-ще-го ле..."
Наталья Симанова «Буду ждать»
И вот они промелькнули
Три месяца — в миг один.
Уж Лето «на чемоданах» —
Пора ему уходить.
Стоит у порога Осень,
По крылечку дождём стучит,
А на моём подоконнике
Огарок летней свечи.
Хочется задержать его,
Придумать предлоги любые:
«Нам же с тобой хорошо!
Мы же с тобой не чужие!»
Так с предосенней печалью
Я погружаюсь в сон,
Кажется, лишь на минутку,
Но вдруг — будильника звон,
А на подушке записка:
«Не впадай в унынье и грусть, —
Мне обещало Лето, —
Я очень скоро вернусь!»
Скоро осень, за окнами август,
От дождя потемнели кусты,
И я знаю, что я тебе нравлюсь,
Как когда-то мне нравился ты.
Отчего же тоска тебя гложет,
Отчего ты так грустен со мной, —
Разве в августе сбыться не может,
Что сбывается ранней весной?
За окошком краснеют рябины,
Дождь в окошко стучит без конца.
Ах, как жаль, что иные обиды
Забывать не умеют сердца.
Не напрасно тоска тебя гложет,
Не напрасно ты грустен со мной,
Видно, в августе сбыться не может,
Что сбывается ранней весной.
Скоро осень, за окнами август,
От дождя потемнели кусты,
И я знаю, что я тебе нравлюсь,
Как когда-то мне нравился ты.
Наталья Симанова «Мой Любимый...»
Скоро осень. Август на исходе,
Собирается покинуть край.
Я в отчаянии, почти на взводе:
«Милый мой, меня не покидай!»
Ты уходишь, улыбаясь мило
Солнечным лучом в моём окне:
«Ты же помнишь, как тепло нам было?!
Август мой, прошу, вернись ко мне!»
Ты спешишь на новые свиданья
К новым людям, к новым городам.
А со мною Августа дыханье
Остаётся в сердце навсегда.
Так заведено, таков порядок —
Август уступает Сентябрю.
Месяц опьяняющей услады —
Август мой, за всё благодарю.
(в переводе Вячеслава Куприянова)
Сверх меры мир в пространстве небосвода,
запасы света в дальних закромах.
Как странно нам величие исхода,
но как близки прощание и страх!
Звезда упала. На устах у всех
за нею вслед желанье просияло:
что истекло и что нашло начало?
Кто провинился? Чей искуплен грех?
Наталья Симанова
(без перевода)
Август — это время звездопадов,
Время заветной мечты.
А что же тебе для счастия надо?
Что загадаешь ты?
Что твою душу сегодня тревожит?
О ком твоё сердце болит?
Падения путь быстр и несложен
Ярких ночных Персеид.
Он молодой фотограф Алекс. Вообще то, Саша, но Алекс — звучнее.
Алекс искал типажи для фотовыставки «Город людей». И вот уже целый месяц он не просто слонялся по улицам, а вёл кропотливый поиск кадра. Не просто интересной картинки, а интересной жизненной истории.
Вот одна из них.
Это… это… Это просто беда! Запомнить имя! Поэтому Алекс назвал её Кухарка. Она и в правду была поварихой — домработницей у одного местного научного деятеля, востоковеда — япониста. И Деятель этот не имел семьи, но имел много странностей. Алекс не мог понять, как можно писать о культуре и обычаях страны, в которой ни разу не бывал. Но с завидной регулярностью, как шепнула Кухарка, минимум раз в год Японист получал звание или премию за свой очередной «научный трактат». Или кимоно, которых было два огромных шкафа, он надевал «на выход в свет», а дома «щеголял» в старых трико и потёртом махровом халате, отдалённо напоминающим кимоно. Но главный «бзик» заключался в том, что Японовед решил — он обязан есть рыбу каждый день! Именно тогда в его доме и появилась Кухарка. Она не была шефом ресторана с мишленовскими звёздами — она была поварихой заводской столовой. Она очень любила свою работу, ей нравилось готовить, готовить вкусно. Но годы любимой работы сказались на здоровье, на огромной столовской кухне ей стало трудно дышать. Назначили инвалидность, отправили на досрочную пенсию и случилось это именно в тот момент, когда Деятеля «осенила» мысль о рыбоеденье.
И тут включилась «Теория шести рукопожатий» — они встретились…
Ожидаете красивый финал? Нет. Дальше было обыденно и незамысловато. Деятель сидел и писал о Японии — Кухарка приходила и готовила блюда из рыбы. Двенадцать лет. А потом он умер, просто от старости, и Анна… Алекс вспомнил как её зовут… И Анна осталась одна с книгами рецептов сааамых разных блюд из рыбы и несколькими фигурками, добытыми ею при потрошении водоплавающих. Она ещё смеялась, что у неё больше, чем у Андерсена…
… Это лишь один кадр молодого фотографа…