ПРАКТИКУМ ПО ПРОЗЕ " МЫ - О ВЕЩАХ, А ВЕЩИ - О НАС"
Дорогие добряне!
Приглашаю вас к участию в новой теме -МЫ — О ВЕЩАХ, А ВЕЩИ — О НАС,
Люди сотворены не для того, чтобы владеть так называемыми хорошими вещами, но, если люди сами стали хорошими, они делают и вещи хорошими по-настоящему, используя их ради добра.Аврелий Августин.
Все вещи взирают друг на друга, тысячекратно отражают друг друга. П. А. Флоренский.
* Все вещи таят в себе загадку.Эрнст Симон Блох.
Следует стремиться увидеть в каждой вещи то, чего еще никто не видел и над чем еще никто не думал.Георг Кристоф Лихтенберг.
Человек не свободен от своих вещей, вещи не свободны от человека.Жан Бодрийяр.
Вещи и мы. Это — в чём мы живём, чем мы окружены и без чего мы вообще свою жизнь не представляем. В предлагаемом практикуме будем писать о вещах, но в аспекте «душа вещей», потому что всё имеет свою душу — особую, непостижимую для нас, неповторимую. Когда мы её чувствуем — у нас к вещам иное отношение, чем обычное, стандартное. Свойством воспринимать и запечатлевать воспринятое обладает вся материя, а не только люди, животные или растения. Об этом говорит Николай Рерих в одной из своих книг.
Мы не знаем. Но они знают.
Камни знают. Даже знают
деревья. И помнят.
Помнят, кто назвал горы
и реки. Кто сложил бывшие
города. Кто имя дал
незапамятным странам.
Неведомые нам слова.
Писать будем миниатюры от имени вещей. в которых неодушевлённый объект (вещь) сообщает о «связанном» с ним человеке (группе людей) некоторые сведения, размышляет о его поступках, характере, выражает к этому своё отношение. Из текста или хотя бы из названия миниатюры должно быть ясно, о чём идёт речь.
Несколько лет назад, посещая литературный клуб «Окраина» при библиотеке им.Чернышевского(Ростов-на-Дону), участвовала в конкурсе миниатюр с аналогичной темой. «Одушивили» тогда наши окраинцы самые разные вещи.
Это были миниатюры от имени карандаша, книги, старого кресла, скамейки в саду, старого платья…
Вот что я тогда написала.
Я — старая мебель… Прозрение было таким же неожиданным, как если бы пошёл снег ясным летним днём.Я — старая мебель сиротливо прижавшаяся к стенам комнаты и давно усвоившая истину: всему в жизни приходит конец и когда-то...
О том, что чувствую себя мебелью с истёкшим сроком годности, боялась признаться даже самой себе. Но этот услышанный разговор… Не было ни гнева, ни раздражения. Только в глубине души затаились горечь, обида, тоска.Я — мебель, приговорённая к пожизненному молчанию. А то, что за дверцами серванта, в глубине огромных стеклянных глаз, в темноте диванного нутра прячется душа, никого никогда не интересовало. Никогда… Мои молчаливые объятия, моя мягкость, моя нежность, моё тепло были лишь приятным удобством, свойственным хорошей мебели.
Но… со временем поизносилась обивка, на потускневшей поверхности серванта и шкафа кое-где появились царапины. Поэтому замена на новый, призывно блестящий свежей полировкой гарнитур должна произойти буднично и бесстрастно. Буднично и бесстрастно… Я мебель, нуждающаяся в замене, и ничего положительного из этого извлечь не могу.
Хотя кто его знает… Ведь столько лет служила верой и правдой. Где-то в глубине души теплилось — может быть, просто отремонтируют...
Но рассчитывать на чудо — это безумие.
Словом, предлагаю всем желающим поучаствовать в практикуме, выбрать любую вещь и написать от её имени миниатюру объёмом до двухсот слов.
Успешного всем участия.
Ну, вот.Ночь прошла, я отлежала себе все бока, то одним боком повернусь, то другим.Толку никакого.Ведь я круглая.Была бы «Кохинор», другое дело.Бесшумно открылась дверь кабинета.Ты уже в белом халате.Лицо недовольное, губы поджаты.Садишься и бесцельно щелкаешь мышью.Я осторожно подкатываюсь и глажу зеленым бочком твоё запястье.Строгие черные глаза меня буравят, и я отлетаю в конец стола.Потом быстро-быстро начинаю рисовать.То, что лучше всего у меня получается: профиль Пушкина и лошадь.Ты всё ещё недоволен.Мне уже жарко.Десятки забавных рож пляшут по всему полю… Наконец глубоко запрятанная улыбка пробилась, карие глаза улыбаются.Я в восторге подскакиваю и, совершив метровый прыжок, оказываюсь возле твоих бровей.Их нужно причесать.Я тихонько их разглаживаю.Один упрямый волосок сопротивляется, но и он побеждён.Тут меня ловят и гладят указательным пальцем.Дверь скрипит.Ты испуганно прячешь меня в нагрудный карман с вышитым бейджем.Вот где хорошо! Сплю.
Я третья слева во втором ряду. Соседи мои такие же старички, хотя и чуть моложе. А в первом ряду красуются молодые и рьяные. Нет, это не зависть, это констатация факта. Как говорится, молодым везде у нас дорога… Да вот нам, старикам, почёта маловато, того и гляди попадёшь в категорию «макулатура», а то и «рухлядь», «рвань». Прикинула как-то – а ведь я, наверное, здесь старше всех, я имею в виду, не только на полке, а вообще в библиотеке, просто я хорошо сохранилась, поэтому ещё и стою здесь.
Появилась я на свет в 1947 году в Свердловском областном государственном издательстве, нас было 30 тысяч сестёр. Помню, годы были нелёгкие, послевоенные, но нас, книги, издавали. Мой роддом — 5-я типография треста «Полиграфкнига» Огиза при Совете Министров СССР, г. Свердловск, ул. Ленина, 47. Каждая из нас стоила 5 рублей – 4 за печать да переплёт 1 рубль. Нигде не указано ни фамилии редактора или корректора. Во мне 140 страниц или 70 листов. Коленкоровая обложка бордового цвета яркая, нарядная, а спереди на ней чёрным чётким шрифтом имя автора и название: М.Ю.Лермонтов. Герой нашего времени. А вокруг две теснённых узорчатых рамочки. Ох, хороша я была, нечего скрывать! Со временем, конечно, и обложка потёрлась местами, и страницы пожелтели, но с гордостью заявляю, что ни один уголок не измят, не заломлен. Ко мне относились бережно, с любовью и уважением. Даже на полях, если и делали пометки, то только карандашом.
Я помню, как меня купил мужчина без руки в солдатской форме, и как рад был мальчишка, его сын, подарку. Давно все знают, что мы, книги, лучший подарок.Ведь это про нас когда-то сказал один мудрец: «Книга — мудрость сердца и сердце ума». Телевизоров тогда не было, кинотеатров мало, меня бережно обернули газетой, читали вечерами при свете керосиновой лампы, когда все дела были закончены, собиралась вся семья, и даже приходили соседи. А спустя годы подарили библиотеке, чтобы пополнить фонд.
И вдруг сегодня я услышала, что ищут именно меня. Моя соседка сочувственно вздохнула, я тоже – наверное, пришла пора «выходить в тираж». Подошли к полке две женщины, раздвинули моих молодых соседок, и радостный молодой голос воскликнул:
– Да вот же она. Ой, как она мне нужна, я планирую провести анализ изменения орфографии и пунктуации именно на основе, примере этой книги. Это моя курсовая работа, а потом в школе, на практике, я расскажу ученикам. Отец вспомнил, что мой дедушка ему когда-то подарил! Как хорошо, что она сохранилась! — меня бережно взяла в руки симпатичная девушка с удивлённо распахнутыми миру глазами.
Сотрудница библиотеки только довольно улыбнулась в ответ и присела к столу заполнять формуляр, а потом сделала отметку на ярлычке на внутренней стороне обложки о сроке возврата меня обратно сюда, на полку. Но меня это нисколько не огорчило — срок был долгий, успею и в обществе повращаться. Главное, дата возврата вселила уверенность моей ещё долгой жизни.
— Вот вам и макулатура, и рухлядь! – подумалось мне с гордостью.
Мои молодые соседи — детективы, фэнтези — удивлённо молчали и провожали меня почтительными взглядами.
На туалетном столике перед зеркалом выстроился целый ряд флаконов и флакончиков с духами – приземистые квадратные с терпким запахом турецких духов, изящно удлинённые с зеленоватым или золотистым оттенком, отдающие свежестью леса или летнего утреннего луга. На некоторых красовались ленточки и тонкие витые золотистые или серебристые шнурочки, прикреплённые к наклейкам-этикеткам. Они были такие модные, сверкающие, надменные и самовлюблённые.Отражение в зеркале вдвое увеличивало их количество — они казались маленькой душистой армией, призванной своим ароматом подчёркивать чью-то прелесть.
Я их вижу всегда, когда открывается дверца шкафа, а они даже не предполагают не только о моём присутствии, но и о существовании. Люди имеют скверную привычку хранить массу вещей или из-за излишней сентиментальности, или потому что просто забывают о них Я стою уже много лет на полке для головных уборов и чаще всего дремлю по-стариковски или вспоминаю прошлое, что удаётся вспомнить. Меня давно никто не берёт в руки, не открывает, обо мне забыли, как о любой ненужной мелочи, которую по какой-то причине ещё не выбросили. Я одинок.
Но сегодня вдруг открылась дверца и звонкий девичий голосок удивлённо воскликнул – ой, что это? Ко мне потянулась рука с растопыренными тонкими пальчиками, а у меня мелькнуло – это когда-то было как будто. Меня взяла в руки девочка-подросток, хорошенькая, со светлыми вьющимися волосами, сияющими глазами и вновь что-то кольнуло – я её видел? А девочка, повертев меня, продолжала – а как его открыть, никогда не видела такого! Я приосанился, насколько смог. Другой, более эмоционально окрашенный, наверное, и более взрослый, ответил – О, с этим флаконом такая история была! Я насторожился – история, со мной?!
И вдруг вспомнил – а ведь точно, была история! Как же я чуть не забыл! Меня в роскошной коробочке строгих линий, без всяких финтифлюшек и от этого ещё более аристократического вида с надписью на иностранном языке подарили миловидной женщине на её тридцатилетие. Помню её радость и восторг, когда она взяла меня в руки, бережно открыла пробочку с шершавым кончиком, который входил в моё такое же шершавое горлышко. Стоило пробку чуть повернуть, и ни одной капельки не пролилось бы из меня – это притёртая пробка.
Открыв и ощутив аромат, она засмеялась и даже зажмурилась от удовольствия! Я был так взволнован, но держался как и подобает со скромным достоинством – пусть меня хвалят другие, я не выскочка. Как нас берегли – меня и моё содержимое – как гордились и дорожили, используя только в исключительно торжественных случаях! Но в доме были дети!
Однажды, когда моя владелица, их мама, была на работе, им в головы пришла мысль(а куда, собственно, она могла ещё прийти?) нарисовать что-нибудь для неё, порадовать, а так как обычные цветные карандаши не давали желаемого эффекта, начали рисовать фломастерами. На мою беду, их нужно было заправить. И вдруг я увидел, как открылась дверца шкафа и ко мне потянулась растопыренная детская ладошка! Как они сумели меня открыть, до сих пор удивляюсь!
Они всё шептались, что чуть-чуть, мама и не узнает, не догадается. Дети, что с них возьмёшь! Они думали, что меня можно не узнать?! После заправки во мне на донышке осталось совсем чуть-чуть (теперь-то я уяснил значение). Зато благоухал и дом и рисунки. Когда вечером вернулась хозяйка, она ахнула и так расстроилась, что я расстроился повторно и если бы мог, наполнился бы вновь. Но чтобы сохранить аромат, рисунки были разложены на полки в шкафу, и вся одежда и бельё впитали в себя чудесный запах. А меня хозяйка спрятала на полочку в дальний угол. Иногда она брала меня, открывала пробку и вдыхала аромат «Кристиана Диора», и лицо её становилось мечтательным и молодым… Взгляд нежным и слегка затуманенным… На губах порхала лёгкая улыбка…
— Неужели это тот самый флакон? – моё внимание вновь привлекает звонкий голосок – прошло столько лет, а такой чудесный аромат! И по всему моему стеклянному телу пробегает трепет гордости. Умел бы писать, взялся бы за мемуары! Чтобы излить душу.
Половая тряпка
Не юбка и не шляпка,
Я половая тряпка!
Нахальством не сочтёте?
Я здесь, хоть не в почёте.
Была ведь юбкой в складку…
И что ж? На шоколадку
Уселась на скамейку
Хозяюшка-злодейка!
С хозяйки взятки гладки:
Всего полно в шуфлядке*.
Коль было б по-другому,
Я не ушла из дОму.
* ящик в шкафу
8.09.2020
Я — старая библиотечная книга. История моей жизни не очень интересная, но самое главное, и невесёлая. Хочу заметить, что я из хорошей семьи: выпустило меня Государственное издательство «Художественная литература» в Москве. И было это так давно – в 1954 году. Какие это были годы для нас, книг! Можно сказать, золотой век. Тираж -300 000 экземпляров! А редактор И.Израильская! А корректор А.Иванов! На спор, не найдёте ни одной ошибки, ни одной опечатки! Не то что нынешние… Знаю! Рядом на полке стоят – стыдоба… Попала я в детскую районную библиотеку – по распределению. Всё как будто складывалось удачно. Выбирали меня не так уж часто, но всё читатели серьёзные, бережливые. Но однажды попала я в руки одного ученика. Верите или нет, но он меня даже ни разу не открыл. Зачем брал – не знаю. На перемене подрался он с одноклассником, вытащил из портфеля книгу да как стукнет его по голове, а тот стал книгу вырывать, да и оторвал угол 55-ой страницы. Вот так начались мои неудачи. Забыла совсем представиться: «Детство Никиты» Алексея Толстого, мой инвентарный номер 42295. Переплёт был прочный, обложка такая симпатичная, её мне подарил художник В.Домагацкий. На суке раскидистого дерева сидит Никита — в белой подпоясанной рубахе, подвёрнутых портах, босые ноги свесил над водой. Вдали деревенские домики. Мне сразу как-то понравилось. Следующая неприятность постигла от кого не ожидала. Взяла меня такая милая девочка – с длинными косами, белыми бантиками, да и читать любит. Читала меня… даже за кухонным столом. И вот… на страницах 72, 95 – жирные пятна от пальцев… Куда это годится?! Но я и с этим смирилась. Не так уж и часто я на полке пылилась – брали, читали. И вот не ждала не гадала… Меня украли! Есть такие люди, точнее были… Культурные, образованные, а книги воруют. Одна милая такая женщина, активная читательница нашей библиотеки, пока ей искали какую-то книгу, взяла меня с полки и украдкой положила в сумку. Так я оказалась в домашней библиотеке. Признаться, она меня читала – и не один раз. Заметила, как у моей новой хозяйки плохое настроение, она именно меня доставала и читала. Но вот уж какой год я на полке – никто не читает, хотя у хозяйки есть и дети, внуки… Грустно мне старой библиотечной книге: к читателям привыкла, к обществу…
…
Кстати, я тоже немножко «книжный вор». Получилось это случайно и непреднамеренно. Как-то раз я взяла книгу, долго не могла вернуть, а ее по итогу списали почему-то… (?). Ну, и, раз так, я решила ее оставить у себя — дочитать. Так и читала, не один год:). А потом уже было как-то неловко возвращать, спустя несколько лет. Так книга Толкиена «Властелин колец» прижилась у меня дома. Но любимой не стала.
— Ух-ты, ух-ты! Нашего полку прибыло! — встрепенулись обитательницы коробки из-под обуви, когда открылась-закрылась крышка.
— Девочки, посмотрите! Она вязанная!
— Значит, сильно похолодало, — сделала вывод Ажурная, — Снег уже выпал?
— Выпал, выпал… — насупилась Вязанная, — Из-за него я и потеряла сестру…
— Давай, угадаю, — вклинилась Кожаная, — Дело было так…
Дальше прозвучала пародия на Хозяйку: «Ой, Милый, посмотри, какой чудесный беленький снежок… Что-то комочек не лепится… Голыми ладошками лучше получится… И совсем не холодно...»
— А потом тебя — в карман, а твоя сестра летит мимо — в тот самый беленький снежок, — со вздохом подытожила Кожаная. — Со мной было почти так же. Только это случилось на фотосессии с осенними листьями. Мы не вписывались в общую картинку и… Я — здесь, а она — где-то там в парке…
Утроба обувной коробки наполнилась скорбью. Тишину прервала Ажурная.
— Девочки, а я верю — радостные моменты обязательно будут. Вспомните Замшевую с меховой оторочкой, её близняшка же нашлась в бардачке автомобиля Хозяйкиного Милого. Или мите́нка, которую обозвали Безбашенной, дождалась сестру из ювелирного магазина, забытую во время примерки браслета…
— Да, это выходит наша Хозяйка — безбашенка-растеряшенка!
И дальше общение обитательниц коробки — Перчаток пошло в приподнятом и даже игривом настроение.
Хозяин долго – целый час –
По всей квартире ищет нас.
А мы на лбу его сидим:
«Мы здесь!» – ему кричим, кричим.
А он не слышит ничего –
Уж старый, жалко нам его.
битый час
Кряхтел.
Раскладывал пасьянс.
Ну, ладно!
Вытереть носы-
Идут старинные часы.
О том, что хозяин выделяет меня перед соседями, говорил и тот факт, что мне регулярно покупались новые красивые коврики, по которым удобно было скользить. Последний, например, был похож на настоящий ковёр, с ярким узором. На нём приятно отдыхать в редкие часы одиночества.
Если хозяин торопится, я тоже не сижу на месте. И тогда забавно наблюдать, как мой длинный чёрный хвостик бегает по поверхности стола, расталкивая неповоротливых обитателей — ластики, шариковые ручки, карандаши. Когда очередной карандаш закатился под стол, хозяин рассмеялся и сказал, что у того, должно быть, мусофобия — боязнь мышей. Стало даже немного обидно — чего нас бояться?
Но сегодня случилось что-то непредвиденное. Из картонной коробочки появилась она — изящная, белая и, о ужас, без хвоста! Наглая особа сразу же потеснила меня с любимого коврика и бесшумно закружилась, переливаясь разноцветными огоньками. Теперь её гладкую спинку обнимала хозяйская ладонь. А мой хвостик безжалостно дернули, вытаскивая из гнезда, и красный глазик печально потух… Последнее, о чём я подумала — прогресс не стоит на месте, и скоро выскочку-блондинку сменит другая, более совершенная и современная модель компьютерной мышки…
Но вот хозяйская дочка пришла с ярким букетом астр, налила воды, и… стебли цветов оказались во мне. Магия солнечных огоньков ушла. Жаль. Но осталось ощущение причастности к прекрасному.
Букет украсил меня, а я украсила букет. Что ж, тоже неплохо… Вспомнились чьи-то слова:«Как хороши, как свежи были розы...».Захотелось перефразировать:«Как хороши, как свежи были астры».
Я был создан для Путешествия – единственного и главного в своей жизни. Лёжа на полке в тесных объятиях таких же почтовых конвертов, я с завистью смотрел на своих более удачливых собратьев, которых тётеньки в жилетках с надписью «Почта России» запечатывали, сканировали, бросали в ящик, а поутру за ними приезжала машина, чтобы отправить их в путь.
И вот, наконец, долгожданный день настал. Тётенька отдала меня в руки одному пожилому посетителю, тот написал на мне адрес – Генеральная прокуратура РФ, вложил в меня какую-то бумагу: дескать, его сосед, некий Шишкин, оскорбительно отзывался об армии РФ и о ходе «специальной военной операции». К тому времени я уже кое-что знал от своих старших товарищей и понял: это донос, чтобы человека посадили в тюрьму.
Признаться, я не раз мечтал отправиться с какой-то доброй вестью или красивой открыткой, чтобы моё Путешествие принесло кому-то радость. А в итоге получилось, что оно, напротив, заставит кого-то страдать. Такого я ни в коем случае не желал. Помочь мне вызвался старый принтер – зажевал бумагу, и пока тётенька с ним разбиралась, я выпрыгнул из ящика и спрятался под стеллаж. Пусть я всего лишь почтовый конверт, но участвовать в бесчестных делах не собираюсь! Даже если мне придётся остаться на почте.
«О, глядите-ка кто пришёл! Хозяюшка наша проснулась!» — зазвенела Посуда. Застучали, оживились Ложки, Вилки, Поварёшки. «Интересно, а за что она первым делом возьмётся сегодня?» — прошептала Вилочка. «А чего тут гадать? –
отвечает ей шёпотом электрический Чайник, — за меня, конечно!» Шевельнулись, звякнули Чашка с Блюдцем, замерли в ожидании, а маленькая Ложечка вся напряглась. Между тем, Хозяйка ( это я) прошла мимо них и потянулась за Чайником. Уже в полёте он успел лишь усмехнуться чуть свысока всей кухонной Утвари-братии, как бы негласно произнеся: «А я что вам говорил?!» И наполненный водой, он счастливо забулькал! «Кипяточек для чая успешно готов!»- довольно сообщил он всем. Тут зашевелился, заёрзал заварочный Чайничек. «Я буду вторым, за кого возьмётся наша Хозяйка! Иначе и быть не может!» «Значит, мы будем третьими!» — сообщила чайная Пара. «И мы с вами!» — закричали маленькая Ложечка и пара Печенюшек.
«Вот и славно! Слава Богу за всё!» — сказала Хозяйка, испив утрешний чай.
«А теперь за дело!» — заявила она так громко, что подпрыгнула целая горка Кастрюлек. «Всегда готовы!» — прокричали они в ответ и брякнули крышками.
Новый день начался.
Решила и я попробовать нечто сочинить. Прямой речи было много. Возможно, что где-то что-то не так в ней расставила, прошу прощения.