(Не)Взаимно

Глубокий вечер. Неброская иномарка едет по полупустой плотине, которая, казалось, уходит куда-то в вечность. По радио распевают о прелестях взаимной любви и страсти. Он напевает себе под нос, мерно постукивая пальцами по рулю. Она всхлипывает на соседнем сиденье в солнечных очках, закрывающих текущие слезы.

Они познакомились на работе, связанной с детьми. Ее подкупило его отношение к подопечным – с ними он позитивный, веселый, грамотный, дает дельные наставления. Показалось, мог бы быть хорошим отцом. Внешне понравился, за улыбкой читались скромность и загадка. Она не искала простых путей. Но вместо открытого душевного человека, дарящего тепло и благодарно принимающего чужую заботу, и совместных деток в перспективе, как естественного продолжения любви, перед ней раскрылся эгоист и манипулятор. Не хотел он качать родного ребеночка на качелях как любящий папочка, ведь прекрасно устраивал эмоциональные качели.

Он не строил планов, поселившись в ее квартире. Он нуждался в комнате подешевле – она подсуетилась, предложила свою, никогда прежде не проживая с мужчиной. Доверила ему самое дорогое – собственную безопасность. И он потихоньку, шаг за шагом, проверял ее границы. Милое дружеское общение, флирт, помощь по дому. Внезапные приступы откровений с его подачи. Аккуратно выяснил, что у нее давно нет парня, а он ей симпатичен. За два месяца он мягко подкрадывался, вынюхивал, как хищник жертву, и завоевал ее доверие. Она расслабилась. Он сменил «домашнюю» спортивную форму на трусы и тоже расслабился.

Пока она ждала ухаживаний и развития вероятных отношений, тешила себя мыслями: «хорошо, мы ведь уже живем вместе, начнем и выбираться куда-то вдвоем, гулять, а там и любовь сложится». Дальше легкого флирта он не заходил, но однажды заглянул в ее комнату и предложил массаж. Это было волнительно, нескромно, вызывающе, но она согласилась, зная, что не устоит. И он тоже не устоял.

Эйфория захлестнула обоих. Она не могла поверить, что такой красивый парень с ней. Обходительный, немного неловкий поначалу, но, разгорячившись, действовал уже умело, она растворялась в нем. Но позднее он признался, что расстался с девушкой, и его «накрыло». Они условились не повторять, хоть ей и очень хотелось.

Но всего через пару дней он признал: «ты нужна мне». И они повторили. Пара-тройка «встреч» в одной кровати и его ласковых слов, прикосновений, она остановиться уже точно не могла – залипая в его глаза, полные восхищения, ловя наслаждение, доселе бывшее для нее под запретом. Все рамки упали, и дремавшее женское начало перестало стесняться природной сущности и считать простые плотские радости грехом.

Он признал, что «любви» ждать не стоит. Он предложил «легкий» формат. При том, что они продолжали работать и ездить туда вместе, обмениваясь многозначительными взглядами, а она не переставала облизывать губу, возвращались домой, где расходились по комнатам и периодически «встречались» в одной из них. Отказать себе в удовольствии они не могли. Она засунула подальше мысли о семье. Но порой надежды пробуждались.

На ее робкие попытки пригласить сходить вдвоем в кафе/на речку/на концерт он ссылался на работу/«я домосед»/«устал». И чем дальше ее затягивало в омут, тем сильнее отдаляло его. Ушли посиделки на кухне, обращение по имени, шутки вне постели. Напускная вежливость, при людях еще и забота – остались. Он обнажился со всеми недостатками (сплошные комплексы, детские травмы и нытье). Однако не впускал в постель, отказывал в объятиях. Но даже и так она готова была его принять. Он то называл ее своим идеалом – по характеру и по внешности, то чужой, то подругой и даже сестрой. И все это с разницей в пару дней.

«Встречи» не прекращались девять месяцев с некоторыми недолгими перерывами. Она почти научилась жить в «нелюбви», хоть и тянулась его погладить – по мягким волосам, чмокнуть, обнять, — все, чего он лишал. По глупости и былым убеждениям думала, что начнешь заботиться, готовить для него, — он оценит. Нет, всего лишь привыкнет к ее готовке и уборке, лечению во время простуд, воспринимая как должное.

Появились два опустошенных человека, пробуждающихся только в Этот момент. В случающиеся перерывы она догадывалась, что он с другими. Но и так же знала, что это ненадолго. Что он все равно вернется. Затянувшийся водоворот противоречивых чувств и эмоций, ревности (с ее стороны) и нахлынувшего желания с его (желания доказать, что он лучше и по-прежнему единственный) почему-то не возникало варианта прекратить, хотя он пытался через откровенные диалоги – честно-честно. Она успевала разувериться, снова поверить, разочароваться и отыскать плюсы, зациклиться на недостатках… После таких пауз и возвращений колесо созависимости запускалось с новой силой.

Уже и поездки на работу, тамошнее пребывание в зоне видимости стали в тягость. А трапезы на кухне превратились в молчаливое поглощение пищи.

Наступал и момент «потепления», когда он вдруг действительно интересовался ее желаниями, чувствами. Новый формат общения «на расстоянии», интрига, неожиданные поступки и сближение. Признания, что нагулялся. Ее слабые надежды, что все изменится.

 Но теплый период означал не просто пару трещин, что случались, а путь напрямую к обрыву. В быту уже все общее, он называл квартиру «нашей», свыкся и почти подружился с ее нелюдимым злюкой-котом, но вдруг заявил, что «не знает, кто мы друг другу, но точно не семья и ею не будем». Вдогонку полетело прямо в лицо «не накручивай», «это твои фантазии», «пора все прекратить, а то ты привяжешься».

Она и не плакала, выслушивая и цепенея, не зная, куда себя деть. За девять месяцев можно ребеночка выносить, целую жизнь подарить, а тут небывалая жесткость, равнодушие, полные противоречий слова (так не ведут себя с «сестрами»), провалы в памяти (она плакалась ему, что привязалась, хотела нежности еще полгода назад). Ловко отсекал слова о чувствах, — их «нет, ты придумала».

Спустя неделю он подвозит ее на машине до дома, спокойно и с улыбкой заявляя, что вечером у него еще дела (после 22-х и до полуночи, видимо, очень срочные). Музыка грохочет, уже и не мешая. Она научилась на практике различать привязанность, тягу, влюбленность и любовь. Он заставлял отделять их, а она испытывала все за раз. Обидно, больно, несправедливо.

Когда злость достаточно переполнит чашу безграничного терпения, чтобы навсегда вычеркнуть его, оставив лишь опыт и понимание, как не должно быть. Когда хватит смелости выставить его за дверь, не теша себя иллюзиями, перестать откапывать ту добрую сторону его души, которой он отказывается делиться, ловко пряча за красивой улыбкой.

Тогда она «включит» «режим нелюбви» – и они обретут взаимность.