Вступая в круг бессмысленного счёта Всех тех, кого вчера людьми считал, Ты не поймёшь: как вышло, что до рвоты Тебе противен друг твой лучший стал? Устал ты, может, от его истерик, Что ты агент Европы и Америк, Раз политзэкам письма пишешь ты? «Сгинь нечисть, нашей дружбе всё — кранты!», Такой вот визг тебе пришлось послушать Столь громкий, что закладывало уши. Ты друга отпустил — опять не так, Обиделся: «Теперь я, значит, враг!» Кричит тебе, от злости весь зелёный, О том, что, дескать, ты в себя влюблённый, Как дерево, холодный, бессердечный, Бесчувственный, сухой, бесчеловечный. И ведь прекрасно знал твой друг и ведал: Немало ты тогда потерь изведал, Ждал от него поддержки, сострадания. А что в ответ? Клеймленье, шельмованье. И хочется спросить: «Как вышло друг, Что душу потерял вот так ты вдруг? Ты заморочен был жестоким веком? Иль просто притворялся человеком?»
Вступая в круг бессмысленного счёта, Сначала сделал селфи — себяфото, Прошёл четыре сотни регистраций, Анкет, согласований, активаций. И за́нялся упорно лайкосбором — Пел и плясал, питался мухомором, Нырял и ползал, прыгал и стоял, Безумно плакал, дико хохотал, И красился в безумные цвета, Но вяло пополнялися счета…
Он брёл по улице, вздыхая тяжко, И машинально сделал самсебяшку, Из-за плеча был виден чей-то рот… Нет, нет. Неверный словооборот. На кадр попала милая улыбка, Она была прекрасной, нежно зыбкой. Он обернулся, обладательницы нет. Осмысленным стал счёт, в тоннеле свет — Уверен, всё счастливо завершится, С Улыбкой встреча новая случится.
Хочется сдать мозговедам — врачам.
И.И.
Мы отделяем разум от небес.
Ионы в пасти страшной кашалота.
И Хамы средь открытости телес.
Чего в свду Эдемском не хватало
Средь вечных благ и истинных даров?
Зачем ты, сердце, злу не отказало,
И скрылось в страхе, страсть не поборов.
Заплакало пред Богом мирозданье,
И тьма прокралась в область неустройств.
Чрез миг у всех со смертию свиданье —
Не час бравад и гордости геройств.
Господь сошёл на помощь человеку
В мир тлена немощи средь Истины основ.
Крест воссиял поверженному веку.
Не знает милость низости счетов.
Девятый вал просмотров вдруг случится.
На гребне славы радости причал.
А он всего лишь губы накачал.
Тем упреждая ближнего беду.
Звучит души прекраснейшая нота.
И обретает сердце красоту.
Тех дней, когда по графику — работа,
Вздыхаю: не поможет и суббота,
В тот день велел работать почте кто-то.
Всех тех, кого вчера людьми считал,
Ты не поймёшь: как вышло, что до рвоты
Тебе противен друг твой лучший стал?
Устал ты, может, от его истерик,
Что ты агент Европы и Америк,
Раз политзэкам письма пишешь ты?
«Сгинь нечисть, нашей дружбе всё — кранты!»,
Такой вот визг тебе пришлось послушать
Столь громкий, что закладывало уши.
Ты друга отпустил — опять не так,
Обиделся: «Теперь я, значит, враг!»
Кричит тебе, от злости весь зелёный,
О том, что, дескать, ты в себя влюблённый,
Как дерево, холодный, бессердечный,
Бесчувственный, сухой, бесчеловечный.
И ведь прекрасно знал твой друг и ведал:
Немало ты тогда потерь изведал,
Ждал от него поддержки, сострадания.
А что в ответ? Клеймленье, шельмованье.
И хочется спросить: «Как вышло друг,
Что душу потерял вот так ты вдруг?
Ты заморочен был жестоким веком?
Иль просто притворялся человеком?»
Сначала сделал селфи — себяфото,
Прошёл четыре сотни регистраций,
Анкет, согласований, активаций.
И за́нялся упорно лайкосбором —
Пел и плясал, питался мухомором,
Нырял и ползал, прыгал и стоял,
Безумно плакал, дико хохотал,
И красился в безумные цвета,
Но вяло пополнялися счета…
Он брёл по улице, вздыхая тяжко,
И машинально сделал самсебяшку,
Из-за плеча был виден чей-то рот…
Нет, нет. Неверный словооборот.
На кадр попала милая улыбка,
Она была прекрасной, нежно зыбкой.
Он обернулся, обладательницы нет.
Осмысленным стал счёт, в тоннеле свет —
Уверен, всё счастливо завершится,
С Улыбкой встреча новая случится.