Первый день после смерти

Ну, вот и все. Я умер.

Долгие, мучительные недели болезни моей остались позади. Голова не гудит и тело не ломит. Легкость необыкновенная! Но, почему-то не лестницы, не тоннеля – я не лечу к свету. Наоборот, что-то тянет меня уж если не в низ, то куда-то вбок. Однозначно, я не понимаю, что происходит. Темнота сгущается вокруг меня, и только чей-то тихий голос шепчет…

На тот момент, голос, ставший единственным свидетелем факта, что я еще не сгинул во мраке, значил для меня бесконечно много, хотя, позже, каюсь, я позабыл все его наставления.

Новый мир обрушился на меня совершенно внезапно. Я был не готов к его яркой пестроте. Я ослеп от обилия красок. Да и таинственное нечто, доселе державшее меня, исчезло.

Я падал. Но, страшно не было. Во-первых, я уже знал что умер, и, по моему мнению, невозможно было умереть дважды в один и тот же день. Во-вторых, если бы меня хотели убить, то не стали бы для этого тащить в другой мир. Мне было даже интересно. Я чувствовал себя нереально – как в сказке. И действительно, кучка, каких- то растений, похожих на лианы подхватила меня в полете и мягко поставила на землю.

Я очутился на прекрасной поляне, где зелено-бирюзовая трава издавала звук, похожий на оперное пение, а в воздухе, на тонких веревочках висели, играя на солнце, сотни разноцветных кружевных бабочек.

Я лег на траву, сложив руки под голову, приготовившись наслаждаться этой жизнью – вечно.

При жизни я был мечтателем. В детстве я мечтал о золотой рыбке, которая подарила бы мне поезд. Большой, настоящий. А вы разве не мечтали о поезде? А еще я хотел бы — нет, не скажу, это только моя тайна.

Вот и сейчас легкие и даже возвышенные мысли, мечты теснились в моей голове, лезли, наскакивая одна на другую, но не становились хаотичной кучей, а наоборот приятно щекотали воображение.

Вот ведь, – думал я, – Боишься своей смерти, цепляешься всеми своими слабыми конечностями ­за жизнь, пьешь кучу мерзких лекарств, а ведь как бы знать, что на бирюзовой травушке, да разноцветные бабочки под оперное пение, эх!

Меня окликнул чей-то грубый гортанный голос. Кто-то говорил мне на незнакомом языке. По интонации я понимал, что мне или говорят что-то не лестное, или приказывают. Видимо, не дождавшись ответа, два каких-то существа, невесть откуда взявшиеся, серые и сморщенные, похожие на дряблую картошку в мешковине, подхватили меня под руки и повели. По тому, с какой бесцеремонностью со мной обращались, я понимал, что меня либо взяли в плен, либо похитили. Мне завязали глаза. Но, ощущение сказки не покидало.

В моей старой жизни (теперь я делил свою жизнь на «до» и «после», и, согласно моим умозаключениям, это была моя вторая жизнь, ну или первая смерть – как хотите) я был закостенелым материалистом, хотя как уже выяснилось, к сказкам нужно относиться серьезнее.

Я ждал чего-нибудь грандиозного. Мне казалось, меня ведут туда, где кто-то могущественный и прекрасный великодушно решит мою участь.

Все оказалось намного прозаичнее. Меня запихнули в деревянный дом, наподобие хижины и закрыли. Здесь не было окон, но лучи света проникали сквозь многочисленные щели. Я потрогал стену. Она была абсолютно гнилая и рассыпалась от ветхости. Что ж, в случае, если мне захочется бежать, совсем не плохо. У меня даже поднялось настроение. Осторожно я прислонился к щели и выглянул на улицу. Вокруг было несколько десятков таких хижин. Меня никто не охранял. Несколько минут отчаянного шевеления мозгами, и я решил бежать. Но, не успел даже подняться, как дверь моей тюрьмы распахнулась, и впихнули еще одного человека. Я готов был прыгать от радости, и чуть было не кинулся ему на шею. Но, увидев какие-то странные болячки на его теле, отступил.

Человек выглядел уставшим и больным. Меня раздирали надежда и отчаянье. Человек ли это, может ли он говорить и на моем ли языке разговаривает?

Наконец мой сосед посмотрел на меня. Взгляд был безумен и страшен, как у загнанного в угол зверя. У меня на затылке поднялись волосы. Он посмотрел на меня. Оскалился.

– Красавчик, – протянул он.

– Извините, что вы сказали? – переспросил я, поправляя на носу очки.

Он захохотал. Его смех был явным издевательством в мой адрес. Я демонстративно отвернулся.

Мы долго сидели молча. Но, видимо, мой сосед, также как и я, хотел поговорить.

– Курить будешь?

Видимо, решив помириться, он вытащил из зубов сигарету и протянул мне. В этот момент я бросил курить.

– Нет, спасибо, не курю.

– Счастливчик. А то ведь здесь с этим туго.

– Здесь, это где именно?

Он дико посмотрел на меня, его глаза сделались стеклянными, закатились, он упал на землю и вдруг мелодичным голосом запел какую-то жалобную песню на непонятном мне языке.

Я сидел с ним рядом, и гладил странного человека по плечу, как ребенка, пока он не уснул.

Бежать я уже не хотел. И, как оказалось, разузнать об этом мире, пока тоже не мог. Единственным доступным для меня занятием было наблюдать за жизнью деревни. Что я и делал, проковыряв в стене дыру. Откровенно говоря, это было скучное зрелище. Существа, живущие здесь, были вялы, двигались, как будто во сне и были на первый взгляд одинаковы – ни одного старого, ни одного ребенка, никаких половых различий.

– Любуешься? – проснулся мой новый знакомый.

– Да, и ничего не понимаю.

– Спят.

– Спят? Тогда бежим?

Мужчина задрал грязный рукав рубахи, посмотрел на свою исцарапанную левую руку и ответил:

– Не сегодня. И тут же отколупав от стены щепку, стал царапать на коже.

Я, уже убедившись, что он сумасшедший, решил не обращать на это внимания.

– Кстати, тебе тоже советую. Я не всегда рядом буду.

– Что советуете?

Он кивнул на руку.

– Календарь вести.

И тут, приглядевшись, я понял, что мужчина не в болячках, а в этих мелких черточках. Он пояснил:

– По второму кругу иду.

Видимо, мой взгляд умолял о пощаде, и он решил сжалиться.

–Время здесь движется не прямо, а…(видимо было трудно подобрать слова)…как попало. День или ночь могут быть как очень длинными, так и очень короткими. Посмотрев на меня, ждущего объяснений, он развел руками:

– Никакой логики.

– А люди здесь есть? – этот вопрос давно волновал меня.

– Это, смотря кого людьми считать.

Он отвернулся, показав, что беседа закончена.

– Меня Дарий звать.

– Коперник. Недовольным голосом представился он.

Я не заметил, как заснул. Это был неправдоподобно реальный, мучительно длинный сон. Я был главным героем. Не очень удачливым. Привязанным к столбу, в середине огромного костра. А вокруг били в барабаны, смеялись, плясали, водили хороводы люди. Там была моя жена, мои дети, коллеги по работе, и даже мой врач. Я никогда не видел людей такими счастливыми. Разве что детей, они еще могут веселиться. А я горел. Моя кожа покрывалась волдырями, шипела в огне. Я кричал им, движимый болью, отчаянием, голос мой был громок, как никогда. Но я не мог переорать празднующую толпу. Хотя нет, мой сосед, Андрей, кажется, он услышал, он смотрит на меня, приветливо мне улыбается, без сомнения, он рад меня видеть и даже машет мне рукой. А я смотрю на них, и понимаю – это праздник в честь меня. Это мне так рады, это за меня…

– Что вы делаете! Опомнитесь! Вытащите меня отсюда, пока я не сгорел, пока я жив!

Но они не прекращали танец, они веселились еще больше. Они кидали в костер цветы, лили вино, и, чем больше я страдал и мучился, тем больше они любили меня.

А я кричал от обиды и боли – я тоже любил их, и я так хотел, чтоб они любили меня за мою любовь к ним, а не за мою боль.

Я орал неистово. Проснулся от этого крика. Бешено билось сердце. Тело жгло, а горло болело так, что трудно было дышать.

Коперник смотрел на меня и улыбался. Я кинулся на него с кулаками. Я бил, кусал, царапал его. Он даже не делал попытки защищаться, только сжался в комочек, закрыв голову руками.

Ярость закончилась также внезапно, как и началась. Коперник сидел неподвижно, его лицо и руки были в крови. И от стыда и горечи я заплакал. Слезы застлали мне глаза, я ничего не видел вокруг, а когда пришел в себя, понял, что мой сосед сидит рядом, пытаясь меня успокоить. Он обнимал меня за плечи и, покачиваясь, пел мне свою странную песню.

– Тихо, – он вдруг насторожился, прислушался, стал смотреть сквозь щели наружу. – К тебе гости, – сказал он.

Я прильнул к щелям и увидел странные серые тени, плывшие по воздуху. В голове вдруг раздался странный звон. Коперник неожиданно быстро подскочил ко мне, зажал рот рукой и зашептал на ухо:

– Не говори, не двигайся, не думай, не чувствуй, не прислушивайся к себе.

Он тоже замер. Когда-то, в молодости я серьезно занимался йогой, поэтому остановить поток мыслей было не очень трудно. Чувства вытеснили несколько мгновений легкого испуга, но и его я преодолел. Я остался беспристрастным наблюдателем происходящего. Звон в голове усилился, но я не дал себя спровоцировать. Не знаю, сколько времени мы так сидели. Постепенно шум в голове утих, и сосед сделал мне знак расслабиться.

– Они приходили за тобой. Они всегда появляются когда, – он сделал широкий жест руками.

Я понял.

– Они забирают с собой, куда — никто не знает.

– Сбежим? – снова предложил я.

Он посмотрел на меня как на ребенка. Бедный ты бедный, говорили его глаза.

– Что, все так плохо? – робко поинтересовался я.

– Недавно здесь? – спросил он в свою очередь.

Я же, уже опасался спросить: «Где?»

Поправив вновь сползшие на нос очки выпрямившись, ответил:

– Сегодня умер.

Сосед понимающе закивал.

Вдруг он как будто растворился в воздухе. Такое в принципе невозможно. Вскочив, я ущипнул себя, а затем стал с силой открывать и закрывать глаза. Я был один.

Не знаю, сколько я сидел, стараясь успокоится, и ни о чем не думать. Услышав шум, машинально повернул голову и вскочил. Это был Коперник. Как ни в чем небывало он вошел в дверь, и, усевшись с усталым видом, закрыл глаза. Я смотрел на него, не мигая.

Посидев немного, лениво приоткрыв глаза он, он обронил:

– Красавчик. Затем закурил, предложил мне.

Я отрицательно помахал головой.

– Счастливчик. А то ведь здесь с этим туго.

Волосы на голове немного зашевелились, и я подумал, что у меня в этот момент седеют вески. Взял себя в руки.

Я спокоен. Я сильный и мудрый. Я большой, сильный и мудрый. Мне на ум пришел образ Будды. Я – Будда, решил я, изобразив соответствующую позу.

Ничто не выведет меня из состояния душевного равновесия. Я не позволю свести себя с ума.

Нет! Нет! Нет! Сознание изо всех сил сопротивлялось, но тело мое росло, руки и ноги становились толстыми, невероятно тяжелыми и как будто каменели. Я уже не мог пошевелить не рукой, ни головой. Грань между реальностью и каким-то сказочным сном стерлась. Я стал огромным памятником. На огромной площади. Люди, как муравьишки сновали мимо меня, голуби нежно ворковали на моей голове. Я был прогрет солнечными лучами, полон умиротворения и тепла.

Едва ли привыкший к вывертам этого мира Коперник удивился моему исчезновению. Мне же подумалось, что данное воплощение достойное завершение моего жизненного пути.

Но вдруг осознание конца, конца пути наполнило меня и время остановилось. Я – эта каменная глыба – я. Теперь здесь мое прошлое, настоящее и будущее. Не ностальгия, не одиночество. Невыразимая тоска наполнила мое сердце. Все то, чего не сделал. То, что упустил. Но что я, каменный истукан могу? И я стал молиться. Я хотел выразить всю боль, что накопилась у меня в душе. Но остановил себя. Стоп. Закричало вдруг мое сердце. Разве с этим можно идти к Нему. Разве можно перед Его порогом вывалить весь мусор своей души, хоть и прося за это прощение? Нет. К Нему нужно идти со светлой душой и чистым сердцем. Но как же я пройду этот путь?

И тут же я ощутил себя уже не каменным изваянием, а идущим странником. Солнце сушило слезы, бегущие по моим грязным щекам. Я ЖИЛ. Я был счастлив. И только для этого, право, стоило становиться Буддой.

Это был первый день моей жизни.