Демоника, Акт 2: Голос в темноте

АКТ II: ГОЛОС В ТЕМНОТЕ

Я мог с уверенностью сказать, что что-то не так, как только проснулся. Но только когда я вышел из дома, я понял. На длинной сырой траве было совсем немного крови. Гораздо больше стекало по стене моего дома. Я снял перчатку и осторожно коснулся одного из пятен. Я ощутил покалывание, будто тысяча иголок вонзилась в мою руку. Не было никаких сомнений — это человеческая кровь.

Тогда я заметил ещё кое-что. Палка, валяющаяся в стороне, на которую я поначалу не обратил внимания, оказалась сломанной удочкой. В этот момент время словно замедлилось, и я снова услышал этот голос, который ворвался ко мне из туманного мира снов, но при этом был слишком реальным. Крик о помощи, голос, который я уже слышал раньше. Голос рыбака Саймона Линса, который, очевидно, мог бы жить, если бы тогда я встал и вышел из дома.

Первый раз за многие месяцы я ощутил, как страх начинает вползать в моё сознание. Страх собственного поражения. Я знал, что мне стоит начать мыслить логически. Я огляделся. Следов крови, ведущих от дома, не было, и это удивило меня. Действительно ли Саймон погиб? Где, в таком случае, его тело?

Вокруг меня было много крови, но всё же недостаточно, чтобы человек умер. Тем не менее, я ощущал, что вчерашняя удача Саймона изменила ему. Я решил, что пока расскажу о случившемся только мэру, чтобы не множить понапрасну панику.

Под трели сверчков я продолжал прокручивать факты в своей голове, пытаясь сложить более-менее правдоподобную картину происходящего, однако, как я ни бился, словно рыба об лёд, мои попытки были тщетны.

Лимси умер жуткой смертью, не дав мне особых зацепок. Грееры, Элеанор, а теперь, возможно, и Саймон уже мёртв. Кажется, я слышал сквозь сон, как он кричал, пытаясь скрыться от какого-то преследователя у меня в доме. Остались только пятна крови. Но почему нет ни тела, ни следов того, что его куда-то утащили? Это начинало сводить меня с ума.

В очередной раз сожалея о том, что рядом со мной больше нет Клэрис, я внезапно услышал какой-то странный удаляющийся звук, природу и источник которого не смог определить. Подбежав к дорожному указателю, я растерянно осмотрелся по сторонам. Громко каркнув, надо мной пролетела вездесущая птица. В любом случае, что бы это ни было, я опоздал.

С небес заморосил лёгкий дождь, и это слегка меня освежило. Некоторое время я скитался по ближайшим окрестностям, пытаясь обнаружить следы крови, вещи Саймона или какие-либо иные улики, однако же — мои усилия были бесплодны. Если не считать нескольких обнаруженных мною трав, о сборе которых я, как истинно практичный человек не забывал даже в этот момент.

Так и не продвинувшись в своём расследовании, я бодрым шагом направился по дороге, и вскоре моим вниманием завладели знакомые ритмичные удары. Раны городских улиц ещё не затянулись после вчерашнего народного восстания, но, казалось, некоторые вещи не меняются в этой жизни никогда. А впрочем, это только иллюзия. Как бы то ни было, Джон Кобб, как обычно, находился на своём рабочем месте. Вдобавок ко всему — в хорошем расположении духа. В сравнительно хорошем, разумеется.

— Я рад видеть вас снова, мистер Фэрпойнт! — не в пример привычной для меня грубости, радушно приветствовал кузнец. — Что вам угодно? Только скажите, и старый Кобб сделает всё, что сможет!

Я собирался было спросить, когда он видел в последний раз Саймона Линса, но вспомнив, что пока не собирался множить хаос и сеять панику, вместо этого поинтересовался:

— Значит, с Данкомба обвинение снято, так?

Лицо рыжеволосого бородача вновь помрачнело, хотя, в этот раз, помимо печали и гнева в его голосе прозвучали и нотки удовлетворения:

— Ну, к жизни его не вернёшь, да и к мэру остался должок, но, по крайней мере, теперь бедный парнишка может покоиться в мире. Спасибо вам. Я несправедливо оскорбил вас, а ведь обычно я сразу вижу натуру человека. Но не беспокойтесь, я не останусь в долгу. У меня есть предложение. Когда-то я был солдатом-наёмником, и я, без сомнения, один из лучших мечников на много миль вокруг. Если хотите — заходите как-нибудь, я вас потренирую. Конечно, это немного, но начнём хотя бы с этого.

— Спасибо. Я обязательно вернусь к вам по этому поводу, — совершенно искренне заверил я. Померяться силами с человеком, в котором чувствовались характер и опыт, могло быть не только полезно, но и занятно. Однако же, в настоящий момент, я был для этого слишком занят.

— Подождите, подождите! — поспешно остановил меня Кобб. — Это ещё не все. Кто-то зажёг погребальный костёр на том берегу. Вы можете смеяться, но мне приснился сон, в котором ко мне явился бедный Роджер. Я не уверен, что полностью разобрал всё, что он говорил, — я простой человек, а его голос был так ужасен… Но кое-что я понял. Я думаю, что вы могли бы объяснить мне и остальное, но я не думаю, что готов это выслушать…

Пару мгновений Кобб как-то по-особому присматривался ко мне, и в проницательном взгляде его зелёных глаз можно было отчётливо прочитать: «Я знаю, что ты знаешь, о чём я».

— В любом случае, у меня есть ощущение, что вы помогли Роджеру более чем кто-либо другой, — подытожил кузнец. — А если вы докажете мне, что вы действительно хороший мечник, я кое-что вам дам.

Это уже начинало немного меня интриговать.

— Чем меньше вы знаете, тем лучше, — по-дружески предостерёг я. — Но, в любом случае, спасибо.

Уже собравшись уходить, на этот раз я задержался уже сам, на всякий случай поинтересовавшись:

— Возможно, вы догадываетесь, кто настоящий убийца?

— Хотелось бы мне… — со злой мечтательной усмешкой заверил Джон. — Я бы поймал его и вспорол ему брюхо раскалённым железом, чтобы он полюбовался на собственные внутренности. Я был на Востоке и кое-чему там научился. Поверьте мне, он бы умирал медленно…

Мечтательная улыбка плавно сошла с лица кузнеца, и он издал вздох сожаления:

— Но нет, мистер Фэрпойнт, я не знаю, кто это мог сделать. Когда вы найдёте его, сделайте одолжение, скажите мне первому. Думаю, Роджеру и Элеанор будет приятно посмотреть на это с небес.

Сомневаться в том, что Кобб действительно способен на подобное, — не приходилось. Однако же, это начинало переходить некоторые границы.

— Это не театр, Кобб. Это касается жизни людей, — с раздражением и укоризной напомнил я ему.

— Ну, хорошо, — нехотя признал мою правоту кузнец. — Делайте то, что считаете нужным. Полагаю, что если я не раскусил этого Лимси, то мне и лезть в это дело не стоит, верно?

Я не стал отвечать на этот вопрос, но, судя по всему, Кобб и без того уже решил всё для себя. Его предложение обучать меня фехтованию звучало заманчиво, хотя, вместе с тем, я мог бы ещё поспорить, кто из нас двоих лучше подходит на роль учителя для другого. Как бы то ни было, я попрощался с ним, обещая навестить в ближайшее время, и поспешил прямой дорогой в направлении дома мэра. Да, было видно, что здание несколько пострадало, однако — за исключением побитых окон оно отделалось на удивление незначительно. Мэра в доме не оказалось, что было хоть и неприятно, но не неожиданно. Однако же, здесь находилась Эмма.

— Правда, прекрасный день, мистер Фэрпойнт? — несмотря на все события вчерашнего вечера, девушка по-прежнему находилась в хорошем расположении духа, поскольку, судя по всему, уже строила планы на то, чтобы уехать с Саймоном прочь из этого проклятого города, подальше от неприятного и жестокого хозяина. Отчего сообщать ей дурную весть было вдвойне больно. Просто промолчать или солгать — я тоже не мог. Разумеется, я должен был утаивать факт происшедшей с Саймоном трагедии от остальных так долго, как это только будет возможно, поскольку уже убедился, к чему приводит массовая паника. Но Эмма неизбежно узнала бы об этом, и было бы лучше, если бы прежде её к этому подготовили.

— Саймон с минуты на минуту должен за мной прийти. Если бы вы только знали, как вы нам помогли! Мы будем благодарны вам до самой смерти! — с умиляющей детской наивностью обещала мне Эмма, по всей видимости веря в серьёзность сказанных слов.

Мне было тяжело. Я не мог говорить… Но и смолчать — тоже не мог. Поэтому — потянул время, морально готовя нас обоих к тому, что я должен был сообщить ей, а она — услышать.

— Поговорим о Лимси? — неожиданно для себя самого предложил я, просто чтобы завязать разговор.

— Я всегда говорила, что он способен на всё, — решительно заявила девушка. — Но кто будет слушать простую служанку? Меня называли нахальной.

Эмма фыркнула и резко выпалила:

— Да, может быть, я и нахальная, но не глупая! Должна вас поздравить, вы прекрасно справились с этим делом. Если кому-нибудь и удастся найти настоящего убийцу, это будете вы, мистер Фэрпойнт.

— Вы не заметили в городе ничего необычного? — сдержанно приняв её похвалу, продолжил я. Вопрос, разумеется, превышал своей откровенной бредовостью даже первый, но я просто не представлял, что мне ещё говорить. Мысли путались.

— Сейчас всё кажется необычным, сами видите, — вполне резонно заметила она. — Вы слышали, что тело Данкомба пропало? В таверне говорят, что это кузнец его забрал и похоронил. Или вот ещё: вчера я прошла встретить свою госпожу на краю болота, где она собирала травы для этой странной женщины, и услышала какие-то странные звуки из кустарника. Больше я никогда не пойду туда одна! Да и зачем? Теперь у меня есть Саймон. Он защитит меня!

— Какие звуки? — насторожился я.

— Что-то похожее на рык огромного зверя. Я тогда почувствовала себя как-то странно, — уточнила она. Я прекрасно понимал её. Это место действительно нельзя было назвать обычным ни по каким критериям.

Всё, тянуть время и дальше было нельзя. Это было выше моих сил. Я больше не мог держать её в неведении. Эмма должна была знать правду, чтобы не тешить себя более пустыми надеждами. Набравшись с силами, я выдавил из себя:

— Эмма, я должен сказать тебе кое-что о Саймоне…

— Да? Он попросил вас передать, что он задерживается, верно? Ничего страшного, — ничуть не смутившись, отмахнулась служанка. — Я подожду ещё несколько минут… или часов.

Приблизившись, я взял девушку за плечи и внимательно посмотрел ей прямо в глаза:

— Я боюсь, что он мёртв, Эмма…

— Что? — словно бы не поняв меня, переспросила Эмма. — Я… Думаю, я ослышалась, мистер Фэрпойнт. Мне показалось, что вы сказали, что…

— …Что он, скорее всего, мёртв, да. Мне очень жаль, — ненавидя себя за только что сказанное, повторил я.

— Боже мой, нет!.. Почему вы говорите мне такие вещи?! Вы видели его?! Что с ним случилось?! — вцепившись в меня мёртвой хваткой, начала выпытывать девушка.

— Я не видел его, но он, очевидно, где-то в болотах, — предположил я.

— Это чепуха! Полная чепуха! Вы наверняка ошибаетесь! Я сама найду его и приведу, чтобы вы увидели, какую чепуху говорите! О Боже, Саймон! — с совершенно не ожидаемой в подобном хрупком создании силой, она вырвалась из моих цепких объятий и с криками кинулась на улицу.

Только осознав, какую глупость я сотворил, я бросился за нею следом. Я гнался за ней из последних сил, но девушка в этот момент уносилась от меня прочь быстрее молнии. Я не разбирал улиц, домов, поворотов и лиц проходивших мимо людей, и поэтому когда мне начало казаться, что я вот-вот готов её нагнать, чья-то ловкая рука мелькнула перед моим лицом прежде, чем я успел разглядеть золотое кольцо.

Из моих глаз посыпались искры, и перед взором заплыли синие круги. Эмма была уже далеко, и, скорее всего, после моей последней обронённой фразы о Саймоне — она спешила искать его на болото, но в этот момент моё внимание уже было приковано к совершенно другому человеку.

— Что, мистер Фэрпойнт? — отдававшим хмелью голосом, осведомился Галфрид. — Пришли посмотреть на человека, потерявшего честь?

Несмотря ни на что, мне не хотелось ввязываться в драку с этим почтенным человеком. Однако, судя по всему, Лимси нуждался в помощи не меньше, чем Эмма, поэтому, оставив на её счёт в своей памяти зарубку, я просто обратился к нему:

— Потеря сына для вас, очевидно, меньшая утрата…

Я был морально готов к тому, что Лимси снова бросится в бой, но, вместо этого, он просто тяжело вздохнул и, слегка заплетаясь, ответил тоном, совмещавшим обиду, боль от утраты и смирение перед лицом своего горя:

— Вы прекрасно знаете, что он не был мне родным сыном, и знаете, что это был за человек. Моя вина в том, что я позволил его чудачествам и грубости зайти настолько далеко. Его смерть — трагедия, но я не виню вас, мистер Фэрпойнт.

Переведя дыхание и, казалось, окончательно поумерив свой пыл, он на какой-то момент потерял самообладание, закрыв лицо ладонями. Плечи его дрожали. Я невольно приблизился, неуверенно положив руку ему на плечо, чтобы несколько приободрить, но Галфрид резко и гневно её отринул, с гордостью произнеся:

— Знаете, у такого человека, как я, в жизни остаётся лишь одна настоящая ценность. И это не деньги. Нет. Это честь. Честь, которая у меня теперь запятнана.

Невесело улыбнувшись, он поднял на меня помутневшие безумно-пьяные очи, разразившись нездоровым смехом, плавно переходящим в подавленное рыдание.

— Ну-ну. Тише-тише! Лимси, на вас же смотрят люди!

В подобной ситуации, вряд у кого-нибудь повернулся бы язык в чём-либо его упрекнуть, но на лендлорда эти, казалось бы, совсем нехитрые слова подействовали благотворно: он действительно нашёл в себе силы взять себя в руки.

— Не вы запятнали её, — уже тише и спокойнее отвечал он, оттирая слёзы с припухших покрасневших глаз. — Вы заставили меня увидеть эти пятна. Я уверен, вы понимаете, что я не испытываю к вам благодарности за убийство моего сына. Но то, что вы сделали, поможет восстановить мою честь, и поэтому гнева у меня тоже нет…

Я ждал, продолжая внимательно присматриваться к этому человеку. Оставлять его посреди улицы в таком состоянии определённо было нельзя.

— Вам нужно что-нибудь ещё? — отдышавшись, с прежней аристократической деликатностью в тоне осведомился лендлорд.

— Как вы думаете, кто на самом деле убил Элеанор? — на всякий случай поинтересовался я.

— Мы можем поговорить о чём-нибудь ещё? — с явным раздражением осведомился Лимси. — Всё это дело очень неприятно, и мне не хотелось бы о нём говорить.

Как я понимал, это означало «нет». Поскольку я действительно не собирался более тратить время, я проводил лендлорда до его дома так скоро, как мог. На деле это оказалось не так просто, как я сперва ожидал. Впрочем, несмотря на некоторые неубедительные протесты с его стороны, сопротивления он не оказывал. Убедившись, что его жизни и здоровью ничего не угрожает, я вернулся на уже знакомый мне перекрёсток, пройдя в таверну, временно превратившуюся из обыкновенной забегаловки едва ли не в полевой штаб ведения военных действий. Несколько гвардейцев со знанием дела орудовали молотками, методично заколачивая гвозди, другие — подавали им доски. По всей видимости, окна, на всякий случай, было решено дополнительно укрепить.

Недовольный происходящим мэр — как и прежде — сидел на своём персонально отведённом месте в стороне, имея полный обзор над помещением, в то время как ещё более недовольный происходящим Моллинз — с нескрываемой досадой наблюдал за действиями солдат, прикидывая убытки. Тем не менее, многие из местных пьяниц и забулдыг по-прежнему были на своих местах, за исключением Харрела, отсутствие которого не могло не радовать.

Решив, что я и без того потратил достаточно времени, так что мэр может ещё немного подождать, первым делом я направился к Роберту.

— Добрый день, мистер Фэрпойнт, — скучающе-удручённым тоном поздоровался со мной трактирщик. — Хотите выпить? Наверное, нет, верно? Думаю, вы пришли, чтобы задать мне ещё пару вопросов…

— Убийца на свободе. Мне нужно знать всё, — в категоричной форме потребовал я.

— Что ж, я допускаю, что вы несколько изменили ситуацию, — с явной неохотой признал Моллинз. — Но всё равно, ничем не могу вам помочь. Я всего лишь обслуживаю тех, кто сюда приходит. Или вы думаете, что я подслушиваю, о чём беседуют мои клиенты?

Одарив трактирщика взглядом, который отображал моё к нему отношение красноречивее всяких слов, я развернулся и направился к мэру.

— Добрый день, мистер Фэрпойнт. Даже боюсь спрашивать, как продвигается расследование. Есть новости? — судя по крайне уставшему виду и голосу, Филипп перенёс настолько насыщенную бессонную ночь, что у него даже не осталось сил на то, чтобы злиться.

— Боюсь, что у нас есть новая жертва… — поделился я своими опасениями. Это возымело определённое действие. Во всяком случае, Сент-Джон тотчас очнулся и несколько взбодрился.

— Господи Иисусе! Говорите тише! Какая ещё «жертва»?! Вы должно быть, совсем с ума сошли! — буквально заорал на меня шёпотом мэр, наклонившись ближе через стол и, стрельнув осторожными взглядами по сторонам, спросил ещё тише. — И кто же это?!

— Скорее всего, это рыбак, Саймон Линс, — сбавив тон до приемлемого, прошептал я.

— Саймон? — настороженно переспросил мэр. — И что означает это ваше «скорее всего»? Вы нашли тело, которое не смогли опознать? Или что? Говорите же! Только, Бога ради, тише!

— Я не нашёл тело, — вынужден был признать я. — Но я предполагаю…

— Ах, так вы предполагаете? — уставившись на меня, как на последнего идиота, язвительно переспросил мэр Сент-Джон. — Да это же просто замечательно! Мистер Фэрпойнт, дорогой Николас, будьте так добры — в следующий раз, держите свои предположения при себе!

На последнем слове, мэр заорал на меня так, что на него невольно обратили внимание все обитатели трактира, и даже стражники на время прервали свою работу, пока он, поспешным жестом холёной руки, не велел им снова возвращаться к своим текущим занятиям.

— Саймон, без сомнения, бродит где-нибудь на болотах и уже скоро вернётся, — куда более спокойным тоном продолжил он и, набрав больше воздуха, положил руку на сердце. — Дорогой Николас, разрешите задать вам один простой, но, вместе с тем, очень важный вопрос… О чём вы вообще думаете?! И, главное, чем?! Из-за ваших слов — меня едва не хватил удар! Стыдитесь, мистер Фэрпойнт… Надеюсь, вы больше никому не говорили эту чушь?

— Только служанке. Она пошла искать его на болота, — предупредил я. Покривившись, мэр достал из кармана платок и протёр им вспотевшее лицо.

— Эмма? Что ж, ничего страшного. По крайней мере, у неё выветрится дурь из головы. А если она не вернётся, так и потеря небольшая. Тем не менее, я хотел бы вам искренне посоветовать, ни с кем не делиться подобными предположениями. Так вы не выставите себя дураком, — сначала постучав по столу, а затем и по собственному лбу, пояснил Филипп.

— Я пытаюсь найти убийцу, — напомнил я вконец охамевшему чиновнику, при этом неохотно признавая его частичную правоту. Разумеется, у Сент-Джона напрочь отсутствовали всяческие моральные принципы, но это, в свою очередь, не означало ошибочности его логики.

— Прекрасно, Фэрпойнт. Надеюсь, это не займёт у вас много времени, — с известной долей сомнения предположил мэр, продолжив далее уже громче, явно работая на публику. — И вы будете сообщать мне обо всём, что здесь происходит. Преступник должен быть пойман живым и осуждён по всем правилам. И на этот раз — нам не нужно внимание публики, вы поняли меня? Мы всё равно повесим его, но повесим по закону!

Ненадолго замолчав, мэр задумчиво погладил свою ухоженную бородку, продолжив:

— Кстати, это мне кое о чём напомнило. Тело Данкомба пропало. Вам что-нибудь об этом известно?

Сохраняя совершенно спокойный вид, я отрицательно покачал головой.

— Стражник заснул, и кто-то украл тело, — поведал Сент-Джон. — Я уверен, что это кузнец, который решил похоронить парня. Ну и чёрт с ним! Не хочу в это лезть, мне и так хватает забот. Пусть люди увидят, какой я терпимый. Кстати, между нами, заснувший стражник — ваша вина!

— Моя? — как можно убедительнее изображая из себя оскорблённую невинность, возмутился я. — Что вы имеете в виду?

— То, что сказал, — перестав, наконец, ходить вокруг да около, прямо заявил Филипп. — Принести ему выпить! Какая «прекрасная» мысль! Мне совершенно понятно, что произошло. Сначала он выпил, а потом подумал, раз уж он может промочить горло, то почему бы ему не присесть? А раз он уже сидит, то почему бы ему не полежать? Я прошу вас… вернее, строго запрещаю вам отвлекать стражников. Вы сами видите, к чему ведут даже мелкие нарушения дисциплины.

Как бы невзначай, мэр обвёл взглядом находившихся поблизости стражей, и те засуетились активнее.

Закончив с мэром, я на время задумался, покинув стены трактира. Куда дальше? Вчера, ложась спать, я собирался навестить монастырь. Но то было вчера, до странного исчезновения Саймона. Бежать на болота в поисках Эммы? Да, надо бы. Хотя, с другой стороны, она отлично знала эти места и без меня и, возможно, ей действительно требовалось некоторое время просто побыть наедине со своим горем.

Доктор! Точно! Сегодня он собирался передать мне хронику с какими-то важными документами. В любом случае, это было по пути, поэтому я не видел причины, по которой мне не следовало бы проложить свой маршрут подобным образом.

«Тише»! «По закону»! «Паника»!

Гибкость и лицемерие мэра, конечно, в некоторой степени начинали меня раздражать, хотя мне удавалось терпеть их достаточно долгое время. Успокоить народ, повесив невиновного человека, — а если бы новое зверство произошло бы сразу же следом? Это был всего лишь вопрос времени, и результаты были бы не менее разрушительны.

Я мыслил просто: если проблема есть — следовательно, за неё необходимо браться и решать по-настоящему, а не искать оправдания для преступлений, якобы совершённых с целью предотвращения всеобщей паники и больших бед.

— Харрел! Харрел! — взволнованная женщина стояла посреди дороги, и, сложив руки, раз за разом звала своего непутёвого мужа. Заметив моё приближение, Мэри с надеждой в голосе обратилась:

— Сэр, вы случайно не видели моего мужа? Его уже давно нет. Я начинаю волноваться.

— Простите, ничем не могу помочь, — покачал я головой, оставив несчастную женщину позади. Сумасшедшая пьянь. Скорее всего, напился и где-нибудь валяется, бормоча под нос про своё воображаемое золото. В принципе, это был один из тех людей, исчезновение которых, скорее всего, было бы воспринято без особых переживаний.

Добравшись до дома доктора, я обнаружил, что пациентов сегодня уже не видно. Это несколько прибавило мне настроения. Которое, впрочем, было тотчас же испорчено последующим заявлением Бейкера буквально с порога.

— Хорошо, что вы пришли. Произошла ужасная беда! — встревоженным тоном закричал он вместо приветствия.

— Успокойтесь, доктор, что случилось? — моментально настроившись на деловой лад, потребовал я объяснений.

— Я подготовил для вас свою хронику Каворна, но когда я ненадолго вышел из дома — её кто-то украл! — всё так же негодуя, воскликнул Клемент. Откровенно говоря, подобная оживлённая реакция несколько сбивала меня с толку.

— Это неприятно, но ведь там не было ничего важного, так? — недоумённо приподняв брови, промолвил я, искренне надеясь на свою правоту.

— В самой хронике — нет, но я нашёл вам несколько очень важных документов. Нельзя, чтобы они попали в злые руки! Вы должны найти эти документы и хронику! Это очень важно! — вопреки моим ожиданиям, продолжил настаивать доктор.

— А что было в этих документах? — окончательно теряя понимание сути происходящего, спросил я напоследок.

— У меня совсем нет на это времени, мистер Фэрпойнт. Всё слишком сложно, чтобы объяснить всё в нескольких словах. Найдите материалы, и вы сами это поймёте. Торопитесь, нельзя терять времени! — в очередной раз напомнил о срочности дела Клемент.

Что ж, из всего нахлынувшего на меня словесного потока я уяснил основное: кто-то украл у доктора летопись и некоторые другие документы, которые, по всей видимости, могли содержать какой-то ключ к происходящему здесь. Поскольку расследование убийства Элеанор продвигалось медленно, я решил попробовать копать в этом направлении. Однако я не знал, с чего мне следует начинать. Выйдя на улицу, я обошёл дом несколько раз: ни следа, ни человека, ни улики, ни зацепки. Надежда найти вора по горячим следам начала испаряться. Озадаченный, я вернулся обратно.

— Вы нашли хронику? Времени у нас осталось немного! — в очередной раз поторопил меня доктор.

— Вообще-то я пытаюсь сейчас поймать убийцу, — напомнил я о первоначальной цели своего визита. — Я должен знать, что оно стоит потраченного времени. У меня полно других неотложных дел.

— Прошу вас, мистер Фэрпойнт, — начиная терять терпение, возмутился Клемент. — Найдите документы. Как только вы с ними ознакомитесь, — ваши поиски станут намного проще.

— Слова, слова, слова. Вы хоть понимаете, что для успешных поисков я должен иметь чёткое представление, что я делаю и зачем? — наступила моя очередь возмущаться. — Так почему же вы не хотите рассказать мне про них подробнее?

— Всё слишком сложно и запутанно, чтобы передать вкратце простыми словами. Крайне важно, чтобы вы поняли всё абсолютно верно и в нужном контексте. Иначе вы можете совершить непоправимую ошибку. А теперь, я вас прошу, как можно скорее займитесь поисками, — по-прежнему продолжая играть в молчанку, потребовал врач.

— Допустим. Но не могу же я просто бегать по улице с криком: «Ко мне все воры, убийцы, мерзавцы!». Чтобы начать поиски, мне нужно узнать кое-что подробнее, — справедливо пояснил я.

— Конечно, — с неохотой признал мою правоту доктор. — Но многого я сказать не могу. Саму хронику я разрешил бы взять кому угодно, но документы были хорошо спрятаны. Когда я готовил их для вас, мне пришлось на несколько минут покинуть дом, так что я спрятал их под матрацем. А когда я вернулся — их уже не было!

— Куда вы уходили? — восстанавливая хронологию событий, уточнил я.

— Мне нужно было выйти. В конце концов, я всего лишь человек, мистер Фэрпойнт. К сожалению, я зашёл за дом, так что входной двери не видел, — посетовал Клемент.

— Как долго вас не было? — продолжил я выпытывать.

— Не больше пяти минут, — пожав плечами, отметил Бейкер.

— И кто-то вошёл и сразу обнаружил то, что искал, — озадаченно констатировал я.

— Ну, это, действительно, несколько странно, чтобы быть совпадением. Я не понимаю, откуда, но вор знал, где я спрятал бумаги. Все вещи были на своих местах, нечего не перерыто, не опрокинуто, не перевёрнуто. Никаких поисков и суеты — просто не было, — пояснил доктор, обводя помещение рукой и демонстрируя образцовый порядок на своём рабочем месте.

— Должно быть, он долго за вами следил, — нахмурившись, сделал я невольно напрашивающийся вывод.

— Да, это возможно. Может быть, он следил за мной через окно. Но это значит, что он наблюдал за домом довольно долго. Возможно, он прятался где-то поблизости и ждал, пока я покину дом. Знаете, когда я об этом думаю, это даже начинает меня пугать… — протерев свои очки, признался доктор.

— Кто-нибудь раньше интересовался подобными документами? — отмечая про себя всё новые факты, продолжил я.

— Никто из горожан даже не знал, что эти документы существуют. А хроника была публичной, кто угодно мог взять её почитать или сделать с неё копию. Я знаю, что монахам из монастыря зачем-то понадобилась полная история города, но я не думаю, что они в этом замешаны, — развёл руками доктор. — А, впрочем, кто знает?..

— Ладно. Дождитесь меня, надеюсь, я буду скоро, — попросил я, вновь выходя на улицу.

Что ж, за некоторыми людьми наблюдалось всё больше и больше странностей, и я, вконец запутавшись в этом клубке из, казалось бы, независимых интриг, окончательно сбился с пути, потеряв нить происходящего. Клэрис не стеснялась в своих выражениях, порой даже называя меня круглым дураком за некоторую наивность, поспешность принимаемых решений, неумение замечать очевидное и делать на его основании правильные выводы. Но это было не так. Вернее, не совсем так. Во всяком случае, хотелось в это верить. Просто моя интуиция и везение выручали меня намного чаще, чем холодная рассудительность, которой обладала моя суровая наставница, и которой был напрочь лишён я сам.

Да и в конце концов, если она была такая умная, — отчего ж, в таком случае, Клэрис стала такой мёртвой? Впрочем, я начинал противоречить самому себе. Конечно, во многом это была не только её ошибка, но и вопрос везения, и моя несвоевременно подоспевшая помощь, из-за чего я по-прежнему продолжал себя укорять. Тем не менее, я представил, как бы мыслила она, что бы она говорила и как бы повела себя, будь она здесь. И, конечно, обругав меня, она была бы в чём-то права.

Развивать скорость своей сообразительности мне и правда бы не помешало. Итак, скорее всего, вор мог проникнуть в дом доктора Бейкера через входную дверь, поскольку запасная была заперта изнутри, как и окна. В доме находились три окна, но лишь пара из них располагались так, что через них можно было бы непосредственно наблюдать за рабочим столом Клемента. Следовательно, вор должен был находиться где-то напротив, затаившись среди кукурузных початков.

Распугав клевавших зерно кур, я торопливо направился к зарослям, желая проверить своё предположение и, по возможности, обнаружить какую-либо улику. И, в этот раз, мои поиски увенчались успехом. Во всяком случае — в некотором роде. Обнаружить примятую траву оказалось несложно. Рассмотрев вытоптанное поле, я сделал вывод, что здесь могли поджидать, пока доктор выйдет из дома. На этом моё везение заканчивалось. Ни нити, ни зацепки. Пройдясь по ближайшим окрестностям ещё раз, я вновь и вновь проходил мимо колодца, вязанок дров, небольших построек, но так и не обнаружил следов. Фактически ни с чем я снова воротился к доктору Бейкеру.

— Я кое-что нашёл, — без особого энтузиазма поделился я.

— Да? — с надеждой поинтересовался Клемент.

— Вор, скорее всего, выжидал удачного момента на поле, — пояснил я. Разумеется, информация была небогатая, однако в данный момент я другой не располагал.

— На поле перед моим домом? На поле Лимси? Я бы его заметил. Хотя сейчас моё зрение и не то, что раньше, да и темно было… Возможно, вор на это и рассчитывал? Что ж, нам пригодятся все новые сведенья, хотя эта информация документы найти не поможет, верно? — с сожалением в тоне спросил доктор, однако я уже бежал прочь из дома. Так значит, кукурузное поле принадлежало мистеру Лимси. Разумеется, само по себе, это ещё не означало ничего: как мне было известно, к его владениям и без того относилась большая часть окрестных угодий. Но, если судить по его повседневной одежде и натруженным рукам, что было совершенно нехарактерно для подавляющего большинства известных мне аристократов, Галфриду не была чужда работа обычного фермера. Быть может, он сам трудился на собственных участках и замечал вытоптанную траву и ранее.

Разумеется, построенная мною логическая цепь имела весомые изъяны, и надежда оставалась весьма небольшой. За неимением же лучшего варианта — я вынужден был на неё положиться.

С момента нашей последней встречи — лендлорд выглядел заметно лучше. Он был всё так же подавлен, но уже держался молодцом. Было заметно, что он не забыл о нашем разговоре и моё общество его несколько смущает.

— Я к вам по поводу вашего поля, напротив дома доктора… — начал я, поясняя цель своего визита, однако Лимси не дал мне договорить.

— Вы видели, как Харрел его топчет? Чёрт с ним. Мне всё равно. В мире есть гораздо более важные вещи, — с явным безразличием промолвил Галфрид.

— Харрел? О чём вы говорите? — заинтересованный внезапным поворотом событий, насторожился я.

— А, я думал, вы хотите мне сказать, что он опять вытаптывает моё поле, — несколько оживившись, с недоумением поделился лендлорд. — Я дважды заставал его за этим. Он стоял там, всё вокруг было вытоптано, а он не двигался с места и тупо смотрел в одну точку. Я прогонял его, но через некоторое время он возвращался снова. Думаю, он по-настоящему опасен. Я решил, что с ним не стоит связываться. Пусть стоит там хоть до Судного Дня. Урожай всё равно ничего не стоит.

— Спасибо! Это очень ценная информация! — бросился я прочь со всех ног, собираясь поделиться с доктором добытой находкой.

Что ж, теперь я снова знал что-то конкретное. Так значит, Харрел? Интуиция по-прежнему подсказывала мне, что этот безумный пьяница, как правило, либо поднимающий руку на жену, либо пристающий к людям в таверне, вряд ли имеет прямое отношение к происходившим в Каворне исчезновениям и убийствам. Особой силы в старике не ощущалось, хотя безумцы, порой, бывают способны на многое. Однако же, он мог пролить свет на некоторые события, если, конечно, окажется в состоянии произнести что-то связное и осмысленное.

— Документы, по всей видимости, украл Харрел! — воскликнул я, едва не снеся дверь доктора с петель. Сердце бешено колотилось, а тело было горячим от пробежки.

— Харрел?! Но зачем ему это понадобилось? Даже если… — выражение лица доктора приобрело совершенно обескураженный вид, вскоре сменившийся гримасой ужаса и отчаянья. — О, Боже! Эти голоса в его голове! Мистер Фэрпойнт, дело серьёзнее, чем мы думали. Вы должны найти его. Любой ценой. Ступайте, прошу вас. Скорее!

По-прежнему пребывая в полнейшем недоумении, я выбежал на улицу, не закрыв за собой дверь. Всё так же оставаясь в полнейшем неведении о содержании и значимости этих документов, пока что я был склонен верить доктору на слово. Однако у меня имелись вопросы, от которых позднее он не сумел бы уже отвертеться. Во всяком случае, теперь у меня имелась вполне конкретная цель, и в деле объявился новый фигурант, а поиск способа достижения этой цели уже был делом другого порядка.

Итак, похоже, что именно старик Харрел украл летопись, хотя его мотивы мне были всё так же неясны, а доктор не стал ничего объяснять. Мне оставалось лишь отыскать Харрела и, как обычно, разбираться со всем самому. Поскольку его жена сама была занята его поисками ещё до того, как доктор потерял свои документы, — она вряд ли могла подсказать мне что-либо полезное. Обычно в подобное время его можно было обнаружить в таверне. Туда и лежал мой путь.

Преодолев бесчисленное количество дворов и подворотен, я, наконец, оказался на нужном месте. Благо, побродив по Каворну некоторое время, я мог похвастаться его приемлемым знанием и без помощи одолженной карты. Тем не менее, меня снова ожидало разочарование: осмотревшись, я так и не обнаружил старика на привычном месте.

— Вы случайно не знаете, где можно найти Харрела? — без долгих вступлений поинтересовался я у Моллинза.

— Не знаю, но если вы посидите здесь, вы с ним встретитесь, — неторопливо протирая стойку серой влажной тряпкой, с холодным равнодушием ответил мне трактирщик. — Здесь он бывает даже чаще, чем у себя дома. Впрочем, его жена не против.

— Что ж, спасибо, — к сожалению, Роберт не сообщил мне ничего такого, чего я не знал бы и без него.

— Всегда пожалуйста, — охотно кивнул он, потеряв ко мне интерес.

— Есть новости? — тихо приблизившись ко мне, поинтересовался Филипп, судя по всему, так и не покидавший своей нынешней резиденции.

— Мне нужно поговорить с Харрелом, — вместо ответа бросил я. — Вы не видели его? Это может быть очень важно.

— Этот старый пьяница? — с искренним изумлением уставился на меня мэр. — Не знаю, где он.

Казалось, у Сент-Джона начинало складываться устойчивое впечатление, что с самого начала сегодняшнего утра я просто взял за моду над ним издеваться. Не тратя времени на объяснения, я покинул таверну и поспешил в направлении кузнеца. Джон Кобб, проводивший целые сутки в работе у всех на виду, пожалуй, мог заметить проходившего мимо человека.

— Я ищу Харрела. Вы не знаете, где он? — в который уже раз отрывая человека от дел, нетерпеливо спросил я.

— Этот старый дурак? — казалось, кузнеца мой вопрос несколько удивил. — Вроде бы, он недавно купил у меня верёвку. Может он, наконец, повесился на каком-нибудь дереве и не будет больше нас беспокоить?

Верёвка? Это было интересно, но странно.

— Кобб, мне не до шуток, — с серьёзностью напомнил я. — Это очень важно.

— Понятия не имею, — всё так же серьёзно ответил Кобб.

— Ну что ж… Спасибо и на том, — поблагодарил я.

— Угу. Если что — обращайтесь, — вернувшись к прерванной работе, предложил кузнец. Что ж, откровенно признаться, вести запутанное дело, подобное этому — мне, и правда, прежде не доводилось. Так и не получив от опрошенных мною людей решительно никакой полезной информации, я просто продолжил бродить по городу. Возможно, упоминание кузнеца о верёвке имело какое-либо значение, однако же, возможно, что и нет. Мало ли, что может пригодиться человеку в быту, а уж тем более — взбрести на ум сумасшедшему? О местонахождении старика Харрела оставалось разве что гадать…

Остановившись, я, неожиданно для себя самого, осознал справедливость своей догадки. Ну а, собственно, почему бы и нет? Как ранее высказался мэр, мои методы ведения следствия действительно отличались определённого рода неортодоксальностью. Но кроме использования в моей рабочей практике алхимических зелий и вызова для допроса душ усопших — в этом мире существовали и другие нехарактерные способы ведения расследования.

Я не знал, каким образом к Мод Литкотт приходят её видения, и не знал, происходит ли это спонтанно, либо она, хотя бы в некоторой степени, способна контролировать данный процесс. Как и не ведал того, согласится ли она вообще помогать мне после всего, предсказанного ею ранее. Но, тем не менее, если она имела возможность раздобыть информацию, способную оказаться полезной, я должен был за это ухватиться.

Как бы то ни было, у меня возникла очередная причина вновь наведаться на болота, не говоря уже о том, что там я надеялся повстречать Эмму, мог случайно натолкнуться на Харрела и был бы просто не против того, чтобы снова увидеть Хелен…

…Нахлынувшие на меня воспоминания о жене мэра несколько увели мои мысли в другую степь, но приложив некоторое волевое усилие — я направил их ход в рабочее русло. В конце концов, от принятых мною решений и предпринятых шагов зависела жизнь людей, и я не имел права на вольности и праздные увлечения. В особенности на те, у которых просто не могло быть будущего.

Даже будучи занятым поисками, я не забывал о сборе необходимых мне трав. Во-первых, некоторые из них были довольно редки и не всегда доступны и, во-вторых, без моих зелий я всё равно не был способен на многое. Гвинлок, пурпурный бурьян и даже сатанинская удача попадались на моём пути, а запасов водной дрёмы у меня уже хватало в избытке. В этом отношении, окрестности Каворна казались настоящим раем для алхимиков, что было более чем странно. В особенности — в свете общего неурожая. Но, тем не менее, вполне объяснимо: особые травы росли в особых местах, не во всём подчиняясь правилам, присущим для прочих растений, что, в некотором смысле, роднило их с зельеваром. В свою очередь, меня, как заядлого травника, не могла не радовать подобная доступность ингредиентов. Иных же причин для радости, к сожалению, пока что не наблюдалось: ни Харрела, ни Эммы я на своём пути так и не повстречал.

Миновав устрашающего истукана, я взял курс на жилище старой ведьмы и вскоре набрёл на знакомую опушку, нарвав по пути ещё немного болотных трав. На этот раз Хелен забралась далеко, расположившись на самой окраине болота: дальше, чем обитала старушка. Решив, что Литкотт может немного и подождать, я направился к молодой женщине, приветливо помахав рукой охранявшим её гвардейцам, которые заметили меня первыми. Один из них, нарочито серьёзный, стоял навытяжку с алебардой, в то время как двое других просто бродили неподалёку.

— Доброго дня, сэр, — обрадовавшись моему появлению, вместе с тем, почему-то грустно приветствовала меня Хелен. — Я надеялась увидеть вас, но у меня были странные сны. Возможно, нам лучше не встречаться.

— Я надеюсь, вы не боитесь снов? — немало озадаченный очередным её заявлением, осторожно спросил я.

— Я боюсь смерти, мистер Фэрпойнт, — откровенно призналась она. — Смерти, которая придёт ко мне, когда мы будем вместе. В моих снах она погружает в меня свои острые когти и высасывает из меня жизнь. Иногда у смерти моё лицо. Моё собственное лицо. Оставьте меня, сэр, пока ещё не поздно. Пожалуйста…

Я не знал, что и думать. С одной стороны, было видно, что она, несмотря ни на что, доверяет мне. Во всяком случае, на её месте я не решился бы сказать малознакомому человеку что-либо подобное. Хотя я не исключал и такого деликатного момента, что принимаемое нами за уникально богатый внутренний мир, порой, на поверку, оказывается самым обыкновенным безумием. Или придурью.

Хотя, мне ли, при моём образе жизни, мышлении и тайнах, завесу которых я мог позволить себе приподнять далеко не для многих, было позволительно сомневаться во внутренней силе, исходившей от этой женщины, и серьёзности сказанного ей? Во всяком случае, она свято верила в то, что доверила мне.

— Не стоит бояться. Я защищу вас, — уверенным тоном поклялся я ей.

— И как же вы предлагаете сделать это, дорогой Николас? — над самым моим ухом неожиданно прозвучал до боли знакомый голос, который я ожидал услышать в последнюю очередь. — В следующий раз вам стоит быть побыстрее!

— Клэрис?.. — ошарашено произнёс я, спешно оглядываясь по сторонам. Болотные топи, покрывало сизого тумана, низкое ржавое небо, сокрывшее густыми тучами незримое солнце. Моей погибшей наставницы здесь не было. Отметив моё необычное поведение, жена мэра заметно напряглась.

— Вы в порядке, мистер Фэрпойнт? Вы побелели, как простыня. Я сказала что-то не то? — осторожно присматриваясь ко мне, поинтересовалась она.

— Нет, просто… я кое-что вспомнил, — не вдаваясь в подробности, отмахнулся я, поспешно заметив. — Прежде всего, вам просто нельзя находиться вне дома. Здесь небезопасно. Конечно же, я помню то, о чём мы тогда с вами говорили, и уважаю ваш выбор, но в чём-то я соглашусь с мэром.

— Со мной охрана. Но, всё-таки вы правы. Возможно, мне не стоит оставаться здесь надолго, — нехотя согласилась Хелен, в то время как я вновь и вновь вглядывался в безжизненную даль серых болот. Наверное, мне показалось.

— Я ищу Харрела. Вы его не видели? — сомневаясь в смысле вопроса, тем не менее, на всякий случай уточнил я.

— Нет. Но я знаю, что даже его жена ищет его. Бедная женщина. Ей с ним непросто, — с сочувствием в голосе заметила моя собеседница, по всей видимости, стараясь понять, что я пытался увидеть вдали. Казалось, она говорила вполне искренне, но за каждым её словом на протяжении всего нашего разговора таилась какая-то недосказанность. Как сказала бы Клэрис, пришла пора разбудить мозги. В конце концов, даже моя необъяснимая симпатия к этой женщине не снимала с неё подозрений.

— Такое впечатление, что вы что-то скрываете, — прямым и ровным голосом поделился я своими опасениями. Реакция Хелен в очередной раз меня удивила, несмотря на то, что я уже должен был бы привыкнуть к её манере ведения беседы. Нет, я вовсе не имел в виду того, что она, говоря много, при этом не сообщала мне ничего. Скорее, меня удивлял ход её мысли, в котором я по-прежнему так и не научился ориентироваться.

— Я… не знаю, что происходит. У меня такое ощущение, будто я раньше спала, а теперь проснулась. Всё вдруг показалось мне совсем иным, и вы, сэр, вы как будто меня разбудили… — так и не ответив на прямой вопрос, начала она, но вскоре всё-таки задумчиво продолжила. — Скрываю ли я что-нибудь? Не знаю, возможно. Я слышу разные голоса… Голос женщины вдалеке и тёмный, зловещий голос всё ближе ко мне. Я ещё никому не говорила. Даже травнице Мод. Но я боюсь…

А я, тем временем, сомневался, что в этом Богом забытом городе остался хотя бы один обычный и при этом здравомыслящий человек. С другой стороны — к словам Хелен я отнёсся совершённо серьёзно. Мне, отдающему приказы демонам и собирающему трупы в подвале собственного дома, — сложно было назвать «обычным» человеком себя самого, равно как отбрасывать странности, преследующие других.

Её окружали люди — но одним она не могла довериться, а другие — не могли её понять. Хелен ощутила во мне родственную душу и знала, что я не рассмеюсь, не сочту её безумной и не отброшу прочь. Она понимала и ценила это. Но, тем не менее, было очевидно, что она что-то скрывает. Даже от меня. Хелен нравилась мне всё больше и больше, поэтому я боялся даже представить, что она может быть как-то вовлечена в произошедшее в Каворне…

Тем не менее, пока что у меня не имелось к ней конкретных претензий, а остатки здравого смысла настойчиво напоминали о пропавшем Харреле и загадочной летописи, пропавшей из дома доктора. И действительно — чувство времени буквально вылетело из моей головы, что, в сложившейся ситуации, казалось мне непростительным упущением.

— Что ж… Прошу меня простить, но мне ещё предстоит сегодня совершить многое. А прямо сейчас — я должен поговорить с травницей. До свидания, Хелен. И помните — вы обещали мне, что пробудете здесь недолго, — напомнил я ей, стараясь вновь начать мыслить логически и вести себя ответственнее.

— Обещала? Ну, возможно. Хорошо. До свидания, — когда я отошёл на некоторое расстояние — она снова меня окликнула: — Удачи, Николас!

На самом деле, несмотря на то, что именно поиски Харрела привели меня на этот раз в дом Литкотт, — мне было крайне интересно узнать от неё и другое. В первую очередь, мне действительно было интересно услышать точку зрения травницы в свете последних событий. Переменилось ли её мнение обо мне?

Почему это казалось мне столь важным — я не знал. Но — предполагал, что от отношения ко мне этой старой женщины может зависеть многое. Мод по-прежнему неторопливо раскачивалась в своём скрипучем старом кресле-качалке, накрыв ноги тёплым пледом, и всматривалась в чарующий танец обитавшего в старом камине огня. Оранжевые блики пламени падали на её задумчивое и печальное лицо, но взгляд полубезумных глаз оставался неизменно задумчивым.

— Добро пожаловать, странник, — в свойственной ей манере, приветствовала она меня. — Чёрная кровь сочится из ран, которые ты разбередил. Её всё больше и больше, и её не остановить. Чьи руки останутся незапятнанными кровью после того, как ты исполнишь своё предначертание? Чьи, странник?

Утратив былой энтузиазм, с которым переступал порог этого дома, я упрямо заявил:

— Я не приношу зла, я вернул Данкомбу доброе имя.

— Да, это очень странно, — медленно кивнула травница. — Ты помог правосудию, а это значит, что я ошибалась, верно? Ты не можешь нести ту угрозу, что я видела в тебе… Но мир — странное место, странник. Что принесло твоё правосудие? Всё, чего ты добился, — это ещё одна прерванная жизнь.

— Молодой Лимси получил то, что ему причиталось, — вполне категорично заявил я. Люди тем чаще любили на досуге рассуждать о высокой морали, ставя в один ряд жизнь невинной жертвы и забравшего её подонка, чем дальше сами они находились от принятия жизненно значимых решений. Но щадить изверга — значит, поощрять зверство.

— Может быть — да, а может — нет, — ровным голосом произнесла Литкотт. — Кто ты такой, чтобы судить об этом? Ты — всего лишь инструмент, Посланник и палач. Знает ли кинжал, почему его вонзили в сердце жертвы? И может ли кинжал управлять рукой, держащей его? Ты — кинжал, странник. Ты — инструмент судьбы, а не тот, кто её творит. Ты можешь знать свою судьбу, но не можешь изменить её. Восстановил ли ты справедливость? Не мне судить. Должен ли был Лимси умереть? Да, ведь это была его судьба, сплетённая с твоей.

Кхм. Кто я такой, чтобы судить? Уж точно не ребёнок, не трус и не безумец, как некоторые. Во всяком случае — не обычный безумец. Бастард Английской Короны, ветеран Битвы при Креси, Хареш-аль-Дорем, и просто человек с принципами и совестью, не желающий играть по чужим правилам. И мне не первый раз приходилось общаться с человеком, который путал поток пафосных слов — с непреложной истиной, метафору — с доказательством, и себя — с философом. Вопрос был в том, кто она такая, чтобы судить о том, кто я такой, чтобы судить. Просто — безумная старая женщина, прожившая немалую жизнь и повидавшая немало странных провидческих снов…

Прождав некоторое время, я наблюдал за треском пламени камина, дожидаясь, пока утихнет моё внутреннее пламя, после чего спросил:

— Разве я мог сделать что-то другое?

— Ты всё ещё не понял, что по-другому и быть не могло? — словно бы сочувствуя моему неведению, тихо задала встречный вопрос травница. — Это была его судьба, странник. Судьба, записанная, как и тысячи других, в туманах, на границе Царства Забвения. Ты не мог поступить никак иначе.

Я по-прежнему придерживался собственного мнения на этот счёт, однако же — разводить споры и что-то доказывать желания не испытывал. В конце концов, я пришёл сюда не за этим.

— Мне нужна помощь, чтобы найти настоящего убийцу! — заявил я прямо, полагая, что в случае, если Мод способна назвать мне его имя или хотя бы описать внешность, — это позволит обойтись без поисков Харрела и пропавших документов, обнаружив зверя сразу, либо, как минимум, значительно сузив круг подозреваемых.

Меня ожидало лишь очередное разочарование.

— Я не знаю его, для меня у него нет лица. Я чувствую его присутствие в своих грёзах, но не вижу его. Однако ты близок. Пролита новая кровь, странник. Молодая и невинная. Я это почувствовала, — с печалью поведала мне Мод.

— Ещё одна жертва? Это был Саймон? — продолжая требовать от ведьмы ответы, уточнил я.

— Саймон-рыбак? Я не знаю, кто пострадал. Однако я огорчусь, если это был Саймон. Он был хорошим мальчиком, — с горечью в голосе ответила провидица.

— Ну, постарайтесь же! — взмолился я, наконец. — Он ещё жив?

— Я бы хотела тебе помочь, но я на самом деле ничего не знаю, — виновато призналась Литкотт. — Я просто увидела, как кровь льётся на влажную траву.

Глубоко вздохнув, я удручённо покачал головой и продолжил выпытывать:

— Почему бы просто не сказать, что вы знаете?

— Зачем мне произносить слова, которые ты не хочешь слышать, пропускаешь мимо ушей? Ты — Хареш-аль-Дорем, но при этом хочешь получить ясные ответы? Тебе должно быть известно, что ответы не бывают ясными. Не пытайся увидеть образы из моих снов. Ты не поймёшь их, и они могут причинить тебе вред, — будто нерадивому ученику, пояснила она. Для себя же я твёрдо решил, что если когда-нибудь открою в себе дар провидца, то явно не стану приобретать отталкивающей манеры изъясняться подобным образом.

— Я так понимаю, вы не видели Харрела? — отчаявшись получить понятный ответ на чётко заданный вопрос, осведомился я.

— Я не знаю, где он, и не хочу знать, — призналась мне травница. — Его разум — слишком тёмное и опасное место. Место, где он не один. И это плохо, странник.

— Но мне нужно найти его, — сделав акцент на важности своей просьбы, повторил я.

— Что ж, если тебе это так надо, может быть, я смогу тебе помочь, — неожиданно обнадёжила меня Литкотт.

— Даже если я «погибель» для всех вас? — с сомнением и осторожностью произнёс я.

— Ты удивлён, что я помогаю тебе, хоть ты и принесёшь нам всем гибель? — казалось, за всё время нашего знакомства эта женщина улыбнулась впервые. — Когда же ты, наконец, поймёшь? У меня нет выбора. Я не могу поступить по-другому.

Бред. Ну что за бред. Ответственность — подразумевает выбор. Мне было интересно увидеть её реакцию, если бы я просто взял и покончил с собою у неё на глазах, как предсказывал мне Роджер Данкомб, не став, тем временем, «погибелью» для неё и всех остальных, как предсказывала она. Признала бы старая ведьма ошибочность своих суждений, либо она по-прежнему находила бы спасение в пространных запутанных объяснениях, позволявших подносить её сумасшедшую речь под видом глубокой мудрости? Впрочем, я, кажется, тоже начинал тихо сходить с ума. Равно как я знал, что на самом деле не собираюсь совершать самоубийства. Что снова поднимало вопрос об её правоте.

— Забудем, ваши слова не имеют смысла, — удручённо прокомментировал я недавно услышанное.

— Хорошо. Не пытайся постигнуть сути окружающих тебя вещей. Возможно, для тебя неведение будет менее болезненным. Я не уверена, смогу ли я сказать тебе слова, которые ты хочешь услышать, к тому же это может оказаться опасным для тебя, но раз ты хочешь… — вновь безраздельно завладев моим вниманием, старая ведьма продолжила. — Ты должен принести мне особенную траву, известную как «змеиный язык». Она позволит мне отыскать Харрела. Но найти эту траву будет непросто. Безоружным глазом её не увидишь. Я дам тебе рецепт одного зелья. Возможно, ты о нём слышал. Оно называется «Глаз Азраима». Тебе нужно собрать необходимые травы и приготовить его. Одно из растений, «серпентику», я тебе дам — в наших краях найти её будет непросто. Когда ты выпьешь зелье, ты сможешь найти «змеиный язык», если подойдёшь к нему достаточно близко. Но я должна предупредить тебя. Ты начнёшь терять силы.

Дав мне недолго подумать, осмысливая её слова, — травница добавила:

— Как только найдёшь траву, возвращайся ко мне, и я выведу зелье из твоей крови.

— Но этот змеиный язык может расти где угодно! — резонно высказал я свои опасения.

— Когда услышишь голос безмолвного стражника, денно и нощно охраняющего болота, иди к нему, пока земля не исчезнет в глубинах. Там ты будешь ждать своего крылатого проводника. Он покажет тебе дорогу, — нарочито медленно произнесла Мод.

— О, прекрасно, снова загадки, — испытывая сильное недовольство, высказал я, уточнив: — Это всё?

— Почти. Когда ты принесёшь змеиный язык, из твоего тела нужно будет вывести всё зелье. Однако я чувствую, что тебя терзают сомнения. Ты всё ещё готов пойти на это? — напоследок предостерегла травница. Естественно, «сомнения» было ещё мягко сказано. Это казалось настоящим безумием и, разумеется, при наличии выбора я попытался бы отыскать Харрела как-нибудь иначе…

— У меня нет выбора, — со вздохом признал я. — Я попробую.

— Тогда возвращайся, когда обнаружишь змеиный язык. У тебя есть всё, что для этого нужно, — напутствовала старая ведьма, поставив меня перед сложным выбором. Как обычно, мне было необходимо некоторое время, чтобы подытожить… Подобным образом я подходил почти к любой приобретаемой мною информации, но, к счастью, в бою я не думал — я реагировал сразу.

Итак, травница предложила мне помощь в поисках Харрела, но попросила принести траву, называемую «змеиный язык». Конечно, это было не так просто. Я мог увидеть «змеиный язык» только после того, как выпью «Глаз Азраима», и лишь подойдя к нему достаточно близко. О месте, где могла появиться эта трава, травница сказала лишь: «Когда услышишь голос безмолвного стражника, денно и нощно охраняющего болота, иди к нему, пока земля не исчезнет в глубинах. Там ты будешь ждать своего крылатого проводника. Он покажет тебе дорогу». Ну, или как-то так. Опять загадки…

К тому же, после того, как я выпью зелье, я буду терять силы до тех пор, пока я не принесу «змеиный язык» и травница не выведет из меня яд. Мне стоило хорошо подумать, стоит ли овчинка выделки.

Разумеется, понаслышке я знал и об этом зелье, и о его эффектах, и об этой траве, и о рисках, связанных с их использованием. Как я уже говорил, это относилось к областям тех знаний, которые Клэрис не успела либо не захотела мне передавать. В некотором смысле, понять её было можно: я действую не особенно эффектно, но — эффективно. И если Клэрис была лекарским ланцетом, то я — топором, который, соответственно, и работал топорно, грубо, просто… В некотором роде — даже примитивно, и имей я в своём арсенале более сложные, непроверенные методы, чем те, которые я успешно практиковал и использовал, в какой-то момент у меня могло бы возникнуть искушение рискнуть всем без малейших гарантий на успех, чтобы использовать их. Как, впрочем, сейчас и получилось.

С благодарностью приняв рецепт от ведьмы, я в задумчивости побрёл на сбор всех необходимых ингредиентов. В дефиците, преимущественно, оставались цветы каменной слезы, которые можно было попробовать поискать под скалами, вблизи погребального костра, на котором я предал огню бренные останки бедного Роджера Данкомба.

Мои поиски на болотах, к сожалению, оказались бесплодными: в том отношении, что ни Харрела, ни служанки я так и не встретил. Однако же — у меня снова появилась надежда на успех моего расследования. Безвыходных ситуаций не бывает: бывают лишь выходы, которые мы не замечаем либо полагаем для себя неприемлемыми.

Но у меня и в самом деле не было запасено иных вариантов, поэтому — я, после долгих раздумий, всё-таки решил рискнуть. Запершись в своём подвале, я варил своё зелье с удвоенной аккуратностью, поскольку от этого, как обычно, зависела моя жизнь, но, при этом, мне никогда не приходилось готовить его ранее. Нарушить пропорции я не мог. Конечно же, старая ведьма могла, таким образом, попытаться заманить меня в ловушку и погубить моими собственными руками, но я надеялся, что это не так.

Знаю, Клэрис — явно не одобрила бы мою авантюру. И была бы совершенно права. В этот миг — из глубин моей памяти всплыли слова, некогда сказанные ею про этот «Глаз Азраима»: «Это зелье названо по имени демона, который давал людям зрение. Оно позволяет Зверолову видеть предметы и действия, которые остаются незамеченными простыми смертными. Использование его весьма опасно, это яд, который постепенно разъедает тело выпившего. Если зелье вовремя не вывести из организма, может наступить смерть».

Вот уж действительно: ни убавить — ни прибавить. Одна порция серпентики, одна порций каменной слезы, две порции сатанинской удачи, две порции гвинлока. Состав зелья изобиловал наиболее редкими и дефицитными в моей работе травами, и я искренне надеялся, что это себя оправдает, не говоря уже о том, что сам я, при этом, должен был остаться живым и здоровым…

Когда зелье было готово, я снова направился на болота. Некоторое время я просто скитался по малость проторённым путям, ломая голову над ведьминой загадкой. Заметив знакомые гротескные очертания истукана, величественно возвышавшегося среди болот, я направился к нему.

Что ж, под «безмолвным стражником, денно и нощно охраняющего болота» могло подразумеваться что угодно, но, не имея иных версий, я подозревал идола. «Пока земля не исчезнет в глубинах» — как мне показалось, это случилось уже давно. Под «крылатым проводником», который должен был показать мне дорогу, очевидно, подразумевалась какая-то птица.

Вот только фраза про «услышишь голос безмолвного стражника» несколько смущала меня: истукан совершенно не походил на разговорчивого собеседника…

Как бы то ни было, я достал заговоренный отвар из своей рабочей портупейной сумки и, откупорив фиал, поднял его перед ужасным лицом болотного «стража».

— Твоё здоровье! — произнёс я, понимая, что пути назад нет, и в ближайшее время я либо вернусь к Литкотт с необходимой травой, либо не вернусь к ней вообще. Идол промолчал. Наверное, он стеснялся разговаривать в присутствии посторонних.

Расследовав зверские убийства, отправив на тот свет жутких подонков и пережив рискованные кровавые ритуалы — казалось верхом идиотизма погибать от собственной глупости и наивности. Стремительно и быстро я опрокинул зелье в себя. В первый же миг оно едва не вышло из меня обратно.

— Какая мерзость, — с трудом сдержавшись, я всё-таки устоял на ногах. — Лучше бы это сработало…

Мир вокруг поплыл. Меня шатало. Я чувствовал, как ядовитая смерть растекается по моим венам. Мой лоб пылал, как горн Кобба. В этот момент мне хотелось лишь одного: остыть, упасть, погрузиться на прохладное дно болота. Но тренированный разум приказывал телу жить, и раб — покорно следовал приказу своего господина.

Словно из-под земли, я услышал неразборчивый шёпот, который говорил со мной на Демонике.

— Что это было? — произнёс я вслух, оглядывая мир замутнённым взглядом. Я чувствовал, как яд постепенно разрушает меня изнутри, и чувствовал, как начинаю терять сознание…

— Карр! — раздалось над моей головой, и вездесущий ворон пролетел, обронив перо. Превозмогая сковавшие меня боль и отчаяние, я последовал за ним. Не различая дороги, вскоре я уже просто шёл вперёд. Кто я, и что я здесь делаю, — было ведомо лишь немногим уцелевшим осколкам сознания.

Споткнувшись, я рухнул на землю. Птицы поблизости не было. Я упустил её. Сбился с пути. Заблудился. Умирал. Возможно, старая ведьма специально всё так подстроила…

Однако, как оказалось дальше, я был неправ.

Подняв взгляд, я обнаружил светящуюся, доселе ни разу не встреченную мною траву, растущую на расстоянии вытянутой руки. Стиснув зубы, я заставил себя протянуть руку и сорвать её, а затем, прокусив до крови губу, — я нашёл в себе силы подняться на ноги.

Обратный путь напрочь выпал из моего сознания. Я помнил лишь то, как ввалился в дом травницы и, рухнув с порога на дощатый пол, подполз к старой женщине ближе. Не будь я привычен к растительным ядам их регулярным употреблениям, — я вряд ли бы пережил и само употребление подобного отвара, но, всё-таки, я рискнул и справился.

— Я нашёл растение… Вот оно… — разжав кулак, продемонстрировал я свою находку.

— Покажи её мне! Да, да это действительно она. Очень хорошо, странник! А теперь мы должны очистить твоё тело от зелья, — по-будничному спокойно ответила старуха Литкотт. Травница помазала мою руку странным жиром, осторожно надрезала вену и пустила мою кровь в заранее приготовленную чашу. Жизнь начала постепенно покидать моё утомлённое тело. Но мне не суждено было умереть таким никудышным способом.

Когда мне казалось, что я слышу хлопанье крыльев демона, кровь остановилась и рана мгновенно закрылась. Я остался жив. Мой организм был очищен от яда, но, вместе с тем, я по-прежнему оставался настолько слаб, что жизнь моя продолжала ещё держаться на тонком волоске. Однако же, Мод сдержала своё слово — она вывела яд, как и обещала, и принялась готовить свой отвар. О большем речи не и шло. Остальное — было уже моими проблемами.

Что ж, справедливо. И дальновидно. Впрочем, и я что-то умел. Достав из своей сумки заранее заготовленный отвар «Прикосновения Снии», я вынул зубами пробку и, убрав её прочь, выпил зелье залпом. Вскоре целебное зелье подействовало, и я ощутил прилив сил, почувствовав себя намного лучше.

Вот теперь — моей жизни уже действительно ничего не угрожало. Во всяком случае — на данный момент. Это не смогло ускользнуть от внимания старой ведьмы, но она промолчала, продолжив заниматься своими делами.

— Так что, вы скажете мне, где найти Харрела? — с интересом наблюдая за её приготовлениями, переспросил я.

— Ты должен дать мне больше времени, нетерпеливый странник, — с лёгкой укоризной потребовала травница. — В некоторых делах спешить нельзя.

— Понимаю, — солидарно кивнул я. На самом деле, отвлекать человека, готовившего колдовское зелье, явно не следовало. Не только по этическим причинам: она могла потерять сосредоточенность или что-то забыть — и тогда вся её работа пошла бы насмарку и мои жертвы оказались бы напрасны.

В кои-то веки у меня просто появилось время, которое просто необходимо было потратить. И лучше было бы провести его, не изнуряя себя в томительном ожидании, но с максимальной пользой.

Поначалу я покинул дом травницы, продолжив бродить по болотам, занимаясь привычными сборами трав, но затем — вспомнил о предложении Кобба, заинтриговавшем меня ранее. Возможно, со стороны это выглядело бы безумием, однако же — к тому моменту целебный отвар позволил мне восстановиться уже окончательно, бодрость возвращалась ко мне, я снова был полон сил и понимал, что практика мне не помешает.

— Я бы хотел немного потренироваться, — напомнил я Коббу, застав его за перерывом.

— Хорошо, — неторопливо снимая серый рабочий фартук, согласился кузнец. — Но я должен вас предупредить. Я буду стараться не причинить вам вреда, но вы всё же можете получить царапину-другую. Обо мне не беспокойтесь.

Взяв ведро с водой, кузнец принялся приводить себя в чувства после работы, меж тем продолжив:

— Сомневаюсь, что вы можете поранить меня, но даже если пораните, у меня есть отличный крем старухи Литкотт, который быстро залечит раны. Вот — мой дом.

Мужчина указал на скромный дворик с небольшим домом, курятником и огороженной тренировочной площадкой с набивными чучелами.

— Стражники тоже иногда тренируются здесь, но старому Коббу они не ровня, — продолжил хвастаться мужчина, вместе с тем заметив: — Если захотите прекратить тренировку, можете просто в любой момент покинуть площадку. Во время боя — я буду пытаться оттеснить вас, вы — меня. Проигрывает тот, кто вышел, или тот, кто больше не может продолжать бой.

— Идёт, — согласился я, обнажая свой меч. Выбрав из своего арсенала другой, соответствующий моему по массе и габаритам, Джон простёр руку, приглашая меня первым пройти на площадку для дружеского поединка.

— Ну что, готовы к уроку фехтования? — с задорной усмешкой бросил Кобб, тотчас же обрушив на меня свой первый удар. Наши мечи со звоном скрестились, и, несмотря на то, что я сумел блокировать этот удар, надо было отдать Коббу должное: от меня потребовалось определённое усилие, чтобы просто лишь устоять. По силе кузнец превосходил молодого Лимси в разы. Как показали его последующие удары, по ловкости атак, скорости реакции и отточенности ударов — также. В Коббе безошибочно угадывались напор и опыт матёрого воина, но, вместе с тем, до меня ему всё-таки было далеко. Поначалу он вёл себя несколько легкомысленно, поэтому я, отразив серию выпадов и получив небольшую отрезвляющую царапину, — контратаковал, перейдя в наступление. Не ожидавший встретить во мне столь достойного соперника, Джон пропустил несколько ударов кряду, что и решило исход нашего состязания.

Первый бой остался за мной, пусть я и выиграл его не вчистую. Что, в свою очередь, значило, что сделать выводы следует нам обоим.

— Чёрт меня побери, Фэрпойнт! — с уважением пробасил Кобб. — А вы лучше, чем я ожидал. Я не уделял должного внимания защите, и это было моей ошибкой. Что ж, больше постараюсь не подпускать вас так близко!

Толком не дав мне перевести дух, Джон выкрикнул: «Защищайтесь!» — ринувшись на меня снова. В этот раз он держался увереннее, как, впрочем, и я. Оба мы уже успели изучить друг друга, и оба успели войти в раж, лихо обмениваясь ударами. Удар, пропущенный мною в первом бою — по-прежнему оставался единственным достижением Кобба, в то время как мне, время от времени, удавалось находить бреши в его защите, незамедлительно осыпая кузнеца ударами, которые он стоически выдерживал. Впрочем, в этот раз — ранить его оказалось сложнее. Но, в конечном итоге, вытесненный за пределы площадки, Джон с восхищением произнёс:

— Я снимаю перед вами шляпу. Конечно, я немного поддавался, но вижу, что вы боец — не хуже меня самого! Поверьте, в следующий раз мы будем сражаться на равных.

— Отлично, начнём, — раззадоренный, предложил я, уступая Коббу дорогу. Пройдя вперёд, он вернулся на свою исходную позицию, занеся меч.

— Эх, знаете, мистер Фэрпойнт, можете смеяться, но благодаря вам, в какой-то миг — я снова ощутил себя ребёнком. Бородатым, здоровенным, вооружённым ребёнком, — хохотнув, отметил мой противник. — Эх, давно я так не веселился!

Я улыбнулся в ответ. Нечто подобное приходило на ум и мне.

— Ладно, посмотрим, из чего вы сделаны! — воинственно воскликнул Джон, наступая на меня вновь. Пока что второй бой также оставался за мной, но будет ли так и дальше — я усомнился в тот самый момент, когда некстати пропущенный удар добавил шрам на моём теле. На самом деле, ранение было несерьёзным, однако — оно служило красноречивым свидетельством того, что я некстати расслабился. В настоящем бою — разница в один удар может означать разницу между жизнью и погибелью, и хотя в этот раз никто не собирался наносить этого рокового удара — я получил бесценный урок на будущее. Мне стоило подумать об этом и сделать выводы.

В очередной раз завладев инициативой, я перешёл в полное наступление. Со звучным звоном наши тяжёлые мечи встречались и расходились вновь, пока очередной мой удар, наконец, не поверг кузнеца на землю. Прервав наш приятельский поединок, — я приблизился, протягивая ему руку.

— Вы дерётесь намного лучше меня, — с благодарностью приняв предложенную мною помощь, признал кузнец, но, поднявшись, не стал отпускать мою руку, крепко пожав её. — Немного я встречал в жизни таких людей…

Итак, из трёх последовавших боёв — я выиграл три, став бесспорным лидером состязания. Тем не менее, Кобб спустил меня с небес на землю, подмешав в бочку мёда ложку дёгтя:

— Но вы сражаетесь слишком грубо, топорно и примитивно. За то, что вы сделали для Роджера, включая и костёр, я научу вас новым выпадам. Я вижу, что вы не только это заслужили, но и сумеете воспользоваться.

Некоторое время — я повторял продемонстрированные Коббом приёмы, с прилежностью старательного ученика осваивая новую технику, которую вскоре захотел закрепить в очередном тренировочном поединке.

В этот раз — наш бой продолжался недолго. Я лихо щеголял новыми атаками, в то время как кузнец, начиная с момента его второго успешного удара, более ни разу не сумел меня задеть. Мои атаки были более выверенными и, в какой-то момент, бой начал в большей степени походить на избиение: мой противник был достаточно измотан на сегодня и уже с трудом держался на ногах.

Пролетев мрачной тенью над местом нашего поединка, знакомая птица в очередной раз приветствовала меня своим криком. Ей вторил сотрясший небеса гром, и прохладные струи дождя пролились на наши головы, словно помои, выплеснутые сердобольной хозяйкой на головы сцепившихся котов. По нашему обоюдному согласию, это ознаменовало собой завершение поединка.

— Достаточно! Я весь изранен. Вы великолепно дерётесь, Фэрпойнт, — усталым голосом признал Кобб. — Боюсь, на сегодня я уже всё. Но это было здорово, правда. Если вы не против, завтра мы могли бы это продолжить.

— Это уже зависит от того, насколько я буду занят завтра, — честно признался я. Загадывать наперёд — я не мог.

— Понимаю, — кивнул мне кузнец. Откровенно говоря, я собирался уже попрощаться с Коббом и, вспомнив о травнице, вернуться на болото, но Джон снова удивил меня.

— Подождите-ка, мистер Фэрпойнт, — попридержав меня, кузнец велел оставаться на месте и, удалившись на некоторое время в свой дом, вскоре вернулся с весьма интересной ношей в руках. Это был изысканный рыцарский меч с широкой и тонкой изогнутой крестовиной, надёжно защищавшей пальцы воина от удара о щит противника.

Обёрнутый в промасленное полотно, клинок кузнеца отличался от моего, простого и грубого, словно дворянин от простолюдина. Впрочем, меч Кобба выделялся не только золотыми насечками, изукрашенным эфесом и двойной оплёткой черена рукояти. Он явно был и более удобен для ведения боя. При этом, меч, безусловно, был дорог. Более того, по самым скромным моим подсчётам — он должен был стоить целое состояние. Но, вместе с тем, красота его не была нарочито броской: красавец в сравнении с моим, вместе с тем он обладал сравнительно скромным и сдержанным видом, вполне соответствуя духу христианского рвения, характерного для первых Крестовых Походов. В большей мере это был инструмент воина, а не предмет роскоши.

Пребывая в полнейшем ошеломлении, я осторожно взял меч из рук кузнеца. Он был идеально сбалансирован. На одной из его сторон красовалась надпись: «In Nomine Domini». Это была латынь. Выражение переводилось как: «Во Имя Господа». Другая сторона была украшена надписью: «Horrebant dudum reprobi me cernere nudum», что можно было перевести как: «Когда я обнажён — злодеи дрожат».

— Откуда у вас эта вещь, Кобб? — не находя слов, в изумлённом восхищении вопрошал я, не отрывая взора от холодной стали. Было видно, что кузнец горд тем, что показал мне.

— Этот меч — очень древний. Согласно нашему семейному преданию, он был выкован из железа, упавшего с небес. Один мой далёкий предок — был таким же простым кузнецом, как и я. Он также привычно работал, когда, изготовив очередное оружие, начал молить Господа о том, чтобы жизнь подкинула ему что-нибудь особенное, потому что серые будни приелись, и он потерял ко всему интерес. В ответ на его мольбы — кусок металла упал на эту грешную землю, отколовшись от небесной тверди. Упавшая сталь была раскалённой и он начал наносить по ней удары, придавая ей форму, пока она ещё не успела остыть. Так и получился этот меч, — глядя на моё серьёзно сосредоточенное лицо, Джон рассмеялся, хлопнув меня по плечу с такой силой, что я едва устоял на ногах. — Говоря откровенно, я не берусь утверждать, что всё взаправду было именно так. Хотя и оспаривать — тоже не буду. Просто сам я всегда относился к этой притче как милой доброй сказке о том, как человеческая вера и труд помогают нам воплощать свои желания в жизнь. Как бы то ни было, изготовил ли его на самом деле кто-нибудь из моих предков, или же он достался нам как-то иначе, но меч передавался в нашем роду по наследству, как и наше ремесло. Я получил этот меч из рук своего отца, а тот — от своего отца. А теперь — я хотел бы вручить его вам.

— Мне?! — едва не выронив меч на выцветшую траву, выпалил я. — Но почему?!

— Мистер Фэрпойнт, как вы знаете — у нас с Мэри не было детей. Моя жена умерла и, судя по всему, у меня их уже не будет… — с тоской начал кузнец, в то время как я осмелился его перебить:

— Но вы ещё совсем не старик. Вы могли бы жениться снова и… — в этот раз уже я не успел докончить своё предложение.

— Моя жена умерла, — с нажимом повторил Кобб. — Детей у меня нет, и уже не будет. У меня нет наследника, которому я мог бы передать в руки такую ценную реликвию. Таким человеком мог бы стать Роджер. Этот меч должен был бы стать свадебным подарком для них с Элеанор…

Голос Джона сорвался на горечь и, прождав пару мгновений, он продолжил своим обычным тоном:

— Из всех, кто меня окружает, — вы единственный, кто достоин владеть им.

— Но, право же, — несмотря на большой соблазн, я решительно протянул меч обратно, рукоятью вперёд. — Я высоко ценю ваше предложение, и благодарен вам за него, но…

— Но что? — изогнув бровь, с плохо скрываемой обидой поинтересовался Кобб.

— Но я не могу принять его. В самом деле. Вы могли бы продать его, и получить взамен сумму, которой вам с лихвой хватило бы на безбедную старость, — поделился я первым своим аргументом.

— Пустое, — раздражённо отмахнулся Джон. — Я — одинокий и откровенно нелюдимый человек, мистер Фэрпойнт. Немногие добивались моего расположения и уважения. Моя жизнь… — Кобб провёл рукой, указывая на горн, наковальню и заготовки мечей: — Моя жизнь — это кузница. Я занимаюсь любимым делом, которое не променял бы ни на что в любом случае. Я — человек неприхотливый, и по-другому жить не привык, да и, откровенно говоря, меняться не собираюсь. Я честно зарабатываю на свой хлеб, и этого мне более чем хватает. Конечно, меч стоит немалых денег, но не это для меня определяет истинную ценность… Я… человек простой, и не обучен искусству изъясняться изящным слогом, но, надеюсь, вы и без того уже поняли то, что я пытаюсь до вас донести. Ну, более или менее.

— В некотором роде — да, — признался я. — И я по-прежнему благодарен вам. Однако же, деньги, как вы выразились, не главное и для меня. В отличие от вас я, к сожалению, не могу похвастаться тем, что занимаюсь любимым делом. Но кто-то ведь должен проводить расследования и заниматься поиском убийц, верно? А целого моря желающих, увы, не наблюдается. Мой меч — груб и прост. Он не поражает своей красотой, как ваш. И, как я вижу, уступает он ему и в остроте, и в качестве закалки. Но он — долгое время служил мне верой и правдой, и променять его сейчас было бы, в моём понимании, паскудным предательством.

Всматриваясь в серьёзное лицо Джона, я постарался выдавить из себя улыбку, чтоб смягчить сказанное:

— Кроме того, несмотря на то, что этот меч не просто лучше моего, а лучше многих, если не всех, какие мне доводилось встречать в своей жизни, я не могу принять его ещё и по другой простой причине.

— Это по какой же? — пребывая в угрюмом недоумении, поинтересовался Кобб.

— Ну, это же очевидно, разве нет? — с невинным видом развёл я руками. — Сам факт наличия подобного имущества, несмотря на все его боевые качества, ставит под угрозу жизнь его владельца. Очень многие пожелали бы завладеть им, что, в лучшем случае, вынуждало бы пускать оружие в ход намного чаще обычного. Поэтому, простите, но — я вынужден вам отказать. Ещё раз — спасибо за предложение.

— Кхм… — завернув меч вновь, Кобб призадумался. — Знаете, в мою бестолковую голову подобные мысли даже как-то и не приходили. Надо признаться, что я, конечно же, не афишировал факт его наличия по несколько иным причинам. Но — всё равно, Фэрпойнт, не надейтесь, что я просто так вас отпущу.

Скрывшись вновь, Джон, как и прежде, не заставил себя долго ждать. Однако на этот раз он вернулся без меча, зато — с кинжалом. Сбалансированный, острый, удобный — он был лишён излишних украшений, зато прекрасно подходил для своего главного предназначения. Убивать.

— Превосходный кинжал! — искренне оценил я, проведя сокрытым перчаткой пальцем по острию. Эта вещь удобно лежала в моей левой руке, что пригодилось бы при милосердном добивании поверженных врагов, да и вообще могла быть весьма полезна в моих повседневных делах, вплоть до срезания стеблей растений. Конечно, у меня уже имелся при себе один, но второй кинжал — мне тоже мог сослужить хорошую службу. На этот раз я с благодарностью принял оружие из рук кузнеца, который счёл нужным сообщить, что, если я когда-нибудь передумаю, — его меч будет меня дожидаться.

Простившись с Коббом, я собирался уже было направиться на болота — несмотря на занимательные уроки фехтования, диковинный меч и новое приобретение, о травнице и работе я не позабыл. Но, вместе с тем, у меня возникло желание сперва заглянуть к себе домой и заготовить дополнительных целебных отваров. Как показывала практика, подобные приготовления никогда лишними не были. В ходе моих расследований такие зелья пригождались мне чаще прочих, когда я излечивал раны сам или врачевал других. Другое дело, что даже в подобных, казалось бы, благотворно влияющих зельях таилась своя угроза. Во-первых, прибегая к их помощи чаще, чем того требовали действительно экстренные меры, к ним можно было очень легко пристраститься и не мыслить самой жизни без их частых приёмов. Отсюда же проистекала и вторая их угроза, поскольку, во-вторых, — «Прикосновение Снии» и «Дыхание Снии» всё-таки были настояны на основе ядовитых трав, посему, употребив их в течение короткого времени выше некой нормы, — Зверолов рисковал смертельно отравиться, не говоря уже про обычных людей.

Впрочем, это было общим свойством для всех лекарств: качественное отличие от яда, как такового, заключалось лишь в уместности их употребления и степени дозировки.

Как бы то ни было, пополнив свои запасы, я решительно выдвинулся в сторону болот, ожидая получить от травницы ответы.

— Ну, так что, вам было видение? Вы можете сказать мне, где искать Харрела? — не ходя вокруг да около, сразу же напомнил я.

— Да, странник, — обнадёжила меня старая Мод. — Он вошёл в мой сон из серого тумана. Его поглотила земля. Он попал в её пасть и должен оставаться там.

— Пасть земли? — с недоумением переспросил я. Судя по всему, начинало сказываться то, что я, по всей видимости, уже малость поднаторел в разгадывании колдовских загадок.

— Может быть, это шахта? — спешно поделился я своим предположением.

— У меня есть лишь мои сны и видения, — напомнила мне травница. — Но ты прав. Возможно, это значит, что он отправился в шахту.

— Спасибо! Наконец-то, какая-то полезная информация! — уже просто не веря в то, что затеянное мною безумие принесло свои полезные плоды, поблагодарил я, в спешке покидая дом пожилой женщины.

— Да? Что тебе нужно? — без особого интереса крикнул городской стражник, бросая скучающие взгляды со своей дозорной вышки. Стоя перед закрытыми воротами, я крикнул ему в ответ:

— Мне нужно выйти из города!

— Боюсь, сейчас это невозможно, — с сожалением констатировал тот. — Мы получили известие, что к нам приближается банда грабителей. Часть из них должна быть уже близко. Если я тебя выпущу, эти гады могут воспользоваться моментом и напасть на город.

С самого начала ситуация складывалась совсем не так, как мне хотелось бы.

— Но я совсем ненадолго! — попытался заверить я, но стражник был непреклонен.

— Знаю, но всё равно я не могу пойти на риск, — пояснил он. — Если тебе срочно нужно выйти, договорись с мэром. Это он приказал мне никого не выпускать, а нарушить приказ я не могу.

Хоть это и огорчило меня, но я понимал правоту и опасения стражника. Не желая более мокнуть под моросящим дождём у городских ворот, я побрёл в направлении таверны, надеясь обнаружить там мэра. Миновав дорожный указатель, я вскоре уже был на месте. К тому времени, как я успел заметить, дождь уже начал стихать: столь же внезапно, как и начался.

В таверне было сравнительно немноголюдно. В гордом одиночестве, за одним из столов восседал Лимси, продолжая топить своё горе в вине. Мне было действительно неприятно наблюдать за тем, как такой приятный благовоспитанный и порядочный человек откровенно спивается, совершая медленное, но верное самоубийство. Однако же, это были его жизнь и его выбор. Парочка угрюмых бородатых крестьян тихо выпивала в сторонке, подкрепляя себя нехитрой трапезой, в то время как мэр о чём-то оживлённо беседовал с Моллинзом. Заметив моё появление, Роберт ненавязчиво указал ему на это одними глазами.

— Дорогой Николас! — обернувшись ко мне, воскликнул Филипп. — Ну что, чем вы теперь нас обрадуете?

— Мне нужно ненадолго оставить город, — не желая без причины вдаваться в подробности, перешёл я сразу к делу. Сент-Джон и трактирщик выразительно переглянулись.

— Не то чтобы я буду по вас скучать, мистер Фэрпойнт, но могу я узнать причину вашей просьбы? — с некоторым подозрением в голосе поинтересовался мэр, следом уточнив уже открытым текстом. — Надеюсь, вы не оставите работу незаконченной?

— Я ищу Харрела, а он ушёл из города, — терпеливо пояснил я.

— Ах, вот оно что! — с негодованием в голосе, воскликнул Сент-Джон. — У нас практически перед городом расположилась банда разбойников, а вы предлагаете поставить под угрозу безопасность всех жителей, ради этого старого дурака!

Моллинз, наблюдавший нашу беседу со стороны, старательно делал вид, что занят исключительно собственными хлопотами, однако же, в какой-то момент, на его лице появилась кривая ухмылка.

— Прежде всего, я не верю, что он мог покинуть город. А даже если это ему и удалось, я не буду из-за него рисковать безопасностью города. Так что, прошу меня простить, но это невозможно, — подытожил Сент-Джон.

И снова — неудача. Казалось, фортуна просто надо мной издевалась, и на каждое моё сомнительное везение приходилось по несколько трудностей. Но я — не искал лёгких путей и не сдавался. Некоторое время, я пытался настаивать и убеждать, но всё было тщетно. В итоге мне пришлось покинуть таверну ни с чем.

Дождь уже стих окончательно, хотя небо по-прежнему оставалось мрачным, наводя тоску и уныние. Скитаясь по улицам, я не имел конкретного плана действий и просто размышлял над недавними событиями.

— Карр! Карр! Карр! — дополняя привычную картину, прозвучало где-то позади. Обернувшись на крик пернатой бестии, я резко дёрнулся от неожиданности, первым делом схватившись за оружие, но вскоре остановился. Птицы нигде не было, но вместо неё передо мной стоял человек в серой рясе, опоясанной толстой сыромятной верёвкой. Бенедиктинец сливался тоном своей одежды с серым городским пейзажем, поэтому сразу даже не бросался в глаза, но прежде всего меня поразило то, с какой незаметностью этот человек умудрился ко мне подобраться, несмотря на мои обострённые чувства, интуицию и рефлексы.

— Я должен поговорить с вами, незнакомец, об одном очень важном деле, — не показывая своего лица, произнёс он, неторопливо перебирая в руках лакированные вишнёвые чётки.

— Говори, монах, — намного спокойнее, но по-прежнему настороженно предложил я.

— Я пришёл по приказу аббата Майкла, — тихим вкрадчивым голосом произнёс человек в серой рясе. — Он просил вас найти время для того, чтобы прийти в монастырь и побеседовать с ним. Очевидно, дело касается чрезвычайно важных вопросов. Я должен передать ему ваш ответ.

Это было интересно. За всё время своего нахождения в Каворне, я впервые встречал монаха на расстоянии вытянутой руки и вёл с ним беседу, хотя был уже немало наслышан о монахах-отшельниках и даже успел повидать их издали. С одной стороны — я и без того собирался с утра наведаться в монастырь, ещё до того, как началась вся эта круговерть с исчезновением Харрела и вероятной гибелью Саймона. С другой — монахи вели очень замкнутый образ жизни, и мне сложно было представить, какая причина могла побудить их обратиться ко мне. Впрочем, пока городские ворота оставались для меня закрытыми, я не видел особых причин для отказа. Но, тем не менее, на всякий случай справился:

— Вы знаете, о чём он хочет со мной поговорить?

— Аббат — птица высокого полёта. И мне не пристало интересоваться делами аббата, — уклончиво ответствовал мне серый монах. — Поэтому мне это неизвестно. Аббат, несомненно, лучше меня объяснит вам, зачем ваше присутствие потребовалось в монастыре.

Что ж… Несчастная Элеанор, обнаруженная молодым Лимси в окрестностях монастыря. Пропавшая хроника доктора. Серые рясы, полнейшая изоляция, и странные символы на земле за воротами. Вопросов было немало. Но да, пожалуй, мне следовало задать их аббату лично.

— Если это так важно, то я пойду туда, — поспешил я заверить монаха.

— Хорошо. Мы будем вас ждать, — с благодарностью кивнул незнакомец. — При обычных обстоятельствах мы не допускаем в монастырь чужаков. Однако я должен передать вам ключ от главных ворот. Не знаю, что заставило аббата отдать такой приказ, но знайте, что это для вас большая честь. Не потеряйте ключ, и не отдавайте его никому. Всего хорошего.

С этими словами, бенедиктинец протянул мне небольшой медный ключ и вскоре спешно побрёл прочь, скрывшись за ближайшим поворотом. Судя по всему, сам он в монастырь не спешил, и встреча со мной была не единственным делом, входившим в его ближайшие планы.

Медленно осмотрев обычный, в общем-то, ключ, я аккуратно убрал его в карман и поднял взгляд на дорожный указатель. «Шахты», «Доктор», «Городские ворота», «Таверна», «Мэр», «Монастырь»…

Громко каркнув, вездесущая птица привлекла моё внимание в очередной раз. Подлетев ближе, она опустилась на указатель, словно на жердь, и, присев над стрелкой, указывающей на монастырь, с усердием принялась чистить свои чёрные перья. Ну, что же, ворон был прав: мой путь действительно в этот раз пролегал в эту сторону.

Облюбованные воронами врата монастыря терпеливо ожидали моего приближения. Напуганные птицы взлетели ввысь, начав кружить крикливой чёрной стаей. Вставив ключ, я медленно повернул его и толкнул высокую створку. С металлическим брюзжанием ворота распахнулись, открыв монастырский двор. Сам монастырь состоял из множества секций с массивными дверями и витражами высоких окон. За серыми камнями стен, хранивших мудрость столетий, существовал целый мир, живущий по своим правилам и законам, отдалённый от всего прочего.

Меня окружали высокие мрачные статуи святых, с тоской и печалью сложивших руки для молитвы. Бочки и ящики. Деревья. Бельевая верёвка, с развешенными на ней полотнами, покрытыми странными символами.

Вороны кружили в небе над моей головой, выкрикивая свои птичьи мольбы о лучшей доле, а люди в серых рясах стояли полукругом, изучая меня, будто диковинное создание. Один из монахов, молодой человек с чёрной, как крыло ворона, тонзурой, не скрывал своего лица и выделялся такими, казалось бы, несочетаемыми чертами, как смирение во взоре и властность в осанке.

Я называл подобное редкое обаяние «смиренная властность». И я не сомневался в том, что вижу перед собою самого аббата Майкла.

Откуда-то из глубин храма, тем временем, доносилась органная музыка, почему-то вызывавшая в моём сознании устойчивый образ: ступени, ведущие в небо.

— Добро пожаловать в наш скромный городок, мистер Фэрпойнт! — доброжелательно и, как показалось мне, вполне искренне поздоровался со мной человек в рясе. — Я благодарен вам за то, что вы нашли время к нам приехать. Я знаю, что вы помогаете другим людям, а в настоящее время — это редко случается. Возможно, вы сможете помочь и нам?

В голосе молодого аббата прозвучала надежда. Пока что я настороженно присматривался к нему, слушая его вступительную речь.

— Я не просто так дал вам ключ, — преисполненным нарочитой серьёзности голосом, заверил аббат, тотчас же сбив меня с толку последовавшими за этим словами. — Я выбрал вас, зная, что только вы способны нам помочь. Я могу доказать вам, что я не ошибался в вас.

По тому, как Майкл перебирал свои чётки, было видно, что он чем-то не на шутку взволнован. Впрочем, не он один.

— Бремя тяжёлых времён сломило одного из наших братьев, — удручённо поведал мне аббат, переходя, наконец, ближе к делу. — И сейчас он намеревается свести счёты с жизнью. Мне передали, что он находится неподалёку от дома могильщика и собирается прыгнуть со скалы. Вы не могли бы попробовать отговорить его? Я думаю, что вы сможете его переубедить.

Если до этого у меня в голове крутился десяток вопросов, то в этот момент — все они отошли на задний план. На некоторое время. После чего я, по-прежнему пребывая в смятении, всё-таки собрался и произнёс:

— Я пришёл поговорить на другую тему. Про Элеанор…

— Убитая девушка? — казалось, аббат был несколько озадачен. — Конечно, мы можем о ней поговорить. Но позже. Прежде всего, вы должны спасти этого отчаявшегося беднягу.

— Я?! Но почему именно я?! Ведь я даже его не знаю! — вконец растерявшись, в изумлении уточнил я. Логика аббата, пославшего за мной монаха с подобной целью, — была мне неведома.

— Именно потому, что вы с ним друг друга не знаете, — подняв для важности перст, ответил Майкл. — Думаю, я должен объяснить, что у меня, как и у остальных, были определённые разногласия с братом Томасом, и поэтому он не настроен с нами разговаривать. Но, несмотря на то, что его поведение нельзя назвать достойным, я не могу дать ему совершить такой ужасный грех. Нельзя позволять ему обречь свою душу на вечные мучения.

Что ж, в этом, возможно, и был определённый резон. Но — всё равно, я не собирался забывать о том, ради чего я пришёл сюда на самом деле.

— Ну, хорошо. Я попробую поговорить с ним, — не обещая большего, согласился я.

— Благодарю вас. Мы будем молиться за вас обоих, — осенив меня крёстным знамением, заверил аббат.

И он не солгал: не успел я ещё скрыться за воротами монастыря, как услышал за своей спиной проникновенное:

— «Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie; et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris; et ne nos inducas in tentationem; sed libera nos a malo. Amen».

Итак, я побывал в монастыре. Это было странно, но аббат доверял мне, человеку со стороны, настолько, что попросил меня отговорить брата Томаса от самоубийства. Несчастный собирался броситься со скалы где-то неподалёку от дома гробовщика. Аббат местного монастыря, несмотря ни на что, всё-таки показался мне человеком разумным, пусть меня, повторюсь снова и снова, и удивило его доверие, оказанное мне, чужаку. Допустим, его просьбу ещё можно было понять — но он даже доверил мне ключи от их главных ворот.

Пока что я находил лишь одно логичное объяснение столь странному поведению монахов. Должно быть, они дошли до крайнего отчаянья и по какой-то неведомой мне причине не имели возможности доверять кому-либо из горожан, даже остро нуждаясь в помощи. Эту причину мне и предстояло узнать в первую очередь, поэтому я сделал в памяти очередную зарубку. Казалось, скоро там просто не останется места.

…Вскоре я добрался до нужного мне утёса. Живописные пейзажи открывались мне с этих высот — лес, шахта, частокол с дозорными вышками, костры в лесу, поляна с причудливым языческим капищем, малая придорожная постройка с алтарём возле статуи святой…

Но в настоящий момент — меня больше интересовала серая фигура монаха, стоящего на самом краю. Немолодой человек с пепельно-крысиного цвета тонзурой готов был сорваться и полететь навстречу вечности в любой миг. Несчастный не знал того, что даже смерть — не является средством для побега и не прекращает страданий. Тело может упасть и разбиться, но душа — полетит дальше, сохраняя накопленную боль.

В этот миг в мою душу закралось весьма неприятное, но до боли знакомое ощущение. Дан-эн-Нян находился где-то неподалёку, терпеливо дожидаясь развязки. Мне не хотелось лишний раз оставлять ему добычу.

— Они послали тебя за мной, не так ли? — обернувшись, полным безумного отчаянья голосом обратился ко мне низкорослый полноватый монах. — Стой! Не пытайся отговорить меня, я принял решение!

— Самоубийство — великий грех, — стараясь не провоцировать монаха, просто напомнил я ему.

— Мне всё равно, — с горькой убеждённостью обречённого, ответил он. — Ты ничего не знаешь! Сколько времени ты провёл в городе? Месяц? Неделю? Я никогда не слышал о тебе, незнакомец. Тебе не понять, что здесь происходит. Мы все обречены. Прокляты. Пусть и не мы потеряли сокровище. Это наши предки. Но и наша вина не меньше. Мы не справились…

— Потеряли сокровище? О чём ты говоришь? — в недоумении осведомился я. Речь монаха производила впечатление полнейшей бессмыслицы.

— Нет! Оставь меня! Не говори со мной! — в ярости вскричал брат Томас, напоследок, взмолившись. — Боже, прости меня, я подвёл тебя!

С полными слёз глазами, в которых безошибочно читались боль, отчаянье и горе, Томас развернулся.

— Нет! Стой! — бросился я к нему. Но было уже поздно. Брат Томас расправил руки, словно бы это были птичьи крылья, и бросился вниз с крутого обрыва. Над серыми скалами разнёсся отчаянный крик — и вскоре всё стихло.

— Вы поговорили с ним? — с волнением в голосе встретил меня аббат. К сожалению, мне снова приходилось играть роль человека, принёсшего дурную весть.

— Да, и он не дал мне шанса отговорить его, — с сочувствием признал я. Вздохнув, фигуры в серых рясах принялись осенять себя крестными знамениями, произнося:

— Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.

— Бедный брат Томас! — убитый горем, побледнел Майкл. — Да сжалится над ним Бог!

На некоторое время аббат присоединился к общей молитве, в то время как я, с пониманием, молчал. Позднее он заговорил вновь:

— Что ж, всё равно, я вам благодарен. Вы пытались помочь нам, и я этого не забуду. Для вас — моя дверь будет всегда открыта. А этой привилегией обладают немногие. Да придаст вам Господь сил для сражения со злом и нечистой силой!

Словно бы присоединяясь к пожеланиям Майкла, вороны закаркали оживлённее. В них ощущалась какая-то странная, можно даже сказать — неестественная связь с этим местом.

— Благодарю вас, — вполне искренне принял я его пожелания. — И мне, право же, неудобно отвлекать вас в подобный момент. В момент траура и горя. Но дело в том, что мне нужна информация, от которой зависят человеческие жизни. И у меня совершенно нет времени ждать.

— Да, конечно, я всё понимаю, — печально кивнув в ответ, согласился настоятель монастыря. — Итак, мистер Фэрпойнт, чем скромные слуги Господа могут помочь вам?

— Я хотел бы расспросить вас о погибшей девушке, — напомнил я то, с чего начиналась наша беседа.

— Элеанор, верно? — слегка неуверенно переспросил Майкл. — Да. Мы слышали о ней. Говорят, какой-то молодой выскочка нашёл её у моста под нашим монастырём. Думаю, я должен кое-что вам объяснить. Без сомнения, в городе найдутся люди, которые будут рады очернить нас в ваших глазах. Да, мы ведём довольно уединённый образ жизни, но кто в наши дни поступает иначе? Совсем недавно здесь свирепствовала Чёрная Смерть. За неделю погибло две трети братьев. Одной из жертв стал мой предшественник. Но даже те из нас, кто выжили, не смогли полностью оправиться от болезни.

Осенив себя крёстным знамением, Майкл тихо что-то прошептал, и вскоре продолжил:

— Я не знаю, за что Бог наказывает нас. Возможно, это испытание, через которое мы должны пройти. И я прошу вас, не впутывайте нас в дела, происходящие за пределами монастыря. Мы не занимаемся такими вещами.

Пока что я не был склонен ни безоговорочно верить аббату, ни отбрасывать его слова, как незаслуживающие доверия, поэтому деликатно заметил:

— Я слышал, что вы шпионите за горожанами.

— Шпионим? — с недоумением повёл бровью настоятель. — Что ж, думаю, я должен сказать вам правду. Слуге Господа не пристало лгать, даже если он делает это из благих побуждений. Ещё со дня основания в нашем монастыре хранится бесценный камень, обладающий огромной силой. Странно, но в истории монастыря об этом камне практически нет никаких упоминаний, и мы можем только догадываться об его истинной сути. Видимо, наиболее правдоподобной является версия, согласно которой этот камень — часть лежанки, на которой Христос воскрес из мёртвых. Этот камень был спрятан под полом часовни на протяжении сотен лет. Но когда на нас обрушилась чума, а с ней и другие бедствия, то я, став аббатом, решил попробовать изгнать зло при помощи этого священного камня. Тогда я приказал проломить вход в склеп, где должен был лежать камень. Склеп был пуст.

— Это то, о чём он говорил, прежде чем прыгнуть! — осенило меня.

— Брат Томас? — вновь удивился аббат. — Да, я ожидал, что он об этом заговорит. Нас постигла неудача, мистер Фэрпойнт. Очевидно, не виноваты ни мы, ни те из наших предшественников, кого мы ещё помним. Но всё же камень унёс из монастыря кто-то, кто принадлежал к нашему ордену. Возможно, это случилось пятьдесят лет назад. Возможно — пятьсот. Впрочем, это неважно. Тень зла нависла над нами.

— А вы уверены, что этот камень вообще был там? — в моём голосе отчётливо прозвучали нотки сомнения.

— Я слышал ваш вопрос, мистер Фэрпойнт, и я не думаю, что вам стоит повторять его, — оскорбившись, нахмурился Майкл.

— Прошу прощения, — поспешил я извиниться. — Но мне по-прежнему не ясно, как это связано со «шпионажем» в городе.

— Я послал одного из братьев, чтобы он просмотрел старинные записи, в которых мы, возможно, могли бы найти упоминания о потерянном камне. Понимаю, что это всё сложно объяснить, но все записи каким-то образом пропали. Осталась только хроника, которую ведёт местный доктор, но она затрагивает лишь малый отрезок времени, — с печалью в голосе поведал мне молодой аббат.

— Только что у доктора украли кое-какие документы, — к слову заметил я, пытаясь увязать недавно сказанное с известным мне ранее. Постепенно мозаика дополнялась всё новыми и новыми фрагментами, но их по-прежнему было недостаточно, чтобы сложить из них чёткую картину происходящего в Каворне.

— И именно в это время мы занимались поиском документов, касающихся истории города… — с пониманием кивнул Майкл, довершая мысль за меня. — Если вы так смотрите на вещи, тогда мы действительно попадаем под подозрение. Но я могу вас заверить, мистер Фэрпойнт, что все документы, которые мог предложить нам доктор, были взяты у него, изучены и возвращены в целости и сохранности. Его документы затрагивают события последних десяти лет и лишены для нас какой-либо ценности. Подумайте, зачем нам могло понадобиться их красть? Кто будет ломиться в открытую дверь? Мы по первой же нашей просьбе получили всё, что мог предложить доктор.

— Возможно, там были другие документы. Более интересные… — высказал я своё предположение.

— Вы хотите сказать, что у доктора есть более важные материалы? — с известной долей иронии осведомился настоятель монастыря. — Но почему же он, в таком случае, не показал их нам? Что ему скрывать? Нет, мистер Фэрпойнт, я думаю, что вы переоцениваете доктора Бейкера. Единственными документами, которые у него были, являются те записи, которые, за время работы у нас, вёл он сам. Мы точно знаем, что других документов не было. И нет. Я ведь не просто так посылал братьев в город. Да, если бы вы были правы, всё это было бы очень интересно. Но, к сожалению, по каким-то загадочным причинам — документов, касающихся отдалённого прошлого города, просто не существует. Если документы доктора и украдены, то эта потеря невелика. Я с ними ознакомился. Интереса они не представляют.

Что ж, я запутывался всё больше, уже не зная, кому мне верить. И, что самое скверное, мне не лгали. Просто каждый излагал мне ту правду, в которую верил он сам. При том, что возможностями что-либо доказать или опровергнуть я, к сожалению, не располагал. Во всяком случае — пока ещё.

— Что ж, спасибо вам и на этом. Прежде всего, конечно, я хотел бы сказать вам — мне очень жаль, что я не смог предотвратить самоубийство брата Томаса, — в очередной раз выразил я свои соболезнования.

— Не думайте об этом, — с пониманием посоветовал мне Майкл. — Господь свидетель — вы пытались спасти ему жизнь. Но просто Он — рассудил быть иначе. Но раз уж вы об этом упомянули, то есть кое-что ещё, что вы могли бы для нас сделать. Не знаю только, могу ли я просить вас об этом?

— Я готов попробовать, — пожав плечами, согласился я. — Вопрос в том, что вам нужно?

— Мы не можем просто оставить тело под утёсами, на растерзание диким животным, — с горечью в голосе пояснил молодой аббат. — В конце концов, он был добрым христианином! Вы не могли бы отправиться туда и похоронить его, или даже принести тело сюда? Там небезопасно и, к тому же, ни у кого из нас просто не хватит сил, чтобы принести тело сюда.

— Я не знаю, выпустит ли меня из города мэр, — поделился я своими опасениями.

— Он выпустит вас, поверьте, — заверил меня настоятель. — Это — единственное место, где ещё сохранилось наше влияние. Я скажу стражникам, что вы можете принести тело в город, и у вас не будет проблем с этим, когда вы вернётесь.

— Хорошо. Тогда я отправляюсь на поиски, — кивнул я, отмечая про себя то, как странно, порой, поворачивается русло жизни. Самоубийство Томаса дало мне возможность покинуть город и продолжить поиски Харрела.

Что это? Судьба? Или простое совпадение? И не слишком ли много их уже встречалось на моём пути? В любом случае, теперь у меня были развязаны руки, и появилась возможность действовать. Но прежде — мне следовало предстать пред светлые очи мэра, поскольку прыгать через его голову мне казалось излишним.

И всё-таки удача продолжала мне благоволить. Во всяком случае — в этот раз. Хотя мне не удалось отговорить брата Томаса от прыжка, я, по крайней мере, обещал принести его тело в монастырь. Это означало, что я смогу выйти из города, а стражнику сообщат, что я буду нести тело монаха.

Судя по тому, что рассказал мне аббат Майкл, монахи действительно не имели отношения к смерти Элеанор. Кроме того, я узнал то, почему они в отчаянии. Заветный камень хранился в монастыре с самого дня его основания. Не так давно они открыли склеп, где он должен был лежать, но так ничего и не нашли. Несчастные, они не могли даже предположить, когда он исчез оттуда, но продолжали пытаться найти его.

Я шёл и думал, что камня могло не быть там уже на протяжении нескольких столетий, если это вообще не было легендой.

— Я ищу Харрела и тело одного монаха из монастыря, — подняв начатый ранее разговор, пояснил я мэру. — И мне действительно необходимо на время покинуть город. Надеюсь, это ненадолго. Обещаю, что я доведу это дело до конца — на этот счёт вы можете быть спокойны.

— А, этот сумасшедший монах, что спрыгнул с утёса… — с явным неудовольствием промолвил Сент-Джон, напряжённо потирая виски. — Аббат проинформировал меня. И что же мне делать с этими бенедиктинцами? Поссориться с церковью — только этого ещё не хватало!

Призадумавшись, мэр всё-таки согласился с моей просьбой, пусть и сделал это с явной неохотой:

— Ну, ладно, ступайте, поищите его. Не знаю уж, чем вы там собираетесь заниматься, но, по крайней мере, никто не скажет, что я не сделал всё, что мог. Забудьте о Харреле. Один чёрт знает, где он сейчас. Вас выпустят за ворота, но постарайтесь не подвергать нас всех опасности.

— Само собой, — согласился я, уже покинув город в своих мыслях.

Вскоре — знакомый гвардеец помахал мне рукой с вышки, приветствуя вновь:

— А, это ты! Что ж, думаю, я могу пропустить тебя через ворота. Но должен сказать, что мне это совсем не нравится, хоть мэр и решил, что это необходимо. Ладно, если тебе нужно будет войти, или выйти — только скажи.

— Ладно, спасибо, — поблагодарил я, скомандовав: — Открывайте ворота.

Я снова был снаружи. Казалось, с того момента как я посетил город, — прошла целая вечность. Эти стены, это дело, эти люди — начинали потихонечку сводить меня с ума. Но я не отчаивался и по-прежнему был полон твёрдой решимости распутать этот адский клубок интриг и довести начатое до конца.

Определённым казалось одно: либо убийца не был обычным маньяком, а смерти девушки, Саймона и Грееров были не более чем звеньями дьявольской цепи более сложного плана, с которым каким-то образом были связаны монахи с их камнем и доктор Бейкер с его хроникой, либо имели место несколько независимых интриг.

К слову о докторе: его недосказанность и скрытность по-прежнему меня смущали. Фактически, даже травница Литкотт говорила более определённые вещи на чётко поставленные вопросы. Другое дело, что я не был готов с ними согласиться. Но Клемент — принял меня за кого-то другого и убедил меня помочь ему, не рассказав, в чём дело.

Так или иначе, интуиция подсказывала мне, что, несмотря на свою, возможно, оправданную скрытность, — этот человек заслуживает моего доверия. А что же до убийств… Горожане обнаружили всего одно тело, хотя жертв, судя по всему, было больше. Почему?

Возможно, кто-либо, умевший ловко заметать за собой следы, был заинтересован в том, чтобы это тело нашли. И не просто нашли, а обнаружили несчастную Элеанор в окрестностях монастыря.

Вероятно, кому-то было выгодно стравить меж собой горожан и бенедиктинцев, был выгоден хаос; и некстати вмешавшийся Лимси просто спутал карты, тем самым погубив гробовщика.

Но кто с этого выигрывал? В чём заключался мотив?

Всё это время я рассуждал, исходя из того, что мы имеем дело с одним хладнокровным убийцей. Быть может, убийца не только не был сумасшедшим зверем, но действовал не один, а находился в сговоре с другими обитателями Богом забытого города? Как минимум — со стариком Харрелом.

Однако же, если убийца не был безумцем и действовал по чётко спланированному плану, — это не проясняло мотивов как минимум четырёх убийств, оставшихся на его совести. Какая выгода убивать невесту гробовщика? Кому мог помешать Саймон-рыбак или парочка стариков?

Маньяк убивает просто потому, что желает и может убивать, но в других случаях нужны причины, цели и задачи. Маньяки — сумасшедшие и, как правило, «работают» в одиночку. Как это вяжется с пропавшим камнем и похищенной хроникой?

В очередной раз я возвращался к версии ритуальных убийств, хотя мне самому она казалась маловероятной, несмотря на обилие вокруг следов язычества и чудное, близкое к сектантскому, поведение бенедиктинцев.

Вопросы порождали вопросы. Впрочем, возможно, на самом деле — всё было намного проще, и я лишь усложнял и домысливал. Хотя, как знать…

Скажем, в Каворне мог действовать тайный культ сектантов-язычников, практикующий ритуальные убийства и кровавые жертвоприношения, и эти фанатики могли испытывать неприязнь к церкви, в лице монахов-бенедиктинцев. Таким образом они могли пытаться остановить и задобрить чуму, вернуть плодородность почве или что-нибудь ещё в таком духе. Возможно, культ даже был создан отступниками, выкравшими камень из монастыря. В старых хрониках могли содержаться какие-либо неугодные им сведенья, проливавшие свет на события тех дней, посему они могли выкрасть все архивные записи и заинтересоваться документами доктора. Они же могли обещать Харрелу вознаграждение, при этом отправив его за записями доктора Бейкера.

Вроде бы и логично. Более или менее. Хотя последнее, в таком свете, снова смотрелось довольно странно.

Но всё равно, многие вещи я, пока что, не мог объяснить ни самостоятельными действиями одинокого убийцы, ни сговором целой группы сектантов. К примеру, сама природа словно бы издевалась над этим местом. Пусть и на этом все странности не заканчивались.

Разумеется, Чёрная Смерть бродила по всей Европе; разумеется, падёж скота, неурожаи и прочие бедствия происходили не только в Каворне; но эти постоянные дожди и мрак, небо без солнца, болезни, языческие капища с идолами на болотах, безумцы и убийства — в своём гремучем сочетании не добавляли приятности городу.

Вполне возможно, что у кого-нибудь, действительно, от всего этого могла просто поехать крыша. Как это, например, случилось с бедным Томасом, на поиски которого я направился. Но если обезумевший от отчаянья брат Томас принёс смерть лишь себе одному, — другой, на его месте, мог принести её и другим.

Могло быть и так, что эти независимые дела каким-то образом сходились в общих точках соприкосновения, но не были связаны непосредственно. Я не знал, кого и в чём конкретно мне следует подозревать. Амбициозного Сент-Джона? Неразговорчивого Моллинза? Скрытного Бейкера?

Пробыв в этом городе всего ничего, я постепенно и сам начинал поддаваться общей подозрительности, и явно поддался бы ей, если бы не зелья, подавлявшие мои чувства…

— Эй! — внезапным свистом привлёк меня стражник, когда я успел уже несколько отдалиться от ворот. Обернувшись, я увидел, как он подманивает меня рукой.

— Что-нибудь случилось? — подойдя поближе, крикнул я ему.

— Я вижу вдалеке подозрительного типа. Извини, но если что — я не смогу ни помочь тебе, ни впустить тебя. Это может оказаться засадой, — пояснил стражник, снова вглядываясь куда-то вдаль.

— И что мне тогда делать? — крикнул я вновь.

— Ну, мы можем подождать, пока он уйдёт, а потом ещё, чтобы удостовериться, что он был один. Или же ты можешь сам с ним разобраться, — предложил гвардеец.

Что ж, хотя это и создавало для меня дополнительные сложности, в каком-то смысле я был даже рад наличию явного врага: интриги начинали меня утомлять. Тем временем, неисправимый зельевар во мне напоминал, что нужно сорвать то, что растёт по эту сторону, а то мало ли чего — вдруг потом у меня не окажется подобной возможности?

Однако я понимал, что это не увеселительная прогулка, и расставил приоритеты. Естественно, в первую очередь меня интересовал живой Харрел, а уже во вторую — тело мёртвого монаха, которому и так уже не стало бы лучше. Прочее — по мере возможностей…

Следуя вдоль частокола, я прошёл к реке и далее проследовал уже вдоль неё, попутно сорвав несколько пурпурных бурьянов и водных дрём. Всё-таки некоторые вещи неизбежно становятся неотъемлемой частью натуры. Спустя несколько минут я оказался напротив старого языческого капища. Несколько крупных валунов образовывали круг.

— Какое жуткое место, — отметил я, вместе с тем осмотревшись по сторонам. Вдалеке виднелся силуэт старой заброшенной шахты. Это было интересно, но пока что — я преследовал иную цель.

Определить то место, на котором разбился брат Томас, особой сложности не составило. Но далее возникали определённые странности. Тела не было — лишь лужа засохшей крови да воронье перо поблизости…

…Едва заслышав, как позади меня дрогнул куст, я тотчас же развернулся, обнажая батарный клинок.

— Так-так, что у нас здесь? Парень из Каворна? — с грубой усмешкой произнёс показавшийся из лесных зарослей незнакомец, нижняя часть лица которого была скрыта серой разбойничьей полумаской. — Отдавай всё, что есть. Сапоги я тоже возьму. Они мне нравятся.

— Я ищу тело погибшего монаха. Где мне его найти? — совершенно спокойным тоном поинтересовался я.

— Что?! Ты что, глухой?! Вываливай всё своё добро! А если тебе интересно, где этот молокосос, так я тебе скажу: я привязал к его ногам булыжник и бросил в пруд, что неподалёку отсюда. Конечно, похороны так себе, но меньше всего мне был нужен гниющий дохляк на расстоянии броска камня от лагеря, — рассмеялся головорез. — Если ты хотел его ограбить, приятель, тебе не повезло. У него ничего с собой не было. Только его монашеское тряпьё. Но я забрал его себе. Ладно, хватит трепаться — гони свои вещи!

— Ты хочешь ограбить меня? — снисходительным тоном обратился я к бродяге. — Что ж, попробуй!

Явно недовольный, но вполне ожидавший подобного развития событий, он ринулся на меня с мечом наперевес. Разбойник сражался немногим лучше, чем Лимси, но всё-таки намного хуже, чем Кобб. Поразив руку грабителя стопорящим ударом, я обрушил следующий удар полуторного меча на его ключицу. Стоя над поверженным, но ещё агонизирующим врагом, я сжалился и нанёс ему удар милосердия, которого тот явно не заслуживал.

Ранее, будь у меня время, я бы даже мог позволить себе напоследок помучить умирающего подонка, смакуя и растягивая его страдания. Однако же, как мне, во всяком случае, казалось, я давно уже перерос эти глупости…

Пройдя немногим дальше, — я обнаружил разбойничий бивак: спальные настилы, котелок, притушенный костёр, походное оснащение и всевозможный хлам, среди которого мне не удалось обнаружить ничего ценного. Однако мне удалось отыскать монашеское облачение брата Томаса. Мне так и не было ясно, зачем оно потребовалось грабителю. Быть может, для будущей возможной маскировки? Кто знает.

Впрочем, вызывать ради этого дела его душу на допрос у меня желания не возникало. Вместо этого я просто сложил монашескую рясу как можно плотнее и убрал в свою походную сумку, несколько потеснив собранные там травы и зелья. Интуиция подсказывала мне, что облачение погибшего монаха ещё может сослужить мне хорошую службу.

Судя по всему, повстречавшийся мне разбойник был здесь не один, но, в настоящий момент, он просто остался присматривать за лагерем. Я должен был уходить.

Оставив позади тело своего несостоявшегося грабителя, я вернулся к воротам, чтобы обрадовать стражника.

— Я видел, как ты умело с ним расправился! — радостно крикнул дозорный, сотрясая алебардой.

— Ну что, есть кто-нибудь ещё на горизонте? — уточнил я, терпеливо дожидаясь, пока гвардеец вглядывался вдаль.

— Не вижу, — признался он. — Но теперь, если больше никого не замечу, смогу тебя впустить.

— Хорошо. Я постараюсь закончить с этим скорее, — обещал я, направившись в сторону заброшенной шахты.

Двигаясь вдоль скал, я собрал ещё несколько необходимых мне трав, итого — ещё на пару «Душехватов» мне вполне должно было хватить. Впрочем, если с пурпурным бурьяном и водной дрёмой дела обстояли хорошо, то остальных растений набиралось намного меньше. В особенности — запасов сатанинской удачи.

Остановившись перед тёмным проходом шахты, я долго всматривался в голодный мрак, прислушиваясь к тому, что могло быть в нём сокрыто. На первый взгляд — ничего не настораживало.

Сняв с одной из стен старый факел, я достал трутницу и, потратив некоторое время, развёл огонь. Пламя затрещало, и неровные тени, заплясавшие вдоль по каменным сводам, показались мне живыми. В это время откуда-то из глубины старой шахты раздался звук, напоминающий громкий, бессмысленный шёпот. Быть может, всё это мне просто показалось. Не знаю.

Следуя вдоль по холодному тоннелю, я зажигал от своего факела остальные, встречавшиеся на моём пути, и опасался не столько духов или призраков, сколько возможного обвала: многие пути были просто засыпаны валунами и, судя по всему, не разбирались уже давно.

Эх, Харрел — Харрел. Если он был жив — я готов был его за это убить. В переносном смысле, разумеется.

После долгих бесплодных блужданий, в ходе которых я оставлял за собой путеводные огни, я вышел в широкое помещение, в центре которого располагалось широкое отверстие в полу, представлявшее собой своего рода спуск на нижний ярус шахты.

И действительно — не заметить его было сложно хотя бы и потому, что из него наверх пробивались лучи неровного света.

Но если отверстие было первым, что бросилось мне в глаза, то вторым, безусловно, оказалась верёвка. Новая и прочная, она крепко держалась, обвитая вокруг одной из старых балок.

Оставив свой факел, я ухватился за верёвку и, проверив лишний раз её надёжность и прочность, принялся спускаться.

Это было интересно и странно, но кто-то уже успел зажечь все настенные факелы нижнего яруса. Серые крысы, время от времени встречавшиеся на моём пути, разбегались с пронзительным писком, оставляя меня в некотором недоумении: и чем только они здесь питаются?

На протяжении всего маршрута меня преследовало гнетущее ощущение того, что кто-то за мной следит. Нет, мне не казалось — я просто знал это, потому что у меня имелось чутьё на подобные вещи. Но, вместе с тем, это было как-то по-особенному. Иначе, чем если бы кто-то просто крался за мной во мраке, бросая взгляды в спину.

Низкие своды казались ненадёжными и, чего уж говорить, — шахта представляла собой весьма мрачное и отталкивающее место. Воздух был спёрт, а каждый шорох усиливался, многократным эхом гуляя по сводам. Чем глубже я шёл, тем сильнее было моё желание повернуть обратно. Падающие капли, крысиные писки, загадочные шорохи, игра света и тени…

Казалось, этому не будет конца. Но всё-таки мои долгие блуждания не были совершенно напрасны. Из мрака коридора показалась маленькая комната. Я сразу заметил тело, лежавшее раскинувшись на полу. Это был труп Харрела, без всяких сомнений. Даже в слабом свете факелов я мог видеть длинные, глубокие раны на его теле. Что бы ни случилось здесь, я опоздал.

Только тут я понял, что я не один. Из сумрака ко мне медленно приближался силуэт человека в рваном одеянии. Его сопение было невыносимо.

— Фэрпойнт. Греер видит Фэрпойнта. Греер возьмёт и покажет. Не нужно живых… — омерзительным гортанным голосом произнёс незнакомец. Лицо его было безобразным, кожа свисала струпьями и была покрыта тёмными пятнами, от тела исходил зловонный смрад, от которого к горлу начинала подступать тошнота, а глаза слезились от зуда.

В фигуре по-прежнему угадывались человеческие очертания, но тело выглядело совершенно неестественным, его пропорции явно были нарушены. Омерзительные наросты на коже, глубокие рваные раны, сочившийся гной…

Внешний вид создания вызывал у меня отвращение, но гнилые пеньки зубов и безучастные мутные глаза были особенно ужасны.

— Что… Греер? Вы живы?! — в шоке произнёс я, теряя ощущение реальности происходящего.

— Фэрпойнт искал Греера. Греер ждал Фэрпойнта, — резавшим слух голосом ответило безобразное существо.

— Успокойтесь. Я отведу вас в город, хорошо? — предложил я, с опаской осматривая предмет, который он сжимал в руке. Это был старинный меч с отколовшимся наконечником: большой, широкий и ржавый.

— Фэрпойнту не нужно жить. Пусть лучше он умрёт! — издав тошнотворно-леденящий пронзительный крик, эта зловонная мерзопакость набросилась на меня, сотрясая своим примитивным оружием.

Как ни странно, Греер оказался невероятно ловким и быстрым бойцом. Умело отразив несколько моих выпадов своей грубой железкой, и своевременно уклонившись от других, он начал атаковать меня. Отражение его натиска потребовало от меня немалого труда, но в определённый момент мне пригодился тот новый приём, недавно продемонстрированный Коббом.

Нанеся Грееру рану, от которой другой бы на его месте взвыл и забился в агонии, я успешно провёл двойной рубящий удар и начал теснить его, осыпая градом непрерывных выпадов.

Клинок меча просвистел во мраке, и Греер получил ещё один удар. Он пошатнулся. Я замер и подождал, пока он упадёт на землю. К моему изумлению, он оправился после удара, встал, и со скоростью, которой я никак не мог от него ожидать, скрылся за ближайшим углом. Я осторожно вытер вонючую почерневшую кровь с моего меча. Наконец-то я смог собраться с мыслями. Что это значило, во имя всего святого?! Это, без сомнения, был Греер, но в каком он был состоянии! Его кожа свисала с него лохмотьями, а запах гниющей плоти был просто непереносим. Как он мог быть жив? Кто поверил бы мне, расскажи я о том, что только что видел? Нет, мне следовало держать это при себе. Во всяком случае — до поры до времени…

Бедняга Харрел больше никогда не смог бы ничего украсть. Как и получить своё вознаграждение. Старик встретил свою смерть во тьме старой шахты. Обыскав его труп, я так и не обнаружил при нём ни хроники, ни чего-либо другого. Впрочем, это меня не удивило.

В каком-то смысле, моё странное расследование продвигалось. Как-никак, я всё-таки встретил Греера. Но, честно говоря, я не знал, что и думать: он был в большей степени похож на мёртвого, чем на живого. Всё окончательно запуталось. Тем не менее, у меня, несмотря ни на что, теплилась слабая надежда, что Харрел, безумный и мёртвый, всё-таки сумеет пролить свет на то, что случилось в этом проклятом городе.

Я никогда не сумел бы пронести его мимо стражника просто так, но на помощь мне пришла предусмотрительно запасённое облачение брата Томаса. Нет, всё-таки во всех этих «совпадениях» явно проглядывала отчётливая система. И внутренние принципы её организации казались мне непостижимыми и странными.

Эту часть моих действий я, пожалуй, нахожу наиболее неприятной. Я одел Харрела в монашеские одеяния, взвалил тело на плечи и с трудом перетащил его на верхний уровень шахт. Раны Харрела ещё не просохли, кровь пропитала одежду и текла по моим плечам. Через некоторое время солёный горячий пот стал заливать мне глаза. Я ненавидел каждую секунду этих мучений. Когда мы добрались до ворот, стражник перекрестился и впустил нас. Очевидно, он решил, что Харрел — тот монах, о котором ему говорили раньше. По дороге к монастырю, — я быстро нырнул в свой дом, убедившись, что меня никто не видел.

Я смог отдохнуть лишь тогда, когда тело оказалось в моём подвале. Я не сомневался, что в закрытом монастыре не так скоро узнают, что я принёс тело монаха в город, так что я мог сказать им правду, — что я не смог найти тело. Лучшая ложь — правильно поданная правда.

Что ж, в первую очередь, мне, так или иначе, следовало навестить аббата Майкла, который, должно быть, ожидал моего появления намного раньше. Не следовало заставлять его ждать, иначе он мог отправить братьев справиться обо мне. А заодно — я мог бы пополнить по дороге в монастырь запасы тех трав, которых не имелось в наличии так много, как хотелось бы. В частности — каменных слёз и порций сатанинской удачи. Что же до Харрела…

Проводить вызов прямо сейчас, пока я не знал даты его рождения, — было преждевременно и весьма рискованно. Следовательно, я должен был найти его жену и выяснить все подробности. Бедная женщина: должно быть, всё это время Мэри скиталась по округе, тщетно выкрикивая имя мужа. Необходимо было успокоить её…

Но прежде мне следовало успокоить себя. Глубоко вздохнув, я снова вернулся мыслями к тому, что недавно перенёс. Так, я нашёл Харрела в шахте. Он мёртв. Его зарезали. И рядом с ним я нашёл Греера. Он был настолько дряхлым, что вообще не походил на человека. Он пытался меня убить. Я отразил нападение, но Грееру удалось уйти.

Этот бред уже начинал казаться правдоподобным мне самому, но я по-прежнему был уверен, что мне не следует кому-либо об этом рассказывать. В любом случае, мне следовало поговорить с Харрелом, как только я буду в состоянии это сделать. Да, я мог ещё сварить «Душехват», я мог приготовить ещё немало «Прикосновений Снии», но вскоре стало понятно, что после моих частых блужданий, редких трав в округе почти не осталось. Во всяком случае, тех, которые были знакомы мне. Теперь — мне попадались одни лишь сорняки. Конечно, уже собранного хватило бы на целый день неторопливых приготовлений, но…

…Сохраняя беспристрастное выражение лица, я начинал внутренне вскипать. Моя маниакальная одержимость, переросшая в устойчивую зависимость от ядовитых и одурманивающих трав, временами давала о себе знать, выливаясь в подобное угнетающее состояние. Таков был незавидный удел всех Звероловов.

Обойдя улицы города, я так и не встретил Мэри Харрел, поэтому — снова скитался по болотам, занимаясь своими сборами, пока не услышал:

— Харрел! Харрел!

Я пошёл на голос и вскоре — обнаружил измождённую старую женщину, малость охрипшую за сегодняшний день.

— Мистер Фэрпойнт, вы, случайно, нигде не видели моего мужа? Я нигде не могу его найти, — с надеждой спросила меня Мэри. Как я понимал и разделял её утомлённость.

— Я боюсь, что ваш муж мёртв, миссис Харрел, — устало, но честно произнёс я.

— Мёртв? — казалось, она была не столько напугана, сколько удивлена. — Но что с ним случилось?

— С ним… — в моём сознании возник отчётливый образ шахты, на глубине которой мне повстречались полтора мертвеца — убитый старик и Греер со своей ржавой железкой. Но я счёл, что несчастной старушке, настрадавшейся за сегодня и без того, совсем не обязательно узнавать все животрепещущие подробности убийства её мужа:

— Произошёл несчастный случай в шахте…

В каком-то смысле — я сказал чистую правду. Просто — не стал вдаваться в детали, которые бедной женщине не стоило слышать.

— Я думаю, нет смысла спрашивать, что он там делал, верно? — старушка осенила себя крестным знамением, посетовав. — Это всё его проклятые голоса! Я так и знала, что этим кончится. Он не всегда был «сумасшедшим Харрелом». Когда-то я выходила за хорошего человека, который меня любил. Но это было очень давно. Мы оба были так молоды.

Впервые за всё время я увидел, как миссис Харрел мечтательно улыбнулась. Пусть эту улыбку и нельзя было назвать весёлой.

— Кажется, эта новость вас не очень-то огорчила, — в моём понимании, реакция Мэри не очень соответствовала поведению несчастной вдовы, едва получившей известие о гибели мужа. Скорее даже наоборот.

— Я знаю, вам это кажется ужасным, но вы даже представить себе не можете, что это была за жизнь. За последние недели я не слышала от него ни одного разумного слова. Он и раньше бил меня, но в последнее время я просто начала опасаться за свою жизнь. Стоило мне сказать хоть слово — и он впадал в ярость. Он убил бы меня, мистер Фэрпойнт, без сомнения убил бы! — со странной смесью облегчения и горечи поделилась со мной миссис Харрел.

— Никому об этом пока не рассказывайте. Я ещё выясняю кое-что, — строго предупредил я.

— Конечно, как хотите, — с готовностью согласилась Мэри. — Я пойду домой и подумаю, что мне делать дальше. Я осталась одна… но я как-нибудь справлюсь с этим.

— Ещё один вопрос, — задержал я её напоследок. — Вы знаете, в каком месяце он родился?

— Но почему вас интересует это, сэр? — с недоумением подняв брови, переспросила пожилая женщина. — Тем более сейчас, после его смерти? Пару раз он говорил мне, что родился в День Святого Патрика, ирландского святого. Но он часто нёс околесицу, так что я не знаю, правда это или нет.

Что ж, это на самом деле была ценная информация.

— Я нашёл тело брата Томаса, — сообщил я аббату, в очередной раз переступив порог монастыря. Каркнув, на ближайшую статую присели две вороны. Создавалось такое впечатление, что у местных монахов установлено с ними полное взаимопонимание.

— Действительно? — осторожно переспросил настоятель. — Как я вижу, к сожалению, у вас нет с собой тела…

— Да. Разбойники привязали к его ногам камень и бросили в пруд. Мне очень жаль, — действительно разделяя трагичность ситуации, признал я. По рядам людей в рясах прошёлся взволнованный шёпот, после чего молитвы зазвучали вновь:

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.

— Бандиты?.. — ужаснувшись, Майкл помрачнел как сама смерть, и, казалось, молодой мужчина едва сдерживал подкатившие слёзы. — О, Небеса! За что? Такая чудовищная несправедливость… Бедный Томас! Несмотря ни на что, он был хорошим, достойным человеком. Это тяжёлая и горькая утрата для всех нас. Но умереть непогребённым…

Побледнев, аббат удручённо опустил голову:

— Уверен, он не хотел бы такой судьбы. Но сделать — ничего уже нельзя… Что ж, спасибо вам. Вы сделали всё, что было в ваших силах.

Разобравшись со всеми текущими делами, я снова вернулся домой и, заперев дверь на ключ, взялся за приготовление отвара. Торопиться было некуда, и, судя по всему, на сегодня с меня уже хватило приключений и впечатлений. По большому счёту, последние дни были насыщенными и необычными настолько, как не всякая жизнь.

Я всё ещё не понимал, во что я встрял, что происходит вокруг и кто был в этом заинтересован. Каким образом могут быть связаны между собой сумасшедший Харрел, похитивший документы доктора, заживо разлагающийся Греер, бенедиктинцы и бедная Элеанор? Мой разум отказывался это представлять. Более того, я даже начинал сомневаться, что Клэрис поняла бы в этом многим больше моего. Но, как бы то ни было, в любом случае я планировал, как минимум, сделать две вещи: сначала — допросить старика Харрела (к чему я, собственно, и готовился), а затем — заставить доктора Бейкера ответить на все мои вопросы без недомолвок и секретов.

Я нагревал и заговаривал воду, толок травы в ступке, преобразовывал их в первичные эликсиры, процеживал, очищал, поддерживая необходимую концентрацию, смешивал, получая производный экстракт; и, казалось, уже на этом этапе я ощутил внезапно налетевший в закрытом помещении ветер, пронзивший меня потусторонним холодом. Казалось, я слышал мерные взмахи перепончатых крыльев.

Когда «Душехват» был готов, я позволил зелью совсем немного остыть — и тотчас же отправился к заготовленным мною тугим ремням и верёвкам. Дан-эн-Нян терпеливо дожидался, пока я сделаю то, что собирался, а я — в сотый раз готовил себя к тому, как больно мне сейчас будет, перебирал в памяти то, что я должен буду сейчас произнести, и представлял, что должно было последовать уже за этим.

Тревога — это демон, который прилетает к нам тогда, когда устрашающие нас мысли бегут впереди наших действий. Чтобы прогнать его, необходимо присутствовать здесь и сейчас, в том, что ты делаешь. Ни теней прошлого, ни мрачных перспектив пугающего будущего. Лишь здесь и сейчас. Без терзаний изнурительными мыслями. Без суеты и переживаний о чём-либо отстранённом. Всех ожидает один конец.

Когда судьба наносит вам удар — будьте тверды настолько, чтобы она сломала о вас свой меч.

…Закрепив и в очередной раз проверив верёвки, ощутив ноющую боль в раскрывшихся ранах, я бросил взгляд на изувеченное тело Харрела и, глубоко вздохнув, выпил своё алхимическое варево.

— Деурру меллас гениус софээль канээль эльмиахрихол хаамиах хаэрэзол! Вохалл Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем, хассиус дамэй йахсанул!

(Подними меня на своих крыльях и отнеси в Храм Жертвоприношений! Я, Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми, и я приказываю тебе!)

Я знал, что обладаю достаточной информацией для проведения ритуала. Единственным, что вызывало у меня некоторые опасения, были слова Мэри, поскольку с выбором двери, Пути и демона — сомнений не возникало. В любом случае, мне скоро предстояло в этом убедиться.

Пройдя к двери, картина над которой изображала разъярённого человека, занёсшего изогнутый кинжал над встревоженной жертвой, распростёртой перед ним на земле, я приготовился называть необходимые слова:

— Вахалла я адеос зора провено ямеллох!

(Я пришёл сюда, чтобы разделить боль убитого оружием!)

Тем временем, изображение ожило, своды зала сотрясли ужасные предсмертные крики, и моему взору предстало леденящее кровь зрелище. Но я уже видел это не раз, да и пришёл сюда совсем не за тем, чтобы рассматривать картины. Повинуясь произнесённым мною словам, дверь под картиною отворилась. Пройдя в неприветливое и мрачное помещение с алтарями, я поставил ладони на острые пики Алтаря Пути, и, как того требовал обряд, произнёс:

— Воххал севохархайлон иесор ярон носеени ягелору. Шемуэля хассатон шаддайл: ха се ха!

(Я ищу одного из бесконечной толпы безымянных. Слово, которое он услышит: богатство!)

Поразив свои руки стальными жалами Алтаря, я сдавленно крикнул, ожидая, пока моя жертвенная кровь наполнит сосуд. С болью и страданием я снял свои руки с лезвий лишь затем, чтобы вскоре с силой нанизывать их снова, питая своей кровью Алтарь Знака.

Здесь, надо признаться, я переживал сильнее всего. Что будет, если Харрел солгал, или старушка просто ошиблась? Моя погибель, вот и всё. В любом случае, узнать, так ли это, мне предстояло в ближайшее время. Итак, по словам Мэри, Харрел родился в День Святого Патрика…

В ожидании новой боли я положил свои израненные руки на Алтарь и, собравшись с силами, произнёс:

— Воххал севохархайлон амарзайём шавайт хушезаваар. Иахелла хэхора даяхэлл шимуэля хассатон шаддайл: Лертьян, сатэрэлой!

(Я ищу того, кто уже скитается по Царству Забвения, но был рождён в моём мире под знаком Лертьяна, пастыря снов!)

Дело было сделано. Слова были сказаны. И теперь здесь, в комнате с тремя Алтарями Судеб, мне предстояло совершить самый простой выбор:

— Воххал Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем, хассиос дамэй йахсанул, йахха халаэльямелох хадламм кальптип тафтэру лахэл. Тэтурэшироз: Дан-эн-нян ягелор иехайм!

(Я, Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми, и я приказываю тебе. Расправь свои крылья над Царством Забвения. Твоё имя: Дан-эн-Нян, уносящий души!)

Заплатив свою кровавую плату, я спешно покидал ужасную комнату под звуки далёкого хохота духов. Быстрым шагом, с кровоточащими руками, я следовал по тёмному тоннелю, соединяющему меж собой обе залы. Встав в центре круга посредине зала, я поднял свои окровавленные израненные ладони, демонстрируя их в знак недавно принесённой жертвы, и громко произнёс:

— Воххал шунмуэля лэймон. Воххал сеолам ваэт сезах. Воххал Николас Фэрпойнт, Хареш-аль-Дорем!

(Я дал свою кровь. Я жду твоего ответа. Я — Николас Фэрпойнт, Говорящий-с-Мёртвыми!)

Я замер в томительном ожидании, которое пусть и длилось всего мгновение, показалось мне вечным. Загасив пылавшие на стенах факелы, массивные врата распахнулись, впустив потусторонний ветер, отдававший запахом могилы, а следом, растерянный и безумный, вышел Харрел.

— Где мои деньги?! Где мои богатства?! Харрел стал королём? Остальные ползают перед ним в грязи? — удивлённо вопрошал он меня. Было очевидно, что безумие, одолевшее им при жизни, не оставило его и после смерти.

— Нет, Харрел. Ты не король. Ты уже мёртв, — сообщил я ему горькую правду. Но старик всё так же отказывался в это верить.

— Мёртв?! — пронзительно взвизгнул Харрел. — Я не могу быть мёртв! Я должен был стать королём! Харрел должен был стать повелителем мира! Всего лишь за пару каких-то бумажек!

— Что это за пара бумажек, Харрел? — акцентировал я внимание сумасшедшего призрака.

— Всего лишь старая книжка! И за неё — я должен был получить столько денег! — алчно выкрикивал безумец. — Но где они?! Где мои деньги?!

— Тебе предложили деньги только за хронику или за что-нибудь ещё? — на всякий случай поинтересовался я.

— Да, ему хватило бы и хроники. Но Харрел — не дурак. У доктора были и другие бумаги. Харрел забрал всё. Больше бумаг — больше золота. Харрел — всё правильно сделал! — алчным бесом злорадно рассмеялся мертвец.

— Кто это «он»? Кто-то предложил тебе деньги за летопись? — осторожно спросил я, направляя поток речи безумного духа. Разговор постепенно принимал очень интересный, пусть и ожидаемый, оборот.

— Да! Да! Богатства для Харрела — и нищета для остальных! — ликуя даже сейчас, от выгодной, на его взгляд, сделки, подтвердил старик. — И за что?! Всего лишь за то, что я принесу хронику в шахту!

— И что там произошло? — продолжил я допрашивать. Пока что Харрел не сообщил мне толком ничего такого, чего я не знал бы или о чём не догадывался. Разве что теперь можно было с твёрдой уверенностью сказать, что похищение было не собственной блажью, а спровоцировано кем-то другим. Тем, кому Харрел должен был передать украденное. И, скорее всего, этот загадочный «кто-то» был тем самым убийцей, которого я искал.

Одиночка? Глава очередного еретического культа? Или его рядовой исполнитель? Время должно было показать. Разве что появление мертвоподобного Греера окончательно разрушало выстроенную мной картину, не желая вписываться в логический ряд. Впрочем, это мне тоже предстояло выяснить. Быть может, здесь задействовано что-то особое, нечто большее, чем даже и просто ритуальные убийства. Возможно, убийца подобно нам, Звероловам, практикует нетрадиционные методы для достижения каких-то поставленных перед ним целей, и появление Ангуса в шахте было как-то связано с этим?

Во всяком случае, пока что я пребывал в полнейшем недоумении и не мог с полной уверенностью что-либо объяснить. Мне лишь оставалось надеяться на Харрела, среди безумных и алчных речей которого могла промелькнуть ценная информация, способная окончательно прояснить картину происходящего.

Тем не менее, несмотря на всё своё отталкивающее поведение, отвратительную манеру речи и безумие — Харрел, пусть и не совсем осознавая происходящее, шёл на сотрудничество охотнее язвительного и насмешливого Данкомба.

— Я зажёг те старые факелы, но никто не пришёл! Никто не принёс Харрелу его деньги! — продолжая говорить о себе то в первом, то в третьем лице, одержимо возмущался бедолага. — А потом — появился Греер! Жадный, скаредный Греер! Возможно, это он забрал деньги, которые предназначались Харрелу!

Казалось, появление ходячего мертвеца, прервавшего его земное существование, было для старика меньшим горем.

— Он хотел убить меня, я уверен! Но Харрел убежал! — с ликованием рассмеялся алчный дух.

— Ты не убежал, Харрел. Ты мёртв, — в очередной раз напомнил я ему.

Откровенно говоря, я начинал уже потихонечку от этого уставать, но Харрел, как и в прошлый раз, просто пропустил моё замечание мимо своих мёртвых ушей.

— Харрел не умер! Харрел — разговаривает и думает! Харрел должен отдать хронику! — с упрямством осла отвечал он.

— И где же она? — устав спорить, поинтересовался я в ответ.

— Где она?! Где хроника?! — спохватившись после моих слов, в отчаянье запричитал старик, но вскоре — встревоженный тон сменился презрительным гневом. — Должно быть, её забрал Греер! Я должен найти его! Мы ещё посмотрим, кто, в итоге, получит деньги!

Казалось, это было просто безнадёжно. А что же до Харрела — его дух даже после смерти не желал расставаться с мечтой о богатствах, горя желанием побороться за них.

— Ты что-нибудь знаешь об убийствах в Каворне? — уже без особой надежды спросил я.

— Убийства? — казалось, бедняга даже не понял смысла моего вопроса. — Я ничего не знаю. Харрела не интересуют другие. Живые или мёртвые. Ни у кого не будет столько денег, чтобы он смог хотя бы заговорить с Харрелом на равных!

— Иди же, безумный Харелл. Больше мне ничего от тебя не нужно, — не желая более оставаться в Храме, рискуя жизнью из-за безумного бреда старого идиота, я вознёс руки, в очередной раз обратившись к демону:

— Шоэль сефирот тамай шамайл. Йаха халаэль ямело хадламм ас басс селохайм.

(Моё время здесь истекло. Подними меня на своих крыльях, демон, и отнеси назад, в мир живых)

Я знал, что Дан-эн-Няну, как обычно, сейчас предстоит двойная работа. Он должен был унести нас обоих из Храма Жертвоприношений, следуя различными путями. Меня — ожидало царство живых, а бедного старика — царство мёртвых, отныне ставшее его постоянной обителью. И я был уверен, что демон, как всегда, справится. Ну, почти уверен…

На этот раз — возвращение обратно далось мне проще. Немалую роль сыграло и то, что Харелл не тянул время умышленно, пытаясь задержать меня подольше, как это делал Роджер. Спустя некоторое время я был в порядке уже настолько, что мог отправляться в гости к доктору. И на этот раз — у меня было что сообщить.

Терзаемый тревожными раздумьями, доктор прождал меня целый день. Моё появление было встречено вздохом облегчения, за которым незамедлительно посыпались взволнованные расспросы, но я пресёк их с порога, заявив:

— Харрел мёртв. При нём ничего не было.

— Это самое плохое, что могло случиться, — удручённо поникнув, прокомментировал услышанное Клемент. — Я просто обязан был узнать, зачем Харрел взял документы. И что он собирался с ними делать. Это могло бы помочь нам понять, где они находятся. Но теперь нам этого не узнать. Всё пропало.

— Мне удалось выяснить это, — обнадёживающим тоном приободрил я его. В водянистых глазах доктора отчётливо проступило изумление.

— Но это невозможно! Как вы узнали? — воскликнул он, тотчас же перебив себя самого. — Впрочем, как я сам говорил, сейчас не время для долгих объяснений. Если вы действительно всё знаете — скажите мне.

И я рассказал Бейкеру то, что мне стало известно от Харрела, опуская те моменты, которые ему совсем не следовало знать.

— Тогда — всё кончено, — совершенно потерянным голосом отрешённо заметил доктор, рассеянно потирая покрытый испариной лоб. — Уезжайте, мистер Фэрпойнт. Здесь больше некого спасать. Уезжайте как можно дальше. И продолжайте жить своей жизнью. Она вряд ли продлится долго.

Всё. Моему ангельскому терпению пришёл конец. Приблизившись вплотную, я сгрёб доктора за грудки, рывком срывая его с места. С недосказанностью и паникой следовало покончить. Раздался грохот опрокинутого стула. В моей крови ещё бродили остатки недавно употреблённых зелий, но крохи гнева, выбиваясь из самых глубин, всё-таки давали о себе знать. Слегка оторвав мужчину от пола, я сердито процедил:

— Так, хватит, доктор! Я хочу знать всё! Всё!

С этими словами я отпустил его, с силой оттолкнув от себя, и немолодой человек упал, распластавшись по холодному полу. Разумеется, я не стал бы прибегать в этот раз к допросам, сопровождающимся пытками, но лишний раз отрезвить, припугнув, — при данных обстоятельствах не показалось мне лишним. Пусть даже я, пожалуй, несколько и перегнул палку.

Действительно, Клемент оживился, мысленно вернувшись в текущий момент настоящего времени.

— Что ж, у вас есть право узнать это, — уже поднимаясь, признал он. — И, возможно, если я поделюсь этим бременем, оно не будет так на меня давить. Однако сейчас — не время для этого.

Поймав мой суровый нахмуренный взгляд, доктор поспешно пояснил:

— Поспите, мистер Фэрпойнт. Ваш разум должен быть чист и незамутнён. Завтра будет долгий и трудный день. Один из последних дней Каворна…

— Ладно, значит, завтра, — переведя дух, сердито принял я его слова, сурово пригрозив ему перстом. — И никаких больше секретов!

Переступив через порог дома доктора, я побрёл по дороге обратно.

Как минимум, он действительно был прав в одном: мне определённо не помешало бы сейчас уснуть. К тому же, как мне всё-таки теперь казалось, я в самом деле вспылил зря, внезапно дав волю гневу. Подобное проявление столь редкой для меня несдержанности позднее могло отвернуть от меня хорошего, в общем-то, человека. Хотя, с другой стороны, в тот миг — меня тоже можно было понять и оправдать.

…Тем временем, кое-что показалось мне действительно странным. Поначалу, это было всего лишь нехорошее предчувствие, и без того преследовавшее меня целый день, а после разговора с Харрелом только усилившееся. Но вскоре я осознал: в Каворне было слишком тихо. Ни трелей сверчков, ни криков ворон, ни отдалённых голосов горожан. Даже тише, чем обычно. Впрочем, что это сейчас меняло? В мрачном безмолвии ночи я тихо добрёл до своего дома и, заперев за собой дверь, устало упал на кровать.

Незадолго до этого — на ум мне пришли мысли об Эмме, которая, так и не встреченная мной, в лучшем случае, возможно, ещё продолжала скитаться по болотам, разыскивая своего любимого Саймона. В ворохе дел безумного дня — я просто забыл о ней. Чувство вины горькой желчью засело в душе, но я был слишком измождён и вымотан за сегодня, чтобы сейчас об этом размышлять.

Хоть я и не ожидал, что мне удастся заснуть после такого дня, моё тело взяло верх над чувствами, и сон пришёл, веки отяжелели. Сны сменялись один другим. Я видел спальню, кровать, на которой лежал я сам. Рядом со мной сидела Хелен, смотрела на меня… будто бы любящим взглядом. Я видел, что, хотя она улыбалась, по её лицу текли слёзы. Затем — она погладила моё лицо и положила другую руку под подушку, под мою голову…

Яркий свет прервал этот сон и принёс другой. Я сидел в лодке, в середине бесконечного озера. Напротив меня сидел Саймон и улыбался. Он открыл рот, чтобы сказать мне что-то, но вместо слов — из его рта поползло множество маленьких чёрных змей. Одна за другой. Снова яркий свет, и снова другой сон. И ещё один. И опять тот голос. Глубокий, ревущий. И снова — он пропадал. Он повторял всё то же, что и раньше:

— Ты хочешь погасить пламя, но несёшь факел. Зачем ты пришёл, странник? Ты хочешь залечить старые раны, но продолжаешь обнажать их своим мечом. Зачем ты пришёл, странник? Ты есть погибель. Ты есть проклятье. Ты, и твоя порченая кровь. Уходи, странник.

Из безумия, творящегося в моей собственной голове, меня вырвал громкий стук. Я открыл глаза. Кто-то ломился в дверь.