Камбала. Часть 5. Судьба. Глава 4.

Глава IV. «Косил Ясь конюшину…»

Хоть организм был молодой, но к концу рабочего дня, который начинался в 7 часов утора и заканчивался в 22, а иногда и в 23 часа, всё равно усталость чувствовалась. Конечно, душ, снимал пыль с тела, немного взбадривал, но не мог снять накопившуюся за день усталость, для этого нужен был сон. Спать получалось часов пять в лучшем случае, а если получалось закончить работу чуть пораньше и лететь через континенты и океаны, через горы и моря, города и сели, поля и леса в заоблачные дали на крыльях любви, чтобы провести хоть часик с той, дороже которой сейчас у меня никого не было, а если короче, то перейти через улицу и, если времени совсем мало, то посидеть под пристальным присмотром мамы Оли, Надежды Александровны. Я наконец-то смог однажды и с ней познакомиться.

Всё реже получался более насыщенный мероприятиями вечер. А сидя на лавочке у двора, после третьего «чарта» из уст мамы, как и третьего театрального звонка мы расходились и это было всегда уже за полночь. Расставаться, конечно же, не хотелось и только с привлечением всей силы воли всё же удавалось разомкнуть мои «рачьи клешни», крепко скрещенные на «скорпионьей» талии её обладательницы. Оказывается, мы оба были «членистоногие», но ни я, ни она об этом даже не догадывались, тогда мы о гороскопах понятия не имели.

Весь мир жил в преддверии XXII Олимпиады-80 в Москве. Мы этого ничего не видели, а только слышали по слухам, за завтраками и обедами от тех, кто имел такую возможность. Телевизора у нас не было, а из печатных изданий могли лишь знакомиться с информационным бюллетенем о ходе уборки в колхозе и районе, с молниями об установлении текущих рекордов на свале зерновых, на подборе и на доставке зерна от комбайнов на ток. А олимпийский огонь тем временем уже принял эстафету, так же, как и мы приняли массовый забег, охвативший пока ещё только южный районы страны, Кубань, Ростовскую, Волгоградские области. Мы не видели сводки по стране, могли слышать только по радио и даже по этой информации можно было понять массовость одного масштабного мероприятия мирового уровня и второго, с каждым днём охватывающем всё новые и новые территории, как фронт, стремительно и много фланговым наступлением, этот трудовой фронт, в котором все были бойцы, как и мы, за «Урожай-80», именно такие надписи красовались на кабанах и бункерах комбайнов и бортах автомобилей.

Хлебное золото зерновым потоком из ручейков от уборочных звеньев, подобно нашему, до малых рек, вывозимого зерна на элеватор из каждой сельскохозяйственной артели, а затем полноводными реками, подобно Дону-батюшке из той же донской столицы и кубанской, издавна считавшимися житницами страны, вливались в большой «каравай» всей огромной и, тогда еще, многонациональной страны братский народов. Хотя Союз уже дал трещины, но в нашем сознании это ещё никак не отразилось, мы, советские люди жили в большой единой семье и верили в счастливое будущей народов.

На второй день уборки, Андрей, оставшийся за штурвалом, без моего ведома, зашёл комбайном на двойной валок, не перестроив скорость на более низкую, из-за чего, естественно, поймал «лису». Подъехавший для выгрузки зерна водитель, из-за того, что комбайн остановился увидел интересное действо: комбайн заглушен или заглох от нагрузки, штурман бегает вокруг комбайна, заглядывая даже под него и в боковые лючки, не понимая, что же произошло, почему «корабль не плывёт»? И после этого подъехал на край поля, где мы травили с другими комбайнёрами и штурвальными байки, и рассказал такую не выдуманную байку, а-то, что сейчас происходило в начале загонки, но с другой стороны поля.

Я вскочил на подножку «ГАЗ»ика, попросил Володю, командировочного водителя подвести меня к страдальцу. Когда мы подъехали, Андрей сидел впереди жатки, на которой зерновая масса, как тесто на дрожжах, уже не вмещалась в её ограждение, собиралась подборщиком, на котором я подтянул предохранительную муфту и потому она «выдавала на-гора» массу до тех пор, пока на забился первый барабан и, естественно, питающий транспортёр.

— Как успехи, гонщик? Чего сидим, кого ждём? С моря погоды или наоборот, дождя?

Андрей поднял глаза и посмотрел на меня с обидой, глаза его наливались слезами.

— Ну, ладно, перестань. Тебе через год или меньше уже, в армию идти, а ты раскис. Забыл, я же тебе рассказывал об этой возможной проблеме. Какой скоростью ты шёл?

— Ну, как всегда, второй пониженной.

— А валок перед тобой тоже, как всегда?

— Надо было, наверное, первой повышенной? – поняв свой «косяк» ответил штурман.

— А может быть даже первой пониженной, видишь, какой мощный валок. Это всё равно, что ты с разгона в стену головой бьёшься, пытаясь пробить её. А она ещё и для того, чтобы думал иногда. Ферштейн?

— Понял! А, что теперь?

— А теперь, выгоняем комбайн на убранную часть поля, чтобы не мешать коммунистам медали и ордена зарабатывать и будем ждать нагоняй от бригадира или агронома. Хочешь получить?

Андрюха покачал отрицательно головой.

— Ну, а чего тогда сидим. Заводи глаза под лоб!

— Андрей забежал на мостик, включил «массу», подключив аккумуляторы и сел в кресло комбайнёра.

— От винта!

— Есть! – уже с азартом прокричал штурман и произвёл запуск стартером дизеля.

— Что ты собираешься делать?

— Молотилку включать, — без раздумий ответил Андрей.

— Ты лучше бестолковку включи. Она же забита вся. Молотилку!? Жатку поднял и задним ходом в сторону прими, — когда комбайн был отогнан метров на десять в сторону, я сказал, — туши «свечу».

Штурман заглушил двигатель.

— Вперёд, за орденами! – подзадорил я штурмана, хоть «на душе кошки скребли». Сегодня опять дадим повод Свете учетчице, чтобы посмеяться над нами и это будет теперь поделом, так как отставание уже гарантировано, — бери лом и монтировку и в «трюм».

— Куда? – растеряно спросил Андрей.

— Ну, в низ. Что тут не понятно, — попал бы ты, братец, во флот, узнал бы. Но не попадёт же, скорее всего или по здоровью или мама похлопочет, как единственный «кормилец» в семье.

Я зашел в кабину и опустил деки до конца, чтобы ославить спрессованный «пирог» зерновой смеси.

— Открывай с обеих сторон лючки и, вставив лом в отверстие вала барабана попробуй его взад-вперёд расшевелить. А я транспортером займусь.

— Не идёт, никак не провернуть?!

— А, ну ка, давай вместе.

Мы повисли на ломе, но бесполезна.

— «Молодец», хорошо постарался. Это часа на два и бункеров пять минус сегодня. А шли в передовиках с утра. Спасибо, Андрей, как тебя по батюшке, за «помощь»!

Это самое слабое, что мог сказать, а-то, что творилось в душе, лучше никому и не знать. Обидно, если ничего не сказать, очень обидно.

— Сходи «ключку» на верху возьми, придется попотеть, иначе пучки на пальцах пораним, порежем стеблями.

Андрей долго не возвращался, а потом перегнулся через ограждение мостика и спросил:

— А, что такое «ключка»? Я не знаю.

— А, когда едят, но тебе не дают, знаешь? А, что такое «рожнец» тоже не знаешь?

Андрей отрицательно качал головой. Сказано, что в селе не жил, солому и сено из скирд не выдёргивал, потому и не знает. Я поднялся на молотилку и отвязал, прикрученную проволокой к кронштейнам копнителя метровый прут с крючком на одном конце, похожим на гарпун и закругленным другим концом под удобную ручку – работа кузнеца Микиды.

— Вот, то о чём я тебя просил. У нас какой сейчас лозунг, знаешь? Что вы знаете вообще. «Живёшь на селе – умей управлять техникой» и не только, нужно быт села знать, культуру, обычаи, традиции. Можно подумать, что ты в городе живёшь.

Примерно, как я и предполагал, часа через два, когда все комбайны продвинулись от нас на приличное расстояние, вокруг комбайна было наложено три хорошие копны, как результат чистки питающего транспортёра и молотилки – одна перед жаткой и две по бокам комбайна. Сев в тени комбайна, покурив, жадно втягивая в себя дым, из-за того, что так долго я давно не курил и даже голова от этого приятно закружилась, зарыл окурок в землю, предварительно затушив липкой слюной и поднявшись, по привычке скомандовал:

— По коням!

Андрей метнулся вслед за мной к трапу.

— Пр-р-р, стоять, Ворончик! А это, что оставим тут? Нас же за такую халатность, при Сталине бы расстреляли. Я запущу, а ты, браток, хочешь вилами, а нет – руками подкидывай в жатку.

***

Мы с Олей договорились, если что-то непредвиденное или, если раньше 23 часов освободиться не получается, то я или в почтовый бумажку кину с коротким «нет» или, если не «замаячу» на углу усадьбы, у лавочки, можешь отдыхать или, как я грубо пошутил, «можешь на время найти мне замену». Вы сейчас, наверное, подумаете, что на это предложение последуют возмущения или обвинения в чём-либо? Ничего подобного. Оля на редкость к таким вещам относилась спокойно, в крайнем случае внешне никак не проявлялась реакция. И вообще, из-за её скрытности натуры, было очень трудно понять, как она относится к тому или другому обсуждаемому аспекту, не высказывая мнений и тем более, не делая выводов вслух. Что творилось в её душе, разве, что Бог один и знал. Думаю, что она и Ангела-хранителя в это не посвящала. Возможно, она придерживалась принципа, что, если знает один, то скоро будет знать вся деревня, как минимум.

Психологически было тяжело общаться и мне, привыкшему не просто к балабольству, но и иногда к тому, чтобы немного говорил собеседник, пока я набираю полные легкие воздухом, чтобы продолжить монолог. Шутки-шутками, но так и было и только когда наступал момент, когда я мог предаться не ораторству, а умолкая, предаваясь удовольствию ласкать и целовать девушку в тот момент, когда слова будут только излишни, тем более, когда они такого содержания: «Ну, хватит!», «Не нужно!», «Прекрати!» Заметили разницу в разнице слов? Бывшие чаще говорили противоположное: «Ой, хорошо!», «Как приятно!», «Ещё, ещё хочу!» Небо и земля, камбала в воде и коса на камень. Но эта самая неприступность и вызывала желание искать «тихие сапы» или ошеломительные до безумия «атаки», в награду за которые было чаще всего, не водружение знамени над взятой крепостью, а желание сделать ответный удар, хоть и не смертельный, но обидный – пощечиной.

Хоть физически до этого не доходило, но в глазах такое желание у неё я читал совсем не редко. Возможно, что я действительно расслабился, не получив «от ворот поворот» сразу, в надежде, что я буду тихим и смирным, как телёнок. Но я-то был уже не телком, а бычком и бычком с норовом, не совсем, но изрядно избалованный женским вниманием, а вернее сказать девичьей симпатией, на которую я отвечал в разы большим вниманием. Теперь же положение коренным образом изменилось, и я замечал, что импульсы, посылаемые мной и обращенные к её душевным фибрам, не вызывают их колебание и отзыв, хотя бы эхом, они глухо «заземляются» не вызывая колебаний душевного контура или, если и есть, то на той частоте, на которую у меня нет настройки приемника, я их не воспринимал. Со стороны, а порой уже и мне начинало казаться, что эту «каинскую» ледяную хладность, бессердечность и бездушность мне не перебороть, и то, что это не только внешние признаки, но и внутренняя сущность.

В короткие летние ночи, когда, казалось, не до мечтаний, нужно спать, каждая минута дорога, я подолгу не мог уснуть, обдумывая, сравнивая, анализируя и почти приходил к одному и тому же выводу: если сердце принцессы ледяное, растоплю обязательно, просто лучше надо стараться, больше делиться душевной теплотой и оно отогреется; она холодна ко мне душой, равнодушна – согревать нужно лучше, как в прямом смысле, так и в большей степени, теплыми и пылкими словами любви, и только так; она ни капельки не любит тебя – дай ей столько любви, чтобы она в ней тонула, разорви свое сердце надвое, поделись, сделай всё, жертвуй всем, но добейся того, чтобы она на тебя смотрела совсем иначе, по доброму, с зачатками того ростка, который, при правильном уходе даст добрый побег и, возможно, что годам, так где-то к 80-ти, она скажет: «А мне кажется, что я тебя люблю…».

О восьмидесятилетии, это, конечно, шутка, до такого возраста не все доживают, а человек, страдающий в добавок от неразделённой любви, тем более, но, по сути, все правильно. Многие мужчины, делают выбор в пользу – сейчас и как можно больше, а потом будет видно. Получать удовольствие нужно молодым. Но это так думают большинство влюблённых и не очень, даже, просто, откровенных «потребителей», ищущих «доноров», которые удовлетворяли их жизненные потребности, не давая застояться той же крови в жилах, не думая совершенно о взаимности. Таким довольно много, и я лично таких знал и их оправданием было выражение «живи, пока молодой, получай от жизни максимум удовольствия». В какой-то степени, если проанализировать последние мои годы, то и я таковым был, не осознавая это до конца.

Что мне сейчас было нужно от этой девушки, не очень общительной, неопытной во многих вещах, воспитанной в строгости, как большинство деревенских девушек, с той лишь разницей, что город её не разбаловал, как большинство тех, кто решался «оторваться» по полной после родительского строгого контроля. И, иногда, эти сельские скромницы, могли обойти в распущенности даже, с детства разбалованных городских девок. Но, как говорят: «В семье не без урода».

Любовь – это болезнь, болезнь, приносящая душевные переживания и страдания. Если вы миновали такой период в своей жизни, то можно ли называть ваши отношения с той, к которой влечёт или нет, тут нужно подумать. Влечение или увлечение – оно, конечно сродни любви, вам нравится девушка, нравятся манеры, нравится, как она себя ведет в обществе в общении с вами и…, ну нравятся другие вещи, которые опустим, но проверку временем оно не проходит, рассыпается, появись какие-либо трудности, не выдерживая испытаний.

Сложная эта штука, а если не одна, то каждый раз неповторима, по-своему прекрасна этой самой индивидуальностью и всегда, если настоящая, делая человека счастливым, обогащает его духовный мир. А на сколько этот духовный мир станет богаче и сколько вы получите в результате этого богатства, а сколько передадите, делая субъект своей любви счастливой зависит, конечно, от того, насколько вы сами духовно развиты, щедры, с готовностью отдать всё, для своей любимой и также, насколько способны вас одарить ваши избранницы.

Таинственность девушки нельзя оценивать сразу, как нежелание открыть какую-то тайну, после которой, возможно изменение даже отношения к ней, как к объекту преклонения, как к субъекту обожания и любви. Но это не для всех. Если ты влюблён незабвенно, любишь её всю, как есть, без исключений и ограничений, без условностей и специфических требований, какой она должна быть и чего не должна делать, то даже если вы узнаете, что ваша девушка-вампир, не откажетесь от неё, а скажите: «Значит такая судьба, стать жертвой моей любимой, «кровной» и неповторимой, так пей же кровь мою всю без остатка. Я навеки твой, хоть и век короток».

Таинственность может быть и результатом того, что она, не имея любовного опыта, просто не хочет сделать глупую или неосознанную ошибку. Скажу больше, что иметь дело с таинственной девушкой, вне зависимости от причины того, в разы интересней чем, если бы она была предсказуема, как ранее уже прочитанная книга, где всё ясно и фабула её дальнейшего поведения на лбу крупными буквами написана. Вы со мной не согласны? Как знаете. Сколько людей, столько и мнений, своё я навязывать не собираюсь. Ещё знаю точно наперёд, если эта моя судьбоносная связь продлится долго, а сейчас мне уже хочется, чтобы на всю жизнь и я был готов, после уборки, как в старину делали сыграть свадьбу, ну, скажем, осенью, то легкой быть она не обещает, думаю, будет сложной, но интересной и мне придётся её постоянно добиваться и завоёвывать, даже, если мы станем мужем и женой. Может быть я и ошибаюсь, но не существенно. Эти обсуждения мои стали формироваться по тем крошечным моментам в нашем общении, когда проявлялись черты её характера, характера независимой, знающей себе цену, гордой и в меру самостоятельной в принятии решений, но придерживающейся, принятых в семье ценностей и воспитанных родителями и социальными институтами жизненных принципов и убеждений, принципиальной и, иногда проявляющей невиданное упорство по отдельным принципиальным для неё аспектам, а если в двух словах, то – принцесса Ольга и этим многое объясняется.

***

Я стал замечать, как мой штурман стал сдавать и не просто сдавать позиции в стремлении познания нового и утверждения себя самого, своего роста и профессионального и в лице коллектива, но и стал сдаваться, пасовать перед трудностями. Почти ежедневно, по его вине случались «косяки» и, что плохо, повторяющиеся, те, которые он уже должен был предвидеть и не допускать впредь. Я пытался, пока выдерживали нервы, не горячиться и не кричать, хотя бы на него, понимая, что молодой и не думаю, что он это делал умышленно, просто был чем-то озабочен, голова была чем-то другим забита, отвлекался и тому подобное.

Ровно через неделю, в воскресенье, Андрей отпросился раньше чуть домой, я, естественно не возражал и отпустил, чтобы он по темноте не ехал домой. Сейчас движение на трассе было интенсивным, автомобили часов до двух ночи возили зерно на элеватор и возвращались обратно и ездить по ней было не безопасно, тем более ещё не опытному мотоциклисту на одиночке, без коляски. Мои «боевые» товарищи замечали нерасторопность штурвального и говорили открыто, как Николай Григорьевич:

— Что ты с ним возишься? Выгнал бы к чёртовой матери и все дела. Кого-нибудь порасторопней дали бы. Уборка только начинается, из СХТ могли прислать.

— Григорьевич, его мать не чёртова, она хорошая женщина и я ей обещал попытаться воспитать мужчину, закалить перед армией. Она сама сказала, что он парень, не знавший трудностей, как городской, жил на всём готовом. Но я этого не сделаю, буду до конца пробовать с ним работать, даже, если для нас уборка из-за него закончится.

— Как закончится? – недоумевал Николай.

— Ну, вот возьмёт, к примеру, Андрюха, завтра и утопит комбайн с плотины. Вот и всё.

— Да и думать такое не смей. Сплюнь.

— Хорошо, Григорьевич, если вы обещаете, что не будете парня гнобить и матом обзывать, то можем устроить небольшой «совет профилактики» в нашем небольшом коллективе. Договорились?

— Договорились, Саня. Нам и правда жалко, ты столько стараний вложил в восстановление этой рухляти, а он тянет тебя в низ, своими выкидонами. Вчера соломотряс забил. У тебя сигнализация, наверное, тоже не работает, не было сигнала, что цепь привода слетела? – высказал предположение Григорьевич.

— Конечно не работает, как и на всех старых комбайнах. Да только на новых «Нивах» всё работает. Да, не оглядывается он назад, всё боится опять «лису» поймать, а поймал «енота», — не выдержал, чтобы не засмеяться я, над своими же словами.

— Ты ещё и смеешься?

— Ну не плакать же, Григорьевич. Всё будет хорошо. Завтра после работы, соберёмся и лишим Андрюху «воскресной чарки, сроком на один год».

— Ты опять шутишь?! – засмеялся и сам опытный комбайнёр.

Зря мы говорили об этом с Николаем Григорьевичем или Андрей каким-то невероятным чутьём понял, что его собрались воспитывать. Но не на утро, ни вечером он не приехал. Не было его и на другой день утром. Это было серьёзно и хоть я гнал мысль, что с ним что-то случилось, он уехал-то сразу после ужина, было ещё светло, но утром во вторник позвонил из бригадной Александру Петровичу с одним единственным вопросом «дать информацию, если возможно от мамы Андрея Лободы, дома он или, не дай Бог…». Пришлось «повисеть» минуту на трубке, пока Петрович, созвонился с мамой штурмана. Оказалось, что с ним всё нормально, но наотрез отказался ехать, как он сказал «пыль глотать».

— Саша, тебе может подобрать штурвального из слесарей, можно из цеха УАЗ, обойдутся пару недель без одного человека, сейчас уборка главнее.

— Спасибо, Александр Петрович! Главное, что с парнем ничего плохого не случилось. Я же балтиец, выдержу уборку. Не такое приходилось. Благодарю! И Вам всего доброго!

— Ну, что Александр, по батюшке Иванович, «подтягивай портки, чтоб не спали», как отец говорил, — сам себе скомандовал, выходя из бригадной.

Первые дня три я даже не увидел разницы из-за того, что не остался один, разница стала сказываться в улучшении намолотов, я стал в этом показателе обходить даже не только экипаж Пети Самурая, но и Григорьевича. И это несмотря на то, что я тратил в сумме минут 40 времени на обед и ужин, давая двигателю отдохнуть. Конечно, тому способствовали появление смекалки, а где-то и инженерной хитрости, повышающей производительность труда, без увеличения потерь зерна.

***

Усталость начинала сказываться где-то на четвёртый-пятый день. Но и тут, как говорят: «Не было бы счастья, так несчастье помогло», к обеду прошёл дождь кратковременный, но прервал уборку до конца дня. После обеда снова выглянуло солнышко, но просушить быстро толстые валки к вечеру, конечно было нереально. Появился вынужденный выходной. На обеде я увидел Егора Павловича, забежавшего на своем ЮМЗ по обыкновению в бригаду и поздоровавшись спросил:

— Егор Павлович, договор в силе? Суданку не скосили ещё?

— Да, когда бы я её скосил. В силе, конечно. Я постараюсь пораньше животину накормить и после пяти вечера приходите.

— Хорошо. Мы будем.

Я объяснил Пете задачу и согласился его штурман, Саня, помочь возможно моему тестю с решением вопроса. Обмывшись, я плюхнулся на кровать и проспал не менее двух часов. Проснувшись, было ощущение, что я проспал целые сутки и чувствовал себя отдохнувшим.

«Вот сегодня появилась неожиданная возможность провести полноценный вечер с Олькой, так как последние два не вечера, а две ночи, буквально приползал к кровати и падал, что мёртвый. Если больше дожди не помешают, то дней десять, максимум и уборка закончится. Но дожди могут растянуть её до середины августа. — Не желая подниматься, уставившись в потолок, лежа на койке размышлял обо всём сразу, — Как бы ещё не забыть к пяти на мероприятие, очень важное, кстати».

— Поспал бы ещё, знаешь, Саня, что это мы, как волки в волчьей стае, каждый пытается себе урвать. Я тут подумал, раз ты решил сам дорабатывать, пусть мой штурман, хоть на час тебя подменяет, на обед, например, а Петин мог бы так же и на ужин подменить, а ты часик-другой отдыхал бы. А? – предложил Николай Григорьевич.

— Спасибо большое, Григорьевич! В другой ситуации отказался бы, но не сейчас, за это спасибо вам, если хлопцы не против, я приму помощь. Ну, за мной по итогам, «не заржавеет», рассчитаемся, свои люди. А по поводу волков, хоть и говорят, что «человек человеку волк» — это про людей, но не волков. Волки очень дружные и организованные в стаи, что нам до них порой…

— Откуда знаешь?

— Читал когда-то, но не в «Маугли», то сказка, хоть и она тоже поучительная. А спать уже не хочется, отдохнул. Было время на службе, когда в строю по секундам спал и тем самым спас мозг от непоправимого, что могло случиться от того, что сутками не спал. А теперь, это просто напряг, не катастрофа.

Егор Павлович вручил нам косу пятого размера лезвия с самодельной ручкой и цевьём для захвата правой рукой и направления косы, а «угол атаки» регулировался положением короткого верхнего конца с помощью левой руки. Я вспомнил, почему брат Виктор практически никогда не косил дома суданку, он же был левша, ему нужно было косу полностью перестраивать, а это была большая роскошь и трата времени.

Как и предполагалось, у Петра и у меня получалось, как и нужно было, высота среза одинаковая, подрезание двойного валка загонки полное, захват на «всю ручку» и прокосы с валками ровненькие, как комбайн прошёл. Тесть посматривал и улыбался, когда мы косили, видимо был доволен работой. У Сани получалось как-то совсем плохо.

— Саня, а ты косой косил раньше? – спросил я у него.

— Пробовал, но у меня дома резачок небольшое, я им одной рукой, когда там поросёнку мешок накошу.

— Ты лучше развлеки хозяина разговором, а мы с Петей на переменку скосим. Тут соток 10-12 осталось. За час управимся. Не в обиду, Саня, иди. Мне нужно перед тестем покрасоваться, так понятно? – видя, что Саня упирается, пошутил я.

— Ну, если так, то держи, — и вручил орудие труда.

Олька, сидя под навесом у летней кухни чистила картошку, а её мать, суетилась, то в кухню, то обратно, то с кастрюлей, то с охапкой зелени с огорода, то ещё по каким делам. Вот это мы всех напрягли, гости дорогие. Конечно, чем ближе познакомимся, тем лучше, больше доверия, думаю, будет и не буду больше слышать: «Олька, три чартов тебе дать! Домой!...»

С семи часам, мы с Петром изрядно взмокшие, хоть и косили без рубашек, приняли приглашение обмыться у хозяев в душе. Вода была горячая, не как у нас, чуть теплее, чем из-под крана, из-за того, что пока мы в поле, кто уже в общаге выхлюпают, а залив из колонки, она уже не успевала нагреваться. Под тенью клёнов был установлен невысокий самодельный столик, за который, при желании, можно было разместиться шестерым едокам столик, а в виду того, что хозяюшки отказались от приёма с нами пищи, по примеру женщин Востока, которые никогда с мужчинами за стол один не садились – это я для примера вспомнил, разместились мы вчетвером.

Тесть, буду его так величать, раз он меня и при других зятем величает, хоть и в шутку, принес из холодильника две вспотевших от перепада температур бутылок «Пшеничной» в красивых бутылках с закрутками. Разлил по стаканам водку и присел за стол с нами. Александровна поставила в супниках обдающие едоков паром и ароматом запаха свежего мяса украинский борщ. По середину установила объёмную салатницу с салатом из домашних овощей, заправленного свежим ароматным подсолнечным маслом.

— Спасибо за помощь, работали хорошо, — сказал тесть, увидев засмущавшегося Александра, добавил, — все поработали на славу, а наши хозяйки тоже вот ужин сварганили, все ж домашняя еда, хоть и в столовой неплохо кормят. Давайте, за знакомство. Будем здоровы!

Интенсивные удары ложек о тарелки издавали специфическую «мелодию голодных работников» и по мере уменьшения объема еды в тарелках, эта «мелодия» становилась всё веселее и веселее. Егор Павлович налил ещё и добавил недостающей для ранжира из второй бутылки. Водка, не рекламы ради, но была хороша. Могли же и у нас не только из нефти водку «коленвал» делать, а её так прозвали потому, что буквы слова «водка» прыгали вверх и вниз, как кривошипы коленвала и условный знак в углу этикетки в виде рюмки был на неё чёрного цвета, а на «Пшеничной», изготовленного из качественного спирта, не из нефти, как все считали, а из пшеницы, значок был красного цвета.

Надежда Александровна убрала тарелки из-под борща и поставила мясное рагу с отварной картошки, зеленью и специями, от запахов которого, как от водки кружилась голова. Давно мы не ели домашней еды, да и такое не всегда готовили и дома. Как минимум на рагу ушло парочка уже подросших петушков.

Третьей рюмкой тесть уже себя совсем обделив, разлив всю оставшуюся водку нам на троих. Запили компотом из вишен и терновки, мелкой и очень ароматной и сладкой сливы. Тесть расспрашивал кем кто работает и узнав, что я работаю не слесарем, как Саня и не медником, как Петя, а инженером, не мог не по этому поводу, то ли шутя, то ли на полу серьёзе сказать:

— Слышишь, мать? А наш будущий зять инженер. Во, как! – при этом, по обыкновению улыбаясь, что трудно было понять, насколько он серьёзен.

Я и не хотел этого говорить, но и придумывать, тем более врать не хотелось вдвойне. Всё рано или поздно выяснилось и тогда было, как минимум стыдно. Да и что здесь позорного, это же не то, что говорили раньше: «Лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора». Хорошо, что этот вопрос встал, мне нужно решать вопрос с учёбой в институте, «незаконченное высшее, меня не устраивало и, возможно, что скоро не будет устраивать и мое руководство, потому что производству будут потребны не просто технари, а дипломированные инженеры. Нужно будет съездить и узнать: я жду от них вызовов на сессии, а они обо мне не слухом не духом не знают, жив ли вообще, да и кому это больше нужно?

Я улучшив момент, когда вышла из своей горницы во двор и поспешил с ней переговорить.

— Здравствуй ближе, Красота!

— Да, прям-таки?! Здравствуй!

— Не веришь? В зеркало посмотри со словами «ты мне зеркальце скажи, да всю правду расскажи, кто на свете всех милее, всех румяней и белее?...» и оно тебе ответит «ты, конечно всех милее, всех румяней и белее…». Вот тут только неувязочка получается, нужно говорить смуглее, что ли, ты же смуглянка, как мама. Моя мама тоже смуглянка и сама говорила, что у неё кто-то в роду, какая-то прабабушка цыганкой была. Видимо и у тебя, индийской принцессой. Ты любишь индийские фильмы? Вот будешь жить в Кургане, будем в кино с тобой часто ходить.

— У тебя денег на столько денег не хватит.

— На это хватит, вот на рестораны, пожалуй и не хватит. Но обещаю тебе дискотеки устраивать, у меня есть такая музыка, которую ты никогда не слушала.

— Какая? У меня много новых пластинок есть, я в Ростове постоянно покупала свежие записи.

— Оля, такие записи в магазине не продают, сама услышишь. Но я не об этом хотел. Сегодня сможешь пораньше, давай часов в 8 вечера встретимся и целый вечер будем гулять?

— Так уже восьмой час, наверное, половина восьмого, — засмеялась Олька, — люди смеяться будут, в такое время гулять.

— Не будут. Мы пойдём за деревню, где нет людей. Ты мне так и не показала тут таинственный пруд, что выше по балке за селом.

— Ну, ладно, я сейчас маме помогу, переоденусь и пойдём, раз так хочется тебе.

— А тебе не хочется? – глядя в глаза спросил с надеждой.

Улыбнувшись, Оля отвела глаза и пошла к кухне, где мама начала убирать со стола. Мужики гутарили с Егором Павловичем, сидя на лавке, что была рядом с колодцем. Я подошёл и заглянул в колодец, увидев в нем тень своего отражения. Вода была не так и далеко, метрах в трёх всего.

Тесть заметил моё любопытство, сам меня затронул:

— Без колодца у нас никак. Хозяйство поим, овощи на огороде поливаем, капусту, так считай каждый день, жарко сейчас. Он нам и холодильником служит, вместо подвала опускаем к воде продукты, молоко, сметану. Во ты же ел борщ с домашней сметаной, скажи, разве не сказка? А вот весной, когда вода подходит, из подвала всё поднимаем в дом, картошку, свеклу, всё, вода до третьей ступеньки доходит и в колодце можно прямо так воду черпать. Мы же в балке живём, родники, вода близко. Ну и как там у вас, сегодня будете опять с дочкой собак по улице дразнить и нам с матерью спать не давать?!

— Будем, Егор Павлович, если Вы не против.

— Можно подумать, что если я буду против, то что-то изменится?

— Вы правы, ничего не изменится. Оля мне сильно нравится, если ничего не сказать.

— Ну и не говори, сам вижу. Дело молодое. Но помни наш с тобой уговор.

— Ага, его забудешь. Ноги-то у меня одни, другие не вырастут, — перевёл разговор в шутки, что не могло не понравиться юморному отцу Ольки.

— Вот-вот, верно понимаешь, — улыбаясь, Егор Павлович, крепко по-мужски пожал мне куру и моим товарищам, — спасибо вас, мужики! Выручили, а-то стареть трава-то начала, было. Если надо, заходите в гости. Мы же с вами живём, как соседи.

— Спасибо и Вам, Вам особое, Надежда Александровна за вкусный ужин! – не удержался поблагодарить хозяев и, возможно моих вторых родителей.

Мои товарищи поддержали мою инициативу, отблагодарили поклонами, и мы пошли к себе в общежитие в хорошем настроении.

***

Кто хоть раз мог вечером, сидя на бревнышке у воды пруда с ровной зеркальной заводью: трепетно обнимать свою избранницу, как на последнем ряду в кинотеатре, но при этом видя не рисованную, выдуманную жизнь на «мертвом» экране, а любоваться неповторимыми видами живой природы, слушать хор лягушек; волнительный призывный клич самки кряквы, зазывающей непослушный выводок родных крошек в родную заводь, в камыши, где им было уготовлена, заботливо приготовленная лёжка из сухих прошлогодних листьев камыша на кочке корневищ куги; суету и щебетание камышовки, из-за окраса перьев, сливавшего её с камышом делая неприметной даже для наших любопытных пары глаз; всплеск мелкой рыбёшки, покрывающих зеркальную гладь беспорядочными кружками и оставалось только догадываться, чем вызвано было это действо рыбок, или желаем посмотреть за красоту заката, или желание сбить с толку преследовавшего её вездесущего окуня, вышедшего на вечернюю охоту; увидеть этот замечательный закат, который всегда неповторим, сколько за ним не наблюдай, хоть каждый день – нет одинаковых, природа неповторима даже в таких, казалось бы мелочах; кто не испытывал прелести побыть просто вдвоём наедине с природой в этом райском уголку, нет, не в кровати, занимаясь сексом в душной комнате, а именно вот так молча сидя на брёвнышке в обнимку или держа в руке руку своей избранницы, глядя ей в глаза с воодушевлением, взглядом, наполненным светлыми мыслями и добрыми намерениями и прочитав потаенное желание, а может быть уже не в силах сдерживать своё сильное и неуёмное, прильнуть к её медовым устам, проводив до этого последний луч за горизонт, с надеждой, что завтра он порадует нас утром, известив, что новый день зародился и счастливы, мы влюблены, мы вместе. Какое это счастье!

— Спасибо тебе, милая смуглянка, за эту экскурсию. Я такой красоты давно не видел, если видел вообще, она неповторима, как и ты сама.

Оля засмущалась, но ничего не ответила. Мы поднялись, размяли отёкшие ноги, окинули ещё раз, на прощание гладь пруда взглядом, вспугнув тем самым стайку уток, готовившихся к ночлегу, они шумно взлетели, как самолёты-гидры с водной «взлётной полосы и поднявшись вверх, пока их было видно начали кружить в небе, ожидая нашего ухода. На западе, куда мы держали путь, догорала вечерняя заря узкой полоской у горизонта.

Я действительно получил здесь прилив сил, возможно потому, что моей стихией является вода, меня к ней всегда тянуло и у неё я всегда получал ощутимую подпитку сил, как физических, так и духовных. И то, и другое мне было сейчас, как никогда кстати. А у нас впереди всего три и целых три часа, которых мы проведём вместе с высоким эмоциональным подъёмом, с обострением и проявлением чувств, с молчаливым диалогом глазами и передачей недосказанного в поцелуях, в чувственных физическим прикосновением объятиях и нежностью ласки, в счастливых улыбках и бесшабашностью фантастических грёз. Я больше не смогу носить в сердце то, что само начинает из него вырываться, ломая все препоны и решетки, я всё ей выскажу, пусть она не догадывается, а знает, что я её люблю. Она должна знать, как сильно я её люблю и что она значит для меня. И пусть что будет после этого, не важно, вернее важно, очень важно, но молчать я больше не могу, когда слова признания разрывают душу, пусть и она и весь мир знает, что я её люблю.

Продолжение следует.

Предыдущая глава 3 — http://pisateli-za-dobro.com/kambala-chast-5-sudba...