Ответ на ВОПРОС №21 Новогодней викторины

Ответ на вопрос №21 Новогодней викторины LiterMort

Агния Львовна Барто (1906 — 1981) (урождённая Волова): «Всё — впереди, всё — сегодня и завтра.»

Агния (по некоторым сведениям — Гетель) Волова росла в интеллигентной еврейской семье. Её таланты лежали в области искусства: балета и поэзии. Когда Агнии исполнилось 11, грянула Революция, а когда стукнуло 19 — эта балетная девица издала книгу детских стихов «Китайченок Ван-Ли»(Китайченок Ван-Ли/ А. Л. Барто. Мишка-воришка / П. Алякринского Рис.; А. Л. Барто. — М.: Госиздат, 1925. — 18 с.: ил. — (Новая дет. б-ка). — Б. ц.).

Есть исторический анекдот, что в 1924 г. на выпускных экзаменах Агнии в балетном училище присутствовал сам 49-летний нарком просвещения Анатолий Луначарский, перед которым 18-летняя танцовщица Волова прочла свое стихотворение «Похоронный марш». Будущий академик, согласно анекдоту, с трудом сдерживал смех. Эти стихи нам неизвестны, так что верить историческому анекдоту или нет — воля ваша. Но известно, например, что в 1905 году Александр Серафимович написал рассказ «Похоронный марш» про революционеров, который послал Максиму Горькому, отреагировавшему положительно. Горький тогда как раз уехал на Капри. Стала бы Агния Волова называть свои стихи, читанные Луначарскому, заглавием Серафимовича? Трудно сказать. Если да — сильный ход. Читала ли она рассказ вообще?..

История, как говорится, умалчивает. Но известно, что в 1922 году стихи под названием «Посмертный марш» написала Марина Цветаева: «Добровольчество! Кончен бал!» Возможно, в народном сознании образы поэтесс наложились друг на друга, и юношеское стихотворение Воловой, читанное или не читанное перед Луначарским, вошло в народные анналы под якобы таким названием.

А в 1929 г., кстати, «Похоронным маршем» был назван в русском переводе Д. Мазурова роман «La Marche funèbre»Клода Фаррера.

Конечно, еврейское происхождение в 20-х гг пошло Агнии на пользу: в Российской Империи евреи находились в той или иной степени в угнетённом положении и многого ждали от революции. Конечно, к началу XX века угнетённость уже не так бросалась в глаза (например, в семье Воловых были вполне успешные и уважаемые врачи), однако ещё в XIX веке угнетение было очень даже заметно: взять хотя бы знаменитый еврейский процесс, обвинения евреев в поджигательстве. Несправедливое отношение к евреям осветил и Иван Тургенев в «Чертопханове и Недопюскине». Неудивительно, что евреи горячо поддержали революционные инициативы и вообще рьяно участвовали в революции, как и финны, тоже угнетённые своим «чухонством».

Те ранние, подростковые стихи Агнии Воловой, в браке Барто, о жёлтом китайчонке, мечтающем стать русским пионером, выглядят, безусловно, очень конъюнктурно. Они производят впечатление политического заказа. А как иначе печататься? Ничто другое тогда от Агнии не приняли бы. Она, ещё совсем юная, но уже очень умная, играла по правилам победителей. Конъюнктуру всегда определяли победители.

Страницы 2-го издания стихов, 1928 г.

Мандарины в красивых камзолах — это как будто уже почти добитые в наших широтах дворяне. Китайчата с сердитым и косым взглядом — рабочий класс. Досталось и европейцам: «Европейцы тоже курят и пьют целый день». Злоба Ван-Ли — не отрицательная, а положительная его черта: «Глаза его хмурятся зло». Революционер и должен быть злым. Как иначе пальнуть пулькой в Святую Русь? В кондовую, в толстозадую. Тут злоба нужна, святая злоба. Какое время — такие и святыни. Победители диктуют конъюнктуру, а конъюнктура диктует святыни.

Но затем высохший от рабского труда злой «китайчёнок» узнаёт о «волшебной стране, где всё хорошо, как во сне». И это СССР в 1924-ом году! Как во сне. Ей-богу, НЭП только в снах и видеть.

До боли конъюнктурна и вторая поэма Воловой-Барто: «Мишка-воришка». Это страшное, конечно, произведение о росте детской преступности в 20-х гг. Тысячи сирот стали шпаной после Первой Мировой, а потом народ добило Революцией и Гражданской войной. Главный герой этого модернистского хоррора — 8-летний вор-сирота. Измученные голодом и полной бесприютностью сироты погибают в котлах от асфальта. Досталось, конечно, и Богу: «Христос, Христос… а кто его видал, Христоса-то?» Ну, какие-то евреи, видимо, видали, только за много колен до Агнии Воловой.

Агния рисует пробирающий дрожью дикий образ сироты-шпанёнка нэповских лет, это рыжий Колька:

«Вечно в поисках денег и пищи,
Собирает объедки, окурки,
Знает самую скверную ругань,
Врёт, клянется и клянчит гроши.»

Вот страшный портрет изувеченной детской души. Вот поистине погибшее поколение. Те черты, которые подмечает Агния, — это симптомы. Она как врач. Недаром когда-то, много лет спустя, она, подобно Булгакову с его «Записками юного врача», напишет свои «Записки детского поэта».

«Самая скверная ругань» из детских уст — это опасный симптом. И мы замечаем его на улицах России сейчас. Это один из показателей разрухи. В умах, в душах. Да, в магазинах полки не пусты. Но симптомы-то не обманут. Раз вернулась «самая скверная ругань» — значит, вернулось и безвременье. Его надо перестрадать, пережить. Когда-нибудь больные детские души выздоровят.

Шпана зовёт несчастного босоногого Мишку пить пиво и курить махорку, а сердитая тетка отправляет страдальца в детский дом по адресу Петровка, два...

Китайченок Ван-Ли/ А. Л. Барто. Мишка-воришка / П. Алякринского Рис.; А. Л. Барто. — М.: Госиздат, 1925. — 18 с.: ил. — (Новая дет. б-ка). — Б. ц.

Уникальное 1-е издание книги 19-летней Агнии Барто, 1925

… А в 1981 г., в год смерти великой поэтессы, в статье, посвященной «Запискам детского поэта», Сергей Баруздин сказал об Агнии Барто так: «Все произведения А. Барто написаны «на вырост».»

Дальше литературовед поясняет свою мысль: «Как заботливая мать покупает ребенку одежку не на один год, так и произведения А. Барто рассчитаны не на какой-то определенный возраст.»

По мнению Баруздина, нравственность, которой Агния Львовна ненавязчиво обучала детей в своих стихах, имела всенародную почву. Гражданские, нравственные и эстетические принципы поэтессы сложились и только в годы первых пятилеток, сразу после Революции, но и в революционной Испании, и в годы Отечественной войны и закреплялись всей нашей жизнью. Всенародность — это черта, роднящая Барто с Пушкиным.

При том, что А. Барто до мозга костей была поэтом детским, утверждать, будто у неё не было своего лирического «я», свойственного поэтам «взрослым», нельзя. В подтверждение этой мысли Баруздин приводит следующие слова поэтессы из «Записок детского поэта»:

«В стихах почти каждого поэта с годами начинает звучать грусть об ушедшей молодости. Но я гоню от себя сии лирические вздохи, ведь у моих читателей — детей нет вчерашнего дня, у них всё — впереди, всё — сегодня и завтра. Стихи, написанные для них, должны быть неистощимо молоды. А если сосредоточиться на том, что «Все миновалось, молодость прошла», тогда пиши пропало, детский поэт!.. Нет, у поэта детского своё, совсем иное лирическое «я».».

— С наилучшими пожеланиями,

Надежда Николаевна Бугаёва