Студент "О Вечном мироздании" .

РУБРИКА «СТУДЕНТЫ ГАЙКОВОЙ Н.Н.» Агаларов Александр Александрович. (Студент дал согласие на публикацию)

1.        Душа Мироздания Неделима.
Глава Первая. «Служба в храме Мироздания».
Большое озеро как блюдо.
За ним — скопленье облаков,
Нагроможденных белой грудой
Суровых горных ледников.
По мере смены освещенья
И лес меняет колорит.
То весь горит, то черной тенью
Насевшей копоти покрыт.
Когда в исходе дней дождливых
Меж туч проглянет синева,
Как небо празднично в прорывах,
Как торжества полна трава!
Стихает ветер, даль расчистив,
Разлито солнце по земле.
Одно из очень известных произведений Б.Л. Пастернака «Когда разгуляется». О чём же оно?! Лирический герой, да и сам поэт, конечно, восхваляет красоту мироздания. Весь пейзаж проникнут настроением, вернее, ощущением торжества. Возможно, в произведении показана некая аллегория – например, «исход дней дождливых» как окончания бед, нестроений, начало чего-то нового, светлого. Тучи, символизируют, очевидно, тоску, внутренний разлад, одиночество. А синева после дождя - наполненную радостью душу. «Меж туч проглянет синева» - появилась надежда – и душа радуется.
Но всё же самое главное - дальше…
Просвечивает зелень листьев,
Как живопись в цветном стекле.
B церковной росписи оконниц
Так в вечность смотрят изнутри
В мерцающих венцах бессонниц
Святые, схимники, цари.
Как будто внутренность собора —
Простор земли, и чрез окно
Далекий отголосок хора
Мне слышать иногда дано.
Автор сравнивает природу с собором - ведь красота её вечна, нерушима. Подобными сравнениями преисполнена вся русская литература – особенно, - поэзия – и творчество Б.Л.Пастернака не исключение.
Природа «видела» много поколений людей. Но главное – то, что отличает восприятие природы христианином. Природа – Нерукотворный Храм Творца! Ведь «внутренность собора» - иконостас - «окно» в Царство Небесное, как написал П.А.Флоренский.
И у принявшего Святое Крещение Б.Л.Пастернака в небольшом отрывке дважды встречается образ окна, символизирующего «другой» - вернее, - «иной» взгляд на жизнь, а также «границу» между мирами. Через окна «смотрят… в вечность… Святые, схимники, цари ». «Смотрит» «облак свидетелей», как сказано в Писании.
Потому образ окна - тоже пример живой связи с Царством Небесным. А «далекий отголосок хора», который «слышать иногда дано», очевидно, - хор ангельский!
Оттого-то и преисполнены такой неземной радостью последние строки:
Природа, мир, тайник вселенной,
Я службу долгую твою,
Объятый дрожью сокровенной,
B слезах от счастья отстою.
Лирический герой чувствует свою причастность, ощущает единство человека и Мироздания Божьего – оттого, что все мы Его творения!
Глава Вторая. «Духовно ослепшие».
Очень похожая мысль звучала и у поэта, рождённого почти на девяносто лет раньше, - Ф.И.Тютчева. И нет в том ничего удивительного - ведь образ Мироздания Божьего и причастность к нему человека вечны – вне времени и пространства.
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…
Вы зрите лист и цвет на древе:
Иль их садовник приклеил?
Иль зреет плод в родимом чреве
Игрою внешних, чуждых сил?..
То, что и в этих строках передано ощущение живой связи с природой, очевидно. И здесь для лирического героя, как и для самого поэта, особенно важно то, что природа – Творение Божие. У Ф.И.Тютчева не отличие показано, а, скорее, - поэт «углубляет» главную мысль. Мысль о том, что только Творец мог вдохнуть жизнь и в озеро, и в облака, и в лес, и в цветы в саду. Для обоих поэтов и их лирических героев это само собою разумеется...
Природа - сокровищница – но сокровище найдёт только тот, кто ищет. И, к великому сожалению, не всем дано такое ощущение, такое понимание окружающего мира. Не всем дано видеть очевидное. Поэтому стихотворение Ф.И.Тютчева, в отличие от предыдущего, построено на антитезе. И появляется она не сразу - потому что сначала так хочется насладиться красотою и мудростью мироздания! А уж только потом показать «антипод»:
Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах,
Для них и солнцы, знать, не дышат,
И жизни нет в морских волнах.
Лучи к ним в душу не сходили,
Весна в груди их не цвела,
При них леса не говорили
И ночь в звездах нема была!
И языками неземными,
Волнуя реки и леса,
В ночи не совещалась с ними
В беседе дружеской гроза!
Не их вина: пойми, коль может,
Органа жизнь глухонемой!
Души его, ах! не встревожит
И голос матери самой!..
Такие люди живут в сем мире, как впотьмах. Можно даже говорить об их духовной смерти – потому что жизни они не видят, не слышат, не ощущают. Лирический герой испытывает к ним, наверное, некоторое презрение, смешанное с жалостью...
Глава Третья. «Бесы, на Храм Творца посягнувшие».
А теперь обратимся ещё к одному поэту поколения Б.Л.Пастернака - поэту, как говорили о нём, крестьянскому. Потому что то, что вне времени и пространства, уж тем более, вне сословий.
Итак, Н.А.Клюев. Он, конечно, не создаёт углублённых философских, в привычном смысле, образов, как Б.Л.Пастернак или Ф.И.Тютчев. Образы это стихотворения фольклорные, отражающие мышление русского, православного народа. Но, естественно, как было уже сказано, живая связь с мирозданием и Самим Творцом ощущается или не ощущается человеком, независимо от образования и происхождения.
Обозвал тишину глухоманью,
Надругался над белым "молчи",
У креста простодушною данью
Не поставил сладимой свечи.
В хвойный ладан дохнул папиросой
И плевком незабудку обжег.
Зарябило слезинками плёсо,
Сединою заиндевел мох.
В произведении показано страдание – страданием проникнуто здесь абсолютно всё. Поэт и его лирический герой глубоко страдает потому, что человек отпал от природы, от Храма Мироздания – а значит, от самой веры. От живой связи с Творцом. Этот «безликий», которого и человеком назвать трудно, «заходит» в Храм Мироздания – не с благоговением, чтобы «у креста простодушною данью поставить сладимую свечу», а как к себе домой, вернее, как в кабак, который всегда был символом дна человеческой жизни. Этот безликий персонаж пытается «установить» свои - безбожные «порядки», навязать их всему мирозданию. (Вспомнить хотя бы, как семидневную неделю, отражающие Дни Творения, заменили на шестидневку). Он «надругался» над мирозданием – над Творением Божиим, потому что настолько пуст и озлоблен, что не может не разрушать всё вокруг – всё, что стояло веками. Он быть другим не может – ведь душевная, тем более, - духовная пустота ничем хорошим не заполняется.
Невольно вспоминается страшный образ, созданный И.С.Глазуновым, - большевики бесцеремонно, кощунственно врываются в храм Пасхальной Ночью. С собаками, в шапках, пьяные. А рядом распутные, полуголые комиссарши. Они кощунственно «нацепили» на себя венцы, возлагающиеся на головы вступающих в брак. В церковный брак, а не в блудную связь, как эти «вошедшие». Врываются, чтобы устроить погром, чтобы надругаться над святынями, на душой народа. Такое же «надругательство» показаны и на картине того же И.С.Глазунова «Раскулачивание». Все эти «насильники» похожи на того, кто «надругался над белым "молчи". Надругались над Белизной, над Чистотой.
А потому всё мироздание содрогнулось – и «плачет»! «Плачет» плёсо, и Крест стал «заплаканным», как плачут от своего бессилия о разорённых святынях простые русские люди над сброшенными иконами.
И с какой болью говорит обо всё этом Н.А.Клюев! Его безликий «персонаж», конечно, глубоко несчастен, как уже говорилось, но сам этого не осознаёт. И несчастным становятся все и всё вокруг. И, к сожалению, образ этот тоже вне времени.
А потому:
Светлый отрок - лесное молчанье,
Помолясь на заплаканный крест,
Закатилось в глухое скитанье
До святых, незапятнанных мест.
Заломила черемуха руки,
К норке путает след горностай...
Сын железа и каменной скуки
Попирает берестяный рай.
Душа народа испорчена, развращена, опустошена революцией, уничтожением Руси крестьянской – здесь о революции не говорится, но это совершенно ясно, если знать, в какое время жил Н.А.Клюев. А потому можно вспомнить и Тамбовский бунт 1921 года, и расстрелы крестьян в связи с разорением храмов, и расстрел самого Н.А.Клюева и других крестьянских поэтов. Оттого и появляются такие «дети каменных джунглей», как сказали бы сейчас. Но главное всё же не в этом.
Профессор М.М.Дунаев говорил о том, что без «опоры» взгляда на пейзаж, на храм человек становится агрессивным. И этот «персонаж» агрессивен. Но причина гораздо глубже.
Ведь разрушены не только сёла, но и города, как порушены души людей. И, конечно, уничтожается духовный «фундамент» русской жизни – храм в селе, храм на знакомой улице, храм души. Новой, безбожной власти нужны такие, как этот, «попирающий берестяный рай».
Конечно, в произведении показана глубокая духовная трагедия - и все образы именно её и раскрывают. Но всё же разрушается «рай» «берестяный», а не липовый, осиновый, сосновый и т.д. Естественно, что истинно русский – крестьянский поэт обращается к образу «самого русского» дерева. Ведь берёза светла и чиста, как душа русского народа. И «влияние» новой власти сравнимо с жестоким и бездумным «лесоповалом».
На первый план выступают берёзы и среди ужаса разгула безбожия на картине И.С.Глазунова «Раскулачивание». Берёзы словно оплакивают вместе с крестьянами разорённые храмы и поруганные иконы!
А ещё берёза – символ Троицы. По словам И.С. Шмелёва, вернее, его любимого М.П.Горкина, «на Троицу вся земля именинница». А теперь у народа отнимают душу вместе с разрушенными храмами и вырубленными берёзами, чтобы заменить сатанинской «антитроицей» Ленина, Маркса и Энгельса! ...
Глава Четвертая. «Одоление бесов Светом Воскресения».
Только душу убить нельзя! И потому, несмотря на трагическое время, – время разрушения основ жизни, создаёт Н.А. Клюев эти строки.
Бродит темень по избе...
Бродит темень по избе,
Спотыкается спросонок,
Балалайкою в трубе
Заливается бесенок:
"Трынь да брынь, да
тере-рень..."
Чу! Заутренние звоны...
Богородицына тень,
Просияв, сошла с иконы.
В дымовище сгинул бес,
Печь, как старица, вздохнула.
За окном бугор и лес
Зорька в сыту окунула.
Там, минуючи зарю,
Ширь безвестных плоскогорий,
Одолеть судьбу-змею
Скачет пламенный Егорий.
На задворки вышел Влас
С вербой, в венчике сусальном.
Золотой, воскресный час,
Просиявший в безначальном.
В произведении отражена победа света над тьмою - свет входит и разгоняет тьму. Утренняя заря и первый крик петуха прогоняет нечистую силу во многих произведениях русского фольклора - и не только фольклора, конечно. Но утренняя заря – это лишь аллегория - здесь одерживается победа над злом, над бесовским мраком.
С первыми лучами солнца раздаются «заутренние звоны». И Сама Пресвятая Богородица, «сошедшая с иконы», приходит на помощь тем, кого одолели бесы. А вслед за Ней появляется Святой Георгий – «Егорий», как написано в произведении, как пелось в народных песнях. Он тоже символ победы над злом, которое воплотилось в образе дракона.
И вот наступает «Золотой, воскресный час, просиявший в безначальном» - Вербное Воскресенье. Свершается Вход Господа в Иерусалим! Вот уже совсем-совсем скоро пропоют «Христос Воскресе из мёртвых», возглашая Победу над смертью.
И в стихотворении истинно русского поэта Н.А.Клюева отразилась победа над тьмою, над царящим в мире злом. Безбожная власть стремилась, разрушив основы духовной жизни, стереть из памяти народа Святую Русь – но не вышло. И стихи погибшего от рук безбожников поэта снова зазвучали. Стихи о Святой Руси.
Зло побеждается добром – тьма светом. Сельские храмы восстанавливаются – а с ними возрождаются сёла. И дай Бог, чтобы духовно обновлёнными стали сами люд. Чтобы никогда больше не рушились храмы и не сбрасывались на землю иконы! И чтобы человек был не безликим «сыном железа и каменной муки», а частичкой Мироздания Божьего!

                2.  Устремлённая к Небу душа.
Глава Первая «Соловьиная песнь, к Небесам возводящая»
Ты запой, соловей,
Ты запой, мой родной
Средь зеленых ветвей
Песни Господу пой.
Пой о радостном дне
И о встрече с весной,
О ночной тишине
И о жизни иной.
Ночь весны хороша.
Так зачем же молчать?
Пусть больная душа
Перестанет страдать!
Пусть теперь улетит
Она к жизни другой,
Где мир зла царит,
Где любовь, где покой.
Песнь соловья звучит как молитва – молитва всего мироздания, молитва лирического героя. Всё стихотворение проникнуто молитвенным единством человека с мирозданием – и главным символом мироздания предстаёт радостно поющий соловей. Песня - главный образ – потому что с ней душа ищет «мир иной». Душа стремится обрести то, чего здесь обрести не может – любви и покоя.
Соловей всегда поёт весенней ночью – и всё же весна, весенняя ночь значит гораздо больше.
И принадлежат эти проникновенные строки поэту, имя которого очень хорошо известно большинству верующих людей - Архидиакону Роману, который не может не видеть, не ощущать духовной сути природы.
Весна - время года совершенно особенное. Это – «переход» природы – всего мироздания от смерти к жизни, Это – победа над смертью! Неслучайно именно на весну приходится Главный Праздник – Пасха – Воскресение Христово. Песня весны, песня соловья, песня мироздания! Словно слышится отвсюду: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити».
И, конечно, невозможно, чтобы пасхальное пение не отразили в своих произведениях многие русские поэты - поэты самых разных времён.
Нельзя заботы мелочной
Хотя на миг не устыдиться,
Нельзя пред вечной красотой
Не петь, не славить, не молиться.
Так заканчивает одно из самых светлых, радостных произведений великий А.А.Фет. Песня тоже символизирует победу жизни над смертью. А потому в стихотворении и ручей «поёт», и с небес песня доносится. А в финале возносит со всем мирозданием молитву к небесам и лирический герой.
А кроме того, нельзя не увидеть, насколько перекликаются строки А.А.Фета с этими словами – когда поёт их хор, в храме особая тишина: «Вся;кое ны;не жите;йское отложи;м попечение». Слова Херувимской песни, которая поётся во время Литургии, которые знает каждый русский, православный человек! Строки А.А.Фета, как и слова Архидиакона Романа вслед за церковными песнопениями «соединяют» землю с Небесами.
К небесам устремляется и душа лирического героя - и он следует велению сердца. В обоих произведениях. И в том, к которому мы обратимся позже.
А пока дочитаем до конца стихотворение о соловье, навевающем мысли о Вечном -
ведь именно в финале чаще всего говорится о главном.
Пусть на сердце весна
Всегда Божья царит.
Пусть и в ночь среди сна
Мое сердце не спит...
Даже если спит всё вокруг, спит вся земля, то сердце человека спать не должно. Во время весны все просыпается. Образ сна в поэзии, конечно, многозначен - а здесь скорее всего означает он «неведенье» духовного мира, а может быть, духовную слепоту, глухоту, отдаляющие от Создателя, не дающие слышать Слово Его. И лирический герой хочет быть с Творцом, внимать Его ему. И «сон» наверное, означает «неумение или нежелание слышать Слово Творца», а царящая на сердце - «весна Божья» - духовное пробуждение. Потому и заканчивается стихотворение этими словами!

Глава Вторая «Гимн Творцу и Отечеству»
И вот снова звучит пение соловья, без которого невозможно представить себе не только весну, но и Россию.
Ах, как птицы поют!
Как в неволе не спеть!
Ублажаю тебя, Божье слово – Свобода!
Соловьи, соловьи! Я б хотел умереть
Под Акафист подобного рода.
Свобода! Какое многогранное, неисчерпаемое по глубине слово! Свободу и автор, и его лирический герой «ублажает», как «ублажают» и Богородицу, и Святых! Свобода - наверное, это - великое Право быть хранителем Слова Божьего и нести Его людям. И звучит акафист – хвалебное пение Создателю Неба и земли. Гимн Творцу, под который не страшно даже с земной жизнью – потому что возносит он к Вечности.
«С музыкой такой хоть иди на смерть», - написал тот же поэт – хорошо известный многим истинно русским людям Иеромонах Роман.
И снова обратимся к его строкам, ставшим песней – к строкам о поющих акафист Творцу птицах:
Не ищите во мне злоязычества суть,
Кто ж меняет Творца на творенье?
Отложите пока человеческий суд,
Распахните сердца на мгновенье.
Так ликуй же, ликуй, непогоде на зло,
Окажи зде живущим услугу.
Совершай до утра прославленье без слов,
Призывай Благодать на округу.
Вместе с хвалебным пеним птиц словно раскрываются навстречу Создателю сердца людей. Словно звучит призыв нести Благую Весть людям – всему миру. (Неслучайно один из Главных Праздников – Благовещенье связано с дарованием свободы птицам).
Творец Единый для всех – но такие строки могли появиться на свет только в России, в русском сердце. Потому и обращается поэт к образу нашей Родной Земли.
Что вас манит сюда из заморских широт,
Там гораздо сытней и красивей.
Или воля не та, или воздух не тот?
Знать, и вам не прожить без России.
Где ж вы, судьи мои? Я пред вами стою
И готов головой заручиться,
Что, покуда у нас так пред Богом поют,
Ничего на Руси не случится!
Россия всегда была воплощением духовности. Истинно русский, православный человек не боится «человеческого суда», потому что понимает, что Суд есть только Один – Суд Божий. О Нём должно помнить всегда.
И устремляется душа к Небесам, оставляя всё земное, «отложив» «житейское попечение», как поётся в Херувимской. И снова устремление души отражено через образ одухотворённой русской природы.
Глава Третья «Одухотворённый пейзаж Святой Руси»
Душа грустит о небесах,
Она нездешних нив жилица.
Люблю, когда на деревах
Огонь зеленый шевелится.
То сучья золотых стволов,
Как свечи, теплятся пред тайной,
И расцветают звезды слов
На их листве первоначальной.
Эти знаменитые строки принадлежат поэту, родившемуся настолько раньше тех, чьи произведения здесь прозвучали. Поэту, настолько отличавшемуся от них своей жизнью, свои образом мышления… С.А.Есенину. Но и он видит Образ Храма во всем окружающем его природном «пространстве». И для него природа, мироздание – Нерукотворный Храм Творца. К Небесам устремляется душа лирического героя, созерцающего красоту русской природы.
Храм - Дом Божий - и Мироздание Божие являет собою Нерукотворный Храм Творца, как уже не раз говорилось. Оттого-то и «сучья золотых стволов, как свечи, теплятся пред тайной».
Природа создана Творцом намного ранее человека – потому и «храм» природы для любого человека, не отрекшегося от своих корней, от своих предков – тоже «дом». Вернее, - живая связь вне времени. Душа человека «нездешних нив жилица» - но ощутить это в полной мере помогает такой близкий, такой родной русский пейзаж.
А потому обратимся к этим прекрасным, ставшим песней строкам Архидиакона Романа.
Русь называют Святою.
Поле, да лес, да вода,
Церковь над тихой рекою
И в два оконца изба.
Разрезал небо пополам
Закат багряной полосой,
И над Российскою землею
Свет тихой славы просиял.
Взметнулись к небу стаи птиц,
Все громче голос колокольный,
Проснулся в поле ветер вольный
И тихо травы пали ниц.
Снова и снова ощущается удивительное, кровное, неразрывное родство человека с природой – с родным пейзажем, с родным домом. С окружающей Бессмертной Красотой.
Маленькое послесловие. «Молитва о Руси на Небесах»
И вот финал и самого, наверное, главного стихотворения Архидиакона Романа, и всей нашей беседы.
Обратимся к этим берущим за душу строкам:
Там, в недоступных небесах
За Русь свершается молитва.
И светлым облаком покрыта
Россия все-таки жива.
Взыграй же, Русская земля
Взыграйте, рощи и долины,
И в поле каждая былина —
Святая Родина моя.
Слова эти не могут оставить равнодушным ни одного истинно русского человека. Здесь соединились, наверное, все чувства русской души, все размышления о России, о Творце, Истинную Красоту Дарующем. Надо только увидеть и услышать.
А ещё ощутить и понять.
Прекрасный русский пейзаж возносит душу к Небесам и заставляет задуматься о нашем здесь предназначении.
Там, в недоступных небесах
За Русь свершается молитва...
И вторят этой молитве истинно русские, истинно православные сердца.

          3.Творческое исследование

«Причастность Тайне Мироздания».
(На примере творчества Б.Л.Пастернака)
Глава первая «Узкая тропинка, к Великой Тайне ведущая».
Глухая пора листопада,
Последних гусей косяки.
Расстраиваться не надо:
У страха глаза велики.
Пусть ветер, рябину занянчив,
Пугает ее перед сном.
Порядок творенья обманчив,
Как сказка с хорошим концом.
Ты завтра очнешься от спячки
И, выйдя на зимнюю гладь,
Опять за углом водокачки
Как вкопанный будешь стоять.
Жизнь наша, как времена года - и «глухая пора листопада» - старость, приходящая к каждому. Всему свой срок - и пусть нет уже ярких красок жизни, всё же «расстраиваться не надо», не стоит. Не надо - потому что каждое время жизни человека, как и время года у природы, по-своему прекрасно. С возрастом приходит мудрость, осознание своей неразрывной связи с мирозданием, с Небесами.
И вот достигнувший мудрости лирический герой ощущает себя единым целым с природой - с окружающим мирозданием. Оттого и «как вкопанный стоит» - наверное, ожидая чего-то - чуда, наверное.

Опять эти белые мухи,
И крыши, и святочный дед,
И трубы, и лес лопоухий
Шутом маскарадным одет.
Все обледенело с размаху
В папахе до самых бровей
И крадущейся росомахой
Подсматривает с ветвей.
Все произведение словно некий путь - путь познания мира – потому и всё происходящее «говорит» о неком сокрытом во всём Таинстве. Иначе, при более поверхностном взгляде, привлекли бы скорее расцветающие деревья, буйство летних красок или хотя бы золото, усыпавшее все деревья.
Здесь же «на каждом шагу» символы. А символ всегда многопланов.
Итак, лирический герой, продолжает следовать, подсознательно, как мы уже сказали, ожидая чуда. И веря, что оно свершится.
А «крадущаяся росомаха», словно поджидает за углом, тихонько следуя за ним по пятам. Возможно, она и являет собою «конец» чего-то или какое-то судьбоносное событие, что вот-вот должно свершиться. И конец этого пути вслед за Тайной, наверное, уже близок.
Ты дальше идешь с недоверьем.
Тропинка ныряет в овраг.
Здесь инея сводчатый терем,
Решетчатый тес на дверях.
За снежной густой занавеской
Какой-то сторожки стена,
Дорога, и край перелеска,
И новая чаща видна.
Узкая тропинка, что «ныряет в овраг», - тоже символ. Очевидно, символ пути, который человек должен пройти сам - в одиночку…
А из оврага тропинка, конечно, потом поднимется…
Глава вторая «Белое Царство, благодать дарующее».
И вот подходит она терему. Возможно, это – образ дома, может быть – Дома Вечного...
Поэзия Б.Л.Пастернака очень непроста для понимания, в том числе и потому, что в те годы верующий человек христианскую символику вынужден был скрывать, «вуалировать». Оттого и привлёк поэта, как мы уже сказали, не слишком яркий внешне пейзаж осени, в зиму переходящей.
Торжественное затишье,
Оправленное в резьбу,
Похоже на четверостишье
О спящей царевне в гробу.
И белому мертвому царству,
Бросавшему мысленно в дрожь,
Я тихо шепчу: "Благодарствуй,
Ты больше, чем просят, даешь".
Последние строки говорят вроде бы о смерти – именно вроде бы, о чём мы скоро скажем. Только нет здесь – и не может быть обреченности. Это – принятие! Принятие того, что человеку Свыше даётся. Лирический герой словно доходит до конца жизни - и как будто «напоминает» себе и другим, что надо быть благодарным за то земное время, что было даровано.
«Ты больше, чем просят, даешь»… Разве умершее может что-то давать?!
Нет, даёт то, что живо, что переживёт каждого из нас, то, что Высшим Смыслом наполнено. Потому и «смерть» только «внешняя», только «кажущаяся». И дрожь лирический герой испытывает не перед смертью, а перед Этой Великой Тайной Мироздания.
И русская душа, русский пейзаж, русская литература Этой Тайне Великой причастны.
И причастны, конечно, не только при созерцании зимней природы. Ведь зима - лишь часть Вечного Цикла Мироздания.
Глава третья «Небо, в озере отражённое».
А потому зимний пейзаж летним сменяется.
Большое озеро как блюдо.
За ним — скопленье облаков,
Нагроможденных белой грудой
Суровых горных ледников.
По мере смены освещенья
И лес меняет колорит.
То весь горит, то черной тенью
Насевшей копоти покрыт.
Когда в исходе дней дождливых
Меж туч проглянет синева,
Как небо празднично в прорывах,
Как торжества полна трава!
Образ леса символизирует мир - мир особенный, живущий своей жизнью. Первое, что видит человек, – Небо. Вечное Небо над нашими головами. И озеро, с образа которого начинается стихотворение, небо с облаками отражает - не может не отражать.
И лес символизирует жизнь человеческую. (Неслучайно и у другого поэта Серебряного века М.А.Волошина «Тёмный лес» - название целого цикла стихов и символ нашей жизни). А в жизни бывают светлые моменты, периоды, а бывают и не очень.
Но всё происходящее определяется цветом, светом небес – потому что небо надо всей жизнью нашей. Небес прекрасных и непостижимых!
Очищается небо от туч - и наступает просветление в душе, в жизни лирического героя. Уходит всё наносное, лишнее, мешавшее - остаётся только чистое, голубое небо и радость в душе. Душа радостью и торжеством наполняется! И благоговение перед всем сущим.
Глава четвёртая «Храм Творца, в природе воплотившийся».
Это чувство возвышает – оттого вдруг – хотя не вдруг, конечно, появляются эти образы:
B церковной росписи оконниц
Так в вечность смотрят изнутри
В мерцающих венцах бессонниц
Святые, схимники, цари.
Как будто внутренность собора —
Простор земли, и чрез окно
Далекий отголосок хора
Мне слышать иногда дано.
Лирический герой преисполнен благоговения перед Вечным Мирозданием - потому что для христианина природа – Храм Творца – оттого и литературный образ природы становится Храмом. «Как будто внутренность собора — простор земли…» - а «окно» - «Окно в Царство Божие», как писал об Иконе, Иконостасе философ, учёный, священник П.А.Флоренский. Всё в Храме «смотрит в Вечность» - «смотрит» в Небеса. И внимает хору ангелов, Творца неба и земли прославляющего.
И тогда приходит мир и спокойствие в душу лирического героя, мир красоты созерцающего.
Но всё же чувство это несколько отличается от «смирения тревог души» лирического героя М.Ю.Лермонтова, созерцающего «желтеющую ниву», «ландыш серебристый» и «студёный ключ». (Эти строки хорошо известны всем с самого детства).
Сердце лирического героя Б.Л.Пастернака одновременно наполняется трепетом перед Великим – перед Вечным Мирозданием. Именно трепетом, побуждающим «искать», а не только миром, как у М.Ю.Лермонтова. Возможно, созерцающий лес и озеро ищет то, что слушающий «таинственную сагу студёного ключа» уже обрёл.
Может быть, даже, он увидел и осознал что-то очень важное, чего не замечал раньше.
И вот финал – вершина всего, о чём говорит поэт – апогей всех размышлений:
Природа, мир, тайник вселенной,
Я службу долгую твою,
Объятый дрожью сокровенной,
B слезах от счастья отстою.
Лирический герой, как все мыслящие люди – все, задумывающиеся о сути земной жизни, преклоняется перед Вечным Мирозданием - ведь оно Нерукотворный Храм Творца неба и земли. Лирический герой и, конечно, сам Великий Поэт принимает Красоту Мироздания как некий «закон» земного бытия – и словно даёт клятву идти до конца по избранному пути – всегда – в любое «время года», а значит, несмотря на все жизненные испытания.
Оба произведения, в беседе прозвучавшие, отражают некое «восхождение» - от созерцания пейзажа до прикосновения к Тайне Мироздания, Тайне Самого Творца.
Узкая дорожка, что ныряла в овраг, а потом из него поднималась, привела к Храму - привела к Создателю Нашему.

                 4. Творческое исследование

«Через скорби к Небесам».
(На примере творчества О.Э.Мандельштама).
Через скорби к Небесам
Мы живем под собою не чуя страны,...
Мы живем под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца, -
Там помянут кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища…
Знаменитая, преисполненная ужаса эпиграмма, написанная О.Э.Мандельштамом.
На кого?! На Сталина, конечно, какой же ещё «горец» может быть в Кремле?!
Поэт, как и тысячи, миллионы других людей, не чувствует, что живет, не «чувствует» страны. Потому что существование в постоянном страхе жизнью не называется.
Потому что никто никого не слышит – да и вообще говорить о чём-то боится.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ --
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.
Вокруг главного, кровавого «горца» слабовольные, жалкие «вожди». Поэт называет их «тонкошеими» - ведь «кремлевский горец» может своими ручищами переломить шеи, словно соломинки. Оттого они и выполняют все его приказы, отправляя людей на плаху или в застенки. А он пользуется этим, «играя услугами полулюдей». Тех, кто не «попадает» в представлении поэта о человеке.
А «кремлевский горец», «наигравшись» безжалостно отправляет на плаху любого, кто пойдет против него, даже просто ненужным становится – это словно страшный «налаженный» механизм», словно часы, отмерившие кому-то срок жизни. А палач властью и кровью упивается.
Оттого и изображён он словно бес, голосами животных завывающий. Потому что власть эта бесовская...
А теперь, словно, продолжение, ещё одно очень известное стихотворение «Ленинград».
Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
До прожилок, до детских припухлых желёз.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денёк,
Где к зловещему дёгтю подмешан желток.
Петербург! я ещё не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня ещё есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице чёрной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролёт жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Поэт стремится показать «нелучшее» время, когда в стране к власти приходит новый человек, возомнивший себя «отцом народов», а на самом деле - палач.
Но ведь Петербург – родной город, родной дом! Любимый город, в котором остались старые связи - кровные и дружеские. Только теперь многие - почти все они разрушены. И навсегда утерян покой. Прошлого не воротишь, поэт видит это, понимает - как и то, что обещанное «светлое будущее никогда не наступит. И с пришедшим на «место» Петербурга Ленинградом страна превращается в огромное «место лобное».
И последние строки говорят об «ожидании» ареста или даже казни.
И таких произведений «русского апокалипсиса» у поэта, отказавшегося покинуть Родину и в пересыльном лагере смерть принявшего, было немало.
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
И снова всё против человека, против тех, что людьми остались, не забывших, что значит быть человеком.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Любого, власти неугодного, отправят в Сибирь. Чтобы лишнего не видели и не «болтали», того, что новой власти «повредит». Или просто расстреляют – в одном из многих мест, в «лобное» превращённых…
Возможно – но не только об этом речь. Звучит здесь «желание» уйти от этой «новой реальности».
Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых кровей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе,
Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.
Лирический герой желает уйти непобежденным от жестокой реальности, понимая что он отличается своим мышлением, своим восприятием мира от тех, которые к власти пришли. И убили его не «равные»…
И всё же тем, что от Родины не отреклись, скорби её раздели, дано, наверное, некое «особенное» видение.
Я скажу это начерно, шепотом,...
Я скажу это начерно, шепотом,
Потому, что еще не пора:
Достигается потом и опытом
Безотчетного неба игра.
И под временным небом чистилища
Забываем мы часто о том,
Что счастливое небохранилище -
Раздвижной и прижизненный дом.
Эти строки созданы в окаянные тридцатые годы, когда великое множество людей за «несогласие» было расстелено или отправлено в лагеря. И всё же слова эти вне времени - и стали они духовным завещанием для всех, кто совесть свою не продал и новому «идолу» не поклонился. Страдания вознесли к Небесам…