Камбала. Часть 2. Глава 8.

Камбала. Часть 2. Глава 8.

Глава VIII. «Птюха»

Первый месяц служба был в разы переносить труднее, чем весь срок обучения в учебке из-за колоссальной физической и моральной нагрузки, которые отражается сильно на психике. Когда на гражданке делишься о том, на каком уровне была в годы службы «годовщина» на флоте или «дедовщина» в армии, а тебе говорят – «у нас тоже была, но сказал, что не буду стирать робу и выполнять приказы «годков» или «дедов», а когда меня пытались «нагнуть» физически, я дал отпор и от меня отстали…» — это чушь и скорее всего он или откровенно врёт, или у них не было настоящей «годковщины» на флоте или «дедовщины» в армии.

Да, я согласен, что есть даже рода войск, где этого не было, хотя бы те же Пограничные войска, в авиации, насколько я знаю, в частях западных групп Советских войск, размещенных за границей в странах социалистического содружества. Стройбат был традиционно рассадником неуставных отношений. У нас тоже ходила поговорка «Там, где заканчивается порядок, начинается Морфлот».

Когда вам рассказывают, что их сержанты или старшины гоняли и это выдают за «годовщину» — какие же это за неуставные отношения, простите меня те, кто увидел себя в этом оскорблённым. Старшина или сержант может быть и командиром отделения, например и омерзительным «годком», чинящим беспредел в неуставных отношениях.

А теперь, не буду оговариваться в выражениях с применением «и» и «или», буду конкретно говорить только о флоте. Когда утром с камбуза «карась» несёт в кубрик годку или годкам «завтрак» в виде «птюхи», а она переводится с тюремного жаргона, как «пайка тюремного хлеба» — это «годковщина», но щадящая. Она не приносит физических страданий молодому матросу, а всего лишь небольшие духовные и слегка унизительно, зная, что он человек не больной, мог бы и сам сходить, чтобы позавтракать на камбузе – нет, он этого не желает делать, а желает позавтракает не строго во время завтрака, а когда проснётся.

Годок – это тот, кому разрешается кушать в любое время суток в кубрике. Тащить в кубрик миску с «макаронами по-флотски» или борщом в термосе никто не будет – это даже смешно. Хотя, «извращенцы» какие-либо может и это позволяют. А «птюха» — это четвертинка хлеба, не кусочками, а именно булка, разрезанная дважды пополам, вдлинь и поперёк. Её обильно, как при заказе в ресторане, чтоб угодить «заказчику», намазывают сливочным маслом и сверху укладывают, опять же, сколько заказано кусочков сахара. В те годы разовых пакетиков не было и «птюхи» заворачивали в обычные газеты.

А вот, когда, как я уже говорил, что в казарму с того же камбуза вбегали первыми «караси», а у них за пазухой, если форма одежды № 4 или № 5, предусматривала собой бушлаты или шинели, а в теплое время года, тогда в руках, как всё равно, при встрече дорогих гостей с хлебом и солью. И вот, когда шумно открывалась дверь в коридор второго этажа, то за ней нас уже поджидал «кэп» или «командир» — мы не называли никогда при личном общении командира ПЛ, как положено по уставу «товарищ капитан 2-го ранга».

Он показывал на открытую дверь своей каюты, со словами:

— Разгружайтесь.

Когда из-за пазух были извлечены свёртки с «птюхами», он снова показывал на дверь со словами:

— Свободны! Пожелайте «годкам» приятного аппетита.

Конечно, он знал, что через минуту будет происходить в кубрике. Голодный «годок» — это зверь. Одни получали пинка под зад, другие, в назидание кулак в лоб, до ослепительно ярких звёзд, для освещения мрачной действительности, третьи пытались сложить «многоэтажки из матов», но они постоянно разваливались, от злости матерных слов даже не хватало.

«Спасибо, товарищ командир, за заботу о личном составе и за действенные методы борьбы с «годковщиной»! Спасибо!».

Сегодня в гальюне после отбоя будет порядок, как в финской бане или ещё лучше, так как есть очень значимый повод для наказания.

И даже в обращении к командованию просматривались неуставные отношение. Если на обращение «товарищ командир» не только кэп, но и механик, только улыбался, ведь он тоже командир, только боевой части № 5, это было не уставное, но уважительное отношение к командирам.«Сундуки» особым авторитетом не пользовались, к ним обращались по обыкновению «товарищ мичман», но если он заслуживает по вашему мнению «поощрения» то можно было и не пожалеть на него «потратить» одно обращение «товарищ командир». По факту он тоже командир вашей команды мотористов, например.

На флоте было «западло» вообще, при перемещении по территории ВМБ, где-бы-то не было, отдавать честь ни только мичманам, но и младшим офицерам, включительно. Был каверзный случай, когда нам назначили нового «строевика», заместителя командира дивизиона по строевой части в звании «каплей». А он, пока его ещё не представили на построении личному составу дивизиона, решил «разнюхать» что, где и как. Гуляя по всем возможным тропкам и дорожкам, стал замечать, что его совсем не замечают, как «невидимку».

Конечно, его хорошенько «жаба придушила» и он за час выдал столько «нарядов вне очереди», сколько служащие-срочники не получали все вместе взятые за целый год службы. Понятно, штабник, что с него взять. Естественно, что никто и не думал сообщать, как положено по уставу своему непосредственному начальнику, т.е. командиру отделения. А об их существовании, порой вспоминали только на корабле, при выполнении боевых задач, где требовалось неукоснительное исполнение, не столько уставов даже, а положений «книжки боевой номер» — это «отче наш моряка» и во время стоянки корабля у пирса и в море, тем более.

В море, если ты, к примеру, «годок», за тебя выполнять твои действия никто никогда не станет – это будет всё равно, что «выстрелить себе в ногу» и это в лучшем случае, и до – «упаси, Господи»… Что касается жизни в казарме, да ещё, когда дежурный по команде остаётся главным, он и царь, и бог. Да, собственно говоря, это и есть «золотое время» годков.

Кто-то скажет, а что разве нельзя пожаловаться, если творится беспредел? Конечно можно. И могу привести много примеров того, как это «помогает».

Одного «карася» попинали чуть-чуть за какой-то явный «косяк» и, как обычно сказали – «будешь наказан до тех пор, пока не скажем хватит или сам не одумаешься и не попросишь прощение за проступок». Надо сказать ещё, что как правило, годки бьют «прицельно», тщательно выбирая такие места на теле, чтобы были и ощутимо больно и не оставалось синяков: в туловище, в живот, в пах. Большинство-то избиваемых не боксёры там какие, даже элементарными приёмами защиты не обладают, да и в переделках никогда видимо не приходилось бывать.

Так вот, этот паренёк, даже не умеющий за себя попытаться постоять, понимая, что бесполезно и нельзя сказать, что он просто трусливый, воспитывался одной мамой и не видел улицы и дворовых потасовок никогда, тем более в них не участвовал. Может быть из той кагорки, которые в детстве, если что, бежали домой и кричали «я папе сейчас всё расскажу!», если папа ещё был в семье или старшему брату. Иногда это делали для острастки, а иногда и правда приводили папу для «разборок».

Постучав и войдя в каюту старпома, в звании капитан-лейтенанта, матрос обратился с рапОртом:

— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите доложить?! – и не дожидаясь даже ответа, продолжил, — меня вчера избили «годки». Прошу Вас разобраться и наказать…

Капитан-лейтенант с удивлением смотрел на это, невесть откуда свалившееся чудо. И не сдерживая улыбки, спросил:

— Ты кто есть, матрос?

— Матрос Голубков Василий Сергеевич!

Естественно, фамилия, имя и отчество этого матроса изменена, даже без намека на настоящую.

— Во, как! – продолжая улыбаться, отвечал старпом, — Извините, Василий Сергеевич, что я Вас на «ты» и не смог вспомнить по имени отчеству. Извините, пожалуйста!

Матрос отказывался понимать и даже представить не мог, что на такой неотлагательный сигнал, старпом отреагирует незамедлительно, а тут…

— Вы, уважаемый посчитали сколько нарушений сделали в своем рапОрте? Или Устав внутренней службы и Дисциплинарный Устав не для Вас?

— ??? – матрос не знал, что ему ответить на это.

— Стоило бы мне Вас наказать за это матрос, ну да ладно. Я сегодня добрый. Идите!

Когда матрос ушёл, старпом открыл дверь и подозвав дневального у тумбочки к себе и сказал:

— Объяви в кубрике, чтобы «годки» ко мне зашли. Срочно!

Дневальный матрос также из «карасей», грешным делом, подумал: «Вот влипнет вам, «годки», сейчас. Молодец, Вася, не побоялся, видимо, за вчерашний инцидент рассказать старпому…

— «Годков» зовёт старпом в свой кубрик. Срочно! – объявил в кубрике дневальный.

— Чё, убогий?! Бегом к тумбочке! Ты, что место своё забыл? Подсказать. Наряд вне очереди! Что? Не слышу ответа.

— Есть наряд вне очереди, — ответил дневальный и опустив голову занял место у тумбочки.

— Ну, чё, «годки», пойдём на «экзекуцию»? – шутили годки, прикрепляя поглаженные, с наведёнными вчера «карасями» «стрелками» на гюйсах и по-домашнему, всунув ноги в тапочки, потянулись к выходу в коридор.

Когда все зашли в кабинет, один за всех спросил: «Вызывали?»

— Вызывал. Вызывал. Станьте полукругом, чтобы я всех сразу видел.

«Годки» растянулись по довольно тесной для таких разговоров каюте полукругом.

— Ну доложите, били молодого? За что?

— Нет, никак нет, товарищ капитан-лейтенант! Не били. Может где шлёпнулся, а на нас хочет отыграться.

— Да били! Я по его глазам видел, что не врёт. Ну, кто так бьёт? Совсем разучились, да? Может быть сейчас на вас тут и продемонстрировать, как нужно? – внимательно, изучающе глядя в глаза «годков», пытаясь понять участие каждого во вчерашнем инциденте.

— Кто же так бьёт? Нужно бить так, чтобы после этого жаловаться не смели. Идите. Нет, подождите! – снова остановил старпом «годков» и продолжил, — Я вижу, что вы плохо с молодёжью работаете. Почему он не знает субординации и формы доклада? Нужно проводить занятия по уставам почаще, пусть зубрят и на ночь, вместо сказки вам рассказывают. А, теперь идите. Глаза бы мои на вас не смотрели.

Вот примерно так всё это выглядело. Кто думал раньше или сейчас думает, что весь командный состав корабля кровно заинтересован в пресечении неуставных отношений, тот очень сильно ошибается. Всё ровно наоборот. Если бы у меня ещё остались зубы, я бы «дал зуб» за это. А ведь на службе были все до одного. Эх, старость!

Ох, как мне уже начало надоедать быть «карасём», хочу быть, хотя-бы «камбалой». «Хочешь? Будешь!» — доносился откуда-то мой внутренний голос. Логично думать, что голос доносился изнутри, иначе зачем его называть внутренним.

Листья на территории уже давно выметены до листика и сожжены. Что вы говорите? Какая там ещё коммунальная служба, вы о чём? Мы где? Мы же не на коммунальной службе находимся, а на самой, что ни есть военной и не просто военной, а несем службу в ВМФ. Нет же, не «военные мужчины флота» это расшифровывается. Привыкли тоже мне, как ВДВ – «войска дяди Васи» расшифровывать.

Декабрь на Балтике является тем противным месяцем, когда может быть и снег, и дождь и ветра сильные штормовые. Часто объявлялись штормовые предупреждения и экипажам необходимо было соблюдать особую бдительность, особенно стоявших на нижней и верхней вахте на лодках.

Как-то пошёл слух, что пока отработка боевых задач прекращается на воде и мы давно уже занимаемся по совершенствованию знаний на занятиях в тёплых классах и политзанятия – дело святое. А раз святое, то и выглядеть «Красный уголок» должен был не хуже, чем Исаковский собор в Ленинграде или Домской в Риге.

На одном из построений, был вопрос ко всем, такого плана:

— До нового года осталось не так много времени. У нас стоит одна нерешенная задача – ремонт «красного уголка». Кто когда-нибудь имел дело с такой работой, как заделка трещин, побелка стен и потолка, покраска пола и стен до определенной высоты. Еще нужно было потом плакаты и стенды оформить.

— Я могу, — не раздумывая сказал я, как будто меня за язык тянули. Я почему-то был уверен, что это будет в разы лучше, чем выполнять уборочные работы на улице.

— А, что ты умеешь? – спросил для уверенности замполит, — не курятник у бабушки в деревне белил?

— Никак, нет! Я в институте с товарищами в общежитии кое-что делал и в учебном корпусе на учебной практике, да и в учебке занимался организацией проведения и оформлением класса для политзанятий, почти тоже, что и здесь.

— Хорошо! Посмотрим, как будешь работать. Рассчитать с мастеровых всегда успеется.

Я кивал Сане Гущину, мол выходи. Он мялся, но видимо, я был убедителен, хоть и без слов, но вышел и тоже признался, что приходилось дома маме помогать. Она у него одна, без отца рос.

— Еще нужно человека два, кто-то и старший должен быть, кто будет руководить всем на месте. Старшины, кто желает?

Вышел, вальяжно переваливаясь с ноги на ногу первостатейный «годок» Кудряшов Сергей, родом из Белоруссии, занимавшийся и на «гражданке» и здесь боксом и ежедневно, больше от скуки, «качал» мышцы.

Следом за ним дал согласие и его, можно даже сказать ученик, желающий сделать фигуру, если не идеальной, то хоть чуточку похожую на Серегину – это был Владимир Мартыненко, мой земляк, правда его малая родина было километрах 350 от моей, где в Песчанакопском районе, рядом с родиной знаменитой на всю страну женщиной-комбайнёром, организовавшей женское звено комбайнёров и, буквально 2 года тому назад получила наивысшую награду Родины, звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и медали «Серп и Молот». Но разница в годах службы в 1,5 года не давала права признавать ему меня земляком. Но и не больно хотелось. Хотя, он был не зловредным старшиной, в отличии хотя бы от своего учителя.

Сергей был очень хитрым, чаще притворяясь таким старшим товарищем с желанием помочь, быть справедливым и пр. Отчасти это так и было. Он, практически единственный «годок» кто практически не пропускал возможности вывести команду на физзарядку, задать нам «жару», добавляя и добавляя темп бега, что для него, тренированного спортсмена было, что «семечки щелкать», а нам ох, как трудно доставалось. Но и в этом были также явные плюсы, наш экипаж в плане физподготовки был одним из лучших во всём дивизионе.

Да и провинившихся он наказывал по-своему. Если кто-то в тренировках это использовал, тот поймёт, что значит бежать 3 км, с гантелями по 3 кг в руках. Даже не знаю, как это назвать, заботой о здоровье или издевательство над «карасями» или «молодыми», да и «полторашникам» доставалось, если провинились в чём-то.

А самое, на мой взгляд непозволительное было то, что он подбирал «тренировочные груши» среди нас. И делал это опять же таки с хитрецой. Когда ещё задолго до вечерней поверки предлагал, прослужившим чуть больше полгода или года, стать такой «грушей» вместе вечерней работы, как обычно на объектах казарменного хозяйства. При этом обещал, что бить будет слабее, чем в полсилы и тогда те, с кем он будет тренироваться, к концу службы станут и боксёрами, и «качками», что все девки будут их.

Это нас насторожило, но назад дороги уже не было. Мы точно знали, что сачковать нам точно не придётся. Сергея, как старшего по званию и активного не только в спорте старшину назначили старшим. И огласили некоторые льготы, которыми могли пользоваться члены бригады «шабаёв», именно так у нас дома называли наёмных специалистов.

Был только один, из моей же команды мотористов, хоть и обучался он в одном взводе со мной, но с ним в Севастополе я практически не пересекался – это был Виктор Туров, родом из г. Комрат, что в Молдавии, который принимал участие в двух из трёх тренировках, если были целы губы и нос. Но об этом моем коллеге по команде мотористе и, в последствии ещё и подчинённом, погорим позже. Он заслуживает, думаю, отдельного и неспешного знакомства.

Предположение того, что эти два товарища не будут с нами работать, оправдалось. Сергей спрашивал у нас, заглянув, на месте ли мы и не спим-ли за закрытой дверью и с дружеской, на первый взгляд улыбкой спрашивал, как-то подкупно и не по-военному:

— Ну, чево, пацаны? Что нам нужно на завтра заказать? Говорите. Пойдём на склад боцмана, что у пирса и возьмём, что надобно.

Мы, прикинув материал, говорили, что пока ничего не нужно, а если нуждались, то отправлялись со старшиной в кладовку боцмана. В этом случае нам предстояла полуторакилометровая прогулка в сторону нашей тихой гавани с кораблями, где влево от аккумуляторной станции, где обслуживали и аккумуляторы с подводных лодок и рядом станция по зарядке кислородом и газами баллонов спасательного снаряжения подводников, располагались боцманские склады.

Как и предполагали, наш «бугор» в лице «годка» и его «зам» были простыми «дармоедами», от них помощи «с Гулькин нос», а нам напряг двойной, приходились вторую рабочую норму «за того парня» тянуть. Их задача, поднять свой авторитет в глазах командования сводился к нескольким «рисовкам» в течение дня, когда командир и замы находятся в своих береговых каютах.

Для этой цели они использовали, однажды заляпанную известью и краской старую робу, которую прятали здесь же. Переодевшись в грязное, пробегутся по коридору с ведерком воды и для лучшего привлечения к себе внимания, можно крикнуть «Осторожно! Поберегись!» «Цирк уехал, а клоуны остались», так и у нас.

За это, придерживаясь принципа «ты мне – я тебе», нам было позволено ходить на камбуз не строем, а самостоятельно вместе с подменившимся на посту дневальным. Вот так мы ходили, когда шум, гам и грохот ложек стихал.

Это было в разы лучше, чем столоваться со всеми. У каждого было своё место за столом. Во главе стола, где стояли дюралевые бачки с первым и вторым блюдом, если в обед и чайником с компотом; утром не расфасованный кусок масла, из расчёта 50 г утром, из нормы 70 г в сутки; сыр твёрдый 30 г; банка сгущённого молока; когда в море, по дополнительному пайку было положена маленькая шоколадка 25-30 г, одна вяленная тарань и 100 сухого вина.

В армии, насколько я слышал, во главе стола стоит «разводящий», разливающий и наполняющий миски едой. Обычно это был, отслуживший год солдат, которого и называли «черпак». У нас на флоте с таким сроком службы называли «борзый карась». Но у нас дележ припасов осуществлялся совсем иначе. Примерно, как в старину садилась большая семья и первый свою ложку в котёл опускал старший семьи и дальше по убывающей.

Во главу стола садилось обычно 2 «годка», следом 2-3 «подгодка», «полторашники», «борзые караси» и на самом краю уже «караси». «Карасям» обычно доставалось то, что вообще доставалось, если еда вкусная, включая масло, сыр, сахар, сгущенку, то могло и ничего не достаться. «Годки» выбирали чем их душа сегодня соизволила угодить желудку. Если бы смог, то любой годок мог просто без хлеба съесть полкило масла, или пробив баночку сгущенки, отпить из неё добрую половину. Годкам это позволялось.

«Подгодки» уже, как говорят «сливки не снимали», они были сняты, но также ни ч чём себе не отказывали. Если утром была «птюха» из четвертинки белого хлеба, то на обед на стол была булка чёрного ржаного и белого пшеничного хлеба. Даже в этой, казалось мелочи, «карасям» доставался, обычно, только чёрный. Ну, а если каша получалась неудачная, типа «керзухи», то «годки» подкалывали «карасей», типа ешьте, отъедайте «мамоны».

«Караси» постоянно не доедали, желудки всё время урчали, как двигатели, когда топливо заканчивалось. Выбирая свободное от работ время, бежали на камбуз, благо – он в двух минутах ходьбы от казармы. Старались улучшить момент и попросить у вестовых, работающих в офицерских столовых, чтобы вынесли чего-нибудь повкусней, чтоб набить основательно желудок. Самое страшное было, когда, как баклан налопаешься кильки в томатном соусе с чёрным хлебом. Я желудок успел испортить ещё в студенческие годы перекусами в сухомятку.

Изжога просто сжигала и единственным эффективным способом погасить «пожар» внутри себя, был сигаретный пепел. Скуриваешь сигарету, а пепел весь в ладошку собираешь. Заглотил и на время изжога отходит.

Если бы не вот такая «уравниловка» в питании личного состава, то в принципе, то нас, конечно, кормили получше, чем в солдатских столовых. А, если в море, то и того лучше. А к тому-же, часть моряков, плохо переносивших качку, отказывались от еды, а пищу приносили на всех. Чайкам и бакланам доставалась не самая вкусная из рациона подводника еда.

Мы тут вот болтаем, а в «красном уголке» работа кипит. Давайте прислушаемся, о чем там говорят.

— Саня, ты какую музыку любишь? – поинтересовался мой днепропетровский тезка.

— Знаешь, Саня, почти всю, если она душевная, даже классика есть бесподобная. Вот знаю, но не помню названия, что-то у Листа есть, а вот ещё у Вивальди «Времена года», потом «Лунную сонату» слушал не раз, кажется это Бетховена, а «Танец с саблями» Хачатуряна как заводит. Но больше люблю слушать ВИА «Весёлый ребята», «Самоцветы», у «Песняров» душевные песни, а группа «Цветы», на танцах, как врубят – класс.

— И всё? Ты вот это слушаешь?

— Ой, можно подумать, что ты чего-то другое слушаешь? – с недовольством ответил ему.

— Ты хоть слышал: «Битлз», Лед Зеппелин, «Дип Пёрпл»?

— Нет, Саня, я вчера с пальмы спустился, а сегодня у меня хвост отвалился, — съязвил я, — «можно подумать, что он из голубых кровей, английский лорд, ё-моё…» — подумал, но не стал говорить.

— Англия – «Старый Свет», центр культуры мира. Я обязательно попаду когда-нибудь в Британское королевство. Это очень клёво будет, поверь. Ты английский изучал в школе?

— Нет, с неким недовольством ответил я. Не спорю, что «Битлз» знает весь мир. Немецкий язык не такой певучий, как наш или французский, а итальянский замечательно звучит. Ты группу «Скальды» знаешь?

— Не-а. А, что?

— Мы с чуваками ездили в Ростов, они во Дворце спорта выступали. Столько у них инструментов, оборудования, хавайся. Какие композиции красивые. Вообще, вживую вся музыка красива, если сильно не фальшивить. Мы, как-то в 9-м классе сбежали всем классом с занятий и слушали, как наша одноклассница шпарила на пианино. Слушаешь и слушать хочется. А, если в зале с хорошей акустикой?

— Да и не только музыка, Запад – есть Запад. Там всё суперское. Тачки какие!? Куда нашим «Москвичам», да «Жигулям» тягаться. А шмотки какие? Ты джинсы настоящие носил?

— Нет, Саша, не мог позволить себе такого. Я год назад или чуть больше, учась в институте, носил хромовые офицерские сапоги, батины, им четверть века было, но сохранил их отец замечательно, только в праздники одевал. Я носил, ещё учась в школе, только не в школу, техасы. Это какое-то напоминание на джинсы, с более тонким материалом, лёгкие и прочные, и, главное, что они были не с прямыми штанинами, а расклешёнными. Мне очень нравились. Мультик «Бременские музыканты» видел? Вот похожи были на брюки Трубадура.

— А я сносил почти одни, в драке порвали, хоть и крепучими были. Я на них долго копил и подрабатывал. Мамка же одна у меня. Батю не помню. Мать говорила, что сидит за что-то, скоро выйдет. Видимо или «коньки двинул», или просто бросил нас. Я вот думаю, как мамка переживёт, если я за Запад «свалю»?

— Ты чё, серьёзно. Вот видишь, один только подумал и даже рта не дали открыть?

— А, ты, о ком? – не понял Гущин.

— Да об этом замполите, который, как ты, «за бугор» собирался.

— Он не так всё сделал, нужно было меньше говорить, а больше делать. Нафиг ему было что-то доказывать тут, у нас? Перебрался бы «за бугор», чтоб КГБ не достало и говори тогда всё что хочешь. Там всё можно говорить, рот не заткнут. Я дома «Свободу» часто слушал. Наши забивали, правда, но всё равно говорят всё о нас, что тут делается.

— Так и я отсюда могу сказать всё, что думаю о них и мне ничего не будет. Шо, не так? Может они о своих проблемах так же боятся говорить, ЦРУ боятся? – пытался я переубедить товарища.

Но, чем дальше мы зарывались в политические вопросы и я, как пропагандист с удостоверением, должен же был Саню убедить в неверности его восхваления всего западного и преклонения даже перед ними. У нас есть такие места, где мы обязаны преклоняться – это воинские захоронения, тысячи памятников и обелисков, посвященных павшим героям Великой Отечественной войны. Нет, Саша, с тобой нужно работать и работать в плане воспитательной, агитационной работы.

— Давай поднажмём, а-то «боксер» придет, а мы на месте топчемся.

— Давай подгоним работу, Саня. Потом поговорим, — согласился мой оппонент и мы стали готовить новый раствор для побелки.

***

Прошло месяцев пять после того, как мы вели с Саней подобного рода беседы, и я уже служил тогда на соседней лодке, не в смысле в ряду на пирсе, а в соседний экипаж по кубрику в казарме. В принципе, мне и переезжать не пришлось, просто моя койка стала метрах в 8-10 от прежней.

На лодку Б-75 требовался старший моторист в штат, а на «Псковском комсомольце» я был простым мотористом. Мне так не хотелось, чтобы мне еще не присвоили звание старший матрос. Как и ефрейтор в армии, такие повышения считают, как «за стукачество» и говорят «лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора». Пусть лучше будут красивые буквы БФ на погонах, чем по «одной сопле».

Не помню точно, в какое число мая, уже пробилась первая травка, было довольно тепло и радостно, что скоро мы перешагнём через следующий рубеж, станем «полторашниками», к нам должны будут салаги после учебок и мы передадим им «своё наследие». Ох, как тяжело ждать и догонять – с этим никто не спорит.

У меня появились те собратья, с которыми пришлось теперь плечом к плечу «тянуть лямку» почетной обязанности, служить правдой и верой своей Родине на «большой океанской дизель-электрической подводной лодке 611 проекта». Она была, конечно, покрупнее немного «эски», в ней располагалось три «линия валов», а не два, как на предыдущей, а значит и три дизеля и три электрических машины, работающих и в режиме двигателей, и в режиме генераторов, для заряда аккумуляторных батарей. Три дизеля такой же серии, как и на «эске», и какие мы изучали в учебке.

А стало быть, мне нужно было привыкать к новому посту и учить «книжку боевой номер». А также привыкать к новым отношениям в другом экипаже, хоть практически знал всех, но не знал ещё как они меня воспримут. Хотя участь служивого не оценивалась его званием и должностью, не его ростом и весом, не его умственными способностями даже, а если они «выше средних», то это скорее минус, чем плюс.

Никому не хочется выглядеть дураком в глазах более умного человека. Я это не к тому, что я самый умный был в новом коллективе, Боже, упаси! Просто не хотелось притворяться придурком, улыбающимся вечно и безропотно выполняющего приказания «годков». Флотские традиции – табу и я их, в большинстве своём готов выполнять, но «перегибов» не нужно.

С Саней Гущиным стал видеться редко, чаще вечером в курилке. Перебрасывались парой слов и всё. Он хорошо сдружился, когда я освободил для этого место, с Максимом одесситом, весельчаком-гитаристом и, как и он сам трюмным, а также с Андреем Гудковым, с кем я также поддерживал максимально, насколько возможно, товарищеские отношения.

В один из дней личный состав С 191 и нашей Б 75, построили с важным сообщением. Командиры предоставили слово представителю штаба дивизии в звании капитана 3-го ранга и капитана штаба Рижского гарнизона по вот какому поводу.

— Обращаемся ко всему личному составу с просьбой, если кто-нибудь что-то знает или о месте нахождения матроса ПЛ командира Ханина, Гудкова Александра Алексеевича или любую другую информация о нём, необходимо немедленно доложить об этом капитану Харитонову или по Уставу, «ступенчато», капитану 2-го ранга Ханину. Вопросы есть?

Все начали перешушикиваться, особенно матросы нашего экипажа. Мы понятия не имели, что случилось. А в команде Ханина вся вахтенная служба знала о пропаже матроса. Конечно, дежурный по кораблю получит хорошую взбучке, как минимум, за то, что не доложил о пропаже военнослужащего. Все надеялись на то, что ушёл матрос в «самоход» и не успел явиться к времени заступления на утреннюю вахту. Знали, что он передал вахту в 02 часа и должен был отдыхать. Но утром его нигде не обнаружили.

— Раз вопросов нет, старшего матроса Гудкова и матроса Островного просьба остаться, для дачи показаний капитану Харитонову. Всем остальным заниматься по распорядку дня, — сделал указания «кап три».

— Разойдись! – скомандовал «кап два» Ханин, ему вторил кивком наш штабист, «кап три» Шохин.

В курилке началась дискуссия. Конечно, «ханинцы», особенно те, кто был с Саней в наряде «на нижней вахте» должны были что-то знать, слышать или видеть. Человек – не иголка, не мог бесследно исчезнуть. А раз капитан пригласил товарищей Александра, то, возможно, что-то и раскроется.

Вскорости мы узнали, что первым «раскололся» Максим Островский, одессит. Умеют же особисты «подход находить». А следом и Андрея Гудкова заставили говорить. И это без пыток, только умением сказать нужные слова, от которых волосы становятся дыбом даже на спине, если они там есть, а если нет, то вырастают быстро и тоже становятся дыбом.

Саша Гущин в течение нескольких месяцев, в аккурат, начиная от нашего совместного с ним подрядного ремонта «Красного уголка», замыслил то, что проскакивало у него и при общении со мной – побег. И не просто побег со службы, а побег за границу. Обработать меня ему не удалось, я был до хруста костей парнем патриотичным. И он переключился на своих товарищей по команде Ханина, которым я уже не являлся после перевода в штат команды Рекста Давида Ивановича.

Не удивляйтесь, что не говорю в воинскую часть № такой-то или экипаж. Так было принято, не только внутри самого экипажа или команды, а больше вне их, когда представлялся, например, на построении или, когда на вахте именно так: «Вахтенный 2-й смены команды Рекста, матрос Иващенко».

По этому поводу между личным составом срочной службы ходили шутки, типа: «кубрик команды Гав-Гав», «матросы команды Гав-Гав» и т.п. Мы такой «погонялой» были даже польщены. Пусть побаиваются, как «Волчий клык» или «Сорви голова», наша погоняла настораживала, как минимум.

План «беглеца» выглядел сравнительно просто, но от этого был не менее дерзким. Бежать Саша агитировал товарищей и до последнего они его как бы поддерживали, а скорее всего в серьёз не воспринимали.

В некоторых из своих задумок ему нужны были помощники. Когда, по его мнению, подходило время «Х», пора было раскрыть все карты. С Андреем проблем не было, он заступал на вахту вместе с Саней. То есть был с ним внутри лодки и мог помочь там в осуществлении плана. Максим оставался в кубрике на базе, так как на нижнюю вахту одновременно двоих трюмных не брали. Нужно было что-то придумать. И придумали, он попросится на верхнюю вахту, вне очереди, чему те, кто не заступал только рады будут. Только нужно решить со сменой, нужно стоять на верху во второй смене.

— Я заступаю на вахту во вторую смену. После полуночи, когда, как обычно все усыпают, мы с тобой, Андрей, в час ночи встречаемся во втором отсеке у артпогреба, «оружейки», короче. Вскрываем «оружейку»…

— Ты чё, Саня? Там же пломбы. Что потом? Сразу заметят, а ты говорил, что нас долго не кинутся, — недоверчиво отозвался Андрей, — может ну его это оружие?

— Не обсуждается. Без него нам не обойтись в дальнейшем. Мы пломбы не тронем, вдвоём снимем на навесах, с помощью фомки, а пломбы останутся целыми. Берём только «волыны» и патроны, их спрятать легче. Выходя из рубки, запираем люк сверху. К нам присоединяется Максим.

— А, что мне с карабином делать, он не пистолет?

— Утопишь у пирса, он не пригодится. С одним заминка пока ещё есть. Я не знаю, как банки с регенеративными пластинами взорвать?

???

— Ты чё?! Хочешь лодку взорвать?

— Только взрыв и пожар надежно «заметают» следы. Вывод – сгорели заживо. И искать не станут.

— Не-е-е! Мы под этим не подписываемся. – Отвечал Андрей и ему был солидарен Максим.

Всё, что угодно, но погубить лодку ещё ладно, но людей?! На это товарищи зачинщика ни за что не соглашались.

— Ну, хорошо, хорошо! Просто закроем всех в лодке и связь нужно повредить. Провод чикнем на раз-два. Вещей с собой никаких не брать, не стоит лишние подозрения вызывать.

На том и порешили. План работал ровно до момента, когда нужно покидать, по сути свой вахтенный пост и не считая взлома оружейного склада – серьёзное преступление, подлежащее под статью «дезертирство».

Вот в этот переходной момент «подельники» «включили задний ход» и оба отказались от плана побега. Видимо уже осознав всю серьёзность происходящего момента. Но, при этом, конечно, продолжали играть в молчанку.

Потом уже на допросе Максим скажет, что на трапе ему Гущин сказал, что его послал дежурный по кораблю на базу с заданием. Но КГБешников не проведёшь. Всё тайное вскоре стало явным. Выяснилась пропажа трёх пистолетов ПМ с десятком запасных обойм и потихоньку, в ходе дознания стали всплывать новые и новые подробности.

Хорошо ещё, что Андрей и Максим проходили по делу, как свидетели. Был объявлен «Всесоюзный розыск дезертира, военного моряка с оружием в руках», а потому представляющего особую опасность.

Весь личный состав дивизиона был построен на плацу, где было объявлено о случившемся в дивизионе ЧП. Был организовано обследование всей территории ВМБ, с целью обнаружения оружия, в первую очередь и всех предметов, которые могли бы указывать и наводить на след дезертира.

Мы ходили цепью, плечом к плечу и переворачивали даже прошлогодние листья, где по определению не мог поместиться пистолет, разве, что патроны. Смешного ничего не было и, хоть все понимали, что Саша брал не для того оружие из «оружейки», чтобы потом оставить где-то на территории части и когда-нибудь за ним вернуться. Хотя, люди разные и что у них в голове – потёмки. Лично я, зная его бескомпромиссность, был уверен, что пистолеты с ним, а вот как он осуществит дальнейший план перехода границы – этого и я не мог знать, и со своими подельниками видимо не делился тоже.

Срочно были организованы группы по три человека, во главе с офицерами и матросами срочной службы, для контроля и отслеживания на железнодорожном и автовокзалах, аэропорту и морском порту, переодетых по гражданке. Вот морской порт, если план беглеца состоял в достижении своей цели попасть на Запад, то он был очень даже вероятным. Были посланы не только радиограммы в те места, где мог появиться Гущин, дома или по адресам родственников, но и посланы люди, чтобы отслеживать процесс на месте.

Мы обшарили все кустики, все пирсы и под ними, задействованы были даже водолазы для обследования дна у пирсов – никаких результатов не было. Предстояло расширять круг поиска, в первую очередь окрестности посёлка Усть-Двинск с расположенным на острове лесонасаждением и посёлок Болдерая был на очереди.

Прошла практически неделя, не давшая результатов. Наступали очередные выходные дни. И в субботу поступает тревожное сообщение: «В лесном массиве, на окраине посёлка Булли, на территории одного из дачных участков, неким молодым человеком был легко ранен хозяин дачи.

По тревоге мы были подняты, получили автоматы и в общей сложности 60 человек с младшими и старшими офицерами во главе, на трёх автомобилях ЗИЛ-131, под тентами, выдвинулись по месту поступления тревожного сигнала. Меня не покидала мысль, если случиться такое, что мне придётся встретиться где-нибудь со своим товарищем лоб в лоб, будет ли он в меня стрелять. И, вдруг, если обстановка будет меня вынуждать, смогу ли я нажать на спусковой крючок? На этот непростой вопрос невозможно ответить заранее. Но хотелось бы верить, что у Саши найдётся и мужество, и здравости ума, чтобы не сделать непоправимую ошибку. Ведь нас инструктировали, при неподчинении приказа сдаться и сдать оружие, принимать решение на месте и стараться стрелять по ногам. У меня была большая надежда на мирный исход этой трагической истории потому ещё, что, когда он был обнаружен хозяином у себя на даче, мирно спящий молодой человек, тот попытался выпроводить незваного гостя, а тот спросонья, скорее всего, выстрелить, чтобы отпугнуть, а не убить. И как мы потом узнали, что пуля ранила хозяина, отрекашетив от какого-то предмета или даже не пуля, а отколотый пулей кусок древесины.

Прочёсывание местности ничего не дало. От этого легче никому не было. Это всё от того, что в то время, когда у милиции только «мобилы» были в виде раций. Кто знает, сколько времени прошло от того, как хозяин оказался глаза в глаза с дезертиром, хотя по одежде этого нельзя было распознать, так как он переоделся давно в гражданку. На дачах вообще могло не оказаться телефонов.

Командование решало вопрос о продолжении поисков и разрабатывало схему прочёсывания территорий. Но пока этого сделано не было, руководство получило сообщение, что подозреваемый в преступлениях беглец задержан на железнодорожном вокзале у билетных касс. Кто-то из мичманов, дежуривший на вокзале, переодетый в гражданский костюм, узнал в парне с сумкой и темных солнцезащитных очках Александра, совместно с патрулём и нарядом милиции сумели умело задержать его, не дав воспользоваться оружием, которое всё было при нём в сумке.

После завершения следствия, на которое вызывали неоднократно и проходивших свидетелями его товарищей, и командование, была назначена дата трибуна, которая была организована, как показательная в стенах нашего матросского клуба. Вот такое оно, «бесплатное кино».

Личный состав находился уже весь в зале, когда приехал автозак и конвоиры ввели, одетого в ватник, в наручниках и улыбающегося, как мы привыкли его видеть, Сашу Гущина. Когда его усадили в стороне от сцены и рядом стали конвоиры, улыбка ушла с лица, подсудимый был серьёзен, но спокоен, в крайнем случае внешне не высказывал волнение. Мне показалось, что он скорее всего хотел показать, что он безразличен к тому, что здесь происходит и его это касается в самую последнюю очередь.

Военный прокурор зачитал весь состав вменяемого преступления по трём статьям: 1) «самовольное оставление части или места службы в целях уклонения от прохождения военной службы…» (предусмотрен срок до 7 лет); 2) «хищение огнестрельного оружия и боеприпасов к нему…» (срок от трёх до семи лет); 3) «попытка применения оружия…» (срок от пяти до десяти лет).

С последним словом, подсудимый встал, раздвинул плечи, обвёл зал взглядом и присел не место. Но вот сейчас-то, как я думал не то время, чтобы геройствовать, повиниться бы не мешало. Благо, что угрозу взорвать корабль, посчитали просто шуткой и в деле не фигурировало.

Военный прокурор после совещания огласил приговор:

— «… учитывая молодость подсудимого и того, что ранее он не был судим, характеристики и отзывы командования, а также все факты, ставшие достоянием военной прокуратуры, в результате расследования, военный трибунал постановил: путем частичного сложения наказаний, подсудимый Гущин Александр к 5 годам лишения свободы…»

«Да, брат, вкиснет тебе там. Это не робу «годкам» стирать, и не шуршать за троих на хозяйственных работах, тем более мог уже здесь перейти в другую касту «молодых». А в тюрьме придётся довольствоваться «птюхой» не белого хлеба, а чёрного, без масла и сахара. По любому жаль парня, 19 лет всего прожил, а пятно на всю жизнь. Храни тебя, Господь. Верится с трудом, но очень хочется, чтобы тебя мама не только дождалась, но, и чтобы ты стал потом, когда придёшь домой, опорой.

Продолжение следует.

Предыдущая глава 7 -  http://pisateli-za-dobro.com/kambala-chast-2-glava...

 

Прочли стихотворение или рассказ???

Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.

И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!

 

0
14:52
293
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!